Мы с тобой не ровня!

Когда Эсмеральда и Клопен разрезали веревки, которыми был привязан к дереву судья, то Фролло буквально рухнул им на руки. Его тело онемело, ушибы и порезы нещадно болели, и их было слишком много. И судья безумно, бешено, до дрожи в теле хотел пить. Он провел языком по запекшимся, заскорузлым губам, чувствуя во рту страшную сухость, словно из него, Фролло, выжали всю влагу. Эсмеральда тут же подперла его голову и поднесла к губам Фролло флягу с водой. Он собрал всю свою волю, чтобы не глотать воду жадно и не выпить ее за один присест — тогда его совершенно точно стошнило бы. Судья пил медленно, наслаждаясь каждым глотком. Люди ошибаются, когда говорят, что вода безвкусна. Фролло сейчас очень даже хорошо чувствовал ее божественный вкус — это была прохлада и свежесть, чуть сладковатая, желанная, заставляющая все его тело петь от восторга. Когда он напился, то на смену жажде пришли голод и усталость. Он даже не знал, чего ему хочется больше — поесть или заснуть. Судья вздохнул и шевельнул веками. Пожалуй, все же он хочет больше спать. Но к его губам поднесли ароматное мясо, и судья, не открывая глаз, вцепился в этот кусок зубами. Он медленно жевал пищу, стараясь, чтобы даже самый маленький кусочек был тщательно прожеван и пошел на пользу его измученному организму. Когда Фролло закончил есть, то на него навалилась сытая дремота, и последнее, что он ощутил — это как теплые нежные руки осторожно растирают его тело, онемевшее от веревок… Эсмеральда очень аккуратно разминала тело глубоко уснувшего судьи. Оно было изранено, в кровоточащих порезах, и бито. На трех пальцах правой руки были вырваны ногти. Разбойники старались причинить ему боль и унизить, но не убить, чтобы не лишить себя окончательного веселья, когда они действительно начали бы убивать «этого проклятого законника». Все эти раны надо было тщательно промыть, чтобы они не воспалились. Пожалуй, хотя бы дня на три следует остаться здесь, пока раны на теле Фролло хотя бы немного не затянутся. — Клопен! — позвала она. — Веди сюда остальных. Мы делаем здесь привал. — Но это же логово разбойников?! — Клопен с недоумением нахмурился. — Обычная поляна. А разбойники уже все в руках Феба, — ответила Эсмеральда и протянула цыгану глиняный кувшин. — Помнишь тот ручеек, что мы видели недалеко отсюда? Думаю, он чистый. Принеси воды, надо промыть раны судьи. Клопен, фыркнув, выхватил у нее из рук кувшин и метнулся по направлению к ручью. Феб раздал последние указания своим людям и стянул с головы шлем, вытирая вспотевший лоб, хотя ночь была довольно прохладной, несмотря на то, что лето стояло в самом разгаре. Взмок капитан не от физических усилий — какие там могут быть усилия, когда разбойников повязали без пыли и шума? — но вот нервное напряжение у капитана было огромным. Он очень боялся за Эсмеральду. За всех остальных, впрочем, он тоже боялся, но за Эсмеральду — сильнее всего. Она сама настояла на том, чтобы сунуться в логово к этим животным. Мол, ее присутствие их расслабит еще сильнее, и тогда они напьются очень быстро тем вином, которое Эсмеральда и Клопен приправили сильным снотворным из лаборатории судьи. Феб пытался протестовать, отговаривать ее, но Эсмеральда упрямо отстаивала свое мнение. — Твои солдаты слишком шумные и неповоротливые, — сказала она тогда. — И, если те, кто схватил Фролло, их увидят, то сбегут тут же, а судье перережут глотку — зачем им лишний балласт и свидетель, который может их всех узнать? Нет, Феб, мой план гораздо лучше, они даже ничего не заподозрят. Фебу пришлось на это согласиться, но он, сидя в засаде и ожидая, когда за ним прибежит Квазимодо, жутко нервничал, потея от этого. Но, по счастью, все обошлось — произошло так, как и рассчитала Эсмеральда. Ее люди разузнали все о разбойниках, тихо шныряя по кустам, и Эсмеральда теперь точно знала их количество, повадки, расположение их бивака. И тогда они провернули это дело, да так хорошо, что ни на ком, за исключением судьи, не было ни царапины. Все заснувшие мертвецким сном разбойники были связаны веревками, словно огромные колбасы, погружены в специально припасенную для этого телегу, и солдаты были готовы везти ее в Париж, в темницы Дворца Правосудия. Только вот Эсмеральда сидела на земле, разминала тело судьи, и по всему было видно, что она никуда не собиралась. Феб приблизился к ней. — Только не говори мне, что намерена здесь остаться! — сказал он. — Посмотри на него, Феб. Он изранен и измучен. Ему надо побыть в покое хотя бы один день. Лучше — два. — До города всего четыре часа! — он все-таки попытался убедить ее хотя бы в этом. — А если на вас еще кто-нибудь нападет?! — Феб, — она мягко посмотрела на него, — если ты так боишься за нас, то отвези этих мерзавцев, куда следует, и возвращайся. Будешь нас охранять. А для охраны города оставь вместо себя кого-нибудь посообразительнее, чтобы тренировался следить за порядком, пока тебя нет. Думаю, что за два дня ничего плохого не случится. А судье сейчас лучше побыть в покое и на чистом воздухе. Так что мы остаемся тут, пока он хоть немного не оправится. — Ох, черт… — пробормотал капитан. — Ладно, я вернусь, как только улажу все дела с этими разбойниками. А то страшновато вас одних тут оставлять, — он свистнул и махнул рукой, подавая знак своим солдатам. Те тронулись с места, увозя захваченных бродяг, и капитан, вскочив в седло, двинулся за ними. Фролло сквозь сон чувствовал прикосновения мокрой тряпки к своему измученному телу, чувствовал, как его осторожно подняли в несколько рук, куда-то понесли и положили на что-то, более мягкое и теплое, чем земля. Он обонял травяной запах, и его поили какими-то настоями, осязал прохладную кашицу, которую кто-то (как-то он все же понимал, что это была Эсмеральда!) накладывал на его порезы, прикосновения ткани, которой его бинтовали. Когда он, наконец, проснулся и открыл глаза, то увидел, что лежит в какой-то крытой повозке. Рядом сидела, подремывая, Эсмеральда. Судья шевельнулся и выпростал из-под одеяла, которым был укрыт, правую руку, осматривая ее. Пальцы, на которых выдрали ногти, были перевязаны. Фролло откинул одеяло полностью. Он был все еще совершенно обнажен, лишь повязки прикрывали те места, где были особенно глубокие порезы. Тем не менее, Фролло почувствовал себя очень бодро. Да, Эсмеральда видела его таким, но в остальном ему нечего было стыдиться: он не просил пощады, не унижался и не лебезил перед этими ублюдками, так что его гордость не пострадала. Более того, он так просто им не дался, а вот они дорого заплатили за его пленение. И теперь рядом была его Эсмеральда, которая пришла за ним. Которая убила ради него. И от этого блаженство растекалось по всему его существу. Фролло протянул руку и дотянулся до ее колена. Эсмеральда тут же встрепенулась. — Боже, наконец-то ты проснулся! — она с хрустом потянулась, разминая затекшее тело. — Сколько я спал? И где это мы находимся? — спросил судья. — О, ты был так измучен, что проспал всю ночь, день и еще ночь. Мы не стали тебя никуда перевозить, пока ты не придешь в себя, и остались на поляне, где жили разбойники. Их всех капитан Феб угнал во Дворец Правосудия еще в ту ночь, когда мы тебя отбили. Он, кстати, уже опять здесь — нас сторожит, чтобы не напал никто. — Сторожит, значит… — усмехнулся Фролло и почесал зудящее бедро. Его желудок громко забурчал, требуя завтрака, и Эсмеральда засуетилась. — Я сейчас принесу тебе поесть, — торопливо сказала она, собираясь выскользнуть из повозки, но рука судьи сжалась на ее колене. — Я могу это сделать и снаружи, — спокойно сказал он. — Мне только нужно одеться. — Ты уверен, что можешь сейчас встать? — в ее взгляде так и сквозило беспокойство и забота. — Вполне. И я думаю, что лежать мне уже хватит, — судья с улыбкой посмотрел на Эсмеральду. — Я принесу твою одежду, — она погладила его по руке и выскользнула из повозки. В ворохе одежды, который Эсмеральда принесла Фролло, не оказалось ни его сутаны, ни шаперона. Судья только фыркнул. — Я видел, как их бросили в костер. Мерзавцы при этом вопили: «Вот, что мы с тобой в конце сделаем, старый ублюдок!», — заявил он, одеваясь. Глаза у Эсмеральды вдруг ярко заблестели. Она порывисто прижалась к судье, вцепившись в него, как утопающий в последнюю соломинку. Рука судьи тут же опустилась ей на затылок, поглаживая. — Ну, что ты, моя дорогая, — тихо сказал он. — Все ведь обошлось… — Не представляю, что бы со мной было, если бы не обошлось, — всхлипнула она. — Если бы ты умер там, я не знаю… Наверное, я не стала бы посылать Квази за капитаном. Я бы просто сама перерезала им всем глотки во сне. — Ну, о том, что с тобой связываться опасно, я знал, еще когда ты залезла по плющу в мою спальню, — хихикнул судья. Эсмеральда ответила Фролло смешком и заглянула в его лицо. — Квази рассказал мне, что ты помочился на главаря, — она лукаво прищурилась, а слезы на ее щеках уже подсыхали. — У меня были связаны руки и ноги, — судья пожал плечами. — Зубами я до этой твари тоже добраться не мог — он стоял далеко. Но, что я мог, то — сделал. Эсмеральда прыснула, и они выпрыгнули из повозки завтракать. Порядком проголодавшийся судья с аппетитом поедал хлеб и копченое мясо, чуть ли не урча от удовольствия. Квазимодо и Феб внимательно наблюдали за ним — им казалось, что он слишком рано решил, что оправился от своих ран. Судья это, естественно, заметил. — Ну хватит пялиться уже! — возмутился он. — Вы смотрите на меня так, словно из моего тела извлекли около дюжины стрел и долго зашивали рану от меча! Меня всего лишь слегка порезали и несколько раз ткнули кулаком. Я уверен, что на войне ты, капитан, получал гораздо более тяжелые раны, чем эти несколько царапин. — Так то была война… — смущенно пробормотал Феб. — Ты намекаешь на то, что я должен ныть и помирать от пары царапин и тумаков просто потому, что я — не военный человек? — судья вздернул брови и откусил большой кусок от своего бутерброда из хлеба и копченого мяса. Капитан, весь красный от смущения, пытался подобрать подходящие слова, но они как-то не шли на ум. Судья с ухмылкой прожевал еду и сжалился над капитаном: — Ладно, оставим этот разговор, капитан. Ты нашел еще что-нибудь из моих вещей у этих негодяев? Капитан заметно обрадовался от того, что судья сменил тему. Он порылся в своих карманах, вынул небольшой тряпочный кулек и протянул его Фролло. — Это ваши кольца, судья! — доложил Феб. — Мерзавцы собирались играть на них в кости, да не успели. — О, благодарю, капитан! — судья широко улыбнулся и развернул сверток. Он не спеша надел на свои пальцы кольцо с изумрудом, затем — с сапфиром, но, когда дело дошло до кольца с рубином, рука судьи зависла над ним, и Фролло задумался. «Верно, это от того, что палец, на который судья его все время надевал, обмотан, и кольцо на него сейчас не налезет», — подумал Феб, а Эсмеральда засмотрелась на судью. На его широкие плечи и плоский живот. На его стройные мускулистые ноги, выдававшие в нем отменного наездника. На его строгое и задумчивое лицо. Фролло вдруг ей показался таким красивым, что она почувствовала, как ее рот наполняется слюной. Ее дыхание слегка сбилось, и Эсмеральда покраснела. Она провела языком по губам, во все глаза смотря на Фролло и чувствуя, как начинает гореть от желания. «Нет, это неправильно, — сказала она себе. — Он только что встал на ноги, а ты хочешь наброситься на него, словно непотребная девка!» Судья вдруг подбросил кольцо, поймал его и поднялся с места. — Моя дорогая, у тебя есть карманы? — обратился он к Эсмеральде. — Да. А что? — она не понимала, чего он хочет. Фролло протянул кольцо с рубином ей и сказал: — Припрячь-ка его, да получше. Нам надо кое-куда с тобой сходить, — его карие глаза заблестели. — И куда же? — в ее голове забрезжила догадка. — Я точно знаю, что здесь недалеко есть маленькая церквушка. Прогуляемся до нее? — предложил судья. — Э, нет! А вдруг на вас кто-нибудь еще нападет! — Феб запротестовал. — Капитан, всех, кто мог на меня напасть, ты бросил в темницы Дворца Правосудия, — заявил Фролло. — Но, если ты так опасаешься, то можешь одолжить мне свой меч, и мы возьмем с собой Квазимодо. Он — быстрый и сильный. Им понадобилось около получаса, чтобы достигнуть маленькой деревенской церквушки. Эсмеральда все боялась, что судья еще слаб, но он спокойно и равномерно шагал по дороге, и его дыхание ничуть не сбилось. Если он и чувствовал неудобство от своих ран, то никак этого не показывал ни словом, ни жестом. Церковь стояла чуть поодаль от деревни и выглядела довольно неказисто — по всему было видно, что приход здесь небогатый. Впрочем, ни судью, ни, уж тем более, Эсмеральду это не смутило. Судья остановился перед дверьми церкви только затем, чтобы спросить: — Догадываешься, зачем мы сюда пришли? — он ласково коснулся рукой щеки Эсмеральды. — Думаю, что догадываюсь! — ее глаза заблестели, но она тут же задала ему встречный вопрос: — А ты сам уверен, что хочешь этого? — Мечтаю! — выдохнул судья, и они вошли в церквушку. Квазимодо вздохнул и похромал за ними. Он уже знал, кем ему предстоит быть и что надо будет делать — насмотрелся на помпезные свадьбы в соборе Парижской Богоматери. И что с того, что эта свадьба была очень маленькой и скромной? Ритуал-то все равно был тот же.