Большинство людей в разговорах отвечают не на чужие суждения, а на собственные мысли. Франсуа де Ларошфуко
Три дня она просидела в кабинете. Никто не приходил, даже птица не залетала. Еды не было, только вода. Хола выглядела, мягко говоря, не очень. Она только и делала, что рисовала. Все подряд — мебель, людей, даже цепи и кнуты. Ни одного его рисунка. Тот один, что вышел очень удачным, она положила ему в стол под какие-то папки, в надежде, что когда-нибудь он его найдет. Голод заставлял ее рисовать и еду. Иногда она ела бумагу, потому что больше ничего не оставалось. Звук в замочной скважине с утра пораньше, скрип двери. И вот он стоит перед ней, такой же привлекательный, сильный, такой же злобный. Хола сидела на коленях на полу и перебирала бумаги. Ворон смотрел на нее неоднозначно — как на больную или как на несчастную. Он хлопнул дверью, чтобы она обратила на него внимание. Девушка медленно повернулась и осмотрела его. Мужчина дал ей ручку и листок. — Жить хочешь? Пиши об «Армаде». Больше вариантов нет. Она взяла листок и ручку. Молча. На удивление Ворона она стала что-то писать. Единственное, ему показалось странным, что она пишет как-то одинаково. Когда она исписала половину листа, он его вырвал. Там было написано одно слово очень много раз. «Нет». — Ты зря это делаешь, — сказал он. Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Его покоробило. Будто ему смотрел в душу маленький ребенок, которого только что побили на улице, и который не ел ничего уже давно. Птица села девушке на плечо и ткнулась ей в голову лбом. Брюнетка погладила птицу по голове. У мужчины пропала злоба во взгляде, осталась горечь и неприязнь. Он вышел, оставив дверь открытой. Он был уверен, что Хола никуда не сбежит в таком состоянии. Ворон вошел в кабинет босса с листком, на котором она писала. — Ну что? — спросил Исаак Клинтон. Он был в хорошем расположении духа. Брюнет подошел к седовласому мужчине и протянул листок. Тот посмотрел на него, и хорошее расположение куда-то пропало. Беркут стал летать по кабинету, ворон на плече брюнета немного сжался. — Значит, молчит. Ты ее не кормил? — Нет, сэр. Ни пищи, ни общения, как вы и говорили. — И как она? — По-моему, она уже помешалась. Бледная, сидит на полу и только рисует. Я видел обрывки бумаги. Возможно, ей и питалась. — Понятно. И все равно молчит… Ее хорошо натренировали. Ворон, с этим надо что-то делать. — Что вы имеете в виду? — Избавься от нее. Беркут крикнул, ворон стал громко каркать. — Сэр… — Как хочешь, так и избавься. Мне не принципиально, от чего она подохнет. Хочешь, забей до смерти, задави на машине, заставь рефлекта склевать ее. — Сэр, дайте мне еще времени. Она скажет все, я уверен. — И зачем она тебе, Ворон? — ухмыльнулся мужчина. — Неужто не все опробовал. — Далеко не все. — Ладно, дело твое. Сегодня я уезжаю на проблемную точку. Авторитет у людей пропал, надо бы показать. Недельку меня не будет. Если за это время ничего не решится, я сам ее убью. — Понял. — Иди. — Можно вопрос? — Ну задавай. — Что вы ей сказали о семье? — А она что-то говорила? Занятно… Да так, чушь всякую. Удивительно, что она поверила. Стоило только сделать серьезное лицо. Там были правдивые моменты, конечно. — Ее мать правда была в «Соуле»? — Была. Вот только убил ее не муж, а кое-кто другой, из нашей же организации. Ее отца тоже. Он не хотел причинить вреда жене, но она спалилась, надо было ее устранить, а его уже в придачу, чтобы не сдал. — А кто их убил? — Неважно. Ладно, Ворон, мне уже пора. — Ухожу, сэр. Извините за задержку. Ворон вышел, посматривая на беркута, который хищно смотрел на его птицу. Мужчина дошел до своего кабинета. Дверь была открыта настежь, Холы не было. — Черт! Найди ее, — сказал он своему рефлекту. Птица слетела с его плеча и стала летать по коридорам. Хола была в кабинете у Гарри. Там же был и Медведь, который нашел бредущую по коридору брюнетку с признаками сумасшествия. Он дал ей еды, даже кофе. — Что же он с тобой делает… — сказал шатен с сочувствием. — Ты ему говорила что-то о брате? Об Адель? — спросил светловолосый нервно. — Говорила, — ответила Хола. Это было первое слово, произнесенное за три дня. Она сама удивилась своему слабому хриплому голосу. — И что он? — спросил нервно уже Медведь. — Прижал к стенке, наговорил всякого, потом бросил на три дня в кабинете без еды. В его духе. — Да уж. Теперь и нам влетит, — проговорил Гарри. — Это ерунда. Как ты вообще из кабинета вышла? — спросил шатен. — Он дверь не закрыл. Думал, я не выйду. — А зачем вышла? Выход найти? — Нет… — Короче, вы сидите тут, я его найду. Если он увидит, что ее нет, то взбесится. Попробую отвлечь, — сказал светловолосый и вышел. — Так все-таки, зачем ты выходила? — Его найти. — Зачем? — Ты не поймешь, наверное. Я сама себя бы не поняла, будь такое неделю назад. — Ну скажи. Я попробую понять, — сказал Медведь и улыбнулся. — В общем, я тут кое-какие выводы сделала три дня назад. Думала много и поняла, что… Что, наверное, люблю Ворона. Медведь не переменился в лице. Он все так же улыбался, но в глазах было сочувствие. Оно и понятно. — Ты ему об этом говорила? — Не говори глупостей. Скажу — точно прибьет. — А когда ты это поняла? — Поняла… Я до сих пор в шоке с самой себя. Как до такого докатилась? Не знаю. Не могу сказать, когда. — Это неважно, в принципе. Ты должна ему сказать. — Зачем? Сегодня замечательный день. — А? — Я ничего не сказала об «Армаде». Ваш босс дал мне три дня подумать, но я ничего так и не выдала. Сегодня меня убьют, так зачем что-то говорить? — Он может поговорить с боссом, заставить передумать, но ты сама должна на это повлиять. — Не вижу смысла. У него внутри есть что-то, я знаю, но он это скрывает. Он никому не показывает своих чувств, скрывает некоторые эмоции. Я видела его только нейтральным и агрессивным, по большей части. Ты его, может, видел и другим. Медведь, что бы я о нем не думала, что бы не чувствовала, он все равно деспот, и от этого никуда не деться. Хотя, есть выход, — она встала с дивана и подошла к окну. — Сбежать у тебя не получится. Мне придется тебя остановить. — А я и не про побег, — она встала на подоконник. — Может, переломаю кости и быстренько умру. — Ты это брось, — сказал шатен уверенно и встал. — Слезай. — Нет. Почему-то у него в кабинете я до этого не додумалась, а выход так очевиден. Один шаг, может, прыжок, и все. — Хола, ты с ума сходишь. — Пожалуй. А ты побудь на моем месте, и все поймешь. Она делала мелкие шажки по подоконнику, все ближе к улице. Медведь хотел ее снять, комондор выл, но она от каждой его попытки была все ближе к «выходу». — Всего третий этаж. Максимум ноги с руками сломаешь. — Если удачно упасть, можно и шею сломать с позвоночником, тогда точно конец придет. — Ты разве для этого столько боролась? — Хочешь мне терапию устроить? Не старайся, я уже все продумала. Я не позволю больше над собой издеваться. Надоело. Хочу жить, но раз уж я не живу, а просто существую, то лучше я больше ничего не буду чувствовать. Ни боли, ни этой гребаной непонятной любви. Одной ногой она уже была в воздухе. Улыбка на ее лице была неестественная, безумная, как и она сама. Шатен нервничал, пытался подойти ближе, но еще одно движение, и она прыгнет, а поймать он не успеет.***
Ворон бегал по всему зданию. Его рефлект все искал девушку, но найти не мог. Мужчина опрашивал мафиози, может, хоть кто-то ее видел, но безуспешно. Оставалось поискать на улице. Он выбежал и стал звать ее. Конечно, она бы не выбежала, но кто-то мог обратить на него внимание и подсказать хоть что-нибудь. Вдруг его птица стала громко каркать. Он обернулся на звук и увидел ее в окне, стоящей лицом к улице. Секунда — прыжок. Медведь среагировал быстро, но недостаточно. Несколько миллиметров решили свое дело. Она летела. Ворон ринулся ловить. Три метра, метр до земли. Хола задержала дыхание и зажмурилась. Она перевернулась в воздухе и летела спиной. Удар. Она выдохнула и услышала маты. Поза неудобная, неровная. Она открыла глаза. Снова жива, а кто ее держит? Он. Девушка слетела с его рук в диком ужасе. Мужчина встал. Его брюки на коленях были стерты, кожа тоже. Пришлось скользить с ней по земле. — Дура! Какого хрена ты творишь?! — кричал он на нее. Она не разбирала ни слова. Внутри все сжалось, все жгло. «Снова, он опять это делает! Нет, только не теперь, нет!» — кричала девушка про себя. Ворон поднял ее, но она отбивалась от него. Прижавшись к стене здания, брюнетка тяжело дышала. В голове пронеслись все те мучения, что она пережила, его предупреждения. Ворон подошел к Холе. Она упала перед ним на колени. — Убей уже! — кричала она. Истерика захлестнула ее. — Хватит надо мной издеваться! Я все равно ничего не выдам! Хочешь, скажу по-другому? Я ничего не знаю! Я бесполезна! Возьми револьвер и застрели меня! Больше не могу так! Она прикоснулась головой к земле. Ее всю трясло. Мужчина смотрел на нее и не понимал, что с ней. Три дня назад она была готова убить его, теперь сама просит о смерти так, как никогда не просила. Он присел рядом с ней и погладил по голове. Она посмотрела на него. — Хотел бы, убил уже, — сказал он спокойно. — Вставай. Нечего на холоде сидеть. А на улице действительно был холод собачий. Все в пальто, она в одной рубашке. Брюнетка встала. Ворон сначала прошел два шага, потом остановился. Он протянул ей руку. Своей трясущейся рукой она приняла его. В кабинете она более или менее успокоилась, и тут брюнет увидел нечто, что заставило задуматься. — Тебя кто-то навещал в эти дни? — спросил он. — Не помню. — Видимо, навещал. Он подошел к ней вплотную и посмотрел на шею. Красная точечка, почти незаметная, но любой врач бы понял, что это след от шприца. Ворон взял у девушки кровь из вены и куда-то вышел. Дверь он не закрыл, но девушка и не думала выходить. Голова кружилась, внутри все горело. Мужчина скоро пришел. Он сел на подоконник и закурил. — Что-то нашел? — Синтетический наркотик. Сбивает мысли напрочь. Ты не ела долгое время, а он действовал пагубно. От этого ты размякла и немного помешалась. — Кто его вколол? — Никто, кроме меня, зайти в кабинет не мог. Лишь один человек имеет ключи от всех дверей… — Исаак Клинтон. Но зачем? — Хотел, чтобы ты под влиянием этой синтетики сдала «Армаду», но не получилось. Ты сегодня… — Должна умереть, знаю. Почему тогда не убил? Еще мучения впереди? — Я попросил отсрочки. — Зачем? — спросила она удивленно и уставилась на него. — Не привык останавливаться, не добившись нужного. Я не все еще испробовал, что бы могло помочь. — Ты же понимаешь, что мне плевать на боль? Я сиганула с окна в поисках смерти. Ты никак больше не повлияешь… — Я не пробовал с тобой говорить. — Ты сейчас серьезно? — Серьезно. Может, ты все-таки захочешь что-то рассказать. — Ты не особо хотел со мной говорить, когда я просила. — Я думал об этом. Был не прав. Довольна? Молчание. Довольствоваться почти нечем было. Он это говорил специально, девушка знала. Что могло переменить его мнение? Ничего. Ну так она и не ответит. Лучше бы ее избавили от мучений, и избавление это было скорым. — Вот же ж нравится тебе играть в молчанку. — А что мне еще делать? Болтать с тобой? Вести миленькую беседу? Ты же не просто так это делаешь, так что… — То есть, если бы я говорил с тобой не из-за информации об «Армаде», ты бы отвечала? Брюнетка почувствовала, что горят уши. Вопрос будто бы с подвохом. «Подозревает? Нет, из себя просто выводит. Да пошел ты с такими вопросами!» — подумала она, а кончики ушей все равно горели. — С мафиози говорить — себя не уважать. — Брось, ты же так не думаешь. — Психолога включаешь? — Тут и психолога не надо включать. Ты же в пол смотришь, значит, сама не веришь в то, что говоришь. Она подняла на него взгляд. «Испытывает, зараза. И что в тебе такого? Деспот, а все равно что-то притягивает…» — Возможно. Так о чем поговорить-то хотел? Три дня назад ты меня уже предупредил. Спасибо, воздержусь от высказываний. Не хочу, чтобы меня драла толпа. — Погорячился. Ты… Ты не понимаешь, что значит пустить жизнь под откос из-за глупого братца, который вечно стремился к богатству, а в итоге слил все. Да и Медведь много тебе рассказать не мог — сам не знает ничего почти. Что он тебе там говорил? — Можно? Не приставишь снова к стене? — Говори уже. Она рассказала все, что ей сообщил Медведь. Ворон смотрел на нее и внимательно слушал. Когда она закончила, он улыбнулся, но во взгляде была грусть. — Это далеко не все. — Ну так расскажи. — Хочешь знать? — Хочу, наверное. — В общем, — начал он, — я действительно толкал синтетику другим, так и началось знакомство с «Соулом». Был соучастником, деньги в дом по чуть-чуть таскал. Маму жалко, не знала ничего. Тим, поганец, тратил все, что я зарабатывал. Я заставил его стать соучастником, чтобы он понял, что это такое. Это повлияло. Мы мелко плавали, но меня повысили. Даже не знаю, почему. Вот я солдат, а время все подходит к сдаче долга. Коллекторов только убить можно было, чтобы они не трогали Тима. Этот мелкий гаденыш чуть мне все не запорол. Сказал ему скрыться, как только палить начну, но нет, он хотел геройствовать. Вытащил свой ножичек и давай полосовать чей-то труп, я его чуть не убил. После такого спасения брата меня повысили до капитана. Естественно, я был самым мелким. Другие на меня смотрели и думали: как же так? Кто-то добивается места годами, а я так прошмыгнул за недельку от соучастника до капитана. Тим стал солдатом и попал ко мне под крыло. Господи, как же он выносил мне мозги с рекомендацией в капитаны. Я вообще хотел, чтобы его не взяли даже солдатом. — Почему? — Он только и хотел, что убивать и получать горы прибыли. Алчный парень. Идиот тот еще — взял и рассказал обо всем матери. Ее со слабым сердцем такой удар хватил, что до больницы не довезли. Как же я его проклинал… После как-то снова сошлись. У меня кроме него и не было больше никого, так что пришлось мириться. Да и кто бы его еще терпел? Были и другие трудности. Его рефлект еще формировался, и как-то стал колибри. Мелкая пташка, только хлопнуть, и мой братец помер бы. А врагов внутри мафии у него было немало. Ни с кем особо не ладил, даже подворовывать умудрялся. Гарри со своим каракалом чуть и не убил его за это. Он всегда был грозным, я часто его видел. Пришлось вступаться за Тима. Так я с Гарри и познакомился — через драку. Мой ворон чуть не вырвал ему все волосы, а его каракал чуть не лишил меня пальцев на руке. Но ничего, все решили. И таких случаев было много. В итоге его рефлектом стал лис, за хитрость. С ним было еще много проблем. И вот его повысили до капитана. Счастлив был безумно. Мы отправились на вылазку в проблемном районе. Тогда я нарвался на какого-то сильного капитана со львом и сосредоточился на нем. Стоило на некоторое время отвлечься от брата, как он… В общем, кто-то подорвал здание, и оно стало рушиться. Драка закончилась, стали искать тела пропавших и погибших. Я нашел лиса. Его лиса. До самого Тима я вообще еле добрался. Голова проломлена, но умер он не под завалами. Пулевое отверстие прямо в области сердца. Как же я его возненавидел тогда. Именно возненавидел. Из-за этого придурка я попал в кабалу мафии, из которой вот уже больше десяти лет не могу выйти. Да уже и плевать на выход. Тогда я потерял свою жизнь, но винить мог только себя. — Это почему? Не ты же виноват, что у тебя такой брат… — В том-то и дело, что я виноват. Кто его не воспитывал, когда мать до ночи пахала? Кто выгонял из дома, когда надо было с пацанами или девчонками посидеть? Я. Да и в карты я его научил играть, напутствие дал — не играть без ставки, даже самой мелкой. И все равно ко мне тянулся, и вот куда его это привело. Я виноват, что так сложилась моя жизнь, и я виноват, что его больше нет. — По-моему, ты наговариваешь на себя. У каждого есть своя голова на плечах, свой внутренний стержень. Если твой брат, прости заранее, был слабаком, то это его проблемы. — Резко. Хотя, может, ты и права. В любом случае, ворошить прошлое не имеет смысла. — Но ты все равно не можешь подавить садистские наклонности. Почему? — Мне нравится видеть, как страдают люди. Тогда я чувствую, что не одному мне плохо. — Так ты еще и эгоист? — Еще какой. А разве тебе не хочется врезать кому-нибудь после того, что ты услышала о своей семье? Ни членам «Соула», ни «Армады»? — Я хочу врезать кому-нибудь не из-за своей боли и страданий. Я хочу врезать тем, кто их доставляет другим. — Ну да. Говорила, что мы похожи, но мы совершенно разные. — Все равно я так не думаю. Я знаю еще кое о ком. — И о ком же? — Об официантке-блондинке. — Об Адель? — Да. — Как Гарри мог тебе о ней рассказать? — Почему ты думаешь, что это он… — Медведь не мог рассказать. В этот день его не было в городе, услышал обо всем только от других. Да и о таком он бы не стал говорить. — Возможно. А ее ты ненавидишь? Или снова себя будешь обвинять? — А кого еще? Товарищей не хотел слышать, сам повелся на пустышку. Она и рада — пока я рядом, к ней никто не пристает, боятся со мной дело иметь. И все равно Саймон влез. Ему за это спасибо надо только сказать, показал, кто есть кто. — А ты правда ее задушил? — Не душил я ее. Не убиваю женщин из принципа. Я даже не бил ее. От чего она там умерла, не помню. Что-то с болезнями половой системы… Оно и понятно. Можешь не пытаться думать, откуда во мне садизм зародился. Самому бы знать. — А кем был твой отец? — Если бы я только знал. Я его и не видел никогда. Только мама забеременела мной, он бросил ее. Так что кто он, что он, меня не интересует. Тварь последняя, вот кто он. — Ясно. А он твою мать бил? — Не проводи параллелей между ним и мной. Может, я и урод, но не настолько. — Подожди, так ты не обижаешь женщин? — Нет. — А я, по-твоему, кто? — Солдат организации, угрожающей «Соулу». Женщина ты лишь во вторую очередь. — Вот как, значит, — она приуныла. — Уже полегче? Тело не горит? — А? — От такой синтетики, которая у тебя еще в крови, внутри все плавиться должно. — Уже полегче. — Отлично. «Так вот откуда жар! Может я вообще придумала это чувство? Не заметила даже из-за груза мыслей, как вкололи наркотик? Дурочка! Так мучилась… А, может, правда?» — все передумывала она. — Эй! — А? — Чего зависла? — Задумалась. — Над чем? — Неважно. О чем ты говорил? — Да уже забыл. До тебя пока докричишься, лет сто пройдет, — он отвернулся к окну и тоже над чем-то задумался. «Как проверить? Удостовериться должна, обязана. Может…» Она встала с дивана и подошла к Ворону. — Ты чего? Тебе бы лучше… Она встала на носочки и, взяв его за ворот рубашки, поцеловала. Брюнет от шока не двигался. На поцелуй он не отвечал, но и не отталкивал девушку. Через пару секунд она снова нормально встала на пол. Мужчина смотрел на нее с интересом. — И что это значит? — Ничего, — ответила она холодно. — Уж не испытывать ли ты меня решила? — он слез с подоконника. — Нет… Он подошел к ней вплотную и прижал к столу. Ворон подтолкнул Холу и аккуратно уложил на спину. Брюнетка не сопротивлялась, каменное выражение на ее лице не сменялось, но вот внутри… Это точно был жар не от наркотика. Мужчина держал ее руки и смотрел на нее испытывающе. Она громко сглотнула. Брюнет стал наклоняться все ниже. Дверь скрипнула, и вошел Медведь. — Ворон, там… Твою мать! — он вылетел из кабинета и хлопнул дверью. Хола вся покраснела и вылезла из-под Ворона. Мужчина вышел вслед за паникером. — Чего разорался? — спросил он, приоткрыв дверь. — Так вы же… — Нет. Дверь захлопнулась. Брюнетка пошла в душевую — умыться ледяной водой. Она посмотрела в зеркало. В лицо ударила такая краска, что даже лед бы не спас. Как она могла себе только позволить так вести? А если бы шатен не вошел? Хола ударила себя по щеке, чтобы прийти в себя. Но теперь-то точно было ясно, что тот жар был не жаром от наркоты. Это был жар от того самого чувства — любви. Разговор по душам и вот такая сцена дали ей это четко понять.