Snap queen

      Следующее утро выдалось необычно пасмурное, и я бы восприняла это как плохой знак, только проснулась я не одна. Джаред спал рядом, держа руку на моём бедре — допустимое касание, дабы друг другу не мешать, и такое приятное, учитывая то, что было вечером. Это значило, что между нами ничего не изменилось, во всяком случае пока. Ненадолго можно выдохнуть.       Чувствовала я себя немногим лучше, чем вчера, потому что спала плохо. Дурацкие сны никак не желали покидать мою голову, лишь глубже проникая в затаённые уголки разума, будто липкая карамель, заполняя навязчивой массой всё на своём пути, и невозможно было проснуться. Удалось всё же раз, но без покровителя с правой стороны кровати не получилось оказать должного сопротивления кошмару. По итогу, утомлённый ночными картинками мозг давил на череп, вызывая дикую головную боль, пульсирующую в висках. Зато тошнота ушла, видимо, она — разовая акция, которая возникла благодаря стрессу и непривычной пище, я же редко ела моллюсков.       Соответственно, вид у меня был не самый цветущий. Я встала, чтобы выпить воды и хоть немного потешить пустой желудок, и по пути бросила беглый взгляд в зеркало. Оттуда на меня недовольно зыркнуло опухшее и лохматое чудище с отпечатком подушки на щеке, и я поспешила прочь, чтобы его не раззадоривать зазря. Лучше накормить… На кухне я решила не ограничиваться лишь водой, всё же вчера ничего не ела, а приготовить завтрак. Пожарила омлет на двоих, кинула остатки хлеба в тостер и нарезала фруктов, сделала свежий кофе, но себе заварила ромашкового чая, побоялась, что от кофеина голова разболится сильнее. В этот раз перестаралась. Я часто готовила, однако сейчас стол получился почти праздничным, хотя не сказала бы, что имел место повод, скорее наоборот. Вероятно, подсознательно я хотела искупить вину за вчерашнюю истерику и голодный разум подсказал способ разрешения ситуации.       И Джаред в самом деле его оценил: завтрак выдался чудесный, опять же почти без единого следа вчерашнего напряжения. Почти, потому что мы практически не разговаривали. Так, несколько слов о вкусном омлете, короткая шутка о беконе и вопрос о содержимом холодильника…       Наверное, он тоже не особо спал сегодня, выглядел взъерошенным и слегка помятым, плюс я разбудила его, чтобы не есть в одиночестве и не оставлять ему остывшее, а время было относительно раннее — восемь утра. Обычно Лето спит до полудня, если ложится поздно. Без сомнений, сегодня он пришёл не раньше трёх ночи, правда, это я могла лишь предположить. — Как ты себя чувствуешь? — Всё же Джаред первым начал разговор, но когда уже тарелки опустели, а содержимое чашек наполовину. — Паршиво, — призналась я. Ведь обезболивающее я так и не выпила, поэтому мигрень всё ещё властвовала. — Всю ночь вертелась, — понимающе кивнул он. — Что тебе снилось?       Не хотелось лишний раз акцентировать внимание на больном, к этому мы вернёмся и, уверена, не в самом приятном ключе, и истинную природу своих сновидений я предусмотрительно скрыла под лёгкой ложью. За неё осудить нельзя, настолько она невинна. — Не помню… — Тебя кроет от стресса, — и тут же ставит диагноз, с которым я, к слову, согласна. — С этим надо быть осторожным, недалеко и до депрессии скатиться. А там тебе уже ни один психиатр не выпишет таблетки, беременным их не назначают практически никогда. — Откуда ты… — в некоторых моментах он знал поразительно много, порой в таких подробностях, что даже выяснять не хотелось, как эта информация ему досталась. — А, впрочем, не важно. — Изучал женскую депрессию для роли, правда толку из этого не вышло. Сценарий так и остался в архивах, вряд ли по нему снимут фильм.       На минуту-две мы замолкли и просто смотрели друг на друга, но потом Лето вновь взял инициативу в свои руки. — У тебя есть хоть какие-нибудь мысли, как поступить дальше? — спросил он.       Вспомнилось, как Саймон буквально недавно изрёк, что ребёнок может навечно связать меня с Джаредом и мне больше не нужно будет заботиться о себе самостоятельно. Забавно даже, ничего не предвещало, и он вдруг это упомянул. И правда, алиментный купол решит проблемы и не даст пропасть, однако тут возникает моральная дилемма: ребёнок — живое существо, и если я его изначально не хотела, то вряд ли смогу дать ему свою любовь, он или она будет страдать. Собственно, будем страдать и я, и Джаред. Получится замкнутый круг, в котором ни один не захочет оказаться.       И после всего я бы никогда так не поступила с Джаредом. Мне нужен он, а не вся мишура вокруг него…       Самое странное, что его отношение к ситуации было каким-то подозрительно безэмоциональным. И это пугало даже больше, ведь я и понятия не имела, чего Лето хотел на самом деле. Я считала, что его мнение тоже важно, но Джаред, как закрытая раковина, не поддавался. Улыбнись он вчера и скажи, что рад и хочет малыша, мне было бы легче. Рожать было бы уже не так страшно. А тут начинаешь вновь говорить о своём родительстве, насколько это нужно и вообще хочу ли я сама ребёнка.       Если задуматься, то скорее нет, чем да. В одиночку я материально его не потяну, да и морально тоже. А всё же хочется быть зрелым и готовым родителем, а не бороться с малейшей сложностью словно морпехи на Ближнем Востоке. Иначе это минимум две загубленные жизни. Опять. — Сначала нужно сходить к врачу и вообще узнать: всё ли в порядке, какой срок… — да, это наипервейшее. И тот ещё челлендж, потому что у меня проблемы с медицинской страховкой. Фактически у меня её нет, она покрывает только экстренные случаи. Мой же «экстренный случай» в перечень компании не входит, поэтому нужно будет поискать варианты. И вообще узнать, насколько они разорительны. В этой стране без страховки лучше не болеть — останешься банкротом. — Это разумно, — согласился со мной Лето. — А потом? — Я пока не решила.       Эмоции немного поутихли, но как выбрать верный путь до сих пор неясно. Опасно. Ведь лучше не затягивать, однако я не знала, как будет правильно. Любой исход имеет подводные камни, да такие острые, что кожу раздерёт до крови. — Ты не рад новостям, так ведь? — я задала в лоб волнующий меня вопрос. Ещё вчера мне так показалось, и нужно было убедиться, что это на самом деле так. — Что бы я ни сказал, всё равно, твоё слово здесь весит больше моего. И я не хочу давить на тебя. — Думаешь, мне будет лучше от твоего молчания? — и вновь на его лице странная гримаса, она запутывает ещё больше. И злит. — Как бы это ни разочаровывало, но да. Для тебя всё изменится кардинально, для меня — нет, поэтому ты не должна оглядываться на моё мнение. Подумай и реши, что лучше будет для тебя, а не для нас. — Ты так каждой своей девушке говорил, если она получала положительный тест? Спихиваешь ответственность, серьёзно?! — раздражение я уже не скрывала. — Папаша, называется. Не хочешь брать обязательства — используй резинки!       Хотя, блин, это не приступ ревности, вызванный переизбытком шампанского на светском рауте… Но разговор перерастал в ссору, кажется, сейчас Джаред мне этого так легко не спустит: рука, лежащая на столе сжата в кулак, а его взгляд, боже, вот теперь он злился. — Если тебя волнует финансовая сторона вопроса, то не переживай, на колледж как-нибудь наскребу, — едкий сарказм лишь подтверждал, что я его задела. — Остальное не так важно.       Да чего он заладил с этим важно, неважно? Я всё пыталась добиться, чтобы Лето сказал, хочет ли быть отцом или нет, а получалось, будто я разговаривала со стеной. Я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы сбавить свой градус эмоций, и это помогло. Вдруг вопрос показался мне с другой стороны: — Джаред… — возможно, я вспарывала ещё более тонкую материю, чем когда-либо, однако сейчас это кажется единственным разумным объяснением. — Дело в твоём отце?       Мой голос уже спокойнее, и Джаред, ошеломлённый предположением, тоже подрастерял ехидства: — С чего ты взяла? — и, кажется, да, вот оно. — Ну, ты часто говоришь о маме, но никогда о нём. Почему? — Родного отца я едва помню, они с мамой развелись рано, потом он завёл другую семью, настругал ещё двоих детей и через какое-то время его не стало. Вроде как суицид, — и всё же он рассказывал, даже вдаваясь в подробности. — Мама потом вышла замуж ещё раз, новый отчим очень хотел стать папой мне и Шеннону, поэтому усыновил официально. Лето — его фамилия, кстати. — Вы поддерживаете общение? — Нет, их брак тоже долго не продержался, я даже не знаю, где он сейчас. Может мама и в курсе… Мы часто переезжали, не оседали надолго нигде и, конечно, у неё были и другие мужчины: кто-то задерживался, кто-то нет. — В общем, вы с братом были предоставлены сами себе, — подытожила я. — Да, но это не значит, что маме было всё равно или некогда, наоборот, её внимание всегда было обращено на нас. Просто таковой была наша жизнь: свободной, творческой, то есть мы могли заниматься чем угодно и не встречать родительского укора. Конечно, это не всегда правильно, но кто знает, как будет лучше? — Я и Саймон — очень желанные и запланированные дети. Правда, планировали одного, но уже не суть, получилось как получилось… Родители очень хотели сделать из нас лучших членов общества. Мама желала нам стабильной жизни, по правильному сценарию, совсем не такой, какая была у неё, отец же — престижа, власти, величия. То есть, чтобы наша жизнь была лучше, чем их… — По-моему, этого хочет любой родитель, — усмехнулся Джаред. — Да, но я не об этом. Мне кажется, ты боишься стать отцом, потому что у тебя самого не было нормального отца. Боишься стать тем человеком, что когда-то бросил тебя. Не хочешь даже вероятности допустить, чтобы это случилось, и скидываешь всё на меня. И как бы ты ни утверждал, что не хочешь давить на меня, ты ставишь в ситуацию вынужденного выбора — сделать так, чтобы всё вернулось на круги своя, и забыть о том, что вообще когда-то тест показал положительный результат, — он хотел было возразить, но я всё ещё не закончила свою мысль. — Ты прав, решение за мной, но… — думаю, Лето сейчас хотел напомнить мне именно об этом, повторить в который раз уже знакомый мотив, — это наш ребёнок, поэтому мне важно иметь в виду и твоё мнение. Я всё ещё не знаю, как поступить. Естественно, в одиночку я на такое не пойду, определено. Если ты готов в этом тоже поучаствовать, мне будет легче, ведь у нашего ребёнка будут оба родителя, как и должно быть. Если нет, то тогда просто будем жить дальше, вдвоём.       Руки, сложенные на коленях под столом, дрожали, но мой голос — нет, и я гордилась собой, что не скатилась ни в слёзы, ни в тупую агрессию. Даже головная боль не помешала, на какое-то время я перестала её чувствовать, но спазмы вернулись вновь, стоило немного успокоиться       Быть может, я ошиблась в своих суждениях, но сейчас именно эта мысль казалась достоверной. Других причин я не видела. И он активно не возражал, не пытаясь переубедить меня или дать понять, что это неверно. Джаред всё ещё выглядел растерянным, но теперь, стоило найти хоть какое-то разумное объяснение, стало легче. Он много раз был терпелив и чуток, когда мне было плохо и страшно, теперь моя очередь. — Тогда к чему ты упомянула своих родителей? — Наверное, это было не в тему… Я имела в виду, что не важно, планировал ты ребёнка или нет, это не значит, что будешь плохим родителем, — объяснила я, накрыв его кулак своей ладонью, пытаясь ободрить. Уверена, Джаред станет прекрасным отцом, вот только бы он сам это понял поскорее. — Я пойду, попробую ещё поспать, а потом поищу клинику. Так что если захочешь поговорить — я в спальне.       Я поднялась из-за стола, собрала грязные тарелки и сложила их в посудомоечную машину, а потом прошла наверх, и вправду собираясь лечь. Уходя, я украдкой заглянула в кухню: он так и сидел, спрятав лицо в ладони. Ему нужно было ещё время, чтобы определиться, но ничего страшного. Возможно, я ошиблась и дело вообще в чём-то другом, однако я это не выясню сейчас или когда-либо. Сначала мне казалось странным его поведение. Отчасти оно для меня таким и оставалось, впрочем наши страхи порой до безумия иррациональны. Осуждать за них — последнее дело, какими бы странными и нелепыми они не казались.       И весь день Джаред мне не попадался на глаза, возможно, он даже уехал, я из окна не видела машину на парковке. Вероятно, я могла просто её не заметить, и всё это время Лето был здесь. Я не навязывалась, не искала и не звонила, сосредоточившись на своих делах. Короткий сон после завтрака придал сил, мигрень прошла, уступив место лёгкой слабости, и это можно было считать победой. Чтобы сидеть в кровати с ноутбуком не нужно много усилий.       Я потратила немало времени, чтобы найти для себя приемлемый формат. И не вспомню, когда я столько говорила по телефону… В обычную общественную клинику идти было нельзя, я сразу привлеку ненужное внимание. По спине холодный пот прошёл, когда я представила заголовки прессы. Нельзя, чтобы об этом узнал кто-то ещё, меня и так трясло от собственного лица на страницах таблоидов, если пресса станет обсасывать мою беременность, то это будет катастрофой, ведь тогда узнают мама с папой. И для них нет никаких других вариантов. Да, я взрослый человек, и они не могут решать за меня, однако кто хочет подвергнуться массированной психологической атаке? В первую очередь я должна позаботиться о себе и своих нервах.       А мне бы не помешала мамина поддержка. Жаль, что наши отношения такие и она — едва ли не последний человек, к кому я бы обратилась сейчас, чтобы поделиться своими переживаниями. Я предполагала, какой будет её реакция, поэтому лучше ей ничего не знать до самого последнего момента. А ведь так быть не должно… Я часто завидовала людям, у которых дружеские отношения с родителями. И даже Джареду. Судя по его рассказам о маме, уверена, я получу от неё гораздо больше тепла и принятия, чем от своей, если нам, конечно, доведётся познакомиться.       Поэтому, чтобы не попасться папарацци, мне нужен был медицинский центр уровнем повыше. И с ними тоже были проблемы. Без страховки стоимость услуг зашкаливала — пришлось бы заплатить неприлично огромные деньги всего лишь за один приём и обычные анализы, а оформить страховку сейчас я не могла: не сезон — это нужно делать осенью.       В конце концов, я нашла частных практиков, чей прейскурант был скромнее (ненамного, но всё же лучше). Небольшая клиника на побережье с приветливыми пальмами возле входа обещала покой, приватность, а также индивидуальный подход. Они любезно нашли для меня окно в их тесном графике, поэтому на приёме я окажусь уже завтра. Правда придётся встать рано, потому что ехать далековато, плюс утром всегда жуткие пробки, но это уже вторичное. Самое главное: я буду точно знать, как обстоят дела и сколько есть времени, чтобы принять решение максимально безопасно для себя.       И пока до визита к врачу оставалось меньше двенадцати часов, я планировала перекусить и лечь спать пораньше, чтобы чувствовать себя более-менее бодрой. На кухне нашлись сэндвичи, которых не было утром, и это явно не домработница постаралась — она сегодня вообще в доме не появлялась — очевидно, их приготовил Джаред. У меня даже слёзы навернулись: еда точно была для меня, потому что он положил в начинку болгарский перец, сыр и халапеньо — моё любимое сочетание, плюс Лето ненавидит белый хлеб.       Так и ела: пока жевала, обливалась слезами. Наверное, глупо это, но такое проявление его заботы значило лишь одно — между нами всё по-прежнему в порядке, и это было как камень с души, облегчение.       Только вот объяснить Джареду, что я плачу не потому что мне плохо, а потому что я в порядке, было уже сложнее. Он действительно куда-то уезжал: вместо привычных домашних треников и тапок на нём были джинсы и кроссовки, мы столкнулись уже на лестнице, когда я поднималась в спальню. — Ты точно в порядке? — с недоверием косился он на мои красные глаза. Мне же реально было хорошо. — Угу, — зевнув в ладонь, я кивнула, снова захотелось спать после еды. — Мне надо с тобой поговорить, — вновь его серьёзное лицо — напряжённая маска, пугавшая меня вчера вечером и сегодня утром. Хрустальное равновесие, в которое меня привели эти сэндвичи, разбилось, и вновь тревога неприятными мурашками прошлась от ладоней вверх по венам.       Сон как рукой сняло.