Человек двух миров.

Поместье опустело. Ни Арису, ни остальных ребят, впервые за долгое время здесь не было. Шелест ликориса, растущего среди деревьев, приятно успокаивал и давал ощущение полного спокойствия. Погода, как обычно, оставляла желать лучшего. Небо нахмурилось, а все вокруг заволокло туманом. Когда Наора выбирал место для жизни, он нарочно искал нечто мрачное — в такие места не суются даже очень отчаявшиеся путники, а мужчина не любил незваных гостей. Дрова в камине потрескивали, нарушая тишину дома. Наора опустил голову. Сдавленный смешок был полон отчаяния, словно его хозяин был загнанным в угол зверьком, которого вот-вот лишат жизни. Упала капля, а за ней еще и еще. Спина мужчины содрогнулась и он опустился, уперев руки в деревянный пол, словно он мог в любой момент потерять сознание. Дом опустел. Тишина никогда не будет нарушена снова. Любимый смех не пробежится по коридорам поместья. Никто не станет ненароком обнимать его по утру и сонливым голосом произносить его имя настолько мягко, насколько только можно это сделать. Эта приятная пелена ощущения, что Наора больше не одинок, теперь снята. Она оголила правду — он один и так будет всегда. Маска его безразличия треснула. Капля за каплей, слезы окрапляли холодный пол дома и никто не подойдет к нему обнять или сказать пару слов, в надежде успокоить. Насколько громко он бы ни плакал — никто не услышит. Вокруг километры пустоты. Вот она: настоящая ирония. Он искал безлюдное место, чтобы никто не нарушил его совместную жизнь с Эстефаром, а теперь это сыграло с ним злую шутку, потому что эта клетка лишь для двоих стала клеткой лишь для одного. Тот факт, что вокруг нет никого теперь был не усладой для души, а ударом. Отчаяние. Огромное, безграничное отчаяние. Пальцы заскользили по деревянному полу, а появившиеся на них длинные когти издали жуткий, неприятный слуху звук и оставили за собой глубокие царапины. Тени вокруг сгущались и теперь поглотили даже камин. Огонь отчаянно затрепыхался и потух, а поместье погрузилось в темноту. Вокруг стало холоднее, чем в преисподней. Алые радужки глаз Наоры почернели, испуская черную дымку. Единственный свет исходил от текущих слез. Мужчина стал яростно пытаться вытереть их, но те продолжали идти без остановки. — Нет, нет, — дрогнувшим полушепотом взмолился он, — нет, это не правда… Руки Наоры сжались в кулаки и он с силой ударил по полу. Дерево треснуло и мелкие щепки разлетелись повсюду, а кожа на руках содралась и стала окрашиваться кровью, которая заливала собою и разломанный пол. Соленые слезы щипали раны, падая на них. — Пожалуйста, — сорванным голосом прошептал Наора и коснулся лбом сломанного пола, — я так тебя люблю, очень люблю… Безгранично. Ты не мог оставить меня вот так одного…