Время, которого нет

      Дожди начали лить с новой силой. Они прекращались лишь тогда, когда выходило Солнце. Но при наступлении на землю Ночи тучи вновь выползали из своих убежищ. Рассказчика называют Менестрелем, но он не поэт. Он не может подобрать красивое словцо, чтобы слушатель увидел эту картину. Менестрель лишь надеется на фантазию слушателя.       Замок на горе мог бы оживиться или замереть полностью за это время. Но всё продолжалось своим чередом.       Прислуга всё так же занималась своими делами, лишь изредка они могли встретиться за общей чашкой крови или мытьём полов.       Герберт всё ещё читал и думал. Но теперь думы об отце занимали большую часть его быстрых и живых (несмотря на его сердце) мыслей. В склеп граф не пришёл вообще, а от Магды виконт знал, что тот остался в своих покоях. Такое поведение графа настораживало его сына.       Герберт сосредоточенно писал на листке бумаги своим красивым каллиграфическим почерком. Письмо Альфреду было разным по эмоциональному окрасу: сначала виконт пишет о своих светлых чувствах, а позже бумагу заполняют тревожные мысли младшего фон Кролока.       Он запечатал письмо знаком с фамильным гербом и отдал его Куколю, чтобы тот отнёс его на почту. Обострённое чувство, что что-то произойдёт, не покидало Герберта, поэтому он решил поговорить с отцом.       Граф всё также сидел в библиотеке, вглядываясь в деревья за окном. Он ждал ту девушку, потому что знал, что она вернётся. Он вздрогнул, когда дверь тихо скрипнула, и в комнату вошёл его сын.       — Отец? — голос виконта был слишком тихим и непривычным для него.       — Герберт? Проходи, — мужчина кивнул на место рядом с собой.       — Отец… Вы… Я… — присев тихонько на самый край софы, Герберт не мог подобрать слова, чтобы оправдать своё присутствие здесь.       — Ты волнуешься? — граф еле сдерживал улыбку, видя как его громкий и решительный сын сейчас мнётся. — Сын…       Герберт вздрогнул и уставился на него.       — Если я всегда зову тебя по имени, то это не значит, что я не считаю тебя своим сыном, — усмехнулся старший фон Кролок. — Герберт, сынок, я понимаю твоё беспокойство. Я вижу твоё непонимание, когда ты смотришь на то, во что я одет.       — Отец.       — Я знаю, что ты считаешь меня плохим родителем.       — Отец!       — И знаю, что ты не понимаешь меня.       — Отец, хватит! — раздражённо выдохнул Герберт, резко повернувшись к своему родителю.       — Герберт! Возможно, что я скоро уеду. Я не буду говорить куда, не буду писать писем из поездки, просто уеду. Итак, послушай меня, — старший фон Кролок отхлебнул из бокала и полностью развернулся к своему сыну, — я точно вернусь до осени. Я просто хочу, чтобы ты понимал насколько большая ответственность за замок на тебя ляжет.       — Я понимаю, отец, — кивнул тот, никогда граф не видел его настолько сосредоточенным.       — Когда приедет Альфред — будьте бдительны. Я понимаю, что у вас любовь, но будьте осторожны, — граф уже не мог сдержать улыбку и обнажил клыки в беззвучном смехе.       — Почему ты смеёшься? — голос Герберта звучал обиженно.       — Видел бы ты своё лицо!       — А что с ним? — испугался тот, совершенно забыв о том, что его отец тоже может шутить.       — Герберт, я пошутил. Ты просто был очень сосредоточен!       — Отец!       — Хватит. Я уйду, когда кончатся дожди, — граф странно посмотрел на окно и замер: среди хвойных ветвей мелькнула рыжая копна волос. — Или в дождь…       — Что там? — виконт повернулся к окну, но ничего не увидел.       — Ничего! — нервно усмехнулся граф: он знал, что она вернётся. — Герберт, иди.       — Отец!       — Иди!       Младший фон Кролок резко встал и, громко стуча каблуками, вышел из библиотеки, при этом не забыв театрально хлопнуть дверью. Когда ему только начало казаться, что всё налаживается, и отец ему начинает доверять, так всё идёт не по плану! Недолюбленный ребёнок даже во взрослом возрасте, имея возлюбленного, требует родительского внимания. Но ему не дают его. Так ещё и прогоняют!       Граф, как только ушёл Герберт, не сдержался и подошёл ближе к окну. Рыжая голова вновь показалась, и теперь он мог видеть её веснушчатое лицо с серьёзными глазами. Чтобы проверить хотя бы одну из своих теорий о том, кто эта девушка, мужчина злобно оскалился.       Результат был относительно положительный: она приняла воинственную позу и тоже оскалилась, за её плечами показались колчан и лук. Она не была мароайкой: духу незачем тягаться с сильным вампиром, да и не носят они оружие. Стригои полагаются только на свои способности, только высшие стригои могут носить что-то с собой, потому что не любят пачкаться. Оставалось только определить её «расу» наверняка.       Но узнать это можно было только, если он поговорит с ней. Учитывая тот факт, что она всё ещё молча сверлит его тяжёлым взглядом, от которого ему не по себе, то контакт будет налаживать долго, а ещё может быть и с трудом.       Фон Кролок перестал скалиться и решил прибегнуть к своим способностям: телепатии и гипнозу. Гипноз тут же провалился: девушка, которая вроде бы успокоилась после того, как граф перестал скалится, резко обнажила зубы и, клацнув ими, скрылась в ветвях сосны.       — Точно не стригой… — пробормотал мужчина.       Он сердился на себя. Очень глупо поступил — можно же было определить по телепатии. Но нет! Всё-таки взялся за гипноз!. Теперь непонятно: придёт она снова или перестанет?       Коварное любопытство, которое, как он думал, владеет только женщинами, теперь завладевало им. Кто эта девушка? Почему так странно одета? Что она здесь делает? Почему следит за ним? Вопросов становилось всё больше, но ответов не было ни на один. Неизвестность раздражала графа. Он слишком привык руководить всем, что происходит в замке, знать, что делает каждый его подопечный. А сейчас он даже не знал, кто приходит к нему уже вторую ночь.       Нервно топнув каблуком, мужчина резко развернулся обратно к столику и осмотрел его. Во главе стола стояла бутылка вина, которую он распивал уже неделю, рядом с ней — бокал. Несколько красных капелек, оставшихся на дне, напомнили фон Кролоку о том, что он совсем сегодня не подкреплялся кровью. Мысль о том, что кровь сегодня он может и не пить, потому что не чувствует жажды посетила его внезапно, но ушла она так же быстро, как и приходила. На самом краю тёмного дубового столика расположилась книга, грозившись упасть. Граф прочитал её название: «Вампир» Джордж Байрон. Усмехнувшись, он легко подхватил её и поставил на близлежайшую полку.       Мужчина решил сам спуститься и взять себе крови. Он уже неделю не обходил замок. По пути к каморке Куколя он наткнулся на обжимающихся в углу Шагала и Магду. Граф громко фыркнул, из-за чего те отскочили друг от друга и, поклонившись, разбежались в стороны. Куколь вновь что-то вырезал из дощечки.       — Куколь, крови, — голос фон Кролока звучал невероятно ласково, будто он давно не видел своего верного слугу.       Без слов горбун вышел и через несколько минут принёс на подносе бокал с кровью. Граф почти опрокинул его в себя, не почувствовав вкуса. Он молча вышел из коморки Куколя и направился к своим покоям.       Почти рухнув на кровать, он прикрыл глаза. Мысли вернулись к таинственной незнакомке. Она была вампиром, это он установил уже точно. Но оставались остальные вопросы о ней и самый главный: зачем она приходит?       В комнату постучали, за дверью был слышен голос Магды:       — Ваше Сиятельство, там Герберт в панике. Говорит, что видел чужака.       Выругавшись на непонятном языке, граф открыл глаза и поднялся со своего ложа. Мысль о том, что это могла быть та девушка, как-то неспешно проникла в его разум, когда он уже открывал дверь, чтобы выйти. Мужчина вздрогнул и с вампирской скоростью настиг комнаты сына. Он влетел в неё даже не постучавшись.       — Отец! Чужак! Точнее чужачка! — воскликнул Герберт, указывая на окно.       Граф вгляделся в часть леса, которая была со стороны младшего фон Кролока, но услышал разочарованный вздох сына, который установил, что она сбежала, и принял описывать её внешность. Но граф чувствовал на себе её тяжёлый взгляд и теперь, особенно после слов Герберта, был уверен, что это Она.       — Что она делала? — спросил фон Кролок, продолжая вглядываться в ели.       — Просто стояла и смотрела. Страшненькая такая, а ещё стригой, кажется, — ответил сын.       — Нет! Вампир она, вампир… — перебил его граф.       Дождь усилился, оставляя даже без капли лунного света и без того тёмную ночь. Но острое вампирское зрение старшего фон Кролока уловило рыжую макушку, которая удалялась вглубь ветвей.       — Ушла, — заключил граф.       — Давно уже, — хмыкнул Герберт, с интересом наблюдая за отцом.       — Нет, только что. Зачем она пришла к тебе, если убежала от моего гипноза… — пробормотал мужчина.       — Так вы знаете её! Кто она?! — сын, чтобы привлечь внимание родителя, топнул ногой.       — Я не знаю её, Герберт. Не знаю кто она. Эта девушка приходит уже второй день…       Объяснив всё сыну, который теперь окончательно запутался, граф устало потёр переносицу. Сказав что-то Герберту о близком рассвете, он тихо удалился из его комнаты. По пути к себе мужчина наткнулся на Шагала, который лишь спросил:       — Так что же, чужак у нас завёлся?       — Нет смысла беспокоиться, — ответил фон Кролок и пошёл дальше.       Вместо того, чтобы как можно быстрее добраться до своей комнаты, он избрал долгий путь через галерею. Есть ли у слушателя предметы, которые напоминают ему про кого-то или что-то? Менестрель уверен, что есть. А есть ли у слушателя предметы, которые напоминают о боли или просто о том, что вспоминать неприятно? Тут уже Менестрель не уверен.       У графа фон Кролока таких воспоминаний целая галерея в его замке, а также кладбище, полное упырей. Он научился подавлять в себе все ненужные чувства. Зачем вспоминать то, что было давно или в прошлой жизни? У него целая вечность впереди, так к чему вспоминать былое?       Так было первые сто лет его не-жизни. А потом прошлое заполняло его разум ползучей темнотой, похожей на гигантского спрута. Оно захватывало его сознание, пока не поглотило полностью. Граф часами мог рассматривать портреты когда-то живых, а теперь лежащих в могилах родственников, или замереть в одной позе с безучастным взглядом.       Когда Герберт решил переделать замок хотя бы внутренне, то получил резкий отказ от отца. Старший фон Кролок был против перемен.       Смотря на эти картины сейчас, он понимает, что ошибся. Смотря на всю его жизнь с высоты этих сотен лет существования, он понимает, что вся его жизнь была ошибкой.       Мотнув головой и глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, граф продолжил свой путь до спальни. Казалось бы, зачем менять порядок, который установился в последние двести лет? Но появление этой странной рыжеволосой вампирши что-то изменило в графе. Один маленький, неприметный рубильник, который отвечал за стабильность и который не трогали столько лет, переключился. Вот так просто! Менестрель тайно надеялся, что всё это не приведёт к плохим последствиям.       А за окном графской спальни прекратился дождь. Скоро должен был прийти Рассвет, поэтому фон Кролок плотнее прикрыл шторы и лёг на кровать. Через пару минут он уже был похож на полностью мёртвого человека.       В то время, когда замок на горе засыпал, оживлялась деревушка. Люди шли на работу, радуясь, что эта Ночь дала не так много луж; дети играли в лужах или бежали за родителями, напрашиваясь пойти с ними, ведь так интересно смотреть на то, как отец делал заготовку ножа или подковы в кузнице, или как мать косит рожь и позволяет таскать колосья; старики сидели возле домов, наблюдая за жизнью в городе.       На почту пришёл уродливый горбун, которого многие боятся. Он вновь отправил письмо из дорогущей бумаги и с печатью старого рода, представители которого, по мнению жителей деревни, вымерли уже несколько веков назад. Горбун ушёл, и все о нём забыли как о старом поехавшем старике.       Но если род вымер, а замок пуст, так почему же ночью в нём загораются огни, и видны тени. А почему каждый год без вести пропадает один человек? Даже спустя несколько месяцев не находили хоть каких-нибудь останков несчастного. Волки съели?