***
Полдон расхаживал по детской, как по тронному залу. Его длинное голубое одеяние, с вышитыми на широких рукавах серебряными перьями, тянулось за ним и цеплялось за пушистый ворс ковра. Мора сидела в кресле и смотрела на эльфа, а Тиасорэль, открыв окно, снова дымила свой табак. Ребекка лежала на кушетке, на боку, и пустым взглядом смотрела перед собой. Бри поскуливала и то и дело заглядывала в лицо хозяйки. Мора хмурилась, полные её ладони сжимали край шали. Она порывалась что-то сказать, но при взгляде на девочку замолкала. В комнату вошла служанка, в руках она держала поднос с чаем и легким супом для малышки. Служанка поставила на стол поднос и склонив голову быстро сказала: — Госпожа Лайуэлдэ ничего не ела уже давно. Может, Вам удастся это сделать… Мора раздраженно поднялась, подошла к девочке и рывком посадила её на кушетку. Сама осмотрелась и раздраженно посмотрела на вальяжного эльфа. — Милсдарь Полдон, Вы можете быть полезны? Принесите стул! — Запросто, леди Мора. Стул оказался рядом с женщиной. Она пододвинула его ближе, взяла тарелку в руки и заговорила. — Давай, Финдэ, нужно есть. Иначе твои кудри совсем потускнеют. — Нет… — Открывай ротик, — с нажимом сказала она. «Полдон, заговорите Вы с ней», — звучало в голове у эльфа. «О чем? Она не хочет говорить», — все так же спокойно вторит тот. «Зацепите её Тьёльперенкваром. От меня она не воспримет. Мора подхватит. У людей это как-то лучше получается», — шикнул голос. — Деточка, ну давай же! — Море удалось влить в неё несколько ложек супа. — Финдэ, а Келебримбор, когда уезжал, обещался тебе писать? — эльф оперся на стену около Тиасорэль. — Обещался… — А кто такой этот ваш юноша? — Мора взглянула на девочку с прищуром. — Друг… — А что за друг? Красивый небось, хотя, как и все эльфы, — небрежно бросила женщина. — Он самый красивый! — пробормотала девочка. — Красивее даже рыжего лорда? — Ну, да. Нет. Да! Не знаю! У Майтимо другая красота, он красивый как папа. А у Келебримбора другая красота, как у не знаю кого. — А если они оба узнают, как ты себя тут ведешь? А если узнает Тара? — Мама… Она мне не написала. — Она просила передать, что очень скучает и любит. Ей пока тяжело писать на всеобщем или квенья. У неё не было столько времени, как у тебя, — Полдон мягко улыбнулся. — Почему она не приедет ко мне? Или почему мне нельзя к ней? Почему все так сложно… — Если сейчас сложно, то как же будет дальше? — Тиасорэль мягко улыбнулась. — Дорогое дитя, всю жизнь тебя будут преследовать неприятности. Вся жизнь — одна сплошная трудность, но сильные их преодолевают и находят моменты радости, а слабые — ложатся пластом и умирают от тоски. Какой путь выберешь ты? — Мора прищурилась и поднесла ложку с супом. Девочка задумчиво смотрела на ложку, потом на присутствующих, снова на ложку. И наконец позволила себя кормить. Мора удовлетворенно кивнула, воркуя, бормотала себе под нос.***
Охтарон сидел на стуле и наблюдал за Каем. Тот смотрел в незашторенное окно на летящий снег и едва шевелил губами. Глаза его неподвижно всматривались в прозрачное стекло. Что-то странное было во взгляде, не то поиск, не то интерес. Руки его лежали на одеяле, вдоль тела. Сразу после выхода из трупецкой Кай успокоился и даже стал апатичным. Вся усталость навалилась на него разом. Повисая на руках товарищей, он думал только об отдыхе. Словно Кай не спал до этого и не был мертв. Сестра шла следом, странно кроткая и молчаливая. Что-то в ней переменилось. Мужчина не видел её такой уже очень давно. Она выглядела как каменное изваяние, что внезапно ожило и начало двигаться. Или это у него в глазах все замедлилось. Тара вошла в комнату с подносом, поставила на стол, обернулась. Слабый свет свечей освещал ее лицо и фигуру, делая её еще больше похожей на мраморную статую. Она сдвинулась с места, взяла тарелку с ароматно пахнущим супом и присела на край кровати. — Сейчас день или ночь? — Кай не отводил взгляд от окна. — Конец ночи, — Охтарон подпер подбородок руками. — Замолчи и ешь суп, — Тара хмурилась. — Если ночь, то почему так светло? — Скоро рассвет. Суп, — Тара постучала ложкой о тарелку. — Но метель… — Метель успокоилась, а тебе нужно поесть. Пожалуйста. Клина сидела чуть сгорбившись, придерживая тарелку и помешивая суп. Кай медленно повернулся к ней лицом и улыбнулся, Тара тоже попыталась улыбнуться, но улыбка была вымученной. Словно ребенок, юноша приоткрыл рот и вопросительно посмотрел на сестру. Тара встрепенулась и принялась кормить его. Охтарон молча наблюдал за сценой, на его лице пролегла тень, как будто из-под цветущего поля показался глубокий овраг. Темные волосы резко оттеняли его побледневшее лицо, что так и не вернуло себе прежний смуглый оттенок. — Я в последний раз тебя кормила, когда тебе было одиннадцать лет. У тебя была ангина и ты сидел дома. За окном гулял мороз и свистела метель. Мать тогда еще приволокла масляный обогреватель и мы включали его в гостиной, там было теплее всего. У тебя были такие же длинные волосы, а у меня был полосатый свитер, — Тара усмехнулась. — Ты тогда, в сочельник, раздобыла яблоки и приготовила пирог, было много корицы… Сладко, — Кай зажмурился. — Ты училась играть на гитаре. Я помню, как ты перебирала струны. — Это было давно… Охтарон, поможете? Мне… Мне нужно подышать. Эльф молча кивнул и поднявшись со своего места забрал тарелку из рук Тары. Та сразу вышла из комнаты. Мужчина продолжил кормить Кая, словно своего ребенка, от чего едва улыбался краем губ. Кай же настолько углубился в воспоминания, что видел ту самую маленькую гостиную и юную сестру с пирогом. Слышал, как звенели браслеты на ее запястье, как она тихонько напевала ему. Едва уловимый запах духов с чайным деревом и ментоловых сигарет потянул откуда-то от окна. — Учитель, у этого замка есть душа? — А? Мне кажется, что есть. Такая же пылающая и стойкая, как и у Нельяфинвэ. А почему ты спросил? — Просто стало интересно… У нашего старого дома тоже была душа, она пахла ментолом и пылью, но была такой родной. Оставь меня. Я хочу спать. Пожалуйста. — Я могу побыть с тобой. — Нет. Не стоит. Я хочу побыть один, чтобы не чувствовать никого рядом. Эльф нехотя кивнул и вышел из комнаты. Кай сел поудобнее и взял чашу с травяным отваром, грея руки. Закрыв глаза он увидел едва различимый силуэт юной сестры в длинной шерстяной юбке, стоящей в дверном проеме кухни. Её лицо озаряла улыбка, такая редкая уже в тот период жизни. Полосатый безразмерный свитер с подкатанными рукавами. В её руке была тлеющая сигарета с ментолом, вторую руку она держала на животе и хоть лицо озаряла улыбка, но по щекам ее катились слезы. Словно она стояла на краю. Открывая глаза — видение пропало, но запах остался. Такой близкий и такой родной. Все переменилось. Как будто было это все в другой жизни, в далекой и придуманной сказке.***
Поднимаясь на восточную башню Тара столкнулась с караульными, которые шли на последний обход в своей смене. Двое эльфов остановились и поклонились женщине, на что та тоже поклонилась и они молча разошлись. Поднимаясь по каменной лестнице к люку в потолке, Тамара почувствовала холод и вздрогнула. Уперевшись руками в деревянную крышку люка, она напряглась, но окованное железом тяжелое дерево не поддавалось. Женщина охнула, когда почувствовала чей-то взгляд. Обернувшись она увидела стоящего в нескольких метрах Маэдроса. — Терпеть не могу ваш бесшумный эльфийский шаг. — Позвольте полюбопытствовать, госпожа лекарша, что это ты здесь делаешь? — зеленые глаза сощурились. — Окно в Мордор прорубаю… — пробормотала сквозь зубы, после громче сказала. — Душно мне, хочу подышать. — Могу помочь, если позволишь. — Я сильная женщина, справлюсь. А ты, господин, иди дальше. — Тара, а ты осознаешь тот факт, что ты единственная, кто мне откровенно хамит? — Разве? Тара еще раз уперлась руками в крышку и со вскриком напряглась. Но крышка так и не поддалась. Зло выкрикнув, женщина ударила в люк ладонями и уселась на ступеньки. Майтимо же стоял без движения, его лицо рассекала ухмылка, глаза снова странно горели. Он наблюдал за действием из-под полуопущенных ресниц и выглядел вполне расслабленно. — Всё? — Всё! Эльф подошел к люку и резким движением поднял тяжелую крышку, подавая левую руку Таре. Та, немного зажато, осмотрелась и подала ему руку. Он рывком поставил ее на ноги и вывел на заснеженную площадку. Тара глубоко вздохнула и вскинула голову, клубы пара вырывались из приоткрытых губ. Клина опустила голову и удивленно охнула от мягкого прикосновения к плечу, а после жаркого объятия. Крепкое кольцо рук обвило дрожащий стан. Начинался рассвет. Над полуночниками ещё горели звезды, когда вдалеке небо начало окрашиваться в лиловый. Переливы красного плавно переходили в оранжевый и желтый. Густые облака сверкали малиновыми и фиолетовыми боками. Звезды стыдливо прятались в них от ярких лучей солнца — уступая ему место. Огненная дева Ариэн в ладье из золота медленно поднималась над землей, чтобы озарить своей красотой еще один день. Вставала, чтобы провозгласить отсрочку от скорой смерти. Как же горяча кровь тех, кто был влюблен в солнце, и сколь спокойны были те, кто любил звезды. Воздух над горами дрожал, казалось, что сейчас небо рухнет на головы всех живущих. Под натиском Ариэн тени бежали от гор все дальше, становясь длиннее и все прозрачнее, пока не истончились полностью. Тьме негде было больше прятаться, только если в самых глубоких расщелинах гор, ущелий и душ живущих в этом мире. — Почему? — Я не знаю. — Я не понимаю. Разве это возможно? Мертвые и вернулись… — Мы, старшие дети Эру, после гибели вернемся к жизни снова, после того как изживем свое наказание и исцелимся. — А люди? — Вы уходите за грань и вернетесь только в самом конце. — Но как же так? — Может и не люди вы вовсе… — тихий голос раздался на самым ухом. — А кто же? Хотя, Корг называл меня Лоам. Он говорил, что у меня её лицо. — Ты это ты. Похожие люди рождаются. Такое бывает. — Лоам не была человеком. Она была вашей первой крови. Корг говорил, что её похитили во время великого похода. Выдернули во тьму как и многих. Он хотел ее спасти, но в итоге стал одним из первых рабов. С ним всю жизнь ехала беда на одном коне. — Мы все искажены, кто-то горит и уходит ярко, а кто-то догорает и живет всего лишь черным углем. — А можно ли жить, пылая ярко? — У нас не вышло… Тара развернулась в его руках и обхватила его лицо замерзшими ладонями. Всматриваясь в зеленые глаза, искала в них что-то. Но видела только огонь и отражающийся в них рассвет. Где взять теперь силы, чтобы отвернуться? Где найти в себе способность отойти и стать изваянием? Внезапно на ладонях почувствовалась влага. Слезы стояли в его прекрасных глазах и Тара перестала дышать. — Какая мука… — тихий шепот. Кто потянулся первым — было непонятно. Кажется, они двинулись одновременно. Просто в какой-то момент губы столкнулись. Поцелуй был медленным и осторожным. Исследующим. Тара снова потерялась в ощущениях, чувствуя только жар тела напротив и горячие руки, поглаживающие спину. Майтимо медленно отстранился и прижался своим лбом ко лбу женщины, медленно потираясь. Ветер трепал его волосы и он снова был в огне. Пусть и не в настоящем, но в таком прекрасно пугающим. — Майтимо, мне страшно. Я не знаю, что делать, как реагировать на все, как мириться с братом, как увидеть дочь. — Не поверишь, каждый день задаю себе вопрос, что делать дальше. Главное не подавать виду, не показывать страх. Можно только перед теми, кому ты доверяешь. Тара чуть отстранилась и взяв эльфа за руки ужаснулась тому, какие они ледяные. Живая левая кисть не уступала по температуре правой стальной. В каком-то порыве она прижала его живую ладонь к груди, вздрогнула и потащила его вниз. — Ты словно лед! — А сама-то? Захлопывая крышку, они снова стояли в башенном коридоре. Тара неловко переступила с ноги на ногу и хотела уже было уйти, как ее перехватили за руку и утянули вниз по лестнице, потом к извилистым коридорам. Она и не поняла как оказалась перед покоями лорда. Майтимо вволок её в комнату и усадил на жесткую тахту, накинув на плечи плед. Сам присел у камина и принялся кормить затухающий огонь щепками и мелким паленьем. Вскоре над огнем оказался небольшой медный чайник, а в двух чашах оказались какие-то травы. Тара не отрываясь смотрела за действиями мужчины и мысль пришла сама по себе: «Я бы просидела вот так — вечно…»***
Бекки сидела за широким столом в праздничной зале, по правую руку от Иримэ. Голубое платье с жемчугом, словно морская пена окутывал плавный эльфийский стан. При каждом движении полупрозрачная ткань вздрагивала и перетекала по телу женщины. Нолофинвэ выглядел уставшим и печальным, но даже так оставался по-царски великолепным. В черных волосах сиял серебряный венец, голубые и синие одежды оттеняли бледность лица. Ребекке нестерпимо хотелось утешить его, но в праздничный час нельзя было нарушать правила. За столом сидели и виновники торжества. Старый гном с длинной белой бородой. Вся она была переплетена косами и драгоценными камнями. Лоб его сжимала массивная корона из золота с рубинами. Широкая золотая цепь спускалась до самого живота. Красный кафтан окутывал плотную фигуру. Из рук он не выпускал трубку, а лицо его не покидала улыбка. Рядом с гномом сидел его сын, имя которого девочка уже забыла. Такого «темного» лица Риэфиндэ еще не видела. Черные одежды, минимум украшений. Он не съел ни крошки, только пил из своей чаши. Его светлые глаза скучающе гуляли по хозяевам замка. Только пропускал Бекки. Словно не было её за столом, просто пустой стул. Позднее, когда все вышли из-за стола, воздали друг другу почести и хвалу, Бекки, шурша юбками, попыталась улизнуть с праздника. Уже в тени колонн она услышала разговор гномов. Седой гном крепко держал сына за руку и что-то грозно вещал. Прислушавшись девочка услышала короткие фразы: — Ты должен взять себя в руки, Кор. — Я пытаюсь, отец. — Ты только напиваешься. Их не вернуть уже. Они в чертогах ожидания. Их встретил Ма́хал. — А кто такой этот ваш Махал? — Бекки вышла из-за колоны. — А?! Девчонка! Подслушиваешь?! — молодой гном рыкнул. — Не кричите! Я просто хотела скрыться в тени колонн и прошмыгнуть к дверям. А то матушка открутит мне ножки и ручки, если заметит, как я сбегаю. Так что я не подслушивала, а столкнулась с преградой. — Какая языкатая девочка, — бросил Кор. — Меня зовут Риэфиндэ Лайуэлдэ, а не девочка. — Как гордо. А я глава клана Рыжебородых, Каар, сын Каора. А это уже мой старший сын Кор. К Вашим услугам, маленькая леди, — седобородый гном поклонился. — Раз вы к моим услугам, то ответьте мне на два вопроса. Первый: «Кто такой Махал?». Второй: «Раз Вы глава клана Рыжебородых, то почему у Вас и сына не рыжая борода?». — Хм, любопытная Риэфиндэ. Присядем где-то и там я отвечу на твои вопросы. Но и ты ответишь на мои, — старый гном улыбнулся. Ребекка кивнула головой и схватив обоих гномов за руки потащила к широким скамьям около фонтана в стене. Там сидели дамы и некоторые мужчины, что с удивлением посматривали на компанию. Девчушка в ярком платье из розового сатина и два грозных гнома. Ребекка устроилась на лавке между Кааром и Кором. Улыбка озаряла кругленькое лицо девочки, глаза сверкали. Она крепко держала старика и молодого гнома за руки и смотрела с интересом. Белые, нежные ладошки тонули в широких, шершавых ладонях кузнецов. Кор смотрел на кисть Бекки, как на что-то драгоценное. Сутулая фигура его тянулась к земле. Рот изломался неровной линией, лицо пустое. Внезапно он дернулся и снял со своей бороды красную бусину с руной на боку и вложил в ладонь девочки, после чего поднялся и быстро вышел из праздничного зала. Бекки повертела украшение и удивлённо посмотрела на Каара. — Это подарок, Риэфиндэ. Когда отрастут твои волосы — вплети эту бусину в косицу у виска. И любой гном поможет тебе в случае беды. — Спасибо. Я буду ее хранить! Обязательно — обязательно! — Хорошо, малышка. А теперь — кто такой Махал. Это наш создатель. Если эльфов и людей создал Эру Илуватар, то наш создатель — великий кузнец Ауле. Мы же зовем его Махал. Он создал нас из камня и сами мы крепкие, выносливые как камень. Живем в камне и над ним же властвуем. — Так вы дети бога! — Бека улыбнулась. — Как и ты. А что до второго вопроса — я старый и потому не рыжий. А сын мой весь в мать. Как две капли воды. — А почему он такой грустный? У него кто-то ушел? — Его жену и дочь убили орки. Теперь они в чертогах ожидания. И скоро я к ним присоединюсь. — Ой! Не надо! Это же так далеко и страшно! — Это совсем не страшно. Просто мгновение боли и столетия спокойствия. Возможно, боли и вовсе не будет. Они просидели в тишине. Точнее вокруг было шумно, но гном и ребенок молчали. Словно таинство творилось между ними. Риэфиндэ привалилась в горячему боку старика и начала водить пальцем по узору кафтана. — А что Вы хотели спросить у меня? — А. Точно! Что с твоими волосами? Ты похожа на одуванчик. — Я показывала, что не игрушка. Я есть и без золотых кудрей. — Ясно. Тогда вопросы исчерпаны, Риэфиндэ Лайуэлдэ. Они сидели так до самого конца вечера, пока задремавшую девочку не унесли в комнату, а старый гном, кряхтя, не ушел в свои покои. Тишина накрыла замок полностью. Точнее шорох и скрипы были, как и весь прочий шум, но тишина голосов резко выделялась. Будто никого из разумных существ не осталось. Только зверьки и ветер.***
Кай брел по пустому коридору, едва касаясь стены кончиками пальцев. Шершавая поверхность царапала слегка загрубевшую кожу. Он проснулся только ближе к вечеру и не придумав ничего лучше — пошел бродить. Его уединение никто не нарушал, разве что толстый серый кот в черную полоску. Наглая морда следовала за ним от самых дверей. Его глаза поблескивали желтоватым цветом, стоило им остановиться у окна или лампы. Кот садился и обнимал себя хвостом, превращаясь в копилку или статуэтку. Чуть склоняя голову, он проникновенно мяукал, донося до человека какую-то очень важную мысль. Только жаль, что люди не понимают кошачьего языка. Кай поднял пушистое тельце на руки. Коту явно не пришлось это по вкусу и он изо всех сил уперся человеку в грудь лапками, извернулся как змея, но снова был перехвачен холодными руками мужчины. — Куда это ты, красавчик? Сам пришел, теперь не брыкайся. Сейчас найдем кухню и попробуем выпросить еду у повара. Может, хоть плошку молока выпросим? — крепко держа кота, поднял его на уровень своих глаз. — А ну! Сострой морду по несчастнее. А то нам не поверят. Путь к кухне оказался долгим и запутанным. Пару раз служанки указывали дорогу, пока Хэлкарэ не отвела его туда под белы рученьки. — Где ты нашел этого монстра? — Так он не местный, госпожа Хэлкарэ? — Я не встречала его здесь до этого дня. — Ну, он тут ориентируется явно лучше меня. Если у него нет имени, то будет Меркуцио. Дуэлянт и гроза других котов. — Какое странное имя. Ну, пусть так. Ужин ты все равно пропустил, а монстра можно отправить на конюшни. — Не слушай её, Меркуцио! Никакой ты не монстр! Кай ворковал с котом, а тот громко вторил ему мурчанием. Лапы кота мяли рубаху на груди мужчины, а хвост чуть хлопал по животу, но в целом тот выглядел удовлетворённым. На кухне оказалась кухарка и поваренок, делающие заготовки на следующий день. Мальчик лет двенадцати оторвался от своего важного занятия и кинулся гладить питомца. Кухарка ворчала, но дала Каю жаркое из баранины и того же дала коту. Она курила трубку и Клиновских ловил себя на мысли, что именно так выглядела старуха Изергиль. Крючковатый нос, смуглая кожа в прорезях морщин, сгорбленная и седая. Но глаза все еще были юными и пытливыми. Смотрела она из-за плотной стены дыма с прищуром. Изучая каждое движение и каждый взгляд. — Госпожа кухарка, а разве на кухне эльфов могут пригодиться люди? — А от чего же нет? — голос ее шелестел как старый пергамент. — Ну, так… — Главный держит нас не просто так. Я хоть и стара, но все выполняю проворно и без лишней болтовни. А мальчишка выучится у него и уйдет в дом ярла. — Господин, а как зовут котика? — мальчик подал свой звонкий голосок. — Ну, я нашел его, или он меня. Госпожа Хэлкарэ сказала, что он не местный жилец, так что я осмелился дать ему имя Меркуцио. — Меркуцио? — Чужое это имя, не местное. Старуха что-то еще говорила, но Кай уже не слушал. Она ему резко опостылела. И само её присутствие стало в тягость. Доев свою еду и дождавшись Меркуцио, мужчина вышел из кухни и отправился к себе. Снова захотелось спать. Кот бежал чуть впереди, иногда оборачиваясь, чтобы проверить идет ли за ним человек. В комнате Кай уселся у стола и стал по памяти зарисовывать старуху и мальчика. Мягкие тонкие черты поваренка ложились на бумагу быстро. Словно мальчишка сидел перед художником. Черные как уголь волосы паренька выбились из тугого хвоста на затылке, тонкие пальцы застыли, словно он сейчас что-то возьмет ими. «Изергиль» шла туго. Отрывистыми штрихами и линиями вырисовывалось старческое лицо. Изломанная и резкая, как сухая кость без плоти, она напоминала неудачную маску ко дню всех святых.