Две царевны

Гет
R
Завершён
45
автор
Размер:
103 страницы, 19 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
45 Нравится 90 Отзывы 14 В сборник Скачать

Лжедмитрий

Настройки текста
Она… она. Гришка понял это сразу, стоило ему посмотреть лишь в ее глаза. Царевна. Дочь Бориски Годунова. Сначала он не поверил, зная — настоящая Ксения Годунова находится в дальнем Горицком Воскресенском монастыре на Белоозере, куда ее сослали по его приказу. Ксения Годунова не может разгуливать в непотребном виде по Москве в компании безродного проходимца. Не может стоять, улыбаться, глядя на него. Пусть неуверенно, смущенно, даже немного заискивающе. Но она стоит здесь, у стен Кремля, перед ним, смотрит непонимающе на спутника своего, которого Григорий непременно повесит, ибо только ему должен принадлежать взгляд прекрасных очей царевны. — А у ляха оборванного сии предметы обнаружены были. — Сам ты лях, морда усатая, — возмутился пленник. — А я русский, понятно? Русский. — Ваня, помолчи, пожалуйста. Григорий услышал. Усмехнулся. Будто молчание может спасти глупца, рискнувшего встать между ним и царевной. Ради которой он и решился на всю авантюру с престолонаследием. Вот только разве может стоить Московское царство без опальной дочери покойного царя Бориски? Зачем ему власть, скипетр, держава, если рядом нет ее? Ради царевны он готов бросить опостылевшую власть, пуститься в бега, стать бродягой, лишь бы царская дочь любила его. Не смотрела с ненавистью, не заставляла страдать от презрительных речей. Не любовь надменной властолюбивой Марины ему дорога. Впрочем, вряд ли прекрасная панна умеет кого-то любить. Ксения Годунова… Вот кто волнует его мысли. — Эй, отдай. Это мое. Ксения с яростью смотрела на стрельца. С возмущением и даже немного с обидой. Лжедмитрий сдержал улыбку. Дочь Бориски Годунова в гневе была прекрасна. Одни глаза, черные, волнующие, словно бушующее ночное море. Такой Ксения ему больше нравилась, чем, когда сохраняла отстраненное равнодушие. И никакие его ласки, никакие слова нежные, не могли растопить это равнодушие. — Здравствуй, инокиня Ольга*, здравствуй. Уж не чаял увидеться с тобой. Не милы стены монастырские оказались? Свободы захотела? — Вы ошиблись, — возразила царевна. — Оксана** Быстрицкая я. Со мной братец мой. Иван Быстрицкий. Сироты мы, дети Бориса Быстрицкого. Не москвичи. Из Мичуринска***. Верните наши вещи, пожалуйста. — Мичуринск. Это где ж такой? — Далеко отсюда. Ксения неуверенно улыбалась. Далекая, чуждая. Даже более чуждая, чем та, прежняя, отвергшая его любовь. Эта Ксения говорила по-другому, держалась по-другому, даже одевалась по-иноземному. Ежели только существовали страны, где юные девы позволяли себе одеваться подобным образом, не боясь людского порицания. Позволяли носить ткани, бесстыдно открывающие самые постыдные тайны тела, не скрывающие наготу, разжигающие в сердцах мужчин похоть и дурные намерения. Да за одну прогулку по Москве в подобном наряде в компании нахального оборванца, не то поляка, не то русского, стоило заточить царевну в монастырь, грехи замаливать. Но нет, не в монастырь отправит ее Григорий, а сделает своей любовницей. Миловаться с ней будет, губы сладкие целовать. Пропади пропадом эта заносчивая полячка! Ах, Аксиньюшка**, чудо, как хороша. Разве мог он дерзкий расстрига-монах помыслить, что когда-нибудь увидит царевну в платье, больше похожем на исподнее? Разве мог любоваться пальчиками на маленьких девичьих ступнях в обуви, похожей на греческие сандалии? Видеть белизну нежных царевниных ручек? — Телефон отдайте, пожалуйста. Это подарок отца. Он мне очень дорог. — Телефон, слово-то какое. Отродясь не слыхивал. Любопытно мне, Оксана Быстрицкая, где батюшка вам подарок раздобыл? — Григорий повертел в руках диковинную вещицу. Коробочку маленькую, помещающуюся в ладони. С цифрами арабскими, буквами иноземными. Надписями на неведомом наречии. И портретом царевниным, писаным рукой неведомого мастера. Необычайно искуснейшего. Ежели может только рука человека быть настолько искусной, способной запечатлеть всю красоту лица человеческого, созданного природой. — Иноземная работа. Выполненная искусно. Русским мастерам не под силу такое сотворить. — Издалека, — Ксения натянуто улыбнулась, словно мальчишка-сорванец, задумавший очередную пакость и старающийся улыбкой усыпить бдительность строгого наставника. — Ну, так мы пойдем? Было очень приятно поболтать с вами, Дмитрий Иванович. Но дела-дела. — Зачем же торопиться? Вы поди притомились с дороги-то. — Сожалею, — вмешался Иван. — Сестренка моя не успела все достопримечательности осмотреть. Москва — город древний, для туристов очень интересный. В общем, идти нам пора. Обещаем проблем не создавать, с местными не драться, оставлять только самые хорошие отзывы. Пока-пока. Григорий с неприязнью посмотрел на пришельца, бесцеремонно вмешавшегося в беседу. С удивлением заметил — Марина тоже на иноземца смотрит. Внимательно разглядывает его, с любопытством, даже, пожалуй, немного растерянно. Это она, панночка-то, Марина, дочь сандомирского воеводы. Гордая польская красавица. Небось братца родного признала. Оборванец лицом на Владислава Мнишека*** похож. Только моложе, беднее. — На виселицу прогуляешься, — с ласковой улыбкой произнес Лжедмитрий, собираясь дать стрельцам знак, чтобы назойливого проходимца уволокли с глаз долой. — А может, лучше не торопиться? Прежде чем он успел ответить, Ксения поцеловала его в губы. Неумело, неопытно. На глазах жены, бояр, дворян, простого люда, пришедшего посмотреть представление. Сладок поцелуй оказался. Слаще поцелуев прекрасной полячки во сто крат. Народ зашумел, осуждая царевнино бесстыдство. А красавица Марина поджала губы, храня гордую невозмутимость. Наверняка письмо отцу напишет. Даст знать об обиде. Вот только ни гнев московитов, ни возмущение польской шляхты не помогло Григорию сохранить благоразумие. Его целовала не Ксения Годунова, не Оксана Быстрицкая. Его целовала любимая женщина. Добром целовала, без принуждения. И плевать было Гришке Отрепьеву на народное возмущение. Он теперь царь, нет, больше, чем царь. Император. Императора же не волнует мнение презренных холопов. Пусть языками чешут, трясясь от злобы бессильной, ему не жалко.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.