***
— Месяц назад Пирсон уже сотворил чудо. Сработало! Тот же самый радиоэфир игры Доджерс в мае сорок первого! Вернее, запись той игры. Кстати, даже декорации не поменялись! — … уже на третьей базе, — вещает между тем комментатор. Когда я сажусь, практически сразу заходит девушка со слишком современным ароматом духов, но общий антураж вполне неплох. ЩИТ постарался. Этого не отнять. — На трибунах творится безумие! Вот это игра! Я встаю. Что-то меняется в обстановке, только вот я не пойму, что именно? Звуки те же, запись радиоэфира, девушка продолжает говорить уверенным тоном о том, что я в реабилитационном центре и все в полном порядке. Она боится, наконец понимаю я. К аромату ее парфюма примешивается неприятный запах страха. Я тут же сажусь обратно на кровать, чтобы не нервировать ее лишний раз. — Мэм, можно переговорить с главным? У вас же есть здесь главный, да? — Капитан Роджерс, боюсь, сейчас посещения для вас противопоказаны. Доктор зайдет во время обхода, а пока… — Как вас зовут, мэм? — Дороти. — А как на самом деле? — Я… — она уже тянется нажать кнопку. — Ладно, пусть будет Дороти. Итак, мисс Дороти, вызовите, пожалуйста, своего начальника. Мне бы совершенно не хотелось рушить столь прекрасные декорации. Она нажала тревожную кнопку, и в комнату вошли вооруженные сотрудники ЩИТа. Часть из них уже завербованы Гидрой. — Хэй! Ну что вы в самом деле… Ладно, подожду обхода врача. Я уж и забыл, как сильно болели все мышцы после оттаивания. Судорогой не сводит, но ощущения точно не из приятных: общая заторможенность реакций и остаточная сонливость. Удивительно, как это мне удалось в прошлый раз вырваться? Скорее всего, на адреналине. Страх — сильный мотиватор. Фьюри выглядит… посвежее. Я бы не стал использовать слово «моложе». Ник Фьюри — человек не только вне политики, но и вне времени, судя по всему. Сейчас он еще не столкнулся с предательством Пирса, не стал пленником постоянной мигрени из-за Мстителей, у него меньше секретов и поводов для беспокойства. Да, директор Фьюри определенно выглядит свежее. — Капитан Роджерс, вы хотели видеть главного. Так вот, я здесь главный. Меня зовут директор Фьюри. — Рад знакомству, — я встаю с кровати, стараясь двигаться как можно более плавно, чтобы не провоцировать охранников. — Какой сейчас год? Ник хмыкает, изучающе смотрит на меня и молчит. — Да бросьте, директор! Это запись радиоэфира. Я уже видел эту игру в сорок первом. Ваша одежда, парфюм милой Дороти, которая явно не Дороти вовсе, и оружие ваших… солдат. Я, может, и замшелая древность, но уж явно не тупица! Так какой сейчас год? — А если я скажу, что вы проспали семьдесят лет, капитан? Что на дворе сейчас две тысячи одиннадцатый? — Я поверю, — я вздыхаю и развожу руками. — Вот ведь какая штука этот Тессеракт, а? Нашли его? — Он в надежном месте. — Надеюсь, что так и есть. Очень надеюсь, директор. — Держать вас здесь силком я не имею никакого права, но… — Есть у вас хороший специалист по лечебной физкультуре? — А? Растерянный Ник Фьюри — это неуловимое и практически мистическое чудо. — Раз прошло семьдесят лет, стало быть, везде куда можно и нельзя я уже опоздал. Я проспал семьдесят лет и стою-то с трудом. Мне нужно вернуться в форму, а потом… а потом мне хотелось бы уйти. Мы ведь победили? Гидра до поры до времени затихла. Тессеракт под присмотром. Красный Череп считай умер. А я проспал семьдесят лет. Нужно хоть что-то наверстать. Вы выглядите надежным парнем, директор Фьюри, так что думаю… раз уж мир прекрасно обходился без меня семьдесят лет, то обойдется и еще какое-то время. Под вашим присмотром. — Гидра затихла… до поры до времени? — подозрительно уточняет Ник, хмурясь. — Отруби одну голову, вырастут две другие. Таков их девиз, если мне память не изменяет. А она мне не изменяет. Ник что-то бормочет, шевеля губами, скорее всего, крепкое ругательство. Немного помолчав (для драматичного эффекта, я полагаю), он продолжает: — У нас есть спец по ЛФК. Пройдемте со мной, капитан. — Зовите меня Стив, директор. — Ну что ж… Стив, добро пожаловать в две тысячи одиннадцатый. С этими словами он открывает дверь и пропускает меня вперед. Я сразу попадаю в коридор, наполненный людьми. Отделение ЩИТа в Нью-Йорке, конечно, поскромнее Трискелиона в Вашингтоне, но тоже весьма и весьма обширно. И здесь людно. Чертовски людно. И все такие деловые. Поначалу мне кажется, что на меня все смотрят, но оказывается, что все смотрят на Ника. Он тут фигура явно легендарная. — Можно мне… можно мне дела моих… моих друзей? — Я выпишу вам пропуск в Смитсоновский институт, в музей Капитана Америка, где находится специальный архив. Вся нужная информация найдется там. — Спасибо.***
Специалист из ЩИТа действительно профессионал высочайшего класса! Он поставил меня на ноги (не то чтобы у меня все атрофировалось, но все же!) буквально за неделю. За это время я отъелся, выспался, прочел книги, на которые вечно не хватало времени, хоть они и внесены в Список. На прощание ЩИТ мне любезно предоставил проездной на метро, карту города, самую простую модель смартфона и запечатанный конверт с ключом-картой для сейфовой ячейки в Citibank. Я салютую директору Фьюри, подмигиваю Марии (не знаю, зачем я это сделал) и удаляюсь в сторону ближайшей станции метро. Дружище Говард был очень, очень-преочень щедр. Я никогда не говорил об этом никому, кроме Тони, которого еще в двенадцатом после Битвы за Нью-Йорк поблагодарил за щедрость его семьи. Промолчать было бы свинством, но, как оказалось, Тони даже не знал о спецсчете, открытом на мое имя его отцом. Больше мы этой темы никогда не касались. — Очень здравое вложение средств, мистер Роджерс. Ваши акции здорово поднялись в цене, — произносит банковский служащий, помогая мне оформить документы. — Пожалуйста. Он протягивает мне документы на выдачу средств, на которые в сороковые можно было бы прожить год, а нынче это уйдет на мои срочные нужды и скромное существование на ближайший месяц. Я все еще пугаюсь этой чертовой инфляции. Сколько бы лет ни прошло с разморозки. Кстати о разморозке, даже после первого пробуждения в этом времени деньги никогда не были проблемой. И так или иначе мое финансовое состояние было головной болью Старков. Говард оставил достаточно, чтобы я дожил до встречи с Тони, а потом безбедно жил в бегах, когда с его сыном у нас возник… конфликт. Все остальное время Пеппер исправно каждую неделю присылала мне чеки на предъявителя с пустой графой для суммы и с размашистой подписью Тони. Гонорар Мстителя, как он называл это. Не то чтобы я не мог себя прокормить, но… приятно знать, что о тебе заботятся. И этой заботы ужасно не хватает теперь, когда я снова один в целом мире. Не в деньгах дело. Я просто отвык. Отвык оборачиваться и видеть за спиной пустоту. Более десяти лет за мной были люди. Друзья. Плечом к плечу. Что бы ни происходило вокруг: война ли, раскол ли, нашествие инопланетных захватчиков. Сейчас я один. Перво-наперво купил Старкфон, затем нашел кофейню прямо напротив достраивающейся Башни Старка. Мне нужно навестить Пегги, попасть в Вашингтон в музей Капитана Америка, наведаться в Арлингтон, заехать в Калифорнию и вернуться в Нью-Йорк. Если бы в прошлый раз я был менее разбит и растерян, я бы навестил всех своих. Но первое мое пробуждение вызвало во мне только желание немедленно лечь и сдохнуть окончательно. Это сейчас я думаю, что строил из себя королеву драмы и дурью маялся, но все мы задним умом крепки. Что уж теперь. Капучино здесь с восхитительной пенкой (знает ли об этом Тони?), дед за соседним столиком оказывается крайне приятным собеседником. Он все повторяет, что я кого-то ему напоминаю, а я посмеиваюсь в ответ и рисую официантку. Мой мотоцикл пахнет новой кожей и хромом. И это лучший запах в мире! Моя форма и щит где-то в недрах владений Фьюри, и если я в первый раз чувствовал себя без всего этого нецельным, каким-то ополовиненным будто, то сейчас я даже рад этой свободе. Ветер бьет в лицо, шоссе тянется идеально ровной полосой, и в голове даже мелькает мысль: а не послать ли Фьюри с его Мстителями? Но тогда я навсегда останусь один, останусь бездомным. В этот момент меня тормозит патруль за езду без шлема. — Служили? — уточняет офицер, когда я вместе с кучей документов и идентификационных карточек, выданных мне ЩИТом, выуживаю из кармана куртки жетоны. — Да, было дело. — Ирак? — Афганистан, — вру я. — Капитан Роджерс? Ого! Что ж… ладно, проезжайте. Но шлем, сэр, стоит носить где положено, а не для галочки. — Спасибо, офицер, непременно исправлю эту оплошность. Капитан Армии США Стивен Роджерс, личный номер 54985870. И это прекрасно, что офицер не стал пробивать мой личный номер! Представляю, какую проверку мне бы тут учинили, если бы обнаружилось, что я разъезжаю, используя данные Капитана Америка. Странно, что Фьюри не придумал мне тайную личность. Впрочем, в первый раз тоже у меня были настоящие документы со своим данными. Я надеваю жетоны на шею и прячу под футболкой. Эти уже нового образца, не мои оригинальные, другой сплав и «заглушки» — кайма из резины, чтобы не позволять им биться друг о друга и бряцать. На заправке я ем хот-дог, купленный тут же, и разглядываю проезжающие мимо автобусы. Мне нестерпимо хочется сделать пару фото, только вот кому мне их показывать? Обертка от хот-дога планирует на дно мусорного бака, и мне кажется, что я похож на эту измятую, промасленную обертку. Такой же измочаленный и одинокий. В музее Капитана Америка отличный вай-фай. Мне бы по новой собрать свой плейлист. Не то чтобы мне очень нужно обходить все экспонаты, но мне необходимо немного перевести дух, прежде чем отправиться на Арлингтонское кладбище. На Арлингтоне тихо и торжественно, а мне до дрожи в коленках страшно от воспоминаний о безликих мемориальных плитах с выбитыми на них именами тех, кто рассыпался от Щелчка. Когда нападает паника, нужно делать простые вещи: дышать, ходить, что-то съесть, узнать прогноз погоды на завтра, посчитать в уме суммы рандомных двузначных чисел, можно запустить казуальную игру на смартфоне, что-то типа «три в ряд». Не нужно пытаться встряхнуться, внушать себе, что ты размазня и что нужно немедленно собраться. Двадцать три плюс двадцать девять будет пятьдесят два. К пятидесяти двум прибавить сорок пять будет девяносто семь. — All the single ladies Now put your hands up, — бормочу я, подпевая Бейонсе в наушниках. Не самый подходящий трек, ну и пусть. Я подсаживаюсь в микроавтобус к туристам из Франции, и мы проводим вместе весьма увлекательную и приятную поездку по кладбищу. Звучит просто до ужаса странно, но нынче так и есть. Весь мир — туристический аттракцион. Мы расстаемся весьма довольные друг другом у могилы Фрэнка Баклса — последнего участника двух мировых войн. Он скончался в прошлом месяце в возрасте ста десяти лет. Почтенный старик. Мне исполнилось сто пять лет в этом году по своему времени и девяносто три в этом мире. Чувствую ли я себя почтенным стариком? Мне бы хотелось обрести покой где-нибудь здесь: под этой зеленой травой и могучими деревьями. Когда-нибудь так и случится. Будет чертовски забавно, если Танос снова щелкнет в этом времени, и в этот раз я не окажусь в числе оставшихся на Земле. Будет чертовски забавно. Но то все дела грядущих лет, а прямо сейчас мой путь пролегает к могилам Ревущих Командос. После моей «гибели» группу возглавил Дуган. Он продолжил сотрудничество с Говардом и после войны. Рад буду свидеться, когда придет время, старый друг. Мне отрадно видеть, что Гейб тоже захоронен здесь же. Не то чтобы я сомневался в том, что ему окажут все полагающиеся почести, но крохотная тревога все же была: увы, но в моей стране практически до восьмидесятых годов (подумать только!) сохранялась сегрегация. И я сам лично сталкивался со множеством разных препон, имея в своем отряде чернокожего. Фэлсворт захоронен в Британии, на родине, но в память о том, что он сделал для Штатов здесь оставили его могилу, даже после того как его семья забрала останки. Так что внизу под плитой пустой гроб, вот такие дела. А вот Жак Дернир захоронен здесь. Закрываю глаза и как сейчас вижу, как он, посмеиваясь, оглаживает усы. — Эх, знали бы вы в какую я передрягу без вас влип! — бормочу, вглядываясь в имена на плитах. Буквы расплываются от слез. Но то слезы радости. У всех у них семьи, была жизнь после войны и много приключений после Ревущих. Чертовски славно! Славно… Джим Морита вернулся в родную Калифорнию после службы, да так и остался там. Оброс детьми и внуками. Стоит навестить его. А потом вернуться в Нью-Йорк и наведаться к Пегги. Я прекрасно знаю, что мне скажет Пегги. Но больше ее ободряющих слов мне бы хотелось заглянуть в глаза женщины, которая нашла в себе силы двигаться дальше после тяжелой потери и была вознаграждена за свою смелость и решимость. Путь во Фресно займет примерно сорок два часа, если обойдемся без неожиданностей и длительных остановок. — I'm only happy when it rains I'm only happy when it's complicated, — в наушниках одна из песен, подслушанных у майора Денверс (где-то она сейчас?), и я беру курс на Фресно. — Да чтоб я сдох! — восклицает Морита, по инерции продолжая покачиваться в кресле-качалке. — Это же Стив Роджерс, разрази меня гром! Я что же это, выходит, помер тут? — А вот и нет. Не ты помер, Джим, а я воскрес, — я поднимаюсь по ступеням на веранду, где он сидит. Джим сохранил неплохое зрение к своим годам, раз смог с крыльца разглядеть меня подъезжающим к дому на мотоцикле. — Вот уж воистину воскрес. Ты вроде… Кэп, извини, если что не так, но годы тебя знатно потрепали! Не так, как меня, конечно, — он посмеиваясь протягивает ко мне сморщенные от старости руки. — Но потрепали. Затем он гаркает куда-то в сторону приоткрытой входной двери: — Саманта! Живо тащи бурбон! — Но доктор Симмонс… — раздается из-за двери. — Плевать, что доктор Симмонс говорил! Ни черта он не понимает! Я еще его переживу! Тут дело такое… Командир мой живой объявился. — Что? Па, ты снова уснул в кресле? Ой! Здравствуйте. Та, кто откликнулась на Саманту, встает в дверях и замирает, увидев меня. — Капитан Америка? — срывающимся голосом произносит она, и я замираю в удивлении. Если кто и считает, что я кого-то им напоминаю, то они, как правило, не могут вспомнить, кого же именно. Капитан Америка в этом мире всего-навсего еще один персонаж в истории человечества, не более. Они не думают, что я могу вот так просто разгуливать рядом с ними. Но Саманта буквально застывает, прижав ко рту ладонь. — Да, мэм. Я пришел навестить боевого товарища и друга. — Но вы же погибли! — Как видите, нет. И от бурбона я бы не отказался. — Ты ж не пьянеешь? Все так же? — пытливо уточняет Джим. — Давай! Иди уже за бурбоном! И еды какой приготовь. Человек с дороги. — Но выпить-то я могу. А откуда она знает? — А, это. Хорошо я их натаскал? Это ты для остальных Капитан Америка, для моей семьи ты мой командир. Человек, который спас мне жизнь. Человек, благодаря которому вообще существует эта семья. Еще бы они тебя не знали. Джим протягивает мелко подрагивающую руку ко мне, и я от всего сердца пожимаю ее. — Как ты? — Да, — отмахивается Морита. — Этот придурок Симмонс считает, что если человеку больше семидесяти, так можно списывать его со счетов. А самому-то лет тридцать! Но я бодрюсь. Без Лорейн паршиво стало, но пока еще планирую коптить небо. Тут Джим лукаво щурится и спрашивает помню ли я Лорейн. — Эм… Что-то не припомню такой, а должен? — Она помнила твой скверный поцелуй до гробовой доски. Что ж, слава богу, ей достался такой спец в этом деле, как я! — Да ладно! Та самая Лорейн?! — Та самая. — Ух ты… Саманта зовет нас в дом и сообщает, что стол накрыт. Джим в целом оказывается довольно крепким для своих лет, он входит в дом и садится за стол, разливает выпивку и начинает свой удивительный рассказ о своей жизни после моей предполагаемой смерти. Он рассказывает весьма подробно и обстоятельно, не упуская и момент похорон, раз уж он, так вышло, что схоронил всех Коммандос. — Вот так, командир. Вот так я и жил. А ты? — А я… А что я? Вмерз в лед да и болтался так, пока не нашли. Семьдесят лет прошло, подумать только! И вот оно — наше будущее! Мы за него воевали! И… и как оно тебе? — Я вот что скажу тебе, командир, хорошо то будущее, за которое воевать не приходится. Джим смотрит на меня так, словно мне еще предстоит дорасти до этой мудрости, а он жизнь прожил, детей вырастил, внуков понянчил и разгадал-таки секрет жизни. Он подзывает дочь, рассказывает о детях, показывает фотографии в семейном альбоме, достает старые потрепанные письма и вспоминает жену, хвастается внуками. Джим смотрит на меня ясными умиротворенными глазами и улыбается. Человек, который прожил славную жизнь, не жалеет о своих поступках, оглядываясь назад. Я отвожу взгляд. — Война закончилась, командир. Свыкнись с этим, прочувствуй. Боль пройдет, уж я-то знаю, — Джим похлопывает меня по руке. Вся семья Мориты военные: сам Джим, его жена Лорейн, сыновья и дочь Саманта, внуки и внучки, кроме одного. — Скажу тебе по секрету, им-то я горжусь больше всего. Он у меня детишек любит. Хочет наставлять их на жизненный путь. Директор, да еще и не в самом простом районе Нью-Йорка. — В Нью-Йорке? — Да, в Квинсе. В Мидтаунской средней школе. — В Квинсе, — повторяю я, вспоминая парня, о котором так беспокоился Тони. Питер Паркер. Питер Паркер сейчас в Квинсе и даже не знает, что однажды станет Мстителем. Боже! Он ведь сейчас даже не Человек-Паук! И возможно… возможно даже еще не потерял дядю Бена! Могу ли я как-то предотвратить это? Стоит разузнать. Погоди, Питер даже в старшую школу-то еще не поступил! Но на сегодняшний день этот малыш уже столкнулся на Старк Экспо с Тони. — Куда теперь, командир? Жаль, уже не смогу сопровождать, — Морита протягивает мне руку на прощание, когда я собираюсь двигаться в обратный путь к Нью-Йорку. Оттолкнув его руку, обнимаю Джима, прижимая его хрупкое от старости тело к себе. — К Пегги. Куда ж еще? — Ну, удачи тебе. Заглядывай в любое время. Буду я жив или нет, в этом доме тебе всегда рады. Здесь всегда найдется для тебя место, командир. Он прикладывает руку к козырьку потрепанной бейсболки с логотипом «Доджерс», я отзеркаливаю его жест. Я знаю, что скажет мне Пегги. И я еду за этими словами и утешением, потому что отчаянно трушу. Мой выбор изначально неверный. Мой выбор изначально поставил всю ткань мироздания под угрозу разрывов. Я не смог… не смог жить дальше. Не смог сделать шаг, тот, что самый первый, тот, что самый сложный. И я в 2011 еду к Пегги за утешением. — Я прожила свою жизнь и жалею только о том, что тебе не пришлось прожить свою. Я стискиваю руку Пегги и прижимаюсь к ней губами. — Мир изменился, вернуться назад невозможно, остается идти дальше. И вот оно. То самое, что я хочу услышать, чтобы продолжить свой путь. — Иногда лучшее, что можно сделать, это начать все сначала, — Пегги улыбается и гладит меня по голове, как маленького ребенка. Наверное, она так утешает своих детей. — Ты спас этот мир, а мы испоганили. Не ты. Ты спас этот мир. Я его спасаю прямо сейчас. Ценой существования других миров. — Начни сначала, — напутствует меня Пегги. И я киваю. Однажды Ник Фьюри скажет, что мир на пороге войны, а войны выигрывают солдаты. Что ж, я буду готов.