***
Впрочем, вечер без телефона не удался, любопытство победило, и, когда я наконец оказалась одна, то сразу же включила мобильный. Джаред отошёл куда-то, вроде как позвонить, а я осталась набирать ванну. И пока она наполнялась горячей водой и ароматной пеной я, раздевшись наполовину, с ужасом следила, как на экране появлялись всё новые и новые уведомления. За те полтора часа, что я провела офлайн, в сети появились снимки из пиццерии. Новость-молния: «Новая девушка Джареда Лето». Несколько фото были сняты снаружи. Оказывается, нас было прекрасно оттуда видно. Тот столик был у окна и выходил на улицу, видимо, так нас заметили те фанатки. Потом уже внутри тайком нас запечатлели в самом кафе: как мы сидели обнявшись, Лето что-то говорил мне, а я мечтательно улыбалась, и наш побег, который, к слову, не осудили. В комментариях некоторые люди писали о вмешательстве в частную жизнь и о том, что это неприемлемо. На фото я и будто в то же время не я. Эти волосы, фигура, одежда, лицо — мои, но почему-то мне казалось, что я не выгляжу ему под стать. Люди подписывались на мой Инстаграм, лайкали фото, оставляли комментарии, буквально каждую секунду счётчик увеличивался на десятки и сотни, у меня никогда такого не было… А я так мечтала об этом, но сейчас не чувствовала того, что моя мечта на самом деле исполнялась, ведь я желала немного другого. Я всегда хотела сделать что-то своё, а не просто стать чьей-то девушкой. Но пока что я добралась лишь до этого сомнительного достижения… На пару секунд телефон завис, приложение вылетело, а устройство ни на что не реагировало, только корпус нагрелся, но потом на экране высветился звонок. Мама. Я сбросила его, потому что не была готова с ней разговаривать, но ещё спустя минуту она набрала мне вновь. И опять я скинула вызов, а потом ещё дважды, но каждый раз она перезванивала. Похоже, мама настроилась решительно поговорить со мной, хотя лучше бы я сейчас набрала Саймону и спросила, в каком она настроении, чтобы как-то унять её бурю. Правда, по всей видимости, разговора сейчас не избежать, она продолжала обрывать телефон, поэтому после пятой попытки я всё же сняла трубку. — София, почему я узнаю о твоём бойфренде из прессы?! — И сразу возмущение, будто я должна была перед ней отчитаться. — Привет, мам, я тоже очень рада тебя слышать. — Я старалась держать как можно более дружелюбный тон, понимая, что ничего хорошего она мне сейчас не скажет. Когда я бросила учёбу, родители тоже узнали это не от меня. Папин знакомый преподавал в моём колледже и рассказал папе с мамой раньше, чем я успела привести свои дела в порядок и сообщить новость самой. Тогда было хуже, конечно… — Почему ты скрывала это от нас? Никто не знал. И вообще наши отношения не должны были стать достоянием общественности. Да и я мало говорю с мамой о том, как я живу, почему я должна вообще ей это сообщать? — Может, для начала, стоило спросить, как мои дела, и я бы рассказала? — Какая разница уже. — Как же я не любила этот её истеричный тон. Вроде бы она не плачет и не особо ругается, но из-за возмущения ситуацией говорит выше, с надрывом, отчего казалось, будто она в слезах. — Ты всё равно не отвечаешь на мои звонки. — Я была занята, — парировала я, хотя и прекрасно понимала, что на самом деле просто её игнорировала, чтобы всё это не слышать. — Знаю я, чем ты там занята… — И чем же? — Каждый подобный диалог раньше для меня кончался слезами, но со временем я научилась сдерживаться, чтобы не начинать кричать в ответ, однако больно было до сих пор. И сейчас я с силой вцепилась ногтями себе в бедро так, что на коже проступили красные отметины. — Крутишь шашни с мужиками, которые тебе в отцы годятся. София, это же ужасно, мы не такого для тебя хотели. Да, конечно, хотели они, чтобы я в строгом костюме выступала в суде, но получилось то, что получилось. Получилась я — не самая богатая, не самая успешная, но всё же моя жизнь мне сейчас нравилась гораздо больше, чем тогда. — Мам, ты звонишь, чтобы меня пристыдить? — Но всё же раздражение проступало сквозь стену моего спокойствия. — Нет, конечно, нет. Я просто не хочу, чтобы ты потом сломала себе жизнь, я пытаюсь тебя уберечь. — Но это же моя жизнь, мои решения и ошибки. Я взрослый человек и могу… — Взрослые и зрелые люди не сбегают на другой конец страны без денег, без работы и без перспектив, — она начинает кричать в трубку, и мне приходится убрать телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть от её визга. — У меня есть деньги, есть работа и есть перспективы. — Может, не в таких количествах как хотелось бы, но есть. — У меня всё хорошо, и если ты не можешь за меня хотя бы порадоваться, то просто не звони! И я положила трубку, потому что ещё немного, и я бы не сдержалась. Из-за депрессивных состояний, после разговоров с мамой, я могла ещё ночь или две не спать, не есть, а просто лежать, глядя в потолок, и реветь. Не хотела бы я, чтобы Джаред это видел. В то же время я не обижалась на маму. Да, она отнимала у меня много сил и нервов, но я в какой-то мере понимала её. Моя мать просто хотела, чтобы мы с братом выросли достойными людьми. Но понятие «достойный» у неё, да и у папы, весьма своеобразное, и я не разделяла его. От этого и все противоречия. И я совсем забыла про то, что у меня набиралась ванна. Опомнилась в последний момент и успела вовремя выключить кран. Ещё минута, и я бы устроила здесь потоп. Этого ещё не хватало… Как назло, тут же Джаред вошёл в комнату. Вот картина: я стою вся красная, едва ли не в слезах, полураздетая, успела только футболку и лифчик снять. Интересно, о чём он подумал, увидев меня сейчас? — Что случилось? — спросил Джаред, закрывая за собой дверь — Просто мама звонила, — объяснила я, кладя телефон на раковину, — Ты видел те фото? — Да… И что мама? — Моим родителям не нравится то, как я строю свою жизнь. — Я торопливо начала снимать шорты, после чего скинула их к остальной одежде. — Вот и ругаемся… Не дожидаясь Лето, я разделась до конца и села в горячую воду. И так действительно полегчало: тело начало расслабляться и настроение вновь стало возвращаться к прежнему. Ещё пару недель мама будет обижаться, а потом снова позвонит… — Двигайся, — Джаред тоже разделся и залез в ванну позади меня, удобно устроился и подтянул меня к себе. Ванная была не настолько большой, чтобы мы могли свободно в ней расположиться вдвоём, но и не слишком тесной. — А касаемо тех снимков, да, они разлетелись по интернету, но в принципе ничего страшного. — И что теперь делать? — Главное — просто не давать никаких комментариев — это проверенный годами приём, — пожав плечами, сказал он, утыкаясь носом мне в волосы. — Разве это не должно, наоборот, подогревать интерес к твоей личной жизни? — Это для меня действительно было странновато, ведь всё запретное и неизведанное привлекает больше внимания. — Нет, обычно всё быстро стихает само, в противном случае, мой пиарщик может замять практически любую историю. Но и ты права — в этот раз прессе есть, что смаковать. — В смысле? — До тебя у меня были отношения, которые длились лет пять, может даже больше… Время от времени мы попадали в объективы папарацци, и все считали нас парой и даже к этому привыкли. И тут на её месте внезапно оказываешься ты. Представляешь, сколько можно высосать из этой темы? Ещё бы. Наверное, мама как раз увидела что-то подобное в колонке слухов, которые она любит читать, и окончательно убедилась в том, что я полностью соответствую её представлениям о плохой дочери. Но любопытным я всё же нашла другое: — Пять лет — долгий срок. — Всё имеет свой конец, — уклончиво ответил Джаред, пальцем лопая мыльные пузыри на поверхности воды. — К сожалению, и это. Но сейчас это не имеет никакого значения. — Почему? в Ведь наверняка за столько лет… — возразила я и, похоже, лишь вызывала у него раздражение. — Не имеет, — повторил Лето, даже не дав мне договорить, и резко сменил тему. — Знаешь, зато эта ситуация выгодна для тебя, ты станешь популярнее и сможешь заработать на этом, если правильно распорядишься полученным шансом. — Я не хочу. Точнее, да, хочу, чтобы мой блог стал успешнее, но не из-за того, что я встречаюсь с тобой. — Ох, Софи, — он засмеялся, обнимая крепче. — Этим ты мне и нравишься. Да, количество подписчиков и активности сейчас растёт на волнах новостей, но честно говоря, лучше бы я сделала для этого что-то полезное: подняла какую-нибудь инициативу, раскрыла проблему, помогла бы кому-нибудь… А пока я лишь приложение к Джареду, и лучше бы всё как можно дольше оставалось втайне. Но получилось то, что получилось. И теперь придется иметь с этим дело.14. Новость-молния
1 декабря 2020 г. в 01:18
Казалось, этот визг пронёсся по всей пиццерии, и всё обернулись в нашу сторону. Я была в ужасе: ведь сколько раз мы ходили вместе куда-то и подобного не случалось, а сейчас так неожиданно его внезапно заметили. С другой стороны, когда-нибудь это бы случилось, чему удивляться?
С громким хихиканьем к нашему столику подлетели две девочки, держа телефоны наготове. И столько радости было в их глазах. Школьницы — на вид седьмой или восьмой класс — тот период, когда хочется выделиться и быть ярче всех… Они не стали исключением из этой традиции: обе одеты в балахоны как у Билли Айлиш, а волосы и макияж как у Арианы Гранде. У одной из них на шее подвеска в виде символа, который вытатуирован на предплечьях у Лето. Ясно, понятно — истинные фанатки.
— Ой, а это же Софи Грей! — воскликнула одна из них, и вдруг почему-то стало как-то стрёмно. Они перешёптывались, стоя буквально в двух шагах, так, будто мы не могли их слышать. И это было так неприятно.
Когда нам с Саймоном было лет по десять, мы с семьёй жили в городке Энн-Арбор, что в Мичигане. Папа тогда преподавал в Мичиганском университе… Нашим соседом был один мужчина, забыла, как его звали, но мама говорила, что он играл в каком-то очень известном старом фильме, и поэтому его часто узнавали в супермаркете, куда он ходил почти каждый день. А ему это так не нравилось: он был уже в возрасте, носил слуховой аппарат и передвигался тяжело-тяжело, волоча сумку на колёсиках, и тех, кто к нему приставал, громко и нецензурно посылал.
Я тогда считала старика ненормальным, как-никак столько людей восхищались его талантом, а он просто игнорировал. Ведь когда тебя узнают фанаты — это классно, это круто, это признание и успех, и так я считала ровно до сегодняшнего вечера.
Теперь я поняла, что он чувствовал: каждый раз в его покой так нагло и бесцеремонно врывались, и ему приходилось терпеть это постоянно. Поскольку он не мог закупаться помногу, то появлялся в магазине почти каждый день и почти всегда нарывался на «фанатов». В тот момент, когда был максимально уязвим.
И сейчас из тёплого и спокойного мига, это всё начинало превращаться невесть во что… Джаред явно был недоволен: на скулах напряглись желваки, ноздри раздувались, и я сразу поняла, что автографы он сейчас точно раздавать не будет. Но обошлось без церемоний: в следующее мгновение Джаред буквально выдернул меня из-за столика и потащил прочь из пиццерии, подальше от любопытных глаз, на парковку, оставив девиц зачарованно смотреть нам вслед.
Кажется, это дурацкое происшествие очень вывело его из себя. Ведь за руку Джаред потянул меня с такой силой, что предплечье заболело. И я побоялась что-то ему сейчас говорить, поэтому просто молча села в машину, опасаясь разозлить его ещё сильнее.
— Прости, я забыл о мерах предосторожности, — сказал он, сняв кепку и кинув её на заднее сидение. Всё-таки непохоже, чтобы Джаред злился: в его голосе я слышала скорее усталость, чем раздражение или недовольство. — Это всё-таки обычная пиццерия.
Да, когда на входе дежурит охрана и есть возможность спрятаться от окружающих в приватной кабинке, легко расслабиться и не думать о том, что кто-то нарушит твой покой. Деньги и доступ к таким местам дают гораздо больше спокойствия, чем маскировка. Как выяснилось, тёмные стёкла и головной убор не спасают от лишнего внимания. Но всё равно мне казалось странным, что девочки его вообще как-то разглядели. Впрочем, уже неважно, на глаза мы всё равно попались.
— И за пиццей нам лучше не возвращаться, — добавил Джаред, выезжая с парковки. — Надеюсь, ты не обижаешься на меня? Я тоже голоден, но сейчас будет лучше, если мы поскорее доберёмся до дома.
— Нет, всё в порядке, — ответила я, потирая пострадавшую руку. На пиццу мне уже было наплевать, сейчас больше волновало другое: — То, что нас видели вместе — очень плохо?
— Нет, просто мне надо будет предупредить одного человека на случай, если какие-нибудь фото появятся в сети, — и вновь он больше смотрит на дорогу, чем на меня, — А может, они и не появятся. Но на всякий случай в ближайшее время тебе не стоит ничего публиковать.
— Хорошо. — Конечно, на самом деле для меня это не очень хорошо: я обещала пустить рекламу нескольким заказчикам в ближайшие дни, и если не выполню обязательства, то это повлияет на блог. Я потеряю деньги, которые держат меня сейчас на плаву, и репутацию. Хотя чёрт, в ближайшее время всё может кардинально поменяться… И это не я буду платить за пиар, а мне.
Не хотелось об этом всём думать, и я просто отключила телефон, чтобы лишний раз не изводить себя поиском новостей. И так было ощущение, словно все радости сегодняшнего дня куда-то подевались, на душе появилась тревога. В то же время я чувствовала, что раздуваю из мухи слона и не хотела признаваться Лето в том, что мне дико некомфортно из-за этой дурацкой ситуации. Поэтому я решила отвлечь его и себя саму болтовнёй, начав рассказывать, как в старшей школе мы с Саймоном подрабатывали в пиццерии на каникулах перед выпускным классом: я устроилась официанткой, а он — курьером. За то лето столько всего было…
Тем временем, за окнами алел закат, освещая рыже-розовыми лучами салон машины. Карта пробок была такого же цвета, что и небо, а это значило, что попадём мы домой ещё не скоро.