***
— Хелли, — подзывает ее Антуанетта, когда девушка проходит мимо кухни. — Давай к нам? Хелл неуверенно входит, замечая Виктора в черном атласном халате на голое тело. Он попивает молоко с шоколадным печеньем и читает про Хайда и Джекилла. Тони уже сменила измазанную кровью футболку на длинный бадлон (явно украденный у босса). — Будешь чай? — спрашивает Младшая и получает кивок. Она в приподнятом настроении, почти светится. — Почему вы позволили мне смотреть? — не выдерживает Дюймовочка. Босс поднимает глаза и усмехается. Ему нравится чужое смущение. — Мы все взрослые люди, — Тони ставит перед ней чашку и чмокает в щёку. Хелл вспоминается, что вытворяли эти губы два часа назад. — К тому же мы вроде как семья. — Никаких секретов от семьи, — гоготнул Зсасз. — К тому же я секси. Грех не дать полюбоваться.Семья
5 мая 2019 г. в 17:33
— Тони, тебе нужно было стать не киллером, а кондитером, — блаженно стонет Хелл. Воздушно взбитые сливки тают в ее рту, а заварное тесто приятно мягкое и дразнит язык солёной горчинкой. Миниатюрная азитка слизывает с кончиков пальцев сливки и поправляет мизинчиком помаду. — Господи, это разойдется лучше, чем выпивка в Айсберг Лаундж!
— То что наш босс заложник сладкого и молочных коктейлей, не значит, что вся мафия такая, — мягко смеётся Антуанетта, смотря на напарницу. Хелл улыбается, касаясь взглядом волос девушки — виски выбриты, а лёгкие волны волос выкрашены в цвет фуксии. Хелл не может не гордиться своей работой.
Тони развязывает и снимает фартук, расправляет футболку с единорогом. Вот уже две недели она с ней расстается только на время стирки. Хелл интересно, откуда такая привязанность к конкретной шмотке, но вопросов она не задаёт.
— А тебе стоило бы стать стилистом, — Тони взбивает аккуратное каре, приводя его в лёгкий хаос.
В окружении миксеров и поварешек она не кажется опасной, скорее милой и домашней. Но Хелл знает не понаслышке, что внешность обманчива, а бритвенное лезвие тоже кажется тонким и готовым сломаться от сильного нажатия. Но сталь есть сталь, а лезвие гнется, не ломаясь и режа пальцы. Она и сама такая.
Хелл невысокая и не то, чтобы тонкокостная. Девочки ласково дразнят ее Дюймовочкой, но она не обижается и лишь шнурует покрепче ботинки на высоких каблуках, а мягкий живот прячет за корсетами, превратив недостаток в преимущество — плотную кожу и металл пробить сложнее. Но сейчас она, как и Антуанетта, не в «форме», а в уютном джемпере.
— Но мы в Готэме, детка, -пожимает Дюймовочка плечами, беря очередное пирожное.
— А я люблю Готэм, — Тони наливает чай в большую кружку. — Здесь не бывает скучно. Разве что в периоды застоя.
Как сейчас, например, — думается Хелл. Работы для них почти нет. Виктор справляется и один, все чаще оставляя своих девочек дома, находя их тоскливо скулящими, словно гончие, которых не взяли на охоту за лисицей. Но все лисицы по норам, а в городе неприлично мирно и тихо. Все войны на паузе. Преступной братии заняться и нечем, пока сильные мира сего не дадут указ. Трикси и вовсе от скуки день деньской сиживает в лекционных залах. Повышает квалификацию маньяка-хирурга, как она пояснила, надо ж выходить на новый уровень пыток.
Входная дверь хлопает, впуская на мгновение в кухню сквозняк и сырость. Обе девушки ежатся и впериваются взглядами в тускло освещенный коридор, где паркет поскрипывает под тяжёлыми шагами. Вновь прибывший дышит прерывисто и шумно. Хелл тянется за топориком для мяса.
— На меня нападут в собственном доме? -раздается смешливый голос Виктора, показавшегося наконец на глаза. Он бледнее обычного и зажимает бок рукой. Черная кожа перчатки матово блестит в свете лампы, а капельки крови скатываются на ней шариками ртути. В такие моменты Хелл понимает, что любимый босс всего лишь человек с человеческой красной кровью. — Антуанетта, ты мне нужна.
Тони кивает, делая несколько шагов к нему, а Дюймовочка кусает изнутри губу. «Ты мне нужна». Любая из них готова была бы броситься хоть на арматуру за эти слова из его бледных тонких губ. Но чаще всего их слышит в свой адрес Тони. И Хелл стоило бы ее ненавидеть.
Но Хелл смотрит на это хрупкое существо с мукой на щеке и не находит сил ее ненавидеть. Она давно приучила себя к мысли, что Антуанетта для Виктора, который иногда шутливо зовёт девочек своей семьёй, любимый младший ребенок, слишком похожий на него самого. Она даже зовёт подругу Младшей про себя.
— Кто это тебя так? -Тони обхватывает ладонь Зсасза своими, убирая от раны. Глаза горят интересом.
— Гордон, — Виктор говорит это почти с восторгом, будто принес домой трофей, а не пулю в боку.
Для них обоих Готэм как Диснейленд, где очередная погоня — весёлый аттракцион, а перестрелка — игра «Убей крота». Тот же лихорадочно -счастливый блеск в глазах, а азарт подавляется лишь силой воли.
Хелл же никогда подобного от работы не испытывала. Ей нравилась холодная тяжесть оружия и грохот выстрелов. Но девушке не кружили голову от кайфа, как у этих двоих, а новые ранения служили не гордостью, а напоминанием, что нужно быть осторожнее. К своим двадцати девяти она очень хорошо знала, как болят старые шрамы на смену погоды.
Младшая уводит Виктора в большую гостиную и укладывает на диван. Дюймовочка, стоя в дверях, наблюдает, как ее пальцы ловко справляются со всеми крючками и пуговицами на одежде босса, а после оголяют бледное поджарое тело. Замечает тусклый засос у бледно-розового ореола соска прежде, чем ее взгляд находит рану на боку. Тони аккуратно убирает налипшую на кровь ткань, ловя стоны мужчины, не предназначенные для ещё чьих-то ушей. Он получает удовольствие от происходящего, наслаждаясь болью и заботой.
Зсасз что-то шепчет (Хелл не может разобрать на расстоянии), и Тони закатывает глаза, смеясь, чем вызывает улыбку на его лице. Это уже не пугающий безумием оскал. Вполне человеческая довольная улыбка.
Пуля попадает в ворох бумажных полотенец на полу. Антуанетта промывает рану под аккомпанемент протяжных стонов. Виктор напрягает живот и выгибается дугой, запрокидывая голову. На рёбрах в окружении шрамов ещё один засос — малиновый — единственное яркое пятно.
— Не нежничай, -хрипло просит мужчина. — Пока ты будешь осторожничать, я истеку кровью и сдохну.
— Молчал бы, — беззлобно огрызается девушка, обрабатывая спиртом иглу и нить. Она сидит перед ним на коленях, футболка перепачкана кровью, как тонкие медицинские перчатки. Шумно выдохнув, прикладывается сама к бутылочке со спиртом, делая глоточек. Острые плечи передергиваются. Грудь опасливо наполняется воздухом, поднимаясь.
Тони делает первый стежок. Игла протыкает кожу, после чего нить стягивает края раны, подкрашиваясь кровью. Зсасз сладко стонет, ерзая. Зубами стаскивает с пальцев перчатку, жмурясь.
У Хелл мурашки по коже от стонов босса. Едва ли кто-то бы стал ранить Зсасза, зная, какое удовольствие приносит ему собственная боль и как он упивается ей, сжимая в твердых пальцах член через ткань брюк. Девушке бы отвернуться и не смотреть, как босс справляется с возбуждением, пока его зашивают, но она не может отвести глаз от него, выделяющегося белизной кожи на фоне тёмно-синего дивана. Она ведёт взглядом от его виска вниз, замечая зеленоватую змейку быстро пульсирующей артерии, минуя округлое плечо и выпирающую ключицу, по предплечьям в полосках шрамов и груди. Дыхание спирает, и наблюдательница задаётся вопросом: почему, черт возьми, Тони так спокойна, видя это?
Антуанетта уже накладывает повязку, плотно обматывая бинтом живот Виктора, подгадывая каждый раз, когда он выгнется, оторвав поясницу от диванных подушек. Завязывает аккуратный бантик и (Хелл застывает, приоткрыв рот) мокро проводит языком по соску мужчины, после прикусывая блестящую от слюны чувствительную кожу.
В комнате настолько тихо в этот момент, что Дюймовочка буквально кожей чувствует ее горячий шёпот:
— Еще раз позволишь Гордону себя подстрелить…
Виктор приоткрывает глаза и смотрит на подчиненную. Радужки почти черные и отражают свет ламп, как два кусочка зеркала. По ним и не поймёшь, о чем он думает.
Хелл перебирает все возможные угрозы, какими могла апеллировать Тони. В ее воображении Младшая грозит Зсасзу и побоями, и лишением секса…
То, что эти двое периодически занимаются сексом, знали все: и Хелл с Трикси, и горничная, и несколько приходящих наёмников. Потому делать это тихо ни он, ни она не любили, не терпя полумер. Но что делало им честь: метки друг на друге любовники оставляли там, где их можно было скрыть одеждой, и постель с работой не мешали. Так что окружающие тактично отводили глаза, когда из спальни Виктора выпархивала в одном белье (а то и вовсе без) довольная Антуанетта.
Тони заканчивает свою фразу, и, к сожалению Хелл, это не обещание отыметь босса в задницу одними пальцами. Девушка уже представила, как он стоит на коленях, прогнувшись в спине и сведя лопатки. Картинка ее вдохновила и завела до подскочившего пульса и желания свести ноги плотнее. Но звучат совершенно другие слова:
— Я лишу тебя сладостей на месяц.
Оба, и Виктор, и Дюймовочка, раздосадовано выдыхают. Мужчина даже останавливает на мгновение поступательное движение рукой, чем пользуется Тони, отстраняя его руку от паха и расстегивая его тесные брюки. Дальше следует мягкий поцелуй в низ живота и лобок, когда тонкие пальцы, оттягивают резинку трусов. Зсасз шумно выдыхает, откидывая на подлокотник голову. Адамово яблоко опускается вниз, когда он сглатывает, а у наблюдательницы сердце пропускает удар и в горле сухо.
— Я взрослый мужчина… — он не договаривает, на полуфразе срываясь на тихий стон, когда губы девушки смыкаются под головкой члена, а рука медленно движется вверх-вниз по всей длине.
Виктор касается ее без перчаток, зарываясь пальцами в малиновые волосы и надавливая на затылок, заставив взять в рот больше. Но делает он это мягко и без грубости, а черные глаза безотрывно смотрят на Тони, иногда приостанавливающуюся, чтобы поймать взгляд. Про невольную зрительницу оба забыли, слишком увлеченные друг другом.
А Хелл краснеет, подмечая каждую деталь и скрытое за ними: то, как он сладко стонет, невесомо касаясь ее лица и перебирая волосы, и то, как она обводит мокро каждую венку и ненастойчиво, но неуклонно подводит его к финалу… Это завораживает. Это почти красиво: мозолистые пальцы в мягких локонах, ниточка блестящей слюны от покрасневшей головки к припухшим губам.
Это больше, чем просто секс. И об этом знают все трое.
У Дюймовочки чуть дрожат пальцы и колени, сердце в глотке. Она уже собирается покинуть любовников и разворачивается, но ее настигает протяжный хриплый стон и тяжесть, с которым расслабленное тело опускается обратно на диван. Она сама чувствует на своей коже все их касания друг к другу, сглатывает вязкую слюну вместе с проглатывающей сперму Тони и вместе с ней облизывает губы. Тяжело дышит, как и Виктор.
Хелл знает, что про нее вспомнили и ей вслед смотрят две пары глаз, но не оборачивается и тихо уходит.