***
Май 1945, Гштаад Последний раз они мылись или принимали ванную около месяца назад. Вся жизнь превратилась в бесконечный побег от одной из лап подыхающего и захлебывающегося собственной кровью чудовища. Да, война заканчивалась, потому что Европа не выдерживала натиска ее ужасов и неисчисляемых потерь. Но щепетильно сконструированный, подгоняемый черной ненавистью, страхом и штыками аппарат расправы над неугодными все еще работал, из последних сил. Кряхтел, кашлял, стонал и задыхался, но работал. Кому им об этом рассказывать; они сами были довольно крупными шестернями в этом механизме, почти до самого конца. Канцелярия Берлина функционировала, как и гестапо. Лапа шарила, скребя от раздражения когтями по полу, но все чаще сила, руководящая ею, поворачивала голову вбок и отвлекалась на более весомые вещи, чем отощавшие предатели, которые лишь больно кольнули, но ничего не отгрызли, не отсекли. В самом деле, насколько хуже можно сделать животному, которое само оголтело неслось на переломанных изрезанных ногах в пропасть?.. Вот и они неслись, как можно дальше. Подальше от всяческих чудовищ, аллегорических или реальных, разодетых в зеленые и черные кители. Вокзалы, вокзалы, поезда да платформы… Третья, пятая, двенадцатая и четвертая, пустая или людная, патрулируемая или полностью свободная от влияния цепных псов местного начальника тайной агентуры. После той погони в лесу пару раз бывшие разведчики чуть не попались. Выбил из равновесия случай с почерком — заполняя справку в больнице при небольшой кирхе (дело было еще в Швейцарии, неподалеку от Невшателя) Шелленберг даже подумать не мог, что потребность в медикаментозной помощи может обернуться очень опасной ситуацией. И ведь ему посчастливилось попасть именно туда, где работал человек со всем этим связанный. Позвонить в гестапо тому труда не составило. Справка была отправлена агентам, которые имели на руках копию образца документа, включающего росписи, текст, когда-то выведенный рукой бригадефюрера. Мюллер обо всем позаботился, откопал все, что нужно для поимки его старого «друга». Через три дня, возвращаясь к злосчастной кирхе, Вальтер и Максим заметили полицейских, бодрым шагом поднимающихся по ее ступеням. Как можно более спокойно проследовав в другой конец города, они на следующий же день покинули его. Но такие вот переезды становилось все сложнее реализовывать. Карманы были пусты, о еде приходилось мечтать по несколько дней, прежде чем удавалось ее заполучить. Сколько ухищрений, махинаций и обмана. Шелленберг никогда не думал, сидя в удобном кресле за дубовым столом и поправляя портупею на поясе, что однажды ему придется пойти на банальное воровство денег, дабы в спешке покинуть очередной городок. Покинуть, и ехать вперед, неизвестно куда, ведя за собой человека, который однажды предал его и больше не мог быть ему ни любовником, ни другом или тем более коллегой, но который все еще был с ним. Закрывал полой пальто от дождя, потому что свое бригадефюрер давно продал за бесценок какому-то скользкому ростовщику с клочковатой бородой и дурными замашками. Молчал в ответ на озлобленные упреки, осознавая, что это все не более чем рычание вконец уставшего человека. Всегда заходил в людные места первым, дабы бегло пробежаться взглядом по людской массе, выискивая что-то подозрительное, и лишь потом легким жестом указать Вальтеру на возможность пройти дальше. Который был с ним, несмотря ни на что, без оглядки на собственные потребности и, быть может, обиды. Был, просто был. И этого хватало, чтобы со скрипом принять этот гадкий, недружелюбный мир, больше напоминающий страшный сон, и потихоньку двигаться вперед, нащупывая натруженными ступнями землю.Сны
22 августа 2019 г. в 23:03
Декабрь 1944, дом штандартенфюрера Штирлица
За ночь камин полностью прогорел и потух, оставив в себе лишь груду остывших угольков. Вся комната, а вслед за ней и дом наполнялись зимним холодом, просачивающимся сквозь неплотные оконные рамы. На прикроватном столике одиноко поблескивала стеклянными стенками пепельница, недопитый кофе в чашках давно утратил аромат и свою теплоту.
5:02. С тяжелым вздохом Отто поднимается на локтях, сначала бросив мутный взгляд на циферблат часов, а потом уже поворачивается к окну. Непролазная темень не может быть нарушена абсолютно ничем, кроме зимнего рассвета, который должен пунктуально явиться только часа через четыре.
Как можно тише, на ощупь скидывая одеяло и выбираясь из до безобразия мягкой и уютной кровати, штандартенфюрер встает ногами на ледяной пол, машинально поджимает пальцы. Еще один день, тысячи их. И каждое утро одно и то же. Только в это время года просыпаться не хочется катастрофически.
5:08. «Да что же ты сидишь то?»
Беззвучно ступая, Максим подходит к другой стороне большой кровати, на которой спит явно зябнущий во сне Шелленберг, и натягивает на него одеяло, невесомо погладив по плечу. Решив разбудить его чуть позже, отправляется на кухню заваривать новую порцию кофе, на этот раз как можно более согревающего.
Наконец закончились все приготовления, и кофейник остается на столе, накрытый бежевой вышитой салфеткой, которую как-то презентовала господину Бользену растроганная фрау Заурих. С тех пор данная вещь занимала свое штатное место на кухне, напоминая о милой даме и ее прекрасном ресторанчике.
Вернувшись в комнату за своей рабочей одеждой (в пижамной рубашке, свитере и теплых штанах, к сожалению, появляться в здании РСХА не было принято), Штирлиц обнаружил пустую кровать и после приоткрытую дверь в ванную комнату. Что же, начальство теперь тоже бодрствует.
Уже и шерстяной пиджак облегает тело поверх белоснежной рубашки, и кафель не достает до ног благодаря подошвам сапог, и даже камин вновь ласкают языки пламени, а вышеупомянутое начальство до сих пор не явило свету свое умытое сонное лицо. Не слышно ничего.
Наконец мужчина все-таки решается толкнуть дверь и заглянуть внутрь, жмурясь от яркого света лампы на потолке, и замирает на пороге.
В наполненной ванне лежит растрепанный мокрый Шелленберг, с локтями на ее бортах и кончиками аккуратных пальцев, касающихся воды. Все бы ничего, но бригадефюрер уснул, так и не удосужившись завершить утренние водные процедуры.
На первых порах Штирлица разобрал беззвучный смех, который тот пытался унять, приложив руку ко рту. Затем он успокаивается, присаживается на корточки, кладя ладонь на плечо лежащего, и тихо выговаривает обыденную фразу:
— С добрым утром.
Вальтер тотчас вздрагивает и смотрит по сторонам. Видя перед собой ласковое лицо Исаева недоуменно хмурится и рукой прикрывает ключицы, не понятно зачем.
— Вы что здесь забыли?
— Просыпайтесь, через час нам выходить из дома. К тому же, ванная комната — не лучшее место для крепкого и здорового сна.
— Зато тепло, — нашелся заспанный немец. Это заставило русского разведчика улыбнуться и провести по влажным прядям на голове того.
— Лисье солнышко… — шепчет Штирлиц и пальцы разведчиков сплетаются.
— Ну все, все… Давай вылезу.
С трудом Шелленберг встает из неудобной позы, выбирается из воды и сразу же закутывается в поданное ему махровое полотенце. И недовольно бухтит, когда Максим поднимает его на руки и выносит прочь.
— Вот что ты делаешь, скажи мне?
«Когда он злится, то переходит на личное обращение», — подмечает русский.
Донеся своего начальника до уже согретой комнаты, опускает на незастеленную кровать. Не удержавшись, нависает над ним и касается губами щеки, затем и губ. Плавными движениями зябнущих конечностей мужчины гладят друг друга, впервые наслаждаюсь утром этого дня. С трудом удержавшись от того, чтобы раздеться вновь, Штирлиц усилием воли отстраняется от любовника.
— Я принесу тебе кофе, иначе ты никогда не проснешься.
И ведь действительно, вчера после работы они до поздней ночи сидели вдвоем, занимаясь отнюдь не делами. Пили привычный напиток, условившись разговаривать обо всем, кроме круговорота рутины, в котором вращались все работники и высшие чиновники их канцелярии без исключения. Отдыхать нужно всем. В итоге сошлись на том, что кирпичные дома в Испании намного эстетичнее аналогичных домов в Германии, и заснули.
… донеся наконец поднос с кофейником и чашками до своей спальни, Штирлиц обнаруживает бригадефюрера, который уткнулся в пушистое полотенце и досматривал свои сны.