***
Оказавшись в здании, Элиотт без удовольствия заметил, что уже начался перерыв между первыми двумя парами, и коридор был переполнен студентами. В первую очередь он прошмыгнул в деканат. Демори был на хорошем счету на своём факультете благодаря прилежности и активной деятельности в жизни университета. После недолгих светских бесед с дамой, отвечающей за основные дела студенческой жизни, он выяснил направление, группу и номер телефона Артура. Благодарно, обворожительно улыбнувшись, он хотел было покинуть помещение, но в один миг замер, резко оборачиваясь, тут же встречая заинтересованный взгляд женщины. — Ох, хотел еще попросить, — виновато улыбнулся парень, — Лука Лалльман, с социологии. Вы не могли бы пожалуйста отметить ему на ближайшие пару дней пропуск по причине болезни? Женщина смотрела на него несколько секунд удивлённо, непонимающе: — Вы можете за него отвечать? — Спрашивает наконец она, и Демори задумывается ненадолго. — Да, он мой брат. Попал под вчерашнюю грозу, а мы с родителями не успели его забрать после спектакля вовремя. — Неловкая улыбка. — Ох, да, наслышана, он довольно талантливый мальчик, — слова, вызывающие тёплую улыбку и кивок юноши, — Ну, что поделаешь, конечно отметим, главное принесите потом справку. — Безусловно! — Светится Элиотт и благодарно пожимает руку своей спасительнице. Покидая наконец кабинет, он уверенным шагом идёт к расписанию, переполненный решимостью узнать, где в ближайшее время будут проходить пары Артура.***
Натянув на себя серую толстовку и тапки, Лука застыл на пару секунд, морщась от порывистой боли в теле. Зевая, он спускался вниз с пустым стаканом и надеялся, что брата в доме уже не застанет. Довольный отсутствием коричневого пальто, он спокойно поплёлся на кухню. Сонные глаза не сразу заметили выделяющуюся деталь. Опустив стакан в раковину и повернувшись к ней спиной, он еще раз затяжно зевнул, прикрывая лицо руками. Лука замер, фокусируясь на тарелке. Подойдя ближе, он опасливо всматривался в нарезанные ананасы, будто бы они могли быть отравленными. Заметив записку, он неуверенно поднёс её ближе к лицу. «Мама просила передать. Джой выгулял, покормил.» Лука щурится, перечитывая строчки вновь и вновь. «Какие мы шелковые» — проносится мысль в его голове. Откладывая наконец бумажку, он оглядывается по сторонам, словно кто-то мог бы его застать за неприличным делом, облизывает губы и неуверенно протягивает руку к тарелке. Пару вдохов, переполненных наслаждением от аромата, и он кладёт дольку в рот. Стон удовольствия вырывается из его груди, и он хватает ещё кусочек, обессиленно облокачиваясь одной рукой на стол. Слишком вкусно. Слишком великолепно. Чёртов Элиотт. Схватив тарелку, Лука шустро направился в гостиную, уместился на диване, накрылся пледом и похлопал по обивке, подзывая к себе собаку. Джой моментально отреагировала на этот жест и с довольным вилянием хвоста запрыгнула на хозяина, не упустив шанса потянуть нос к ананасам. — Это не тебе! — Легонько щёлкает он её по носу и накрывает пледом. Он бы с удовольствием остался в таком положении на ближайшие пару недель, но наличие Элиотта в доме, пар в университете и репетиции, на которую ему нужно было идти через несколько часов – возвращали парня в реальность.***
— Артур, знаю, я тебе не особо нравлюсь, но ты не мог бы мне помочь? Элиотт выловил наконец друга Луки после окончания второй пары и недолгих поисков в коридорах университета. — Ага, а еще что? Подарить тебе книгу с краткой инструкцией «как изнасиловать парня, оставаясь натуралом»? — Артур повторял конспекты, когда Демори неожиданно почтил его вниманием. Первым желанием было свалить, чуть подумав же, он решил, что тот вполне мог бы ляпнуть снова что-нибудь неправильное, что послужило бы поводом наконец вмазать ему без зазрения совести. Элиотт сжимает челюсти от дерзкого ответа, но держит себя в руках: — Понимаю, твои слова небезосновательны… — Ох, Демори, да пошел ты нахрен со своим пониманием. — Закатывает глаза Артур и собирается уже уйти, разочарованный послушностью старшего, как вдруг слышит слова, брошенные в спину: — Ты в курсе, что Луку избили? — Что? — Недоумённый взгляд. Его голову неожиданно посещает мысль, что он не получил ещё ни одного сообщения от друга со вчерашнего вечера. — Он пришел вчера в двенадцать ночи с разбитым лицом, да и, уверен, под одеждой еще пара-тройка синяков найдется. Блондин в один миг свирепеет от услышанного и подходит ближе: — Кто это сделал? — Не знаю. — Тяжелый вздох. — Он мне не говорит. Поэтому я и пришёл к тебе. Ты не знаешь, где он вчера был? Артур сводит брови задумчиво, опускает взгляд в пол и неожиданно дёргается: — Бля-ять… Надо было с ним идти. — Так где это было? — Нетерпение накрывало Элиотта. — Вечеринка. Вечеринка Эммы. До Демори ежесекундно доходит воспоминание о том, что Казас планировал идти на эту вечеринку. И что никаких весёлых историй от него услышать он не успел, потому что встретились они буквально лишь на паре. — А кто это мог сделать? Есть мысли? Элиотт замечает тяжелый вздох и нервно дёрнувшиеся брови собеседника: — Морель. Жан Морель. Нет, конечно, Лука мог и еще кого-нибудь разозлить, но что касается личных счетов… — Понял. — Коротко отвечает Демори и сжимает губы, вспоминая, как изменилось пару дней назад лицо Луки после того, как он упомянул в перепалке его одноклассника. Какого черта он раньше не заметил. Какого черта не понял, упустил. — Хорошо, спасибо. — Отвечает загруженный мыслями юноша и собирается уже направиться к другу, как его останавливают за плечо. — И что ты собираешься делать? — Разберусь с ним. Артур хочет что-то ответить, но лишь щурится, медленно кивая. Позволяя собеседнику уйти. Пару минут он смотрит ему вслед, нервно покусывая губу. Его всё еще волновало состояние Луки. Быстрым движением парень пихает ненужные ему уже тетрадки в портфель и достаёт телефон, шустро набирая сообщение.***
— Ты же был вчера на вечеринке Эммы? — Элиотт подлетел к другу неожиданно, резко. — Конечно, бро, я столько всего тебе хотел рассказать! Это было мега… — Были какие-нибудь драки? Потасовки? Ты видел Луку? — Начал засыпать его вопросами Демори. — Воу-воу, погоди, — выставляет парень руки перед собой, смеясь, — Луку видел, да, он сидел весь вечер в компании девчонок. — Девчонок? — Морщится Элиотт так, словно ему озвучили две действительно несовместимые вещи. — Да, я тоже удивился, но! Самая жесть началась в конце. — Что произошло? — Страх пробежался по телу мелкой дрожью. — Ну, ты знаешь, она мне сразу понравилась, — играет бровями Казас, — и, в общем, мы постоянно как-то пересекались, контактировали, болтали… — Янн, ближе к делу. — Перебивает Элиот его снова. — Да чего ты сегодня такой нервный? Но ответа он не получает, лишь выжидающие глаза и сжатые губы. — Короче, в конце мы болтали опять обо всем, как вдруг к ней подлетели подруги, говоря о том, что трое парней накинулись на какого-то чувака в туалете. Они разговаривали так, словно знали, кто это был. Я вообще не успел понять, что произошло, как Эмма вдруг мне говорит, что нужно вызвать копов, чтобы разогнать народ. Но стоило ей это сказать, как в дверь забарабанили. Видимо, соседи позвонили раньше. — Их было трое? — Вопрос, заставляющий Янна зависнуть на несколько секунд. — А? Да, вроде трое, так вот, мы еле успели всю травку спрятать… — Смеётся снова брюнет. — Так вроде или точно? — Да что ты… — Янн резко оборачивается, хмуря брови, но в один момент застывает: — Погоди, только не говори, что… Это был Лука? — Да, видимо, Лука… — Жмурится Элиотт, нервно потирая веки кончиками пальцев. — И я не уверен… Что это была просто драка. — Тяжелый выдох. — Вот ублюдки… — Практически шёпотом ругается Казас, с ужасом перебирая в голове варианты произошедшего. — Я хочу найти их, Янн, и… Я не знаю, если я только увижу их. — Я тебя понял, я соберу надежных парней, мы всё обсудим и решим. — Поддерживающее похлопывание по плечу. Он давно уже видел, что этот мальчишка вызывал в Элиотте много эмоций. Непонятных, но действительно много. И этим двоим не нужно было иметь очень близкие отношения, чтобы Демори так разволновался. Казас знал, как важна была для него семья. И он не собирался оставаться в стороне. Обговаривая эту ситуацию весь оставшийся перерыв, друзья обусловились встретиться завтра и провернуть свой зловещий план. Всё что требовалось же от Элиотта сегодня — отсидеть бесконечно медленно тянущиеся пары и вернуться к Луке, следя за его поведением. Преподаватель отпустил студентов на двадцать минут раньше, но часовая стрелка на пятёрке всё равно заставила Элиотта понервничать из-за потраченного времени и вновь возненавидеть направление, которое он выбрал. С другом, которого отправили выполнять какое-то задание в другой корпус, они виделись около часа назад. Радующийся свободе, Элиотт быстро запрыгивает в машину и выруливается от университета. Оказавшись дома, он вновь гладит радостно встречающую его Джой, осматривается по сторонам и напрягается от тишины, что по-прежнему витает в воздухе. Вибрация в телефоне отвлекает его: Янн. — Эл, Эл, ты тут? — Взволнованно спрашивает Казас. — Что? Да, чего такое? — В общем, короче, я сейчас вышел покурить на лестницу к чёрному ходу, — его голос казался запыхавшимся, непонятное волнение внутри Элиотта усиливалось только больше, — я услышал, как кто-то внизу болтает. Ну, не придал значения, просто не стал спускаться в самый низ и закурил на верхнем пролете. Но потом услышал, что они говорили о каком-то «мелком сосунке», с которым планируют разобраться. — Блять, это те самые что ли? — Кулаки невольно сжимаются. — Я не знаю, но они говорили что-то про то, что собираются у театра его подкараулить. Я помню, ты мне что-то рассказывал, поэтому я и подумал, что они про Луку. Но стоило мне спуститься на один пролёт, как те, видимо, услышали и разбежались. Элиотт нервно прикрыл рот рукой, прогоняя последнюю надежду нахождения Луки в его комнате, после того, как увидел отсутствие его кроссовок у выхода. «Неужели он в таком состоянии поплёлся на репетицию» — с ужасом думает он про себя. — Твою мать… — Стонет от понимания, что до сих пор даже не знает, где находится этот постоянно упоминаемый театр. Родители ходили туда однажды, но он не смог из-за навалившейся учебы. — Ладно, Янн, я свяжусь с тобой ещё. — Коротко, взволнованно отвечает он и бросает трубку. Глядя на экран, Элиотт быстро смахивает четыре пропущенных от Хлои и трясущимися пальцами набирает номер Луки.***
Лалльман после трёх часов репетиции чувствовал себя, казалось, ещё паршивее, чем после избиений. Долбаные разминки и постоянная экспрессия высосали из него все силы. Прощаясь с коллективом, Лука надевает куртку и видит входящий звонок, заставляющий его замереть. Он хмурится, вглядываясь в имя. Ему пришлось записать этот номер под внимательным и добродушным взглядом мамы еще месяц назад. Лука понимает, что ничего нормального, не язвительного, ему ответить сейчас не сможет, поэтому просто запихивает телефон в карман, смиряясь с тем, что им всё равно рано или поздно нужно будет столкнуться дома. Спускаясь по крыльцу здания, юноша поворачивает направо и замирает, видя перед собой Мореля. Кто-то сзади кладет крепкую ладонь ему на плечо и Лука чувствует, как сердце пронзает игла, нет, кинжал терпкого страха, когда он слышит уже знакомый ему голос: — Ну что, Лалльман, я же говорил, мы еще увидимся.***
Элиотт нервно, практически уже истерично зарывается в волосы рукой, ожидая ответа на очередной звонок. Он слышит голос на другом конце провода и радуется тому, что додумался взять номер Артура. Коротко описывав ситуацию, он слышит из трубки ругательства и получает краткое объяснение пути к театру: — Короче, от дома поворачиваешь направо, доходишь до перекрестка, переходишь дорогу и снова направо. Минут пять ходьбы. Ты не пропустишь это здание, оно белое, с яркой вывеской. Вылетая из дома, Элиотт, не сумев быстро определиться, решает не брать машину и бросается в бег, в очередной раз пожалев, что ему не выдавалась возможность до этого хоть раз посетить этот чертов театр. «Лишь бы успеть» — повторяется мысль в его голове из раза в раз, когда он добегает до перекрёстка. Заметив красный, он останавливается, использовав эту задержку как возможность отдышаться. Но сердце пустеет, казалось, раскалывается, когда он видит вдали, справа от себя, через дорогу, бегущего Луку, а за ним, в метрах шести, три грёбаных амбала. Луке лишь бы добежать, хоть куда-нибудь, но только не домой, не дай бог они ещё узнают его адрес. Элиотт застывает. Кажется, застывает всё вокруг, когда он наконец распознаёт ужас на лице Луки, какое-то невообразимое желание спастись, желание жить. Это не сравнится даже с тем, что он видел, когда они ссорились из-за его перепадов настроения. Абсолютно не думая, просто даже не успев сформулировать и мысли, цели, Элиотт срывается с места, бежит на красный. Он получает пару резких гудков и скрипение колесами, но перебегает дорогу благополучно и перехватывает добегающего до светофора Луку за запястье, направляя его поперёк того пути, по которому он нёсся. Лалльман не успевает понять, что произошло, когда видит, как его уже тянут вперед. Ноги заплетаются и он лишь успевает подумать, что не встречал ещё человека, который мог бы бежать быстрее него. Скорость, ему казалось, была единственным преимуществом его физических данных. Преследователи останавливаются практически сразу, когда видят, как их цель кто-то утягивает за поворот. Им не нужны были свидетели. А точнее, им хватало смелости лишь на то, чтобы напасть на слабого Луку, одинокого, когда есть перевес в силе, потому что на большее они просто не были способны. Резкий поворот за какое-то здание, Элиотт ставит Лалльмана перед собой, а сам оборачивается через плечо, стараясь увидеть, гнались за ними ещё или нет. Голову переполняют звуки их глубокого, частого, надрывного дыхания. Демори позволяет себе наконец обернуться к юноше и вглядеться, не появилось ли на нём еще больше ссадин. Никаких изменений, лишь неимоверная усталость и капельки пота на его лице. Он кладёт руки на трясущиеся плечи и наклоняется. Знакомый запах неосознанно, не спрашивая разрешения у Луки, наполняет его легкие и внушает необъяснимое чувство защищённости. — Лука, объясни мне только, на кой черт быть таким смелым? — Элиотт сам не знал, что именно имел в виду под этой фразой. Просто она крутилась в его голове слишком долго, слишком часто. Он в самом деле постоянно удивлялся тому, как Лалльман подавал себя. Что он упрямился, не стеснялся, практически даже гордился своей особенностью. Во всяком случае, Демори так думал до событий последнего вечера. — А как еще жить? — Охрипшим голосом выдыхает свой короткий ответ Лука, глядя как-то пусто, всё ещё загнанно. Эта фраза была слишком красивой, слишком громкой, но именно она все эти годы разрывала его мысли, заставляя бороться с самим собой, терпеть колкие фразы, косые взгляды, заставляя принимать себя, решаться не скрывать свой секрет в университете, пытаться не видеть в этом какой-то изъян. Эта фраза сильная, но вызвана была лишь слабостью, отчаянием, накрывшим его вновь после очередной нападки со стороны людей. И Элиотт поражён. До глубины души. Услышанные слова абсолютно противоречили страху, который он видел в синих глазах, когда они наконец на него взглянули. Он видит в нём жизнь, запал, рвение, которым сам никогда не обладал. Лишь закрывался постоянно в себе, ограничивал себя стенами, мнимыми улыбками, контролем, спокойствием, в то время как внутри него никогда не прекращалось разрушение. И сейчас, видя перед собой этого смелого мальчика, всё, о чем он может думать — только бы защитить. Только бы сделать так, чтобы искры в его глазах никогда не погасли. Всё внутри него рыдает, и он просто не может сдержаться. Обхватывает его своими руками, прижимает к себе невыносимо сильно, зарываясь одной ладонью в волосы. Элиотт готов скулить от того, что творилось внутри него от этих чувств. — Что ты... Отпусти! — Луку накрывает паника, он давит руками в его грудь, но оказывается прижатым лишь сильнее. Он упрямо прогоняет мысль о том, что ему нужно это тепло, что оно ему нравится. — Лука, пожалуйста, — хриплым голосом просит, умоляет, — лишь на минуту… — Кончики пальцев едва ощутимо гладят его по голове. Лука вспоминает его чертовы ананасы и вновь думает о том, что мама никак не могла их купить, потому что пару недель назад он сжёг себе нёбо, переев, и она зареклась брать их в магазине, ругаясь на то, что у него, того гляди, ещё аллергия появится на ананасовую кислоту. Он вспоминает все попытки Элиотта, все его улыбки, поступки и допускает мысль, что, возможно, на какую-то всё же существующую долю — они были искренними. И он позволяет этому произойти. Расслабляется. Аромат стирального порошка, которым пользовались они оба, неожиданно вызывает у него особенный трепет. Он тычется носом в его рубашку, цепляется руками за ткань, а в его голове разносится лишь учащенное сердцебиение Элиотта. Только его он, наверное, сейчас и мог слышать. Лука растворяется в этих объятиях. Хмурится, не желая признавать, но млеет вновь и вновь от тепла, которое получал лишь когда-то от матери. Глаза щиплет от накатывающихся слёз, и он рвано выдыхает. Они стояли так не минуту, не две, и даже не пять. Чувствуя, как покой начинает возвращаться, Элиотт приподнимает ресницы, но объятия разнимать не спешит. Ему так нравится это всё. Так нравится эта близость, словно ради неё он всё это время жил, терпел и боролся. Он чувствует, что Лука окончательно расслабился в его руках, но дрожь в его теле заставляет на долю секунды напрячься. Вдохнув его аромат напоследок, Элиотт отодвигается. Но Лалльман даже не поднимает голову, не вырывается, не отходит. Казалось, силы окончательно покинули его. Демори приобнимает его одной рукой, а второй трогает раскрасневшееся лицо: — Лука, ты горячий. — Взволнованно говорит он, подмечая симптомы простуды. — Спасибо. — Бормочет юноша, отклоняя голову в сторону. — Да нет же, у тебя жар! — Быть того не может… — Неразборчивый лепет Луки, тыкающегося лицом куда-то в ворот чужой рубашки. На самом деле, они оба были удивлены. Легенда о неубиваемом иммунитете сводного брата оказалась недостоверной. Хотя, вероятно, стресс тоже сыграл свою роль. — Пойдём домой. — Шепчет Элиотт, заставляя младшего взять себя в руки и продержаться на ногах, пока они не доведут его до мягкого дивана, на котором он так хотел остаться утром.