Клевер на удачу

      После ухода из Аргала четыре раза осень сменяла весну. Четыре раза серый снег покрывал подножье Тангородрим и Ард — Гален. Четыре раза Тара успела побывать чумным доктором в Казиме, городе рабов. С момента ее побега прошло четыре кошмарно-прекрасных года. После смерти Морганы женщина больше не покидала шатра орка, а после и дома, что он для нее построил. Первым пунктом их путешествия стал Казим. Это место мало чем походило на обычный город. Самой высокой постройкой был храм с идолом Вала Мелькору, которому приносили кровавые жертвы, а так все дома были одноэтажными и ветхими. Арбул же был сплошь из камня. Даже улицы были вымощены булыжником. А большой город значил много народу. Знать и состоятельных жителей можно было отличить от черни очень просто — знать ходила в яркой одежде и почти не передвигалась пешком. Жрецы и жрицы были отдельной кастой. Они напоминали Таре что-то между индийскими брахманами и неприкасаемыми. Люди боялись прикасаться к ним, ибо это каралось смертью, но при них все благоговели. Жрицы носили красные платья с золотыми и черными вставками. Кожу они выкрашивали золотой краской. Лица их были покрыты такой же красной полупрозрачной тканью, что крепилась к высокой короне. У каждой был кинжал, лезвие которого длиною равно было предплечью, от кончиков пальца до локтя. Треугольное лезвие увенчалось золотой рукояткой. Ходили они парами и сами выбирали, кто пойдет на жертвенный алтарь. Чаще всего жертвенным ягненком выходила чернь и только потому, что в отличие от знати, они не могли заплатить выкуп. На праздники забивали десятки рабов: эльфов, людей и гномов (что было редкостью, ведь поймать этот гордый народ было тяжело). Тара стояла на таких празднествах с непроницаемым лицом. В улюлюкающей и визжащей толпе она сама чувствовала себя жертвой. Жрецы ходили в красном, но не покрывали голов, и волосы их были выбриты на манер ирокезов. Красные шаровары и камзолы с золотой вышивкой и обилие золотых цепей. И вместо клинков у них была праща и небольшая шипастая булава. Часто, с хохотом они проламывали головы своим рабам и черни. После, их приносили к шатру лекаря и бросали там. Чаще всего приходилось добивать раненых. За «овощами» никто не хотел ухаживать. Стабильно — летом, в Казиме начиналась эпидемия чумы. Корг старался увести своих людей и Клину, но она уходила туда как доброволец. Странное стремление и желание увидеть болезнь во всей красе не оставляло ее. Костюм чумного лекаря не отличался от костюма из средневековой Европы. Кожаный плащ, штаны и дублет. Остроносая маска с красными стеклами для глаз, перчатки и сапоги на высокой подошве. Бродя по улицам, девушка чувствовала себя как на карнавале. Смерть перестала быть чем-то страшным или чужим. Каждый раз вокруг нее умирали десятки людей, а ее мучительная болезнь обходила стороной. У нее были два лучших учителя, один из Казима, научил входить к больным чумой, или холерой, и выходить здоровой. Смешивать лекарства, ловить змей и добывать яд. Показал, что одними травами лечить не получится. Второй, в Арбуле, был из касты жрецов и не носил имени. Тара называла его Сирано де Бержерак, или просто Сир. Он любил излишнюю драматичность, был худым и высоким, и его носом можно было нанести пару смертельных, колотых ран. Но он этого не знал и от того это имя ему нравилось, так что он улыбался как довольный кот. Сир научил ее вскрывать людей, понимать от чего они умерли и делать операции еще живым. А также светским манерам и этикету. Де Бержерак первым обратил ее внимание на то, что Тару не мучает менструация. Он назвал это лунными днями, но девушка и в правду задумалась, что пять лет, с момента ее появления, месячных не было. Сир с сожалением начал говорить об увядании цветка, но женщина его уже не слушала. Так даже легче. Также было несколько не самых приятных встреч с Марком охотником. Он предпринимал еще две попытки изнасиловать Клину, но был избит Коргом до полусмерти. А на третий раз его принесли уже летом с раздробленным коленом и чумой. Он боролся и словно зверь зализывал свои раны. Он пережил чуму, как ни странно, выздоровел и радостный выскочил на улицу. Только вот конь, оставленный без присмотра, испугался его крика и встав на дыбы ударил охотника копытами в голову. Умер Марк охотник на месте, даром что пережил мор. Самым частым клиентом Тары был старый жирный владелец постоялого двора для высокопоставленных особ. Конечно, все понимали, что старик держит бордель, но говорить об этом было не принято. Проституция каралась клеймением и изгнанием из города. Но, разумеется, если у тебя есть такие покровители, как Боржа Сибан, то бояться тебе нечего. Но Тара неоднократно видела, как выводят из города полуголых рыдающих женщин. Боржа Сибан истинно умел обращаться с женщинами. Никто не был обижен или унижен под его опекой. Обходительный мужчина знал, что сказать, как намекнуть. Обаятельный, но сдающий позиции ловелас. Он приходил по три раза в неделю, выпить южный кофе и пожаловаться на разные болезни. Но чаще всего, основной проблемой было то, что, как он выражался: «Прелюбодеяние не происходит». Он жутко краснел и комплексовал из-за этого. Также его сопровождали две или три девушки — танцовщицы. Красивые и смуглые, завораживающие и страстные. В глазах у них всегда пожар, а вот в сердцах всегда лед. Любимицей его была Беатриче. Плотский грех темного эльфа и харадримской девки. Попала она к Боржа еще совсем юной, но росла быстро, как и дети людей, хотя уши и глубина глаз выдавала в ней дочь темного. Беатриче была высокой, навскидку метр восемьдесят. И Тара могла спрятаться в ее тени. Черные густые волосы крупными волнами спадали на узкую спину. Фигурой она была как песочные часы. Вся обтекаемая и точеная. Глубокие черные глаза смотрели страстно и хитро. Юная и живая, она выглядела как роза рядом с Сибаном. Ходила она в оранжевой безрукавке, плотно облегающей ее тело, в длинной фиолетовой юбке с разрезом почти до самого пояса. Голова была покрыта красным пестрым платком с монетами на бахроме. На талии висел шнурок с тремя золотыми кольцами. Также к Таре ходили многие знатные женщины Аргалы, просто чтобы поболтать, перетирать кости своим мужьям и друг другу. Заводилой была Тартулли Сибан. Высокая и худая как щепка, изможденная оспой и иными болезнями немолодая женщина. Лицо ее было грубым и угловатым, словно вытесанным из известняка. Желтоватая кожа была прорезана морщинами и пигментными пятнами. Карие глаза были глубоко посажены и нависающие брови делали лицо злым. Пшеничные с сероватым отливом волосы были собраны в тугую косу и покоились змеей на ее голове. Носила она только шелка и бархат ярких оттенков. Холодность и мытарство мужа ту ни капли не смущали. Текущая жизнь Тартулли вполне устраивала и менять она что-то не хотела. Корг же с неприязнью относился ко всем посетителям и псевдо-друзьям своей жены. Тара сама не помнила тот момент, когда стала спокойно воспринимать и даже с безразличием относиться к статусу жены. Спали они в одной постели, во время тренировок в поле — ели из одной посуды. Тара не любила его, а Корг любил только ее образ. Храбрая Лоам стояла за плечом той каждый раз, когда орк смотрел на нее. В порыве страсти он шептал ее имя и Тара могла наблюдать за всем со стороны. Также она сама часто думала о мужчине с пронзительными зелеными глазами. Тхурингветиль несколько раз захаживала в гости наперевес с новыми кавалерами. Юные мальчишки, будто одурманенные, шатались из стороны в сторону и смотрели на все расфокусированным, мутным взглядом. Она любила целовать их в шею. О! Поцелуи ее были ужасны. По венам любовников растекался яд. После той встречи юношей находили мертвыми. Юные, крепкие, и как она утверждала, красивыми им быть ни к чему, хотя против красоты она ничего против не имеет. После таких встреч Тамаре было интересно, а убьет ли ее осиновый кол? Солнце на нее не действует. Холодным осенним утром Корг ворвался в их дом прямо во время приема, с бешеным взглядом и пьяно-радостной улыбкой на лице. В руках он держал бумагу и сверток. Со свирепым рыком он изгнал всех, кто был в комнате, кроме жены. Он швырнул бумагу и сверток в кресло, и подхватив девушку усадил ее на стол. ― Слушай меня внимательно, жена! Нам выпала высокая честь! Мы отправимся на восток через Лотлан, а потом через Синие горы. Мы идем на службу хозяину! ― Что? Зачем? Я не понимаю тебя! ― Меня повышают в звании. Ты будешь женой не капитана, а генерала! ― Я не хочу покидать дом… — огорченно сказала Тара. ― А придется. Разверни сверток. Тара слезла со стола и нехотя подошла к свертку. Через грязновато-серую ткань ярко просвечивалось что-то красное. Девушка развернула ткань и охнула. В руках у нее оказался огненно-красный плащ. Длинный и широкий, с тканным узором и меховой подкладкой. ― У Тхурингветиль такой же плащ. ― Это ее подарок. Он новый, никем не ношеный. Тебе же нравился ее плащ. ― Да. Он красивый. ― Тебе не нравится? — Корг сделал шаг назад и застыл. ― Плащ хороший. Все в порядке. Когда мы отправляемся? ― Через неделю. Собирай вещи. Корг быстрым шагом покинул комнату, а Тара осмотрела плащ еще раз и все это показалось ей очень подозрительным. Как только первая пьянящая радость спадет с орка, то с ним нужно поговорить об этом.

***

      Бекка за пять лет в Средиземье значительно вытянулась. Ребячество из нее никуда не делось, но появилась скрытность и строгость. В движениях стали просматриваться незнакомые эльфам доселе жесты. Глаза смотрели с озорством и непокорностью. За последние четыре года девчушка успела побывать во всех владениях своих названных кузенов. Но ее тянуло в Химринг и она не стеснялась об этом говорить. Ей удалось выторговать себе следующее лето в крепости. Для того она старалась вести себя как примерная девочка. Иримэ крепко взялась за ее обучение. Языки, вышивка, танцы, этикет. Что-то приходилось вжимать, что-то девочка хватала на лету. Под давлением Фингона сестра короля также обучала девочку стрелять из лука. Точнее, начала обучать. К удивлению всех, малышке не понравилось. Азарт охоты ее не завлек. Каждый урок был для нее каторгой и вскоре Иримэ сжалилась, прекратив эти муки. Одно из желаний Риэфиндэ исполнилось. Ей подарили борзую. Высокая на лапах, поджарая и с крупным хвостом. Амрас принес ее во дворец маленьким щенком. Та испуганно тявкала и скулила, даже обмочилась когда ту подпихнули тяжелым сапогом к девочке. Риэфиндэ назвала ее Бри. И с того момента собака не покидала девочку, тихой тенью следовала за ней. Также Бека научилась играть в Башни. Король Нолофинвэ сам заделался учителем и радовался успехам. Как ему показалось, девочка способная и довольно хитрая, чтобы запоминать множество ходов и обходить противника. От новенькой доски для игры девочка отказалась и попросила восстановить тот самый столик с трещиной, что когда-то нашла с Белсом. Мальчик, к слову, тоже подрос. Ему исполнилось тринадцать лет и его на обучение взял к себе Маэдрос. Он был приставлен к Полдону оруженосцем. Эльф с удовольствием начал учить мальчика не только ратному делу, а еще и грамоте. Оруженосец с гордостью носил звезду дома Феанора на плаще. С того момента Бекки и Белс виделись всего пару раз. Юноша при подруге старался шире расправить плечи, выпятить грудь и без устали хвалился успехами. Бекки сблизилась со старшим братом Белса — Флокки. Он подолгу гулял с ней, читал ей. Люди поговаривали, что семьи своей у него не будет никогда. Положил, мол, душу на алтарь. Из-за сильной хромоты в солдаты он заделаться не смог. Хорошей физической формой похвастаться не мог. Стал худ и высок, бледен как поганка. Болезненный, еще не было времени, чтобы Флокки не заболел или не был вялым. От переживаний по поводу своей слабости он начал седеть. Несколько белых прядей терялись в его густых медовых волосах. Молодой человек продолжал томиться от любви к леди Иримэ. Но здравым смыслом он понимал, что эльфийская дева не любит его и не полюбит. А ему и своей любви хватало. Находясь подле нее он мечтал только об одном взгляде. Фингон обучал девочку кататься на лошади. Он решил, что это его прямая обязанность, как когда-то с родной младшей сестрой. Но и тут обучение проходило не гладко. То ли лошади не любили Беку, то ли Бека лошадей. Однако, у них совершенно ничего не клеилось. Лошади брыкались и не подпускали девочку к себе. Их буквально приходилось уговаривать подпустить к себе ребенка. Кай привык к девочке и писал ей письма. Пусть не такие красочные, как бы ему хотелось, но он старался ее порадовать. Он в каждом движении племянницы видел свою старшую сестру и грустно улыбался.

***

      За четыре года Кай наконец-то стал стабильным. Его больше не мучали кошмары и приступы паники. Разбираясь в себе, он начал понимать и вспоминать все свое детство и юность. Чувство вины и стыда перед сестрой росло в геометрической прогрессии. Он с ужасом осознал, что по сути, они с матерью два абьюзера, которые измывались над сестрой. Лицо сестры он не мог вспомнить. Общие черты плавали в его воспоминаниях, но сложить картину воедино не выходило. То глаза не той формы, то губы не те, то лицо вообще не такое. В общем, дело не клеилось, но попытки не прекращались. Охтарон не прекращал своего ювелирного обучения и посвящал ученика в свои секреты все глубже и глубже. Тонкости работы с металлами как будто сами были рады отдаться ему в руки. Синфаллэ получила много серебряных украшений. Дева улыбалась и легко краснела. Вообще, за несколько лет они сблизились. Но Кай не мог понять, только это дружба или он влюбился. Не той болезненно зависимой любовью как с Петси, а чувство было светлым и трепетным. Он часто гулял с ней и старался как можно больше прикоснуться к деве, а та как будто с ним играла. То принимала подарки, то была холодна как камень. Кай заглядывал ей в глаза с надеждой и не понимал, что ему делать. А спросить у кого-то стеснялся. Как-то он ее даже поцеловал. Девушка задрожала в его руках, обняла за шею, а после оттолкнула. Прижимая руку к губам и смотря на него огромными глазами, полными ужаса — убежала. Они тогда месяц не виделись. Кай даже сам обиделся, мол, не хочет с ним связываться, так хоть бы на поцелуй не отвечала. Меч он держал уже довольно уверенно, но за другими явно не поспеет. Защититься, в случае чего, он сможет, а вот воевать он не рискнет. Лук пришелся ему по душе. Карантир брал его с собой на охоту. Азарт будоражил кровь и Кай чувствовал такой прилив адреналина, что после этого юноша долго не мог прийти в себя. Сны Кая начали мучить странные, кошмарные. Ему даже казалось, что предыдущие картины были разминкой. К нему стали приходить видения. Он видел Тару у костра, в окружении юных мальчишек, и та что-то им говорила на незнакомом языке. Но лица он не видел, свет огня закрывал ее. В другом сне она стояла к нему спиной по пояс в воде и разводила ту руками. Будто ищет что-то. Она всегда говорила какие-то три слова. Он не понял смысла и даже не мог воспроизвести. Самый жуткий сон его был таким:

«Было холодно. Жутко холодно, словно он стоял на берегу зимнего моря, под жутким штормом, абсолютно голый. Ветер пронизывал Кая насквозь. Он обнимал себя руками и топал в полной темноте. Ему чудились взгляды и голоса, но вокруг была пустота. Как вдруг, вдалеке показался какой-то отсвет. Какофония рыдания и стонов. Кай зажал уши руками и побежал. Бежал быстро, как ему казалось. Он перепрыгнул какой-то барьер и упал по колено в черную жижу. Идти стало труднее. Черная вода была жутко холодной. У парня потекли слезы от обжигающего холода, а в глазах потемнело от боли. Он лбом уперся в бревна. Удивленно оглянувшись он понял, что стоит посреди поляны. Запрокинув голову мужчина увидел высокий постамент из бревен. Он зачем-то на него полез. На вершине, на красном знамени со звездой Феанора, лежала Тара. Это была она и не она. Вся девушка была покрыта тонким полупрозрачным саваном. И на скрещенных руках у нее лежал кулон в форме клевера. Юноша прикоснулся к нему, даже взял в руки и поднес к глазам, чтобы темноте рассмотреть кулон. Ветер снова подул резко и сильно. Каю стало холодно, а внезапный крик застыл в его горле. Перед ним на четвереньках стояла Тара и через саван на него смотрели кровавые пустые глазницы. ― Ash… burzum-ishi…* ― Что? Я не понимаю. ― Ghậsh! ** Девушка закричала и их обоих окутал жаркий огонь. И громкий крик Тары оглушил его»

***

      Прошлая жизнь осталась в Аргале, в прекрасном каменном доме. А теперь только дорога в никуда. Они шли уже несколько недель. Ледяной ветер и дождь сменились инеем, морозом и крупными хлопьями снега. Все вокруг было ослепительно белым. И отряд Аст-Ахэ в черном выделялся очень резко. Плащ Тары как кровавая капля плыл впереди процессии. Черная змея с красным пятнышком на голове. Они шли на восток. Тара ехала на гнедой кобыле и взволновано смотрела на воинов через плечо. Предчувствие беды не покидало ее. Словно черная пелена висела над всем отрядом. Не просто так их отправили в поход. Все это было подозрительно и жутко. Идти через территорию врагов. И Корг, будто ослепленный своим псевдо-повышением. Он не разделял беспокойств своей дамы. Орка злило, что Тамара не радовалась за него и нагоняла смуту на всех в отряде. ― Нам еще далеко ехать? — ее голос был взволнованным. ― Да. Мы еще даже не на полпути. Зайдем за холм и встанем на привал, — голос орка разрезал сумеречную тишину. Тара подняла глаза к небу и увидела птицу. Огромное тело кружило над ними и по ее спине пробежала дрожь. За ними следят? Или это паранойя? Солдаты посмеивались и ждали когда смогут остановиться на привал. Мальчишки. Веселые и не побывавшие в битве еще ни разу. Мечи пока не были подняты на врагов, а руки не были по локоть в крови. Юный Карлаш, заметив взгляд Тамары, выпустил своего беркута. Тот стрелой взмыл в небо и с громким криком кинулся к летящей птице. Те схватились когтями и закружились, словно давно не видевшиеся возлюбленные. ― Карлаш, что это? ― Не знаю, госпожа. Это не наша птица. ― За нами следят? — испуганно заикнулась девушка. ― Не знаю. Сказать мастеру Коргу? Та кивнула и черноволосый юноша с острым носом направил свою лошадь к орку. Тара оглядывалась по сторонам и поняла, что ей страшно. Жутко страшно. Ей снова захотелось отправиться в свой дом в Арбуле. Захотелось теплого камина и песен сладкоголосой Беатричче. Из раздумий ее выдернул окрик Корга о привале. Воины остановились и начали ставить палатки. Зажглись костры и воины стали готовить варево. Тара осмотрелась и быстро подошла к мужчине. ― Корг, а не слишком ли мы близки к границе? Может, не стоит столько костров жечь? — она мягко прикоснулась к его предплечью. ― Нас не видно за холмами. Не рви мне душу, — он выдернул руку, даже не взглянув на девушку. ― Нет у тебя души. За нами следили! ― Это просто птица. Если ты забыла, мы идем по полю. ― Не будь столь наивным. Ты как будто не замечаешь, что мы идем в ловушку. ― Много ты понимаешь в военной тактике. Закрой рот и иди в шатер. Ложись спать. Выглядишь хуже смерти. Тара хотела было что-то сказать, но поджав губы развернулась и ушла. Плотнее кутаясь в теплый плащ, она отказалась от еды, и проваливаясь в рыхлый снег пошла к шатру. Зайдя за полог Клина завалилась на низкий топчан. Заснула она быстро и беспокойно. Сквозь тяжелый сон было слышно смех и разговоры солдат. Беспокойство скреблось кошками на душе женщины. Хотелось бежать куда подальше, куда-то в теплоту. После наступила звенящая тишина и показалось, что она увидела телевизионные помехи. Тара подскочила от дикого шума. В шатер через полог влетел раненый Карлаш. Девушка смотрела на юношу осоловевшим взглядом. Что там происходит? Стон солдата вывел ее из ступора и она услышала звуки битвы. Подскочив к уже мертвому телу, она нащупала под своим плащом ручку кинжала и выскочила из шатра. Яркое солнце ослепило глаза и Тара сорвалась на крик. Перед ней развернулась жуткая картина побоища. Высокие воины в сверкающих доспехах рьяно добивали мальчишек. Ее мальчишек. В сравнении с серебряными доспехами они были щенками. Аст-Ахэ старались нападать на сильных воинов группками, но и это им не особо помогало. Снег был залит кровью и хорошо утоптан, местами подталый, а местами его вообще не было. Юные мальчишки лежали в снегу с такими удивленными лицами, словно вместо подарка ко дню рождения им подарили носки. Обида на лицах побежденных показывала — они даже не поняли, что мертвы. Тара услышала свист и с ужасом отскочила в сторону. В стенку шатра влетела стрела. Один из сверкающих воинов ринулся к ней. Девушка решила, что стоять на одном месте — смерти подобно. Она кинулась вправо, обогнула шатер и выскочила прямо под меч остроухого мужчины. Юноша в черном кинулся на летящее лезвие, оттолкнув Тару. Та рухнула в снег и капюшон слетел с ее головы. Кровь мальчика обагрила девичье лицо и она увидела не менее испуганные глаза воина в сверкающих доспехах. Насилу поднявшись, девушка кинулась к повозкам с припасами. Она хотела поджечь масло и отвлечь всех. Но на подступах к цели она увидела орка. Корг, израненный и пошатывающийся, широким жестом рубанул воздух около уха высокого эльфа в доспехах. Меч его ударился о доспехи и отлетел. Эльф отшатнулся и крикнул что-то на шелестящем языке. Для Тары мир перевернулся с ног на голову. Буквально перевернулся, ибо девушку кто-то схватил за капюшон и швырнул в сторону. Какой-то молодой воин с яростным криком вцепился в ее волосы и подтащил вверх. ― Тхурингветиль! Ведьма! Гореть тебе на праздничном костре! — голос яростный. ― Отпусти меня! — голос Тары дрожал от ужаса. Из всего сказанного мужчиной она поняла только имя вампирши. Вдруг, ужас сменился злостью. Ее, взрослую женщину, как нашкодившего котенка за шкирку швыряли по всему полю. Рукоятка ножа плотно легла в руку и девушка не глядя ударила солдата. На удачу, лезвие вошло между пластин доспеха и воин отшатнулся. Несколько стрел пригвоздили ее плащ к земле и женщина с ужасом поняла, что те цепляются за плащ, думая, что она Тхурингветиль. Дернув за фибулу, она выскользнула из него и кинулась к лошади. Но путь ей преградил труп одного из Аст-Ахэ. Кто-то схватил ту за волосы и сильно дернув — остановил. Она чувствовала, как ее косу наматывают на кулак и заставляют повернуться лицом к воинам. На нее смотрели те самые глаза из зеркала. Тара их узнала и воздух сперло в груди. Они светились праведным гневом и он что-то тихо прошипел. ― Что? Тот замолчал и резким движением швырнул ее на землю, а нож выпал из девичьей руки. Зеленоглазый увидел изумруд в рукоятке. Только тогда она заметила, что бой кончился и большинство были перебиты, а кучка оставшихся, вместе с орком, были связаны. ― Дева — лекарь. Осторожнее с ней. ― Как тебя зовут? — зеленоглазый посмотрел на нее внимательно. ― Она не понимает тебя, Доегрэд, — прохрипел Корг. ― Как ее зовут? ― Не твое собачье дело. Зеленоглазый наступил на живот орка, прямо на рану. Корг застонал сквозь зубы, от чего Тара с болезненным вскриком подскочила и оттолкнула эльфа. Тот от удивления отступил на шаг. Чья-то стрела уперлась ей в затылок. ― Что, храбрые воины толпой изрешетят девчонку? Добро, добро! — хриплый смех разнесся над полем битвы. ― Как твое имя? — на темном наречии обратился светловолосый эльф. ― Тара Клина. Но мое имя тебе ничего не скажет. На мгновение повисла тишина и воины смотрели на нее как на призрак. А раненый в живот эльф удивленно булькнул. Зеленоглазый глядел на деву и его зрачки расширились. ― Мне может и нет, а вот Риэфиндэ скажет, — он снял шлем и рыжие волосы рассыпались по плечам. ― Кому? — женщина сидела подле орка и пыталась зажать рану. ― Кай назвал ее Ребеккой, — сказал зеленоглазый. Тара замерла и руки ее дрогнули. Она подскочила и отмахнулась от воина с луком. Быстрым шагом дева оказалась рядом с эльфом и громко сказала. ― Ты, демон, знаешь, где моя дочь?! Ты назвал ее имя. Где она? ― За брата и не спросишь? ― С кем, с кем, а с ним ничего не случится! Ответь на мой вопрос. ― Она жива и здорова. Это все, что я тебе скажу. Гарантия того, что ты не сбежишь. Тара упала на колени и закрыла лицо руками. Из ее груди вырвалось клокочущее рыдание. Будто она захлебывалась слезами.

***

      Бекки недовольно смотрела на гипс, заложенный на правую ногу. От кончиков пальцев и до середины бедра. Хромой Флокки недовольно осмотрел положение девочки и вздохнув сел рядом с ней. ― Как ты умудрилась, малявка? — обеспокоенно спросил он. ― С лошади упала. Звездочка встрепенулась и я не удержалась. Она меня не переваривает, — пробурчала малышка. ― Ну, ничего. Скоро побежишь! Я уверен. ― Не знаю. Мне кажется — не так скоро. Почитаешь мне? Флокки кивнул и осмотрел полку, плотно прибитую к стене с желтыми обоями, после чего достал потрепанную книгу со сказками. Он обошел кровать и скинув сапоги залез к девочке. Первая сказка была о звездах. Они продержались ровно двадцать минут и заснули. Так их застал Нолофинвэ. Бри, громко похрапывая, вывернулась на кровати рядом с девочкой и юношей. Королю было приятно смотреть на такую спокойную картину. Редко когда девочка была такой расслабленной и умиротворенной. Что так напугало лошадь — никто не понял. Но та встрепенулась и скинула свою маленькую наездницу. Та стойко вынесла боль, хотя скорее от шока, нежели от храбрости. И заплакала только тогда, когда ее несли к лекарю. Иримэ отправилась утром на охоту и еще не знала, что Риэфиндэ травмировалась. Иначе она бы уже примчалась и надрала уши Фингону. Но пока этого не произошло — можно дышать спокойно.

***

      Кай не мог нормально спать уже несколько недель. По часу, по два, а потом наступали жуткие сны. От них болела голова и сжималось сердце. Куда деваться и у кого просить помощи он не знал. Охтарона не было уже несколько недель, а к Лайте или Менельтору он бы не пошел в жизни. В маленькой гостиной он нашел кувшин с малиновым вином. В надежде, что это поможет забыться, мужчина утащил кувшин поближе к камину и начал всматриваться в него. Он пил, пил и пил, пока не услышал шорох и звук отворяющейся двери. В гостиную ввалился гном и Карантир. Кай смотрел на них ошалело, пока старые друзья о чем-то тихо спорили и гном явно выигрывал. Эльф был весь красным и не то от смущения, не то от злости. Юноша глядел на них недовольно. Нарушители его спокойствия его не замечали. ― Хей! А можно чуть тише? — слегка невнятно спросил Кай. ― Кто здесь? — пробасил гном. ― Это Кай. Ты его уже не узнаешь? Совсем глаза залил? — Карантир говорил зло. ― А я всех ваших гостей запоминать не нанимался, — фыркнул гном, а потом весело заметил. — И глаза тут залиты только у него. ― А почему бы и да! ― А по какому поводу пьешь? А, хотя, неважно. Гном не стесняясь прошел в глубь комнаты и выдернув из рук человека кувшин, сунул туда нос. Раздраженно поморщившись, быстро поставил посудину на стол, а после отстегнул от пояса большую флягу дал ту в руки Каю. ― На, вот. А то, от кисляка этого ни удовольствия, ни интереса. ― Спасибо. А что это вы, на ночь глядя крадетесь и шепчитесь. Рассказывайте, а не то я с ума сойду. ― Да, нечего рассказывать, — оборвал Карантир и сел в кресло. Он вытянул длинные ноги почти под самый огонь и откинувшись на спинку блаженно закрыл глаза. Лицо его было серьезное и, пожалуй, болезненное. Волосы были встрепаны, а запах гари и пота показывал, что они явно вернулись не с увеселительной прогулки. Присмотревшись к гному можно было заметить, что и он был растрепан. На его скуле красовалась только что зашитая рана, что уходила куда-то в бороду. Рука его была тоже перебинтована. Кай отсалютовал им обоим флягой и сделал большой глоток. По горлу прокатилась обжигающая жидкость и парень забыл, как дышать. Он плотно зажмурился, выпрямился и через кашель улыбнулся. Его щеки покрылись красными пятнами, а на щетине начали плясать отблески огня в камине. ― Это что? ― Гномий самогон. Крепкая штука, — Карантир улыбнулся и взял флягу. ― Предупреждать нужно! Я чуть не погиб. ― От самогонки еще никто не умирал, — Гхал нахмурился и обиженно сложил руки на груди. ― Не бурчи, старый пень. Он шутит. Эльф блаженно улыбнулся и запустив пятерню в волосы откинулся на спинку кресла. Он потянулся и все услышали треск его позвонков. Край его рубахи задрался, оголяя подкачанный живот и Кай засомневался в своей гетеросексуальности. То ли вино и самогон ударили в голову, то ли отсутствие постоянной половой связи, но Кай захотел своего друга. Он показался ему очень красивым в свете огня. Это желание его напугало и он потупил взгляд. Они сидели в полной тишине и пили. Никто из присутствующих не знал, о чем можно говорить, и уж тем более не хотел что-то говорить. Вечер был прекрасный, хмельной и спокойный. Гном пыхтел трубкой и не открывал глаз. Кай сидел на полу, прижавшись виском к ноге эльфа, а Карантир запустил левую руку в волосы друга. Пока мужчина не услышал шелест в своей голове. Снова те странные слова. ― Что значит: «glậsh, ash и burzum — ishi»? ― Огонь, один, во тьме. Откуда ты знаешь эти слова? — Карантир нахмурился. А в хмельной голове зашумело и тошнота начала подступать. Слова складывались в ужасную картину. Та женщина, Тара-не-Тара, просила помощи? Тара в опасности? Она одна? Потерялась? Ей больно? Паника накрыла парня и тот, подскочив, вылетел из комнаты. Дышать было тяжело. Он снова видел пустые глазницы. Кай шел пошатываясь, со всех сторон на него давили стены и треск поленьев в погребальном костре. Кто-то схватил его за руку и мужчина инстинктивно начал сопротивляться. Но его, обхватив руками поперек тела, подняли в воздух и встряхнули. От встряски тошнота победила и Кай кинулся к окну. Он высунулся, улегшись животом на подоконник, после чего его начало рвать. Теплая рука легла ему на спину и начала мягко поглаживать круговыми движениями. Кто-то настойчиво не хотел его покидать. Когда Кай закончил и выровнялся, щеки его горели от стыда, а глаза лихорадочно бегали. Карантир выглядел уставшим и взволнованным. Он снова откинул волосы на спину и качнул головой. ― Извини… — Кай вытер рот рукавом. ― Ничего, как ты? ― Поможешь дойти до комнаты? — проигнорировав вопрос мужчина и качнулся. ― Да. Ты поэтому убежал? ― Да… Нет… Не совсем. Эти слова мне приснилось. Жуткий сон. ― Расскажешь? ― Там был погребальный костер. На нем была моя сестра, но как будто не она. Очень похожа. До этого было холодно. Я брел по болоту, слышал стоны и крики. А потом она горела и кричала. Там смерть. Мне страшно спать. Несколько недель один и тот же сон. Эльф придерживал Кая до самой комнаты и уже перед дверями отпустил его. Тот, краснея и заикаясь, вращая беспокойными глазами, сказал: ― Посиди со мной, пока не засну. Пожалуйста. Умоляю! Я не могу нормально спать. Мне бы хоть пару часов! И будет легче, — Кай начал громко говорить. ― Тише, не кричи. Я посижу с тобой. Кай вошел первым, выпил воды, скинул сапоги и рубаху. Подумав, он откинул покрывало и завалился на кровать. От выпитого голова начала кружиться и комната потеряла очертания. Кай зажмурился и почувствовал, как кровать рядом прогнулась и голую спину накрыло покрывало. Карантир аккуратно лег рядом и неуверенно посмотрел на Кая. Тот придвинулся ближе и тяжело дыша перегаром уткнулся эльфу куда-то в район груди. ― Засыпай. А завтра подумаем о твоем сне. Кай ничего не ответил, убаюканный ровным сердцебиением и запахом мускуса.