Край света

— Что ты? Что ты? — Чарли испуганно цеплялась за Мэрла. — Он закипел, Чарли, — яростно крикнул Дэрил, выдергивая из кучи вещей ярко-желтый баллон с белой горловиной, — он пенится! Понимаешь? Нет? — Нет, — она все еще пыталась удержать его, приподнять, — нет. — Стой! — заорал Дэрил, отталкивая ее. — Не поднимай! — он схватил Мэрла за плечи. — Дышать тяжело? Тяжело? Только не ври мне, сука! — Не кипишуй, сестричка, нормально все, — Мэрл ухмыльнулся, а потом раскашлялся. Сильно, с надрывом. — Сука ты, — зло шипел Дэрил, ощупывая его, — тварь. Так больно? А так? Очень? Тошнит тебя? Слышишь меня хорошо? Голова болит? Видишь меня? Сколько пальцев? — Да уж тебя, долбоеба, попробуй не увидеть, — несмотря на попытки сдерживаться, Мэрл явно морщился от каждого прикосновения. — Да как обычно все, как обычно. — Мудила, — Дэрил бессильно зарычал, — ну что же ты молчал? Ну что же ты… — он на секунду замер, закрывая глаза, зажмуриваясь, а затем быстро развернулся к Чарли. — Воды принеси мне. Быстро! — Что? — она совсем растерялась. — Сука-блять-воды! — рявкнул он в голос. — Бутылку воды! Просто воды! Чарли исчезла из поля его зрения. Дэрил вскочил, дернул на себя лавку, подтаскивая ее ближе, пододвигая за спину Мэрла, чуть приподнимая его, помогая устроиться, облокотиться. — Сиди, — громко прошептал он, — сиди. Только не дергайся. Я сейчас соберу все. Сиди, бля! Он схватил баллон с чистым кислородом, быстрыми, почти судорожными движениями подключил регулятор, проверил подачу и метнулся обратно к Мэрлу. — Дыши, — Дэрил практически силой впихнул в него загубник, — дыши, бля! — он поставил таймер на часах, чтобы Мэрл до кучи еще и не траванулся кислородом. — Сейчас я все остальное, сейчас… сейчас… Он поднялся, оглядываясь. Соображая. Выглядел Мэрл плохо. Очень плохо. Хуже, чем просто при паре погружений подряд. Даже в его состоянии. И Дэрил не очень понимал, в чем дело. Мэрл уже давно был вполне стабильным для человека с хронической кессонкой, словившим достаточное количество осложнений для полного запрета на любые изменения давления. Ему могло стать хуже, но не так же резко… — Вода. Вот, — рядом очень тихо возникла Чарли, — С газом. И без газа. Дэрил не знал, смеяться ему или орать. Но она была такая мокрая, замерзшая и растерянная, так сильно сжимающая в руках несколько небольших бутылочек, которые они утром вытрясли из автомата в магазине, что он просто сказал: — Чарли, ну куда ему с газом. Он сам может сифоном работать, только не цэ-о-два плеваться, а азотом. Обычной воды дай ему. Стакан. И каждые минут пять повторяй. А я пока все соберу для погружения. — Не понимаю, — замотала головой Чарли, открывая воду. — Мы же только вылезли. — Это сложно, — Дэрил развернулся к горе снаряжения. — Ему нужна рекомпрессия, а барокамеры у нас как-то не завалялось. Поэтому мы сейчас спустимся, отсидимся часик и будем очень медленно подниматься. — Ирисочка, — Мэрл вытащил изо рта загубник, — я сам попью. Ты лучше найди сумку мою. Пакет оттуда достань… — он закашлялся, — со всяким. Давай, кисонька, давай. Она кивнула и скользнула в сторону. Дэрил глянул на Мэрла, лакающего воду. Тот ухмыльнулся, подмигнул ему и прикрыл глаза. Делая вид, что все в порядке. Вот только Дэрил знал, что в порядке ничего не было. Он подтащил еще пару баллонов с кислородом, подсоединил в систему вместо тех, с которыми спускался Мэрл. Три раза проверил все. Подумал. Посмотрел на Мэрла. У него не укладывалось в голове, как Мэрл, который мог пройти сквозь адское пламя, прикурить от него и пойти дальше, ухмыляясь, попивая вискарик из фляжки и волоча за собой за хвосты парочку надоедливых чертей, сейчас еле дышал. Дэрил не мог в это поверить. Это же был Мэрл! Мэрл, бля! Ему все было похуй, его ничего не брало, и всех, встающих у него на пути, он, не особо разбираясь, просто пиздил. Он сейчас должен был ржать и травить всякую хуйню, материться, пусть и глотая таблетки, пусть и громко кроя трупоедов и гнусь в черной форме. Он, способный угондонить любого, должен был просто лечь спать пораньше. Просто чуть меньше выпить. А вот его угандошить не могло ничего. Мэрл был единственным маркером стабильности в мире Дэрила. Единственной константой, которая всегда была рядом с ним. На которую он, сам себе не отдавая в этом отчета, всегда рассчитывал. Всегда опирался. Потому что менялось все. Но не Мэрл. Он снова посмотрел на него. Снова подумал. Все это не могло произойти просто так. Что-то должно было стать этому причиной. Что-то. Или кто-то. Кто-то должен был быть в этом виноват. Дэрил решительно зарылся в гору барахла, вытащил декомпрессиметр Мэрла и начал искать журнал погружений. Прибежала Чарли, прижимающая к груди объемный пакет. — Давай… — пошевелил пальцами Мэрл, — выворачивай… Я скажу, что нужно… Чарли вытряхнула на лавку коробочки, ампулы, баночки, раскладывая их на кучки под хриплые комментарии Мэрла. — Но я все равно не понимаю, что это вообще… почему… как… — сказала она. — Ну как тебе объяснить, карамелечка… — Мэрл вздохнул, выщелкивая себе несколько таблеток, запивая их водой, морщась. — Когда погружаешься, дышишь смесью, очень похожей на воздух — кислород там, азот, все дела. Только сжатые. Но если на поверхности твоему организму срать на азот, как и ему на тебя, то под водой вы с ним вместе находитесь под давлением. И под этим давлением азот начинает проникать в кровь, в ткани. Растворяться в них. Наверху такого не бывает. А потом ты всплываешь, азоту снова становится срать на тебя и он начинает выходить, высвобождаться обратно. Шустро. Мелкими такими пузырьками. Прямо в кровь. И ты будто бы… — …закипаешь, — тихо закончила за него Чарли. — Точно. Закипаешь, — он порылся в коробочках, снова вздохнул, выбрал еще пару и протянул ей. — Вот эти. По одной. Набери в шприцы. Справишься? — Чарли кивнула. Тогда Мэрл продолжил. — Так вот, если поднимаешься слишком быстро, эти пузырьки не успевают дойти до легких, выдохнуться. И тебе уже совсем не срать на азот, потому что он везде, он рвет тебя, он вспенивает кровь, делает ее вязкой, он забивает сосуды, взрывает мышцы. Нервы, суставы, связки — все по пизде. Неприятная такая штука, понимаешь, — ухмыльнулся он уголком рта. — Поэтому поднимаются всегда медленно, с остановками. Чтобы успеть эту суку, застрявшую в тебе, выдохнуть. Прежде, чем она тебя прикончит. — Но мы же останавливались, — растерянно сказала Чарли. — Мэрл, мы же останавливались! И мне нормально, и Дэрилу нормально… — Неужели ты еще не поняла, — раздался очень вкрадчивый и очень злой голос над ее ухом, — неужели ты еще не поняла, Чарли? Наклонившийся было к ней Дэрил тут же резко отстранился и швырнул на стол декомпрессиметр, на котором он во всех подробностях рассмотрел два последних профиля всплытия. Чарли смотрела на него с ужасом. Она никогда не видела его таким — челюсти сжаты, глаза совсем сузились и горят диким остервенением. Все, что она подозревала в нем, что чувствовала какими-то невнятными намеками, все это сейчас выхлестывалось из него чудовищной ледяной яростью. — У моего гребаного бешеного брата, которого большинство наших знакомых небезосновательно считает самым гребаным отмороженным уебаном на свете, есть только две гребаные слабости. Ладно. Три. Если считать драки. Но оставшиеся две — жрать гребаное мороженое в Баскин Роббинс и жалеть убогих! — последние два слова он рявкнул в полный голос. — Привязываться к заморышам — это семейное, — еле слышно хмыкнул Мэрл. Не обращая на него внимания, даже не слыша его, Дэрил продолжал говорить. Не отрываясь от Чарли. И его взгляд был чистой ненавистью. Обнаженной болью. Она медленно поднялась. — Дэрил, я… — Молчи, бля! — зашипел он. — Только молчи! Ну неужели ты не поняла? И слова его, и глаза его, и весь он сам были чистейшим ядом, разъедающим что-то в ее груди, заставляющим ее отступать назад, до боли сжимая руки, вдавливая ногти в ладони. Что-то нехорошее, что-то страшное стояло за его словами. Что-то, к чему она была не готова, несмотря на то, что уже, кажется, знала, что услышит. — Тебе же было так холодно, ты так мерзла. Скулила, — Дэрил одним шагом оказался вплотную к ней. — Да, еще тебе было страшно. Точно, страшно! Поэтому мой большой брат, который за всю жизнь нахуярился кессонок до такой степени, что ему запретили даже на самолете летать, не то, что погружаться, он поднимался с твоей — с твоей, бля! — скоростью! Сука! Блять! С твоей! А не с той, которая была нужна ему! В несколько раз быстрее, чем нужно! И теперь он двигает коня! Из-за тебя, бля! Чарли дернулась, будто он ее ударил. О, его это устраивало. Больше всего ему хотелось сделать ей больно. Также больно, как сейчас было ему самому. И его брату. — Дэрил, послушай, я же не знала… я бы никогда… я не хотела… Она уже была такой перепуганной и потерянной, с дрожащими губами, с облепившими ее лицо розовыми волосами, со стиснутыми лапками, такой жалкой и несуразной в этой своей мокрой майке и трусиках, пытающейся что-то сказать в свое оправдание… но сейчас все это вызывало у него только острую ненависть. И ему хотелось только схватить ее и трясти не переставая, пока она не запросит пощады, пока эти стоящие в ее глазах слезы не хлынут наружу. И, желательно, огромным потоком. Чарли на секунду оторвала от него растерянный взгляд и перевела его на Мэрла. Видимо, в надежде, что он вступится за нее и опять, опять защитит… Она вскрикнула. Дэрил резко развернулся. Мэрл был без сознания. Чарли бросилась было к нему, но Дэрил одним движением оттолкнул ее: — Уйди! — Дэрил, не прогоняй меня, — она вцепилась в его руку, — не надо! Не прогоняй! Я могу, могу помочь… — Уйди, бля! — заорал он, наконец-то выпуская наружу всю злость, всю ярость. — Уйди! Скройся! Не доводи! Не доводи меня! А то я не знаю, что я с тобой сделаю! Мы сами… — он повернулся к Мэрлу, наклонился к нему, — сами… я сам все сделаю… Уйди. Просто уйди. Уйди. Чарли шарахнулась куда-то в сторону, кажется, всхлипывая, кажется, захлебываясь слезами, кажется, он все-таки добился своего… но Дэрилу стало все равно. Потому что Мэрл был полон этой жуткой серой боли, выедающей его изнутри, уничтожающей его, растаптывающей всю его суть, и Дэрил ощущал его боль как свою собственную, он тоже исчезал в этой боли. Вместе с ним. — Сейчас, — невнятно проговорил он, ломая ампулы и набирая нужные лекарства, — сейчас, сейчас будет легче. А потом я спущу тебя вниз. И станет совсем хорошо. Сейчас. Не волнуйся, я все помню. Помню. На четыре пальца ниже плечевого сустава. И салфетки. Да где эти ебаные спиртовые салфетки, бля?! Дэрил торопливо схватил пакет и вывалил себе на колени остатки содержимого. Баночки, баночки, какая-то бумажка и, наконец-то, салфетки! Вскрыть, протереть, уколоть. Промахнуться мимо дельтовидной мышцы на мощной руке Мэрла было невозможно. Второе — подкожно, рядом. И протереть, протереть. Дэрил прижал мокрый, воняющий спиртом клочок ткани к плечу Мэрла. Его взгляд зацепился за одну из баночек, выпавших из пакета. Такой у Мэрла он раньше не видел. И такой. И этой тоже. Да все, все эти небольшие и прозрачные оранжевые тубы были новыми! Он взял одну из них в руки, всмотрелся в этикетку. Дата была совсем свежей. Имя выписавшего таблетки врача — неразборчивым. Дэрил медленно поднял и развернул сложенный вчетверо листок бумаги. Медицинский центр на Риверсайд. Джексонвилл. Доктор Эшли Робинсон. Назначения. Схема приема. Дэрилу показалось, что его чем-то шарахнули по голове. Чем-то тяжелым. Действуя совершенно механически, он сложил обратно все лекарства, листок из клиники. Застегнул гидрик Мэрла, натянул на него всю экипировку, приладил и проверил маску, плотно прижал все клипсы. Влез в снаряжение сам. Потащил Мэрла к воде. В его голове все бился и бился хриплый веселый голос брата: «Из Джексонвилля ехал, серьезно говорю». И еще: «У бабы был, хорошей такой бабы». И он сразу же вспомнил, как Мэрл признался, что пас Банни. А потом свернул. Но Мэрл бы не отвалил без серьезной причины. Не отвалил. И тут Дэрил чуть не завыл сквозь плотно сжатые зубы. Потому что два у него сложилось с двумя. И получилось совсем не то, на что он рассчитывал. Это же он, он налажал тогда с донным баллоном. И Мэрлу пришлось нырнуть за ним. Он же так и не спросил ни о чем Мэрла, ему это даже не пришло в голову. Да он и не подумал об этом! Он воспринимал и самого Мэрла, и то, что он делал, как должное. Как основу всего. Мэрл просто был. И просто делал. И Дэрил никогда не задумывался, чего ему это стоило. Какую цену он платил за все это. А, вот. Десять метров. Дэрил зафиксировался, перехватив поудобнее Мэрла, все еще не пришедшего в себя. И он же даже не помнил, как Мэрл вытащил его, не помнил, сколько не дотянул. Он пришел в себя только на палубе. Рядом с Мэрлом — в насквозь мокрых джинсах и майке. Он был без гидрика, поэтому Дэрил решил, что было неглубоко. Он зажмурился. Лежала ли рядом собранная снаряга? Лежала? Лежала! Лежала, бля! И запасные баллоны! Мэрл все приготовил. На всякий. Надел. И нырнул. И вытащил его. Но быстро, слишком быстро. Дэрил открыл глаза. Мэрлу стало хуже раньше. Гораздо раньше. И это он. Он один во всем виноват. Он. Только он. Он один. — С какой глубины ты вытащил меня? — тихо и тоскливо спросил он, сжимая плечи Мэрла. — С какой?! С какой, бля?!!? — чуть не плача, заорал он в голос. — Фу, бля, какого пса ты так орешь-то, — неожиданно и очень сварливо ответил ему Мэрл. И огромное горящее бессилие, до этого занимавшее все пространство под ребрами Дэрила и хлеставшее его оттуда своими яростными волнами, тут же растворилось. Разгладилось. И Дэрил с облегчением ткнулся маской в плечо брата. --- Чарли сжалась в комок на жестком сиденье пикапа. Здесь, в замкнутом пространстве машины, ей было не так страшно, как снаружи. Но все еще очень холодно. И очень больно. Слова Дэрила едкой кислотой проникли в ее сознание, прожигая в нем дыры, разрывая его, выворачивая наизнанку. Возвращая маленькую беззащитную Чарли. Слабую. Уязвимую. Всегда и во всем виноватую. Она плотнее завернулась в свою тоненькую курточку, но теплее не стало. Отвратительный холод проник внутрь нее, в самую ее глубину, и больше не хотел выходить обратно. Она убогая. Она жалкая. Она уродец. Как, как вся тщательно выстраиваемая ею вокруг себя стена разрушилась от одного присутствия двух таких разных и таких похожих мужчин? От их простых и естественных прикосновений. Их рук. Их запаха. Их действий и слов. Которые показались нежными. Показались чем-то большим. Близким. Раз… и она уже совсем открыта. Два… совершенно беззащитна перед ними. Три… опустошена. Убита. И она же сама, сама во всем виновата! Она, она одна! Зачем она показала свой страх, зачем показала слабость, зачем доверилась? На что вообще она рассчитывала? На что? И теперь еще Мэрл… Мэрл… зачем, зачем, зачем… Пожалел, пожалел ее! Облезлую, драную! Зачем, зачем ей эта жалость, ей же было нужно совсем другое… А теперь что? Что? Она вскрыта. Как жестяная банка ножом. И края ее вспороты, обнажены. И вся ее жизнь выходит, вытекает наружу. Будто бы и не была она столько лет защищенной, скрытой глубоко внутри… И Дэрил ненавидит ее. Гонит ее. И он прав. И Мэрл чуть живой. Придет в себя — вышвырнет ее за порог. Да она сама хотела уйти сразу, сразу же! Убежать прямо так, в чем была. Но ей нужно знать, что с ним все в порядке. С ними обоими все в порядке. Но как же холодно! Холодно! Теперь с ней остался только этот холод. Только этот лед. И только эта разъедающая боль. И она сама — вздернутая, выпотрошенная, выброшенная… Водительская дверь пикапа распахнулась. Чарли вздрогнула. Напряглась. Дэрил. Мокрый. С бешеными прищуренными глазами. — Что ты здесь делаешь? — такой отрывистый голос. Такой цепкий, внимательный взгляд, обшаривающий ее с головы до ног. — Я… — Чарли совсем съежилась, пытаясь стать как можно незаметнее, — я только хотела знать… что с Мэрлом… и с тобой… что все хорошо… я только до утра. Я уйду утром, уйду. Но если надо, я могу сейчас… Выражение его лица было странным. Нечитаемым. Чарли уже решила, что оно означает, что он ждет, когда же она наконец-то уберется, и даже начала нашаривать ручку двери за своей спиной, как Дэрил резко схватил ее за ногу и дернул на себя. Чарли вскрикнула от неожиданности, проскальзывая по кожаному сиденью, врезаясь в Дэрила, впечатываясь в него. Она забилась, не понимая ничего, ожидая, что он сейчас, не особо церемонясь, просто свернет ей шею… как вдруг услышала очень тихий хриплый шепот: — Прости меня. Прости. Прости. Это все я, только я… прости… Неожиданно для себя Чарли всхлипнула. Это было что-то под кожей. Что-то рвущее. Звенящее. Не дающее дышать. Исходящее кровью. Наверно — сердце. Обрывающееся, скатывающееся вниз. Горло сжалось. Легкие свело. И все, что она смогла сделать — это быстро, очень быстро кивая, обнять его. Уткнуться ему в шею. И Дэрил просто прижал ее к себе. Крепко. Очень крепко. И ощущение его рук на ее спине оказалось таким правильным. Таким до боли необходимым. Как и ощущение его губ, прижатых к ее коже. И его горячего дыхания. Дэрил чуть отстранился. Его глаза блестели в темноте. Он огладил ладонью ее лицо, почти невесомо скользнул пальцами по ее шее. Губы Чарли приоткрылись сами собой. И она рванулась ему навстречу, сталкиваясь с ним ртом, зарываясь пальцами в его волосы, прижимаясь к нему всем телом. Жадно встречая каждое его встречное движение. Жаркое. Влажное. Невыносимо нужное. Вдыхая его запах. Поглощая его вкус. И не было ничего правильнее его прикосновений, и не было ничего лучше его языка, скользящего по ее губам, и не было ничего жарче его ладоней… — И где вы застряли, бля? — невозможно сердитый голос Мэрла оторвал их друг от друга. Ошалевших. Взъерошенных. Почему-то счастливых. — Пойдем, — Дэрил непривычно широко улыбнулся Чарли, хватая ее за руку, волоча за собой. — Пойдем. --- — Да никто ни в чем не виноват, хватит уже ныть тут. Это все хуесосные армейские пидорасы. Судя по тому, как Мэрл митинговал и жрал, ему здорово полегчало. Чарли, улыбаясь и подпирая подбородок рукой, любовалась, как он урабатывает поджаренные на огне обернутые беконом сосиски с яйцами и печеной кукурузой. — Так ты служил? — Чарли цапнула булочку. — Собачки служат, а я, — Мэрл поднял палец, — работал. Но это похрен. Потому что этой вони подрейтузной все равно было. Зашвырнут в какую-нибудь адову жопу, и выворачивайся, как хочешь. Сначала где-нибудь плывешь с чем-нибудь легковоспламеняющимся или быстровзрывающимся, потом еле уносишь ласты, а потом эта зелень подкильная хуяк — и вздергивает тебя вверх. Хорошо еще, если на вертолете. — И это… — Плохо, — проворчал Дэрил, швыряя на стол перед Мэрлом сцепку пива и садясь рядом с ними. — Воду в тебя, конечно, сейчас не зальешь, но хоть пива. И на бекон не налегай. Чарли подвинула к нему поближе разогретые булочки и тушеную с помидорами и луком картошку, пока ее всю не перевалил к себе Мэрл. Дэрил кивнул, взял со своей тарелки сосиску и продолжил: — Даже в обычных условиях после погружения нельзя на самолете, вертолете. Минимум сутки. А их там вместо этого и в хвост, и сама знаешь, куда. То вверх, то вниз. Из его команды, — он кивнул на Мэрла, — более или менее функционирующих всего пара человек осталась. Остальные или уже все, или смотреть невозможно. — Да и ландыш с ними, — неразборчиво проговорил Мэрл сквозь кукурузу. — Вкусно. Я бы еще вискарика сейчас бахнул, — мечтательно добавил он. — Хуй тебе, — фыркнул Дэрил. — По крайней мере, до завтра. — Всегда ты так, — вздохнул Мэрл, открывая себе пиво. — Не вижу смысла отказывать себе в удовольствиях — никто из нас все равно не выберется отсюда живым. — Ну ты-то уж точно решительно и широко шагаешь в нужную сторону, — Дэрил положил себе половину картошки, остальное отодвинул Мэрлу, — но, кстати, это действительно большой вопрос, чем тебя откачивать, когда закончатся все лекарства. — Вискарик же! — проникновенно сказал Мэрл. — Он же чем от спирта отличается? Спирт пить можно, а виски — нужно. И полезно! — Уринотерапия, — хихикнула Чарли. — Говорят, мочой лечиться можно. От разного. — Я столько не нассу, — хмыкнул Дэрил, — и ты тоже, — он поднялся, потягиваясь. — Давайте, ложитесь. Ночь совсем. Я посижу еще. А то хуй знает, кто тут по ночам бродит. И Чарли заснула почти сразу, как прилегла на матрасике возле костра. Она еще видела, как Дэрил сидит за столом, крутя в руках и вскрывая тот самый синий контейнер, чувствовала, как Мэрл устало заваливается сзади нее, накрывая и ее, и себя чем-то шуршащим, плотным, и он был такой жаркий, такой огромный, что она моментально согрелась. И провалилась в глубокую черноту. Она открыла глаза только поздним днем. Мэрл самозабвенно дрых, раскинувшись почти поперек лежанки. Дэрила не было видно. Чарли поднялась, оглядываясь. С реки донеслось несколько тихих всплесков. Она двинулась туда. Дэрил плавал. Если это можно было назвать таким простым словом. Казалось, его тело было единым целым с прозрачной бирюзовой водой, естественным ее продолжением. Одним легким движением он уходил в толщу воды, затем выныривал, поднимаясь высоко, мощно, и опять уходил на глубину. Чарли подошла к лестнице, спустилась и села на ее край, подобрав ноги. Несколько широких взмахов сильных рук — и Дэрил уже был рядом с ней. Поднимался из воды. Чарли замерла, затаив дыхание. Крупные капли стекали по его груди, торсу, обрисовывая каждую мышцу на загорелой коже, скатывались вниз с пальцев, падали обратно в воду… — Ты чего так смотришь? — Радуюсь, что ты в шортах, — пробормотала Чарли. Радуясь. Действительно радуясь. Потому что в ином случае она бы точно не знала, куда прятать глаза. Дэрил заломил вверх бровь и ухмыльнулся. И она уже не могла оторваться от его лица — эти острые скулы, о которые можно порезаться… этот упрямо сложенный рот… эти серые глаза, чье выражение неожиданно стало совершенно бессовестным, насмешливым… — Заныривай. — Я не могу под воду, — замотала головой Чарли. — Я и вчера-то… ты же знаешь… если бы Мэрл меня не скинул… — Почему? — Дэрил одним движением подтянулся вверх и уселся рядом с ней на ступеньки. — Я… — надо было как-то сформулировать, но Чарли не очень знала, как, — у меня же никого нет. С самого начала. Понимаешь? Он задумчиво кивнул, не отводя от нее взгляда — он предполагал что-то подобное. — И в одной из приемных семей, где я… там не очень… хотя там везде… — она замялась. — В общем, ты же знаешь, что им за это платят? — Дэрил снова кивнул. — Ну вот они нас брали из-за этого. И если кто-то лишний раз отсвечивал или что-то делал не так, то… — она несколько раз с силой опустила вниз ладонь. — Это удобно. Никаких особых следов. И действовало. Потом вскрылось, конечно. Мальчика одного… до больницы… И всех, кто у них был, забрали. Передали другим. Но когда вода над головой, — ее передернуло, — не могу больше. Совсем. Дэрил искоса глянул на нее. Помолчал, явно думая о чем-то своем. — Посмотри на мою спину, — неожиданно сказал он. — Что видишь? — Я не… Чарли уперлась взглядом в его спину. Мускулистую. Красивую. С парой татуировок. Покрытую самыми разными ссадинами и шрамами — где-то уже стертыми солнцем и ветром, где-то свежими. Он фыркнул, взял ее руку и положил ладонь себе на поясницу. Чарли застыла. Его кожа была такой горячей, такой настоящей. Жаркая, плавящая волна всколыхнулась у нее в груди и полилась вниз. Обжигая. Жаждой. И какой-то нежностью. — Двигайся вверх. По крупным. А я буду называть. Каждый, — Чарли медленно заскользила пальцами по упругой мокрой коже, по сильным мышцам. — Это нож. Банально. Пару лет назад, — ее рука сдвинулась левее, к рваному, очень заметному шраму, уходящему на бок. — Гарпун. Очень плохо заживало. Даже на мне, — ладонь переместилась к позвоночнику. — Барный стул. Железный. Хорошая была драка, — скользнула в сторону. — Нож. Даже дважды, — пальцы поднялись на левую лопатку. — Труба. В детстве. Застрял, когда доставал крысенка. Мэрл тогда на говно изошел, пока зашивал меня. Но крыс этот долго у нас жил, кстати, — ладонь накрыла правую лопатку, прямо возле одного из взлетающих к плечу демонов. — А теперь смотри внимательно. Вот здесь. И еще чуть ниже левого плеча. И поперек позвоночника. Там уже почти не видно. Отец. Чарли вздрогнула, отдергивая руку. Потому что одно дело, когда кто-то чужой, а когда вот так… Она наклонилась к Дэрилу, заглядывая ему в глаза… — Это очень давно. Очень, — спокойно сказал он. — Отца потом убили. Я всего этого уже почти не помню. Только свои ощущения. Страх. Ужас. Полную беспомощность. А вот Мэрл — да, помнит, — он помолчал. — Я это все к тому, что у всех нас есть шрамы. Так или иначе. Они могут быть видны. Или нет. И они говорят нам о том, что наше прошлое реально. Но только ты решаешь, как к нему относиться, — Дэрил спрыгнул в воду и протянул ей руку. — Давай. Не нужно забывать. Можно просто заменить на что-то новое. Она чуть улыбнулась ему. И ее тонкие пальцы доверчиво легли в его широкую ладонь.