Джинсы (продолжение)

Неприятно стучали стрелки настенных часов. Так невовремя воспоминания начали поглощать своим неприятным однообразием, собираясь комками, мешающими лишний раз вздохнуть, к этой теме не хотелось возвращаться, но почему-то одновременно с этим хотелось выговориться другу; проскочила мысль, что даже есть маленькое желание, пожаловаться другу на своё не слишком привлекательное положение. -Ненавижу его за то, во что он меня превратил, — слова сами по себе начали слетать с губ тихим шепотом, но достаточным, чтобы Канада его услышал. -Кто? — северный друг не понимал о ком конкретно говорил украинец, ведь если так подумать и вспомнить все годы их общения, то он ненавидит всю свою семейку, частью которой стал не совсем по своему желанию. А насколько он знает, то и родители же у него другие. Он всего единожды видел мать своего друга, ну, и его отца. В то время он был ещё под британским флагом, но все же помнит тот день до малейших подробностей. На улице стоял январь. 22 января 1919 года, и ещё юный Канада удивлялся, что зима может быть так теплою. Видит Бог, язвила мысль, что даже погода не хотела мешать или как-то усложнять сегодняшнее торжество. Киев, на него канадец смотрел с непониманием, тот плакал, но все равно улыбка не сходила с его лица, он помогал всем вокруг на Софиевской площади с подготовкой к торжеству. Когда же время приготовлений закончилось, собрались люди и города; меж ними, державшимися за руки и образовывая длинную живую цепь, шли они — УНР и ЗУНР. ЗУНР шла прижавшись к будущему мужу, а тот сиял от счастья, как начищенный пенни: они держали путь в Софийский Собор. Только оторвав взгляд от пары республик, северянин заметил за ними и их представителей, имен которых канадец конечно же не знал. Вслед за ними пошли столицы украинские, некоторые страны, ну и сам Канада. Тогда он мало что слушал, уже в соборе, но по тому, как дрожал голос, при чтении документа «Акт Злуки», из него он смог понять только некоторые названия и имена. Но был уверен, то что он видит, вот настоящее действо, а не речи на бумаге. Только оказавшись сбоку, канадец понял, что Западная Республика была беременна, большой округлый живот ранее был скрыт под шинелью, и под вышитым разнообразными украинскими орнаментами платьем. Грудь будущей матери часто вздымалась, а по тому как она часто переминала с ноги на ногу было видно, что ей тяжело так долго стоять. В какой-то момент к ней слегка повернул голову УНР, приобнял, кончиками пальцев поглаживая животик. Канада проследил за взглядом мужчины, тот смотрел, как в свете свечей покусывает свои губы его возлюбленная в улыбке, как дрожат её ресницы, а она сама пытается не заплакать от счастья, от нахлынувших чувств. После окончания зачтения «Акта Злуки» молодожены подошли к столу, расписались после своих представителей. Из подноса, рядом с бумагами, УНР взял кольцо; легко маленькая ладонь невесты легла в его жилистую руку, золотое обручальное кольцо скользнуло на безымянный пальчик. После, действия повторила и невеста, но когда кольцо было надето только наполовину, она подняла взгляд на Республику, рука его тут же задрожала, а украинка таки не выдержала, улыбнулась шире, по лицу бисером тут же побежали слезы, но золотая обручка* все же была доведена до основания пальца. Одну фразу канадец четко понял, и она же навсегда впечаталась в его память: -Наречений, можете поцілувати наречену*, — сказал голос женщины, что до этого зачитывала акт, под конец голос её тоже предательски дрогнул. Украинская Народная Республика был выше своей теперь жены на полторы головы; он провел ладонью по щеке любимой, большим пальцем обвел черную бровь, посмотрел в зеленые глаза-изумруды, в них плескались отражения огней свеч вокруг, слезы маленькими капельками продолжали стекать по щекам той, но украинец акуратно стер их. И произошло то, что мало кто ожидал, мужчина без особых усилий подхватил свою суженую на руки, невеста не успела и удивиться, как её теплые и искусанные губы накрыли, но с таким трепетом и бережливостью. Канада смотрел и у него от восхищения, от всех этой, пронизывающей тело до мурашек, атмосферы пошли слезы. Он рад. Он счастлив, что может наблюдать такую интимную кромку жизни этих влюбленных. А новоиспеченный муж уже начал выносить свою жену из Собора на руках, кто-то из присутствующих подал шинель, что тут же легла на плечи молодой. Вслед за ними выходили все остальные. Теперь перед лицом канадца тихо и плавно кружились снежинки; он ещё раз посмотрел вслед молодоженам. УНР вновь поцеловал ЗУНР, они вместе смеялись от счастья. Вместе. Уже немного позже Канада имел возможность поговорить с ними. -…а вот мне все же кажется, что будет девочка, — вновь с счастливой улыбкой выдал будущий отец. Он сидел на одном колене перед Западной Республикой, она сама уже устала быть на ногах и сидела в кресле. Канада снова приблизился щекой к животу беременной, и отметил: -Я почему-то думаю, что родиться у Вас сын, — и погладил животик через ткань льняного платья. Под рукой почувствовал толчки. -Ой, вай, а малыш-то толкается, — все также с улыбкой заметила неня*. -Ух, какой активный, — посмеялся мужчина и тоже положил свою ладонь на живот. Потом обратился к канадцу: -Схоже, ти маєш рацію*, — он взъерошил своей ладонью волосы северного подданного Великобритании, а затем положил её на плечо.- Надеюсь, ты будешь ему верным другом и соратником. Прошу тебя, Канада. Если нас вдруг не станет, помогай ему по мере своих возможностей, будь для него примером.

***

Спустя пару лет канадец узнал о их смерти. Часы все также мирно отбивали секунды. Украина совсем отчего-то загрустил; нервно выкручивал запястья. День был превосходным! Солнце стояло столбом в небе, не прикрытое облаками, но не парило, как перед дождем, а лишь припекало. Так сказать, напоминало, что сейчас лето. И по описанию можно было сделать предположение, что, а вообще-то не такая погодка чудная. Нет. Она была изумительной, лишь благодаря ветерку бродящему по улицам. Все дети Совета были на улице, а он сидел над кипой бумаг, но с радостью отвлекся от них, услышав, как закрылась дверь. Кто же из детей пришёл? И так тихо. Мышцы ужасно болели из-за долгого сиденья, а суставы синхронно хрустнули, когда Союз выпрямился. Дверь в его кабинет была открыта, а из дверного проема прекрасно было видно кухню, по которой ходил его сын. На Украине почти висели из-за подростковой худобы шорты, футболку тот бросил на диване, по виду которой можно было с точностью определить, во что играли и продолжают играть его дети — мокрая насквозь. Сам Республика ходил в поисках кружки или чего ещё, во что можно набрать воду (был вариант помыть кружку, но делать это никто не собирался). В кухню отец вошел на удивление тихо, а его взору открылась комичная ситуация: УССР стоял и жадно пил воду из крана, холодная жидкость стекала по подбородку на шею и ниже на грудь. Лично ему казалось, что он настолько горячий, что и вода эта тут же испарялась. На такое представление СССР откровенно засмотрелся. Его взгляд украинец заметил почти сразу, но все же поздно. Поздно для капитуляции, которая будет стоять ему слишком много. Подростка прижали к стене рядом с краном. Он ничего не понимал. -Пап.? — заткнули. Так как никогда ещё с ним не делали, заткнули грубым, ничего не щадящим поцелуем с горьким привкусом табака. Но ему никто не объяснял, что происходящее — плохо. Рука Союза легла между ног сына, шорты он уже, словно волшебник, стянул. А рука у отца тяжелая и горячая, тепло тянулось к теплу, кровь нещадно покидала разум, приливая к низу. Пальцы Советов проникали глубоко и быстро, растягивали девственный вход. Украинская Республика стонал, откровенно и с чувством, он ещё не понимал, что это неправильно, что с детьми так не делают. Но пока его губы терзали, пока рот почти насиловал влажный язык отца, и пока он что-то творил внизу, до сего времени в юношеской голове туман витал себе на радость, сгущаясь и отбивая свою дьявольскую чечетку по черепу. Слезы только сейчас начали бежать по раскрасневшемуся лицу, только когда его уложили на стол; угол стола давил на живот, в голове хаос. -Па.п, не надо, — страх и непонимание бежали по венам, как вторая кровь, оставляя осадок в груди. Кажется, заметив, как сильно дрожат ноги, не достающие до пола, как побелели костяшки на маленьких кулачках, многодетный отец начал поглаживать украинца по спине, оставлял поцелуи на затылке. Пытался успокоить — слишком громкие крики ему не нужны. А потом проник пальцами в чрезмерно мокрый рот ребенка, но проник не только туда. Он долго растягивал своего малыша возле стены, посему одним рывком проник в него на треть. -БОЛЬФНО! — даже с пальцами во рту Республика громко выкрикнул. Ему казалось, что его разрывает изнутри, ужасная боль, мышцы часто сокращались, пытаясь вытолкнуть детородный орган из себя. Только подобный расклад не входил в платы Советов; теперь уже медленнее он входил все глубже в нутро подростка. А тот все равно кричал, после просто сорвал голос и уже только хрипел. СССР понял, что большого шума от сына ждать больше не прийдется, и это развязало ему руки. Он начал довольно быстро в нем двигаться, буквально разрывая все, что не смог растянуть у стены. В голове УССР было громко и тихо одновременно, настолько тихо и пусто, что это превратилось в шум. Только чувство, как тело скользит по столу: туда и обратно, угол стола сильнее и слабее впивается в живот. А ещё слезы, из-за них пекло в глазах, а потом они стекали по щекам, но такие горячие, наверное, оставляли потом красные ожоги на его смуглом лице. Украинец смотрел в окно, как легкая белая тюль в цветочек раздувалась от благого ветерка на улице. Лучше бы он не приходил домой. И новая волна слез начала скатываться на деревянную поверхность. Больно. Противно. Страшно. Отец утопил свой почти звериный рык в его загривок. Что-то начало заполнять его, что-то горячее до боли, до нового наплыва боли во всем теле. Он, кажется, снова стонал, только от боли, что-то хрипел себе под нос. Пустоту в себе Украинская Республика ощутил сразу, тут же понимая, что из него вытекает… всё! После Союз перевернул его, долго смотрел. -Прости, малыш, я порвал тебя, — он гладил его по бедрам, на которых ещё не полностью засохла кровь. УССР вновь взревел, вновь чувствовал, как дрожат его ноги и руки, как горячие слезы опаляют червоні* щеки. Отец прижал его к себе, гладил по спине, шептал на ушко, как он хороший и послушный мальчик. -Украина, я понимаю, что ты вряд ли мне хоть что-то расскажешь, но…- он замолк. смотрел на парня напротив. -Ой, да не переживай! — на лице выросла неловкая улыбка, -Канада, я просто устал, все хорошо. Давай немного отвлечемся: пойдем смотреть фильм. Украинец как-то дергано и резко встал со своего места, обогнул стол и взял канадца под руку. -Точно все хорошо? — северянин поднялся, и шел за другом в гостинную. -Да-да! Все хорошо, — славянин легко толкнул друга на диван, и тот чуть не перевалился на другую сторону, за диван. Он иногда поражался, какая же тяжёлая у украинца рука при его-то телосложении. Ох, и только сейчас он понял, что ни разу не видел его без безразмерной футболки или в, опять же, огромной толстовке, что полностью закрывала бы тело его друга. Только вчера, разве что… черная мокрая рубашка облепила того, но Канада смог увидеть только натруженные руки чуть меньше своих собственных. -Канада, — украинец щелкнул перед его лицом, — ау, Земля вызывает Канаду, Земля ждет ответа. -Чего.? -Я спросил уже 4 раза: будешь смотреть Смешарики? -друг смотрел на него с полу-наклоненной головой и смотрел наивно-наивно, ей богу ребенок! А теперь добавить к этому его последний вопрос и… канадец засмеялся. -Чего умираешь со смеху? -брови славянина собрались домиком над переносицей, а губки обиженно надулись. Новая волна смеха пробрала северянина аж до костей. До чертиков нелепая ситуация. А потом в его лицо прилетела подушка, благоразумно запущенная, как ранее упоминалось, крайне тяжелой рукой украинца. Смех немного затих. Когда же смеяка окончательно замолк и убрал подушку, то немного засмотрелся на своего друга. Он сейчас был чистой копией своей матери, тот же увлеченный взгляд и полуулыбка. Канада накинул на свои и плечи друга одеяло. -Чего ты хоть смеялся? -поинтересовался украинец, не отвлекаясь от мультика. -Да, вроде тебе скоро тридцатник стукнет, а как посмотришь — ну ребенок чистой воды, — наконец-то он убрал эту надоедливую прядку волос с лица украинца. Теперь-то тот повернулся, и Канада мог рассмотреть россыпь веснушек на лице страны напротив. И снова он увидел параллель с его матерью, у той и лицо, и плечи, и ключицы были в россыпи поцелуев солнца. А после его друг поднялся с дивана. -Я пойду переоденусь, спать хочу — ужас! — и потянулся, зевая. -Иди.

***

Пробуждение Канады началось крайне сумбурно: где-то под одеялом жужжал телефон. В какой-то момент ему это надоело и он начал шарить рукой по кровати, в поисках мобильного, в конец отчаявшись вернуться в мир Морфея, северянин убрал теплое одеялко и все-ещё сонный схватил телефон и ответил на звонок. -Утра, братиш, только вот недоброго на твою шею. Батя злой, как собака из-за того, что ты его не предупредил о своем отсутствии дома на день после смены, — тараторил белорус. -Беларусь, это Канада, -наконец прервал меньшего брата украинца парень. В трубке повисла тишина.-Ало? -Ох, я… прости, я думал номер перепутал, но нет. Украина у тебя? Нет ничего умилительнее сонного, матерящегося украинца в огромной пижаме — именно этот диссонанс характеристик пришел в голову Канады, когда вышеуказанная страна вошел в его комнату. -Да, он тут. Дать ему трубку? — ответил канадец, но после заметил протестующие знаки от своего друга: тот махал головой и скрестил руки, прямо отказываясь с кем-либо сейчас говорить. -Я лучше ему потом напишу, Канада, -шептал в панике украинец. -Только он спит, -попытался уже ненавязчиво добавить канадец, в ответ получил согласие и закончил телефонный разговор. Тяжко выдохнул, на товарища был направлен вопросительный взгляд, но сам вопрос он так и не задал — не до конца сие будет комильфо по отношению к Украине — лезть в чужую семью. -Что? Ты собираешься ждать несколько часов, пока он выговорится? Пока расскажет, как он любит Италию и все, что произошло за последние сутки? Сомневаюсь, — хах, неудобно вышло, по крайней мере в собственной голове канадца.