Изгнанник

Он сперва не понял предложения обоих эльфийских принцев и поплелся обратно на двор, чтобы найти там местечко получше и забраться туда, а потом долго спали. Наутро Элладан и Элрохир отбывали, и когда он поднялся, чтобы вычесать их коней и напоить, ему позволили подвести их к хозяевам самому. А затем они вышли, но после долгих проводов и прощаний с лесным королем двери, ведущие во двор, захлопнулись за его спиной, он испуганно обернулся, бросился к ним, в страхе подумав, что его прогнали за своевольный поступок... На плечо легла рука в походной перчатке, и Элладан произнес что-то, и голос его был спокоен, даже добр — тогда орчонок понял, что его не оставят. Его подхватили, усаживая на коня, он повернулся к сыну Элронда с ещё не сошедшим с лица испугом. — Не бойся. Ты не будешь тяжёлой ношей. Или ты не рад? Не хочешь с нами? Но Лаэ не понимал его слов — иначе бы сказал, как он рад тому, что его передали этим двум господам, которые были так добры. — От меня вам мало толка. Я бесполезная тварь, — прошептал он, уверенный, что его не поймут. Но Элладан понял и приказал замолчать. Что ж, орчонок был бы рад служить им, но тряская дорога и постоянная скачка изматывали его, и едва сойдя с седла, он падал без сил. Но к нему никто не цеплялся: позволяли отлеживаться и поднимали только к походному обеду. Он был бы рад целовать им руки за эту милость, но его строго поднимали — и обращение как с равным сбивало его с толку. Длительный путь утомил его. Лаэ совсем не умел ездить на лошади, поэтому несколько воинов из отряда перекинули поводья его коня, зацепив их за луку своего седла, а Лаэ беспомощно цеплялся за гриву лошади. В Ривенделл он добрался уставший, измотанный и совершенно сломленный. Он дёрнулся и выпал из седла, когда один из лучников, высокий, с волосами цвета вранового крыла, попытался помочь ему спешиться. К удивлению орчонка, это не вызвало гнева или насмешек. Никто не обратил ровно никакого внимания, ему дали подняться. Лаэрон встал на трясущиеся ноги и потупился, поэтому вздрогнул, когда к приехавшим подошли несколько высоких эльфов и поприветствовали своих принцев, один из них с недоумением посмотрел на нолдо и спросил: — Но кто этот мальчик? — Не знаю. Полуэльф, — последнее Элладан произнёс с нажимом. — Ему нужен целитель... И тот, кто сможет его воспитать. При дворе Трандуила с ним обращались не лучшим образом. То же они рассказали и за столом. К тому времени нового гостя успели отмыть и переодеть: он слушался, безвольный и бессильный, словно кукла. Упал, когда попытался поклониться владыке Элронда, сжался, боясь удара или окрика за неловкость, и сел, сжавшись. Многое в его облике владыке Ривенделла показалось необычным, и он, как и его сыновья, видел, что перед ним далеко не орк. Тонкие и благородные черты лица выдавали благородное происхождение, хоть они и были искажены страхом и болью. Привычка к дурному обращению делала его похожим на дикого зверька, и то, что лесные эльфы отнеслись к нему так небрежно, казалось ему странным. Он видел, как отнеслись к орчонку в Лихолесье, послушал рассказы сыновей Элронда и решил позволить оставить его здесь — тем более, что орчонок нуждался и в лечении, и в заботе. — Думаю, за ним нужен присмотр. Он совершенно дикий, либо ничего не знает, либо всего боится. — Тогда я займусь им, — ответил высокий черноволосый синда в зелёном одеянии травника. — Хорошо, Антал. Бери юношу на своё попечение. Целитель подошёл к Лаэ, окинул его взглядом и покачал головой: — Как зовут тебя, Da'len (дитя)? — но Лаэрон не ответил. Он так и стоял, не понимая, что от него хотят. Эльф привлёк его внимание. Приложил руку к своей груди и отчётливо выделяя слова произнёс: — Антал, — затем он коснулся груди Лаэ и снова повторил, — как зовут тебя, Da'len. — Гваур, — неуверенно отозвался полуэльф. Владыка Элронд ушам своим не поверил. Грязью, его звали грязью. Он слишком часто слышал это из чужих уст и оттого решил, что это его имя. Сдержав негодование, Элронд покачал головой и уже сам в третий раз повторил вопрос, и только в этот раз Лаэ понял, что от него требуют, и назвал своё настоящее имя. Так Лаэ остался здесь. Его взял к себе целитель, живший в отдалении от палат— но Лаэ никто не гнал из чертогов Элронда и всегда позволялось зайти во дворец. Эти чертоги разительно отличались от чертогов лесного короля. Здесь не было пещер. Все дома эльфов располагались под кронами исполинских деревьев либо были построены на земле рядом с теснинами. Вверх поднимались светлые лёгкие своды, словно парящие на скалах, и лишь кое-где белый камень оплетали розы и вьюнки. Из-под земли в каменные чаши били фонтаны, поднимая в воздухе сотни брызг, вниз к долине спускались широкие лестницы с балюстрадами, и тут не было места ветхим сгнивщим деревьям и вросшими в землю сараям. Магия надёжно хранила эти места. Когда Лаэ впервые после дороги хорошо выспался и подошёл к целителю, кланяясь и думая, что его отдали этому эльфу в услужение, тот поднял его с коленей и начал расспрашивать о прежней жизни. Видя, что тот почти ничего не знает на синдарине, он объяснялся с ним знаками или сам вспоминал речь орков. Ему дали лечебного отвара, сняли старую одежду, и Антал с неудовольствием оглядывал тощее невысокое тельце. Видно было, что орчонок слишком юн и не годился в слуги: так он был слаб. Не более трёх десятков лет — решил он про себя. Но даже для этого возраста он был слишком худ и низок. Целитель привёл Лаэрона в купальни. Жестами и словами поясняя каждое действие, он попросил раздеться и указал на исходившую паром воду. Эльф неуверенно покосился на целителя, до этого ему дозволялось мыться только в речке, и вода там была холодная. Естественно, мыться он потому и невзлюбил, но сейчас залезть в горячую воду очень хотелось. Он ежесекундно ждал подвоха и боялся выслушать очередное обвинение в том, что он орк и грязная тварь. Смущаясь и оглядываясь, почти на четвереньках, как собака, он спустился в купальню и начал тереть себе лицо ладонями, чтобы вымыться поскорее и не отвлекать своего господина, но был остановлен Анталом. — Нет, не так. Медленно. Не торопись. Времени предостаточно, и воду у тебя никто не отнимет. Затем Антал подозвал его, сам спустился и вымыл голову, заметив с удивлением, как странно выглядят его волосы: светлые у корней и темные на концах. Он присмотрелся повнимательнее: видимо, их когда-то покрасили ореховым отваром в темный цвет — может, чтобы мастью он не сильно отличался от орков. Лекарю пришлось учить юношу мыться, уговаривать сидеть смирно, когда он расчёсывал и заплетал в эльфийские косички ставшие светлыми волосы, а уж попытка одеть невольного гостя в новую рубаху, штаны и сапоги по размеру, вызывала священный трепет, но Лаэ не рисковал сопротивляться. Антал приставил парня к самой простой работе, не требующий знаний и особых навыков: резать травы, раскладывать их для просушки и перетирать порошки, но жизнь эльфа стала где-то проще, а где-то сложнее. После войны у лекарей было не так много забот, поэтому всё свободное время Антал посвятил обучению юноши, и больше всего эльфа пугали вечера, когда целитель брал старую книгу, перо и чернильницу, звал его к себе и начинал занятия. Этот урок он запомнил на всю жизнь. Терпеливый лекарь раз тридцать, наверное, повторил букву «а», пока Лаэ не понял, что её надо повторить. Затем он протянул лист пергамента, перо и чернила, и показал, как её начертать. Парень явно залюбовался красивым почерком. Заметив его реакцию, учитель усмехнулся и сказал: — Невелика премудрость. Скоро и ты так сможешь. Но перо не слушалось неловких пальцев, чернила пачкали руки, оставляли кляксы на пергаменте. Тогда учитель взял читый лист, встал позади Лаэ. Левой рукой он крепко обхватил его поперёк груди, не давая сутулиться, а правую руку зажал своей рукой, придавая пальцам правильное положение, и раз за разом выводил на листе букву. И так продолжалось до тех пор, пока ученик не смог сносно повторить её. — Вот так и продолжай. Каждую свободную минуту продолжай, — похвалил его учитель. Буквы были бессмыслицей, перо выпадало из пальцев, а на пергаменте расползались кляксы, но Лаэ был очень упрям. Месяц без криков, насмешек, месяц в тёплой комнате с настоящей постелью и он перестал сутулиться. Он привык мыться каждый день, научился расчёсывать волосы, беречь одежду. Черты его лица приобрели плавность и красоту. Изгладились резкие переходы. Он стал смотреться лучше, и эльфы, которые не знали его, здоровались, желали помощи Валар в нелёгком деле целительства и шли дальше, не предполагая, что перед ними «орчонок». Всё в этом дивном месте удивляло и страшило его. Зачем его сюда привезли? Он успел обратить внимание, что слуг здесь не было, Ни одного эльфа-слуги: воины, музыканты, целители, последних даже в избытке. Не было здесь и поваров, охотники сами приготавливали добычу и делили её, что шокировало. Никто не дрался за мясо, не скалил зубы, не рвал друг у друга лучшие куски. И женщинам тоже давали мясо, и тем, кто не охотился. А ещё здесь подавали фрукты и ягоды, мёд и орехи. Орки, обычно, обходились горьким настоем или кореньями. Первые дни парень только отъедался. Он ел как не в себя, удивляя целителя прожорливостью и худобой. Он не замечал удивлённых взглядов Элрохира и Элладана, которые быстро заметили, что парень начал интенсивно расти. Плечи его увеличились, да и ростом он стал выше. Руки стали наливаться силой. Неловкость исчезала, а новые знания Лаэ усваивал с поразительной быстротой. Как-то в ночи Элрохир столкнулся с ним в саду и отпрянул, не узнавая. Каким их найдёныш стал высоким и сильным! От прежней сгорбленной фигурки не осталось и следа. Из мрака ночи на него смотрели глаза Лаэ, сверкавшие синими огнями. — Простите, — прошептал орчонок, — я не хотел… Похоже, он по прежнему остался диковат и стыдлив. — Ты не помешал мне, — княжич тепло улыбнулся, — но почему ты здесь? Луна скрылась за тучами, звёзд нет. — Я…. Мне нравится свет, но не меньше я люблю и тьму, — Лаэ напрягся, но Элрохир не рассердился. Он решил рассказать отцу о своих подозрениях. Владыка Ривенделла сначала даже не поверил словам сына и переспросил: — Значит, Лаэ высший нолдо? — Да отец. Я видел свет его глаз в ночи. Ему будут подвластны и свет и тьма. Но откуда он появился? Нолдор ушли многие века назад. И как он оказался в таком запущенном состоянии? — Ну, на один вопрос я могу ответить тебе, сын мой. Его отец высший светлый эльф, а мать должна быть тёмной, хоть я и не уверен. Такие дети редко рождаются, если и рождаются, почти никогда не выживают, а растут они медленнее эльфов. Лаэ может многого добиться, но вряд ли сблизится хоть с кем-нибудь.       Дни складывались в недели, недели в месяцы, и среди бессмысленных фраз Лаэ стал улавливать отголоски и отзвуки знакомых слов. Сначала по одному-два, потом предложения, потом и интонации и скрытые смыслы. И чем больше времени он слушал, тем больше в его душе копились обиды и непонимания, за что лесные эльфы были так несправедливы к нему. Ведь если они его презирали, почему не прогнали его восвояси? Теперь он знал что его называли грязью, собакой, отродьем Моргота, чего никогда не позволяли в Ривенделле. И он сглатывал сначала слёзы, потом давил вздохи, потом затаивал обиды, и в итоге в нём зародилась здоровая злость. Злость, помноженная на упорство, — великая вещь. Едва выучив буквы, он начал читать. Сначала по складам вслух, потом всё быстрее и быстрее, и к концу третьего месяца читал запоем всё, до чего смог дотянуться: история войн, а следом книги по этикету, баллады и справочник по целительству, правила стихосложения и истории эльфов и людей. Он будто бы восполнял все годы изоляции. Его не приняли орки, и хорошо, что не съели, мать защищала, его не приняли эльфы Лихолесья, но и это уже не задевало, его дом был теперь здесь, и он готов был служить ему верой и правдой. Он зачитывался легендами о воинах и учился мечтать. Ему хотелось быть таким же смелым и однажды он набрался храбрости и спросил: — Учитель, я смогу стать воином? — он не ждал насмешек, но очень боялся услышать отказ. — Смотря каким. Меч ты не удержишь. Лук, определённо, твоё, но у тебя другой талант. Ты тихо ходишь и тебя признают и светлые и тёмные твари. Я поговорю с командиром следопытов, и он попробует тебя обучить. Всё же, думаю, война это не твоё. Ты прекрасно учишься целительству. Подумай об этом. Но вопреки словам наставника и собственным страхам, Лаэрон нашел себе место и среди воинов. Конечно, не ему было равняться с мастерами по части держать меч и лук, но детство и юность, проведенные среди орков, помогали ему понять многое из того, что он видел в дикой природе, помогали понять, сколько орков прошло и как быстро они двигались, и он безошибочно отличал следы пребывания бывших соплеменников. Иногда он пускался в долгие описания, путая слова на орочьем и эльфийском, но иногда замолкал. Неожиданно и остро его обожгла та мысль, что эти несколько эльфов расспрашивают у него о следах стоянки не просто так — они собираются выследить их и убить. И это показалось ему не то что бы предательством — но чем-то таким, чего хотелось бы избежать. А с другой стороны поднимались воспоминания о том, как при неудачной охоте или в голодный год орки предлагали съесть его, и если бы не заступничество матери, то съели бы обязательно. И как ему было быть? Орки не его семья. А эльфы? Те, Лихолесские, точно нет, он никогда к ним не вернётся? А эти? Кто он для них? Но почему с ним столько возятся? Учат, признают своим, не унижают, относятся как к ровне. Владыка и его сыновья справляются о его здоровье, повара норовят подпихнуть лишний кусочек и всё сетуют на его сиротство. От всего этого болела голова и Лаэ уходил собирать травы или охотиться, только бы ни о чём не думать. Элладан с Элрохиром его не поняли бы: для них его бывшие сородичи были просто низкими тварями. Собственно, и он сам сбежал от них потому, что мать всегда говорила ему, что для него уготовано иное место, не здесь. Он подошел, осторожно взяв под уздцы коня одного из принцев. — Что случилось? Элладан сам заметил неуверенность их нового следопыта. — Ты спрашиваешь об орках, потому что вы хотите найти их… и убить? Ему не потребовалось повторять дважды. — Это война, — эльф взял его за плечо. — Твои прежние сородичи, лесные эльфы, сильно страдали от их полчищ прежде, чем нам удалось объединиться и освободить хотя бы эти земли. — Не говори мне о них! — неожиданно сам для себя разозлился Лаэ. — Хорошо. Тогда я скажу тебе прямо: да, мы лишим жизни всех, кого сможем. — Но вы могли бы не трогать хотя бы женщин? — Как будто их женщин можно отличить от мужчин! — рассмеялся второй принц. — Просто… среди них могла бы быть моя мать. Наступило неловкое молчание. Слова эти были справедливы, и оба принца понимали своего «орчонка», но и обещать ему, что сохранят жизнь каждой орчихе, не могли. — Не верю, что твоя мать была из орков, — быстро принялся убеждать его Элрохир. — Посмотри на себя внимательно хоть раз! Ты эдель, а не орк. — Я раскосый, как они. И моя кожа желтая, как у них. — Это тебе лишь кажется. Не считай себя одним из них. Чем ты обязан оркам? Тем, что тебя не сожрали еще в детстве? Кто тебе сказал, что та орчанка была твоя мать? Может, орки украли тебя из колыбели? — Но она воспитала меня. Оба принца напряженно вздохнули. — Что ж, ты можешь отправиться с нами, если так опасаешься за нее. По правде говоря, шансы были ничтожны, да и потом, Элладан с Элрохиром выслеживали кочевой караван: вряд ли немолодая орчиха отправилась бы с ним на юг. Но он хотел побывать там, чтобы понять, сможет ли он быть воином. «Может быть, для меня все оборвется сразу, и я упаду от первого же меча, — думал он с присущим ему фатализмом. — Может быть, так будет лучше для всех». Конечно, Лаэ испытывал невыразимую благодарность и к наставнику, и к обоим принцам, которые вытащили его с задворков лесного короля, но иногда думал, что их доброта была слишком уж велика — а он, увы, ничем не мог оплатить, кроме собственных знаний и того небольшого труда, который он мог делать. Будущая встреча с орками представлялась ему кровавой и долгой битвой, тем более, что эльфов отправилось с ними всего с десяток, а орков могло быть куда больше. Его пропускали первым и советовались, когда он отыскивал следы и другие приметы их стоянок. Ему казалось удивительным и странным, что с ним считаются, что ему доверяют, и он рассказывал всё, что мог понять. Но все обернулось совершенно иначе. Вместо боя была засада; правда, орки оказались не так глупы, чтобы спать без караульных, и сами выскочили вперед — что ж, тем лучше. Лаэ понял, что все они не имеют ничего общего с теми, от которых он сбежал. Они были издалека, что заметно было по черным их одеждам и разномастным лошадям, кочевые разбойники, а не почти оседлые северяне. И женщин среди них не было — хотя среди пожженных тел и скарба нашлась потом пара украшений с тонкой эльфийской вязью; но осталась ли в живых та дева, которой они принадлежали, или нет, можно было лишь гадать. А сейчас рассыпавшихся по степи орков братья перебили из укрытия на подходе. Лаэ и сам выпустил парочку стрел, поняв, что перед ним просто неизвестные озлобленные твари, и не испытывая уже никаких совершенно угрызений. Правда, стрелы не попали в цель, но его утешили, сказав, что такое бывает и с куда более меткими и опытными стрелками. Они вышли к телам убитых, собирая стрелы, стаскивали тела в курган, отвели в сторону пару лошадей, которые были у каравана, а затем сожгли убитых. Лаэ в это время отмывал стрелы от крови. — Как ты? — подошел к нему сзади Элрохир. — О, ты думаешь, я скорблю? Нет, это были чужаки. Стоило сразу сообразить, что это просто разбойничья банда. Вы ведь не разоряли селений. — Что ж, я рад. — Я буду верен вам, — он прижал к себе руку принца. — Всегда. Он стоял сейчас перед ним на коленях, приподнявшись от зеркала воды. — Ну, ну, я не требую клятв. Всё равно ты вернешься туда, к лесному королю… — смутился Элладан. — Но я хочу служить тебе и твоему отцу! Элладан не нашелся, что ответить. Решать это было не в его силах. Он мельком слышал от отца слова о том, что король нандор послал им известие и просьбу о помощи, с которой скоро явится сам, и думал, что орчонок должен вернуться к Трандуилу, но в конце концов, он ведь не был у него в личном рабстве?…