Ты не можешь

      На часах было около шести вечера, когда семья вернулась домой.       Лука с облегчённым вздохом выпрыгнул с заднего сидения машины, радуясь тому, что двадцатиминутная пытка нахождения в полуметре от Элиотта завершилась. Ему было тяжело находиться рядом с ним. А ещё тяжелее, когда не можешь при родителях выразить своё негодование.       Перевалявшись с Джой в траве, набегавшись, первое, что Лалльман решил сделать – принять душ. Недолгие процедуры и юноша вновь чувствовал себя свежим и полным энергии человеком.       Главная традиция Лалльмана после ванной — выпить стакан холодного молока. Мама не раз ругалась на него, гарантируя ангину из-за резкого перепада температуры. Но, в конце концов, смирилась, потому что сына, казалось, даже грипп не свалит.       Как следует вытершись, натянув домашние штаны, не особо качественно уложив мокрые волосы, ругаясь на пару выбивающихся вниз прядей, Лука надел тапки и, удовлетворённый, поплёлся на кухню. Хорошее настроение чуть притупил сидящий за столом, попивающий чай, Элиотт, тут же встретивший Лалльмана внимательным взглядом. Успешно проигнорировав его, парень прошёл к холодильнику, всё еще ощущая на себе взор старшего. — Тебе не кажется, что немного не тактично постоянно ходить по дому с голым торсом? — Абсолютно спокойным тоном проговорил Демори. — Что? А у тебя с этим проблемы? — Столь же невозмутимо ответил вопросом на вопрос Лука, достал коробку с молоком, стакан, и, даже не оборачиваясь, продолжил заниматься своими делами. — У меня нет, но кого-нибудь может смутить голое тело мальчишки.       «Мальчишки» — неприятная интонация эхом проносится в голове Лалльмана. — Кого? Маму, которая видела меня и не в таком виде, или твоего отца, с которым мы уже успели пару раз сходить в баню? — Наконец оборачивается Лука, отклоняется назад, облокачивается локтем на столешницу, а другой рукой держит стакан с молоком. — Ну, а ты у нас вроде натурал, ничего смущать не должно. — Юноша ухмыляется, удовлетворённый опущенным взглядом Демори, и делает пару глотков, прежде чем отвлечься на голос мамы, проходящей мимо с какой-то сумкой: — Лулу, когда ты уже перестанешь нагишом по дому носиться? Ты же до этого вечно по сто футболок на себя натягивал. Ну точно заболеешь.       Лука не ожидал столь внезапного предательства и, невольно поперхнувшись, поспешил отвернуться, заметив перед этим наипротивнейшую довольную ухмылку сводного брата и его идеальные приподнявшиеся брови.       Настроение шло ко дну.       Отправившись на второй этаж, высушив волосы, Лука развалился на кровати и уткнулся в телефон, неожиданно обнаружив заплывший сообщениями экран.       Спустившись по лестнице, парень встретил удивлённые взгляды семьи, устроившейся перед телевизором. — Мам… То есть, вы не против, если я сейчас встречусь с другом, там… срочное дело.       Кларис улыбается, Ивон добродушно кивает, а Элиотт смеряет парня задумчивым взглядом.       Лука радуется благополучной реакции, потому что выходные они обычно проводили вместе, разворачивается на пятках и тут же слышит в спину голос, который, видимо, никогда не даст ему покоя: — С Джой только потом не забудь погулять.       Натянутая улыбка, вновь ненавистный контакт с голубыми глазами: — Конечно, спасибо, что напомнил.       Ещё в начале их совместной жизни семья обсудила ежедневный быт и обязанности, распределённые позже на каждого. Родители довольно часто пропадали на работе, поэтому готовкой занимался Элиотт. Лука не хотел признавать, как хорошо Демори справлялся с этой задачей. Ивон выносил по утрам мусор, Кларис занималась по мере возможности стиркой, а Лу выгуливал собаку.       Наспех переодевшись, нацепив кроссовки и шарф, Лалльман с удовольствием вдохнул запах свободы и по-осеннему приятной свежести, оказавшись на улице.       Он всё ещё волновался за друга, вспоминая полученные сообщения. Встретившись на остановке, парни медленно побрели по городу.       Артур был влюблён уже много лет. И влюблён в натурала. Именно этот шебутной, невообразимо активный парень помог Луке ещё в школьные годы принять себя таким, какой он есть. Ещё и в театр затащил, «для отвлечения». Лалльман не планировал там задерживаться, но атмосфера в коллективе царила действительно необычайная. Ещё более приятным бонусом являлось то, что его туда с лёгкостью приняли.       Тридцать минут юноша выслушивал рассказы о тяжёлой участи влюблённого в легкомысленного парня человека. Лука правда не раз задавался вопросом о том, что его друг нашёл в этом своём Базиле. Лалльман ни разу не общался с этим парнем, но одних рассказов хватало для того, чтобы понять, в скольких неловких ситуациях побывал Артур из-за детских, наивных, неконтролируемых поступков его краша. Это повторялось не в первый раз, и, на самом деле, Лука понимал, что друг не ждёт от него чудодейственных советов, он лишь хочет, чтобы его выслушали. И он слушал. Всегда.       Тяжелый вздох блондина и неожиданно поднятый взгляд: — Ну, а у тебя там как на поле боя?       Лука лишь устало прикрывает глаза, понимая, что спрашивают его о семье. — Артур, я его просто не выношу. — Да, да, да, это мы уже слышали. Но ты мне объяснишь когда-нибудь, чем именно он тебе не угодил? — Меня до трясучки раздражает его эта идеальная улыбка, выкроенное из алмазов лицо, необъятная шевелюра и тело такое, как будто он слез с Олимпа.       Артур слушает его внимательно и поднимает правую бровь: — Тебе посчитать на пальцах, сколько комплиментов ты успел ему сделать за последние десять секунд? — Нет, спасибо. И это были не комплименты. — Огрызается русоволосый. — А что тогда? — Не знаю, и знать не хочу. Единственное, что меня интересует, как изменится лицо этого психа, когда я вылью на его идеально выстиранную рубашку горчичный соус. Вот это будет интересно. — Лука, — останавливает его за плечо друг, — вот давай сейчас только честно.       Лалльман смотрит на него с подозрением, но всё же кивает. — Ты боишься на него запасть? — Что? — Лицо даже не меняется, словно с ним говорили на другом языке. — Просто признай, у него красивое лицо? — Чересчур красивое. — Морщится парень. — Приятный голос? — Чересчур приятный. — Здоровское телосложение? — Слишком... — Хорошее поведение? — Оо-оу, — протягивает младший, цепляясь за этот вопрос, как за спасательный круг. — Знаешь, что он мне недавно выдал?       Артур лишь выжидающе поднимает брови. — В общем, я просто в очередной раз пошёл ставить стирку, а этот придурок даже не удосужился проверить карманы, прежде чем закинуть шмотки в корзину. — Рассказывал свою историю Лалльман, продолжая вышагивать вперед. — Ну, нашёл я там презервативы, сказал, чтобы не разбрасывался, а то потом залетит Хлоя какая-нибудь, и будут проблемы у всей семьи. — В твоём репертуаре. — Смеётся Артур. — А он мне говорит, — голос становится громче, чётче, — «зато тебе никогда не придется переживать о нежеланных детях». — Проговаривает Лука это предложение так, словно повторял его не одну тысячу раз.       Артур смотрел на него секунд пять, продолжая идти, прежде чем снять очки и потереть переносицу: — Пиздец… — Вот и я о чём. — Выдыхает Лалльман.       Несколько минут они молча шли к остановке, на которой изначально встретились, обдумывая происходящее в их жизнях. Одна из деталей, которая радовала Луку в переезде — дом находился в десяти метрах от перекрёстка с остановкой, на которой друзья всегда прощались. — Я не доверяю ему. — Неожиданно тихо вновь подаёт голос Лука, и Артур на это лишь понимающе кивает. — Я вижу, как он иногда смотрит, как… Как… — Как они?        Зрительный контакт. — Как они. — Послушай, если он что-нибудь только тебе сделает. — Вновь останавливается блондин, смотря на друга предельно серьезно. — Пусть только попробует! — Ухмыляется Лука, гордо вздёрнув нос. За свою короткую жизнь он успел научиться бить свирепо, царапаться глубоко и кусать крепко. — Нет, Лука, я серьёзно. — Не поддаваясь напускному веселью друга, продолжал настаивать парень. — Хорошо, хорошо… Пора домой, — Сдаётся Лука и хлопает собеседника рукой по плечу, — пойду поищу в интернете пособия «как влюбить в себя натурала». — Ха-ха, гляди, как бы тебе они не понадобились. — Отшучивается Артур вслед другу, уходящему в сторону своего дома. — Разве что в другой вселенной! — Снова поворачивается к нему лицом Лалльман и довольно машет рукой.       Перекинувшись ещё парой шуток, парни наконец разошлись.       Практически сразу Лука заметил на крыльце дома, к его удивлению, курящего Элиотта. — Вау, наш золотой мальчик закидывается никотином? — Не успевает проследить за своим языком Лука, подходя к дому. — Вау, ты со мной разговариваешь? — Улыбается Элиотт, поднося сигарету к губам.       Замечание старшего ставит Луку на место, напоминая, что диалоги с этим человеком действительно ему никакого удовольствия не приносили. — Это твой парень? — Неожиданный вопрос заставляет Лалльмана замереть на долю секунды, бросая недовольный взгляд на сводного брата. — Не твоё собачье дело. — Огрызается Лука, но в ответ лишь получает довольную улыбку и выпущенное в его сторону облако дыма.       По телу проходится холодная дрожь от чрезмерно спокойного взгляда парня, который сегодня был неестественно мирным. — Кстати о собачьих делах, — вновь подает голос виновник дрожи в сжатых руках, — Джой тебя не дождалась. — Довольная усмешка. — Что? — Замирает Лука. — Твою-ж! — Торопится забежать он в дом, когда до него доходит значение полученных слов.       Проказница действительно не дотерпела до возвращения хозяина и справила свои дела под окном гостиной.       Чертыхнувшись, Лука довольно быстро убрался и повёл собаку на улицу. Он позволил себе лишь мимолётный взгляд на мокрые волосы «старшего брата», всё еще стоящего на крыльце. В другой жизни он бы выразил волнение за его здоровье, но точно не в этой.       Вернувшись домой, к своему счастью, с порога он Элиотта не встретил. Помыв лапы Джой, Лука ощутил уже давно ноющую боль от голода в животе. Срываться сразу после поездки на прогулку было не лучшей идеей.       Он быстро нашёл на кухне идеально приготовленную пасту с фрикадельками.       Ему пришлось довольно долго бороться с собой, чтобы перестать чувствовать себя обязанным старшему за еду.       Накладывая себе на тарелку свой запоздалый ужин, Лалльман ощутил, как его сердце встрепыхнулось от неожиданно появившейся руки перед глазами.       Элиотт всего лишь включил нагреваться чайник, но Луке уже хотелось поскорее оказаться в своей комнате.       Неожиданно пришло осознание, что они сейчас находились наедине и это совсем не радовало Луку. — Где родители? — Вырывается вопрос. — Ушли спать. — Весёлый голос старшего резал уши. Особенно же раздражало, что парень так и оставался рядом, облокачиваясь поясницей на тумбу, ожидая, пока закипит вода.       Лука довольно громко бьёт в последний раз лопаткой по кастрюле, ставит еду в микроволновку и разворачивается лицом к Элиотту, скрещивая руки на груди.       Такие моменты были одними из самых нелепых — один ждёт щелчка микроволновки, другой – пока вскипит чайник. — Опять в спортзале время прожигал? — И снова вопрос, который вполне было бы правильно сдержать за зубами, лишь бы не контактировать с Демори лишний раз. Но эти чертовы мокрые пряди, свисающие со лба, говорили ему о том, что Элиотт недавно принимал душ.       Снова. Каждый день. Слишком идеальный.       Демори удивлённо дёргает бровями и вновь ухмыляется. Нахально. Как умеет только он: — Опять. — Я только одного не понимаю, — снова начинает щебетать Лалльман, — зачем столько тренироваться, если в итоге постоянно скрываешь своё тело под всеми этими своими классическими костюмами?       Демори склоняет голову, чуть прищурившись, и Луке хочется поёжиться от этого взгляда, но он терпеливо остаётся на месте. — Мне не нужно щеголять голым, чтобы привлечь чье-то внимание, — хриплый голос, — в отличие от некоторых. — Усмешка.       Лука готов взорваться. — Было бы ради кого стараться. — Недовольно язвит парень, с восторгом поворачиваясь к звенящей микроволновке.       Лука надеялся.       Он правда надеялся, что сможет спокойно поесть и уйти в свою комнату. Но эта, выносящая нервную систему, довольная пара глаз перед собой, видимо, действительно планировала задушить Лалльмана своим вниманием в этот вечер. — Раздражаешь. — Не выдерживает наконец младший и смеряет спокойно попивающего чай, сидящего вместе с ним за кухонным столом Демори свирепым взглядом. — Ох, знал бы, как ты меня раздражаешь, — чуть ли не нараспев протягивает Элиотт, отрываясь от кружки, — но я всё равно буду для тебя готовить. — Улыбается, щурясь довольно.       Лалльман от этого высказывания лишь в очередной раз закатывает глаза, стараясь как можно быстрее управиться с пастой. — Вкусно? — Как заботливая мамочка интересуется Демори. А Лука скорее бы прострелил себе голову, нежели бы искренне признался в том, как сильно ему нравилось умение Элиотта готовить. — Вкуснее некуда. — Дерзит. — Хоть что-то еще у тебя получается неплохо, кроме как притворяться идеальным, ко всему готовым пай-мальчиком. — Почему ты думаешь, что я притворяюсь? — Изумляется Элиотт. В кои-то веки его довольная мина хоть немного меняет свой вид. — Ты правда хочешь узнать, почему я так думаю? — Ну, надеюсь, в слезах не убегу от твоих слов. — Дурачится, издевается.       Лука ловит вызов и, проматывая в голове все накопившиеся за несколько недель мысли, догадки, доводы, улыбается и говорит: — Я думаю… — Указывает вилкой на Элиотта, замершего в ожидании. — Я думаю, что ты пытаешься за всеми этими накрахмаленными рубашками и выглаженными пиджаками скрыть свою неуверенность в себе и боязнь потерять контроль над ситуацией.       Лука расплывается в удовольствии от того, как спесь сходит с лица его сводного брата. — В чем смысл этого внешнего лоска, если внутри ты все такой же жалкий, каким боишься показаться остальным? — Ухмыляется он наконец, но чувствует, как холодеют его руки от взгляда напротив.       Лука не ожидал.       Он совсем не знал, что слова, которые крутились в его голове многие дни, окажутся столь меткими, точными, абсолютно верными.       Не знал, что попадёт своей дерзостью в те немногие слабые места Элиотта, которые он долгое время успешно прятал, в частности, от себя самого.       Луке страшно, потому что впервые он ничего не получает в ответ. Лишь видит, как сжимают широкие ладони кружку крепче, как белеют его костяшки, как гуляют желваки на скулах.       Лалльман слышит, как тявкает Джой из-за того, что кто-то спускается по лестнице. Мальчишка поворачивается в ту сторону, надеясь кого-то увидеть, но ничего не меняется. Сердце сжимается от холода и его это бесит. Потому что Элиотт этого заслужил. Он сам напросился. И сам позволял себе слова не менее резкие.       Вскочив со стула, младший нервно вздрагивает, замечая, как вместе с ним поднимается и Демори.       Сердце трепыхается как у кролика.       Собравшись с силами, он быстро собирает посуду и ставит её в раковину. Делает шаг навстречу и опускает взгляд, жмурится, вынужденный пройти мимо Элиотта.       К своему счастью, к блаженной мысли, что ещё живой, Лука ничего не чувствует и, оставляя старшего на кухне одного, быстрым шагом, нет, практически бегом, уходит в свою комнату.