***
— Мне нравится это место. — Тихо отзывается Хлоя, глядя на цветные огоньки, отражающиеся на стеклянных бутылках, расставленных по барной стойке. — Я знаю. — Мягко улыбается Элиотт, пододвигая к ней уже второй заказанный ею коктейль. — Честно говоря, — её голос немного сел, и Демори едва ли мог сравнить девушку перед собой, задумчиво помешивающую напиток трубочкой, с той озорной девчонкой, что подсела к нему в этом баре пару месяцев назад, — я и не думала, что ты вообще захочешь со мной общаться. — Элиотт смотрит на неё удивленно и, прежде чем сделать глоток из собственного стакана, спрашивает: — Почему ты тогда подошла? — Захотелось рискнуть. — Дёргает плечами Жансон, подпирая голову рукой, впервые улыбаясь за этот вечер. Элиотт должен был сегодня говорить. Это он должен был объясняться, но совсем не мог подобрать нужных слов, потому что состояние Хлои заставляло его волноваться, а мысль о том, что оно могло быть связано с его поступком, и вовсе причиняло боль. Он опускает взгляд на стакан и поджимает губы. Хлоя замечает это и, сводя брови невольно, повторяет его действие, глядя на собственный коктейль. — Я говорила, что ты выглядишь уверенным. — Усмехается она, и Элиотт, ожидая продолжения мысли, поворачивается к девушке. — Мне нужна была эта уверенность, какая-то... Стабильность, что ли. — Медленно проговаривает она, вычерчивая трубочкой непонятные узоры в воздухе, приковывающие внимание Элиотта к себе. — Прости, что не смог тебе её обеспечить. — Слова даются ему нелегко и он вновь опускает взгляд на свой напиток. В первый день их встречи они изрядно выпили и зацепили друг друга тем, что имели семейные раны, которые не затянулись, но и бередить которые не было и малейшего желания. Элиотт думал тогда, что, возможно, они смогут оказаться спасением друг для друга. — Мы говорили с тобой как-то о том, что каждому нужен человек, который мог бы научить тебя жить настоящим… — И я этим человеком для тебя не стала, верно? — Перебивает его Хлоя, они встречаются взглядом, и Элиотт вновь поджимает губы, не в силах дать прямой ответ. Может быть, Хлоя не смогла занять место в его сердце, но достаточно узнать его она успела. — Ты нашёл этого человека? — Сердце сжимается, когда Элиотт вдруг вспоминает поездку на озеро месячной давности, где Лука носился по берегу вместе с Ивоном и Джой. — Да. — Голубые глаза наконец сталкиваются с карими, и Хлоя выдыхает, опуская взгляд. — Я рада за тебя, правда. — Она улыбается, поднимаясь с места, — Поэтому я не вижу смысла больше мусолить это всё и мучить тебя лишний раз. Эл, не вини себя только. Всё получилось так, как получилось. — Она берёт свой плащ в руки, разворачиваясь, но Элиотт мягко перехватывает её за локоть: — Погоди, но твои-то проблемы не решились. — Это больше не твоя забота. — Мотает головой Жансон, натягивая глупую улыбку. Единственное, что у неё всегда успешно получалось. — Я же говорил, мы всё равно не чужие, и если нужна будет помощь… — Да, Элиотт, спасибо, я запомнила. — Улыбается в последний раз она и как-то ободряюще хлопает его по плечу. — Правда, спасибо. Разберёмся. — Она освобождает руку из его хватки, пользуясь замешательством парня, и, отступая на шаг назад, улыбается, кивает и уходит. Элиотт чувствует себя абсолютно дерьмово. Ему всегда казалось, что каждое событие должно иметь своё значение. Люди появляются в твоей жизни, и, либо они тебя чему-то учат, либо ты их. Сейчас же он ничерта не понимал. Это было необходимо сделать, он хотел это сделать, но от осознания, что ты причинил кому-то боль, было не менее паршиво. Выйдя на улицу, с жадностью глотнув свежего, холодного воздуха, Элиотт нервно начал рыскать руками в карманах пальто в попытке найти пачку сигарет. Он не смог проконтролировать ситуацию, чтобы она решилась без последствий для кого-либо. Он всего лишь ещё не до конца понимал, что в человеческих взаимоотношениях иначе и быть не может. Пальцы отчего-то колотит, и у него никак не получается вытащить одну единственную сигарету. Бросая эту затею, Элиотт чертыхается и, резко засовывая руки в карманы пальто, сжимает их в кулаки, совершая глубокий вдох, сменяемый протяжным выдохом. Он вспоминает очертания его фигуры. Вспоминает взъерошенные пряди, спадающие на его лицо, улыбку, маленькую родинку под губой, и понемногу начинает ощущать спокойствие, мягкими волнами, как от брошенного в воду камешка, растекающееся в его груди. «Всё было не зря. Всё так и должно было быть» — повторяет он про себя и, утешая себя мыслью, что увидит сейчас Луку в своём доме, обнимет его, успокаивается и, выдыхая, направляется к машине.***
Лука нёсся по коридорам университета, чертыхаясь из-за того, что народу к середине декабря даже после окончания пар скапливалось на этаже невыносимо много. Все спешат поскорее расправиться со своими долгами до начала каникул. Вибрация в телефоне отвлекает его, заставляя замедлить шаг. Элиотт: Вечер сегодня свободен? Папа опять хочет устроить семейный раунд в настолку Лука: Да, только сначала нужно с Артуром встретиться Элиотт: Поспеши, будем ждать Лука: Только поэтому ты хочешь, чтобы я пришел раньше? Скорость ответа замедляется, и Лука останавливается, с интересом вглядываясь в экран телефона. Элиотт: Тащи свою тощую задницу домой, мне без нее одиноко. Брови Лалльмана с усердием поднимаются, и он ухмыляется довольно. Для себя в этот момент он точно решает, что обязательно ещё припомнит Демори «тощую задницу» этим вечером. На экране неожиданно высвечивается «Артибальд» — кличка, которую Артур почему-то особенно сильно не выносил, из-за чего Лука с ещё большим усердием и частотой её использовал. — Ну и где ты, черепаха? — Да щас, щас, погоди. — Юноша вновь срывается с места, приближаясь к своей цели – стенду с объявлениями. — Мне нужно проверить, везде ли повесили листовки о премьере. — Айй... — Недовольно воет на конце провода Артур. — Ты же этим не занялся. — Язвит Лалльман, слышит какой-то невнятный звук в телефоне, согласное мычание и последующие короткие гудки. Проводя задумчиво пальцем по дате на бордовой листовке, Лука щёлкает пальцами, кивает самому себе и хочет уже пойти обратно, как вдруг его взгляд задерживается на бледно-жёлтой рекламке. «Конкурс рисунков «В поиске себя»». Лука не уверен, зачем, надо ли ему это, но он фотографирует его быстро на телефон и, довольный, наконец разворачивается к выходу.***
Находясь в автобусе уже около десяти минут и разговаривая с Артуром обо всём, да ни о чём, Лалльман поглядывал то на проносящиеся мимо здания, то на друга, который с каким-то оцепенением устремил свой взгляд в окно. — Тебе что-то конкретное там надо? — Спрашивает Лука, сильнее запихивая сжатые ладони в карманы, с интересом поглядывая на зевающего друга. — Не особо, позависаем в кафешке какой-нибудь, да и всё. — Ну, ты же не просто так снова попросил о встрече? — Да, я не просто так хотел провести наконец время со своим другом, которого, кажется, уже насовсем украл фигов Элиотт Демори. — Лука фыркает, но, зарываясь в ворот куртки, словно воробей в перья, улыбается довольно. — Я знаю, что ты там сейчас лыбишься, словно чеширский кот. Даже не пытайся это скрыть. — Не поворачиваясь к другу, уверенно проговаривает Артур. — Да ну тебя… — Бурчит Лалльман, ещё больше ныряя в пушистый ворот. Мысли об Элиотте невольно успокаивали его, согревали. — Кстати, ты говорил, что тебя нужно от чего-то отвлечь. — Артур не отвечает, всё так же глядя в пустоту, бегая глазами по лицам понурых пассажиров. — Дома всё нормально? — Пытается привлечь к себе внимание Лука. — Всё как обычно. — Ты им так и не собираешься рассказывать? — Артур усмехается как-то хрипло, глядя на лямку своего рюкзака. — Достаточно послушать их, когда по телеку показывают гомо-пару, чтобы предугадать реакцию. — Лука смотрит на него вопросительно, заставляя Артура вздохнуть тяжело от осознания, что его друг так просто не успокоится. — «Фу, как такое можно вообще на всеобщее обозрение выставлять. Их нужно отлавливать» — Что-то внутри Лалльмана передёргивается от этих слов и холодной интонации собеседника. — Может… Ты утрируешь? — Нет, Лука. Я рад, что твоя мама это приняла. Правда, я очень рад. — Лалльман отводит взгляд к окну. — Но это не мой случай. Они слишком "консервативные". — Произносит он едко, делая акцент на последнем слове. — А с Базилем как? — Осторожно спрашивает Лука, вновь поднимая взгляд. Он пытается сменить тему, но сам не замечает, что только сильнее ударяет Артура по больному месту. — Как-как… Никак. Лука поджимает губы, глядя на друга. — И он не зовёт там, не знаю, тебя потусить? Артур дёргает плечами: — Ну, на боулинг звал сегодня. — Боулинг? — Ага. — И чё ты не пошёл? — Так с тобой хотел встретиться. — Ой, только не вешай мне. С тобой мы в универе и театре видимся, меня уже скоро тошнить начнёт от твоей физиономии. — У них сегодня турнир, а там наверняка и девушка его будет. Даже думать не хочу об их радостных объятиях и довольных воплях во время игры. — Всё-таки сдаётся блондин, выпаливая накопившиеся мысли налету. Лука кивает понимающе, получив наконец хоть маленькую долю правды. — Так, мы-ж идём в ТЦ с боулинг-площадкой. — В голове Лалльмана неожиданно всё проясняется. — Погоди, да ты же так и запланировал! — Он смотрит на друга с вызовом, даже не пытаясь скрыть хитрость из собственных глаз. — Ничего я не планировал. — Фыркает Артур, отводя взгляд. — Я не виноват, что в нашем районе это ближайший торговый центр. — Ну-ну. — Игриво бубнит Лука, постепенно складывая в своей голове зловещие планы.***
— Мы идём к нему. — Уверенно произносит Лалльман, поворачиваясь к другу на ступеньке движущегося вверх эскалатора. — Чего? — Изумлённо кривится Артур. — Того. Моя очередь ставить тебя в неловкое положение. — Да ща-с, сам туда иди. — Блондин закатывает глаза, отводя взгляд на какую-то кофейню. — Вот и пойду. — Выдаёт резко Лука и, достигнув второго этажа, уверенно поворачивает к боулинг-зоне. — Нет, один точно не пойдёшь, натворишь что-нибудь. — Неожиданно заявляет Артур, обгоняя друга, отчего Лука не может не ухмыльнуться удовлетворённо.***
Около двадцати минут они уже сидят в ближайшем от нужного места кафе. Лука ни разу не видел Базиля вживую, но фотографий было достаточно, чтобы узнать в толпе этого кучерявого, шумного брюнета. Лалльману хочется смеяться от того, как нервно его друг старался сохранять спокойствие на своём лице, уткнувшись в нелепое, маленькое, но довольно красочное меню. — И он реально до сих пор не знает, что ты гей? — Не думаю. — И не замечал никогда, как ты на него смотришь? — Карие глаза неожиданно сталкиваются с морскими, синими, выражая вопрос: «Как смотрю?» — Нет. — Как так можно, не замечать этого... — Сотрясает воздух Лука, откидываясь на спинку стула. — А ты прям сразу заметил, как именно Элиотт смотрит на тебя? — Наконец поднимает голову Артур, щурясь. — Ну, не совсем… — Лука мешкается, краснея, — Но вы же чуть ли не с пелёнок вместе! — Он, как бы это сказать, не особо внимательный. — Он тупой? — Лука, сам ты тупой. — Быстро реагирует Артур, и Лалльман едва ли сдерживается, чтобы не засмеяться, потому что для него это была всего лишь проверка, которая, к его удовольствию, закончилась так, как он и ожидал. Артур был просто без ума от друга своего детства. Лалльман наконец замолкает и, выглядывая из-за небольшого декоративного цветка, смотрит на шумную компанию, что, было вполне понятно по громким выкрикам, одерживала победу. Его взгляд неожиданно цепляется за свободную дорожку рядом с ними, и к нему внезапно приходит безумная мысль: — У меня есть идея. — Энергично говорит он, подскакивая с места, и Артур тут же цепляется за его рукав, пытаясь остановить: — Эй, эй, ты что удумал? — С абсолютно нескрытой паникой в голосе спрашивает блондин, но Лука лишь играет бровями, освобождая руку, и продолжает идти к своей цели. Базиль вытанцовывает какие-то нелепые движения, говорящие, вероятнее всего, о его очередном заработанном очке, как вдруг Лука аккуратно тыкает указательным пальцем его по плечу, заставляя к себе повернуться. Буквально за пару секунд сделав оценку его внешности, Лалльман щурится немного, признавая, что парень выглядел вполне неплохо, но определённо не в его вкусе. — Привет! — С яркой, заразительной улыбкой приветствует незнакомца Лалльман. — Привет. — Неуверенно улыбаясь, отвечает брюнет, оглядывается на свою компанию, и небрежно почёсывает затылок. — Эта дорожка же свободна? — Спрашивает Лука беззаботно, указывая рукой на соседнюю полосу. — А, да, наверное. — Кивает пару раз Базиль, всё ещё не понимая до конца, почему обратились именно к нему. — Мы просто с моим парнем… — Лука подмечает, как брови собеседника на долю секунды дёргаются вверх. — Хотели поиграть здесь, но сначала я хотел убедиться, не против ли будут соседи. — А почему мы должны быть против? — Абсолютно искренне удивляется Базиль, отчего Луке кажется, что его вполне очевидный план, состоящий из намёков, ничерта не работает. — Ну, не против ли вы гомосексуальных парочек поблизости. — Небрежно дёргает плечами юноша. — Я просто не хочу, чтобы вечер был испорчен из-за очередных разборок. — Лалльман устало выдыхает, строя страдальческую гримасу. Несколько десятков секунд молчания, и он поднимает брови вопросительно, пытаясь понять настроение Базиля. Кажется, до этого парня действительно долго доходит. Оглядываясь неожиданно на свою компанию, брюнет надувает губы, переводит взгляд на выставленные кегли, словно раздумывая над чем-то, снова поворачивается к Луке и улыбается: — Нет, я не думаю, что тут кто-то будет против. Вы можете спокойно отдыхать. — Придавленный неловким молчанием, Лука уже совсем не ожидал подобной реакции, поэтому, опешив, абсолютно искренне ответил: — Правда? Спасибо большое. Тогда, ещё увидимся. — Кивает он довольно, хлопая легонько нового знакомого по плечу, и уходит. Возвращаясь к кафе, Лалльман оборачивается, замечая, что Базиль всё ещё недоумённо смотрит ему вслед, и решает не садиться больше к своему другу, дабы не выдавать его присутствие. Свирепым взглядом одаривает его Артур, прячущийся за искусственным кустом, когда Лука, мимолётно хватая свою куртку со стула, направляется к широкому холлу магазина.***
— Ты чего ему там наплёл? — Возмущается Артур, нагоняя друга. — Мы всего лишь дружелюбно пообщались о геях. — Прыскает со смеху Лука, довольный провёрнутой операцией. — Чего? — Кривится Артур, разворачивая друга к себе за плечо. — Да я просто… — Хохотнув, пытается объясниться Лука. — Спросил, не против ли они гейской парочки поблизости, и он абсолютно нормально отреагировал! — Гордо заявляет Лалльман, на что Артур лишь устало выдыхает, глядя на Луку всё так же хмуро. — Друг, может ещё есть шанс. — Хватает его за плечи Лука, на что блондин лишь мотает головой бессильно, поджимая губы. — Лука, ты не понимаешь. — Что? Юноша отходит, выпутываясь из рук Лалльмана. — Я понимаю, что твоя ситуация за гранью фантастики, и я счастлив за тебя. Но… — Да, да, я это уже слышал. «Это не твой случай» — Передразнивает его Лука, вновь поймав на себе недовольный взгляд. — Но, — он снова берёт Артура под руку и возвращает его к повороту, ведущему к боулинг-площадке, — посмотри на него и скажи, что готов на ближайшую свою жизнь оставить всё, как есть. — Он уверенно тянет друга на себя, устремляя взгляд на компанию, за которой они следили последние полчаса. Шар противоположной команды прокатывается, не задев и одной кегли, и Базиль тут же подскакивает, издавая слишком громкий, но до безумия довольный крик. Лука поворачивается к своему другу и чувствует лёгкое удивление, перемешанное с радостью, когда замечает на его лице нежную, совсем незнакомую ему, улыбку. Пара секунд – и эмоции Артура сменяются на нечто более холодное, разочарованное даже. Лалльман хмурится и, вновь переводя взгляд на Базиля, застывает. Кричащий до этого довольно, в эту секунду брюнет уже целовался с блондинкой, которую, по не слишком хорошей памяти Луки, вероятно, звали Дафной. Вина прокалывает тонкой иглой его грудь и, глядя вновь на друга с волнением, он замечает, что на его лице больше не отражалось ни единой эмоции. Луке было страшно. Он даже представлять себе не хотел подобной картины в своей жизни. Слишком холодно. Слишком мерзко. — Я же говорил, это не мой случай. — Понуро бросает в воздух короткую фразу Артур и разворачивается. — Прости, я не думал, что… — Я знаю. Ты не думал. — Беззлобно отвечает он, пытаясь оставаться спокойным, но всё же не может справиться с горечью, которой наполнился его голос в один миг. — Я просто… — Пытается хоть как-то исправить ситуацию Лука, но замолкает неожиданно. Пара-тройка шагов, прежде чем Артур замечает, что Лалльмана рядом нет. Разворачиваясь, он видит его в нескольких метрах позади себя, глядящего в сторону с неким презрением, приправленным небольшой горстью страха. — Привет. — Слышится до боли знакомый им обоим голос Мореля. Неприятный озноб проходится по спинам друзей, когда Жан совершает неуверенный шаг к Луке. — Тебе, блять, вмазали недостаточно, или ты ещё хочешь? — Неожиданно свирепеет Артур, приближаясь к старому знакомому на добрые три шага, в то время как Лалльману кажется, что его ноги срослись с гладкой поверхностью глянцевой плитки. — Нет, я... — Пятится парень, сжимая кулаки боязливо. — Морель, ещё слово — и на этот раз твой нос точно не смогут вправить. — Ядовито выплёвывает каждое слово Артур, глядя на парня как на что-то абсолютно жалкое, недостойное даже малейшего внимания. — Я просто хочу предупредить… — Предупредить? — Неожиданно подаёт голос Лука. — Да. — В панике кивает Жан, поворачивая голову к нему, и Лалльман впервые в полной мере замечает, в какого жалкого человека этот парень превратился за прошедшие годы. Лука сумел стать за это время гораздо сильнее, чем человек, который его заставил это сделать. — О чём? — Силы неожиданно возвращаются к нему. — Ещё кому-нибудь навешал о моей ориентации и теперь боишься последствий? — Нет, то есть… — Лука совершает один уверенный шаг к Морелю, желая узнать, с чего вдруг его трусливая рожа осмелилась вновь появиться перед ним, и Артур повторяет это действие, чувствуя опасность складывающейся ситуации. — У Ролана проблемы в универе из-за драки, и он психует. Он в принципе не очень адекватный. — Невнятно, словно торопясь, объясняется Жан, и брови Лалльмана приподнимаются изумлённо. В первую секунду он не до конца даже понимал, о ком идёт речь, но, услышав последний факт, подумал про себя, что рассказывали ему про недавнего его мучителя, мерзкий голос которого всё ещё отдавался периодически эхом в его мыслях, пуская противную, зябкую дрожь по телу. — И что теперь, мне скинуться на лечение его психики? А на лечение моих травм он скинуться не хотел? — Шипит Лалльман, замечая, как от каждого брошенного им слова его противник зажимался в себе только сильнее. И Луке это нравилось. Нравилось, что хоть кому-то теперь он мог дать отпор. — Нет. — Мешкаясь, коротко отвечает Морель. — Блять, Жан, говори уже и проваливай. — Закипает Артур, чувствуя волнение из-за неожиданно проскакивающих ноток безумия в голосе его друга. Жан отступает кривясь, и Лука в этот момент думает о том, что никогда не поймёт мыслей этого человека. Никогда не сможет. Даже пытаться не захочет. — Я просто хотел сказать, чтобы ты был осторожнее! Если я так легко тебя найти смог, то он и подавно. "То есть, ты ещё и следил за мной" — проносится мысль в голове Лалльмана, и он инстинктивно подходит к Жану ближе, едва ли слыша неуверенные попытки Артура остановить его. — Ты. — С напором тыкает Лука пальцем парня в грудь. — Собственноручно. Превратил мою школьную жизнь в ад. Заставил пережить то, что я тебе, блять, даже пожелать не смогу, потому что я не такое конченое отродье, каким показал себя ты. — С каждым словом его давление на Жана становилось только сильнее, а голос злее. Лука готов был поклясться, что видел в его серых глазах нотки сожаления, но чёрта с два это имело для него сейчас хоть какое-то значение. — Так ладно в школе, под давлением сверстников и прочего дерьма. — Практически шипит Лука, выражая своими эмоциями на лице то, как сильно он не хотел мириться с поступками этого человека. — Хотя… Переписываться со мной несколько месяцев, говорить о своих радужных размышлениях о жизни, чтобы потом орать на каждом углу о моей ориентации, а после ещё и смотреть, как меня на бутылку пытаются посадить. Блять, Жан, в тебе есть хоть что-то человеческое? — С каждым словом его напряженный голос постепенно переходил на крик, чётко выговаривающий каждый мерзкий факт его жизни в лицо зажавшегося парня, и Лука чувствовал, как силы неожиданно покидали его на последнем, столь важном для него вопросе. — Я... — Голос Мореля ломается, и он отводит взгляд пугливо. Ярость на лице Лалльмана приводила его в ужас, и не только его одного. — Мне стыдно за то, что было в школе. Но казалось, Лука только больше начинал закипать от услышанного ответа. — Стыдно? — Кряхтит изумлённо он. — А повторять всю эту хуйню в универе? Стал повзрослее и уже не стыдно? — Голос вновь набирает громкость. — Стоять в стороне и смотреть, как человека мучают, это, блять, для тебя нормально?! — Артур выдыхает, чувствуя, что теряет друга окончательно, пытается отвести его хотя бы на шаг, но Лука вырывается в эту же секунду. — То, что я хотел — я сказал. Будь просто осторожнее. — Коротко, абсолютно трусливо, не глядя даже в глаза, тараторит Жан и разворачивается, желая поскорее покинуть эту удушающую атмосферу. Но Лука не планирует его из неё освобождать, потому что Жан даже на маленькую долю ещё не осознавал, в каком дерьме варился Лалльман из-за его же поступков. — А я вот, прикинь, ещё не всё сказал. — Едко шипит Лука, разворачивает парня к себе и крепко прикладывается по костлявой щеке кулаком. Жана относит на пару шагов, но на ногах у него устоять всё же получается. — Лука, твою-ж ты налево! Ты хочешь, чтобы нас полиция замела? — Ругается блондин ему практически на ухо, хватая под руку. — Пойдём уже отсюда скорее. — Приходя понемногу в себя от резкой боли, Лалльман трясёт кистью руки, смотрит на спешно удаляющегося Мореля, переводит взгляд на костяшки и напряжённо шипит сквозь сжатые зубы, замечая на них лишь лёгкое покраснение. Люди вокруг перешёптываются, и Артур, чертыхаясь, пытаясь заставить Луку взять себя в руки, направляется вместе с ним к выходу из здания. — Ну и дерьмово же мы с тобой погуляли. — С лёгкой истерической усмешкой выдыхает Артур, оказываясь наконец на свежем воздухе. — Эй, ты в порядке? — С волнением в голосе он вновь поворачивается к Лалльману, который, откинув голову, в этот момент жадно вбирал в себя холодный уличный воздух. — Лучше некуда. — Коротко отвечает ему Лука, шмыгая носом.***
— Оп-па! Ещё одно очко в нашу пользу! — Довольно вытягивается на диване Ивон, и Элиотт в очередной раз удивляется неожиданно проявляющимся детским повадкам в его отце. Но, безусловно, ему безумно приятно было видеть его таким расслабленным, таким счастливым. Около часа настольной игры с карточками, в которой семья была разделена на команды «Кларис-Элиотт», «Ивон-Лука», и Демори младший едва ли сдерживается, чтобы не смотреть на Луку слишком долго и откровенно. Из раза в раз он прикрывает собственную прихоть заглянуть лишний раз Лалльману в глаза попыткой выудить планы противника в неоднозначных эмоциях младшего. Лука был сегодня на удивление тихим и, более того, безучастным. Это вызывало лёгкое волнение где-то в глубине сердца Элиотта, но он с надеждой списывал перемену настроения мальчишки на «военную тактику». Всё-таки он был тем ещё прохвостом, особенно в играх. — Я пойду, лимонада принесу. — Неожиданно говорит Лалльман, поднимаясь с места, и Элиотт тут же подскакивает за ним: — А я стаканы прихвачу. Младший с волнением оглядывается на родителей, но те лишь довольно кивают, вглядываясь в собственные карточки. Видимо, им действительно периодически была необходима подобная разрядка мозга. — Лука, всё в порядке? — Довольно тихо спрашивает Демори, оказываясь с юношей на кухне, на что Лалльман, не торопясь отвечать, молча открывает холодильник, доставая оттуда охлаждённый лимонад. Он поворачивается к Элиотту, всё ещё задумчиво цепляя взгляд за маленькие холодные капли на пластмассовой поверхности бутылки. — Тебе не кажется, что мы ведём себя слишком заметно? — Что ты имеешь в виду? — Элиотт подходит ближе, осторожно касаясь ладонью правого плеча мальчишки, в очередной раз за этот вечер подмечая, насколько уютно и мило Лука смотрелся в свитере. — Они не могут заподозрить, что между нами что-то есть? Ты этого не боишься? — Лалльман наконец смотрит в его глаза, и Элиотт тут же ощущает неладное, вглядываясь в покрасневшие веки. — Хэй, мы всего лишь пошли за лимонадом. — Отвечает он практически шёпотом, с особой осторожностью размещая ладони на скулах Луки, пытаясь прочитать в его лице причину такой неожиданной подавленности. — Случилось что-нибудь ещё? — Элиотт склоняет голову, но Лука устало опускает взгляд, выдыхая. Ему кажется, словно жизнь сегодня повсюду расставила для него ловушки, и в каждом действии ему было необходимо оставаться предельно осторожным. Лалльман накрывает ладони Элиотта своими, мягко потираясь об них щеками. Это немного успокаивает Демори, потому что его, как минимум, уже не отталкивают. — Там долго рассказывать, давай, когда закончим? — Демори улыбается от того, что Лука согласился поделиться с ним чем-то, о чём изначально не спешил рассказывать, и от того, что он сумел не упустить какую-то деталь, что тревожила его мальчика. Что он, возможно, сможет ему помочь. — Давай так, если ты выиграешь, то я выполню любые три твоих желания. — Ты в джины что ли заделался? — Лука улыбается невольно, и Демори готов мурчать от улыбки, по которой он так сильно успел соскучиться. — Хочешь, буду джином, только не хмурься так много, а то в старикашку морщинистого превратишься. — Отшучивается Элиотт, проводя большим пальцем между бровей Луки. — Знаешь, довольно опрометчивое предложение, учитывая, что мы выигрываем на три очка. — Ну, ничего, я видел сегодняшний задор твоей матери, она так просто не сдастся. — И я тоже. — Дёргает бровями Лалльман. — Я знаю. — Усмехается Элиотт и, целуя юношу в лоб напоследок, отстраняется, хватая в руки стаканы.***
— Так-то! — Хлопает в ладоши Кларис, поднимаясь с места. Братья моментально переглядываются. — Значит, идём в кино. — Неожиданно говорит она, и Лука хмурится, поднимая взгляд на мать. — Да, мы договорились: если она выиграет, то мы пойдём в кино. — Дёргает плечами Ивон, поднимаясь с дивана. — Вы нас использовали что ли? — Изумляется Элиотт, глядя на отца, на что тот лишь машет рукой, направляясь к шкафу. — Ты же говорил, что будешь стараться проводить больше времени всей семьёй? — передразнивает его красивые слова Элиотт, заставляя вновь повернуться к себе. — Всего понемногу. — Играет бровями мужчина. — Да и вы будете наверняка рады провести время наедине. — Ивон действительно был уверен, что общение их сыновей идёт на пользу Элиотту, но сам он даже не предполагал насколько. — Не бойтесь, что мы о вас не подумали. — Вдруг выглядывает из спальни Кларис. — Закажете пиццу. — Подмигивает она мальчишкам, оставляя на тумбочке несколько денежных купюр. Родители довольно быстро собираются, воодушевлённые грядущим вечером, и, перекидываясь с сыновьями перед уходом ещё несколькими шутками, оставляют их наедине. — Что-ж, какие у тебя желания? — Слова Элиотта отвлекают Луку от раздумий над последней фразой отчима, и он резко поднимает взгляд на сводного брата. — Но… вы же выиграли. — Да. И… — Элиотт расслабленно подходит к Луке, замечая, как он откидывается на спинку кресла. — Моё первое желание, чтобы оставшиеся два задал ты мне. — Демори опирается руками на плотную обивку по обе стороны от головы Лалльмана, с удовольствием замечая, как он судорожно втягивает воздух. — Так сильно хочешь поднять мне настроение? — Я и не такое могу сделать. — Взгляд Элиотта невольно опускается на губы Луки, и младший, замечая это, ловко проскальзывает под рукой сводного брата на ковёр, к Джой. — Тогда, — говорит Лалльман, обнимая собаку руками, — погуляй с ней. — Элиотт, прикусывая губу, разворачивается, глядя на развалившуюся на полу парочку. — Серьёзно? Ты потратишь желание на это? Я бы и так с ней погулял. — Я знаю. По своей доброте душевной ты можешь сделать многое. — Элиотт щурится, глядя на младшего. — Маленький манипулятор. — Я такой. — Ухмыляется довольно Лука, теребя шерсть перевернувшейся на спину Джой. Элиотт усмехается повержено и, кивая самому себе, уходит из гостиной. Джой быстро понимает, что к чему, и, выскальзывая из рук хозяина, радостно бежит за Демори в прихожую. Несколько минут Лука смотрит им вслед, неосознанно проглаживая руками мягкий ворс ковра. Из его головы всё ещё не выходит ни незапланированная встреча со старым знакомым, ни его слова о том, что Луку всё ещё не оставили в покое, ни искривлённое болью лицо его друга, ни двусмысленные фразы отца Элиотта. Всё было неожиданно сложно для него и, как-то зачарованно наблюдая за проскальзывающими между пальцами ворсинками ковра, Лука пытался найти в своей голове ответ на вопрос, как справиться со всем раз и навсегда. Без последствий. Чтобы наконец-то стало легко. Он сам не замечает, сколько времени уже провёл на полу, когда от раздумий его неожиданно отвлекает щелчок двери, извещающий о том, что Элиотт уже вернулся. Несколько минут ожидания, как Лука снова окружен вниманием и радостным кружением собаки, то забирающейся на его колени, то столь же быстро спрыгивающей с них. Элиотт вновь немного напрягается, подмечая для себя, что Лука ни на сантиметр за прошедшие пятнадцать минут не сменил своё положение. — Я заказал пиццу. — Привлекает к себе внимание Демори, избавляется от тапок и усаживается на ковре рядом с Лалльманом, всё ещё пытаясь выцепить какую-то информацию из его эмоций. — Так, какое твоё следующее желание? — Спрашивает он, и Лука не может не улыбнуться, отрывая наконец взгляд от своей собаки. Он мешкается пару секунд, но, наконец, цепляясь взглядом за ворот синего джемпера Демори, тянется к нему рукой, хватается за ткань крепко и медленно ведёт на себя. В один миг Элиотт становится немного серьёзнее, пока Лука, отклоняясь назад, опираясь локтями в пол, всё так же тянет старшего на себя, заставляя его повиснуть над ним, прижимаясь к нему животом. — Согрей меня. — Говорит Лука слишком тихо, но Элиотт слышит его. Слышит и замирает, чувствуя, как младший берёт его же правую ладонь и заводит её под собственный свитер. Лалльман сделал это по своей воле, но, чувствуя, как пальцы Элиотта касаются его торса, он инстинктивно напрягает мышцы живота, ощущая волну мурашек, пробегающих по его рёбрам. Едва ли сдерживаясь, Демори наконец прижимается к нему всем телом, вдыхая аромат его волос, уже увереннее заводя ладонь под мягкой, немного колючей тканью к изящной спине младшего, прижимая его к себе сильнее, с упоением чувствуя, как он обнимает его в ответ, тыкаясь носом куда-то в его ключицы. Элиотта тревожит его состояние, поэтому, когда он чувствует, как Лука, обвивая его шею крепче, начинает дышать ещё напряженнее, как-то надрывнее, он не выдерживает и, словно заражаясь тем страхом, что вдруг возник в его мальчике, прижимает его к себе сильнее, мягко перебирая пряди его волос между пальцами. — Лука, что… — Мы можем ещё вот так полежать немного? — Слишком жалобно, слишком тихо спрашивает Лука, не желая отрываться от мягкой, тёплой кожи шеи Демори. Его запах успокаивал, практически убаюкивал, заставляя забывать обо всём. — Конечно. — Выдыхает Элиотт, переворачиваясь вместе с Лукой на бок, чтобы не давить на него лишний раз своим весом. Единственное, что им действительно могло сейчас мешать, так это Джой, то и дело скачущая по ним, пытающаяся найти наиболее удобное положение рядом с развалившейся парочкой, над ней, или под. Собаке никак было не решить, и Лука даже улыбался невольно, замечая, как Элиотт кряхтит от очередного прыжка Джой по его рёбрам. Постепенно успокаиваясь, Лалльман ощущал себя так, словно в эту секунду он практически растворился в руках Элиотта, абсолютно размяк, расслабился. И он наслаждался этими ощущениями, потому что только с ним он мог испытывать нечто подобное. Трель звонка заставила их дёрнуться, отвлекаясь от неожиданной идиллии, возникшей между ними на полу. Элиотт, целуя мимолётно Луку в висок, поднимается с ковра, прихватывая с тумбы деньги. Пара минут, и Лалльман вновь видит его на пороге гостиной, только в этот раз с парой плоских квадратных коробок в руках. — Устроим домашний кинотеатр? — Воодушевлённо задаёт риторический вопрос он, глядя на Луку, всё так же лежащего на полу, то и дело щурящегося из-за очередной атаки Джой в виде вылизывания его лица. — Давай! — Неожиданно энергично отвечает младший, поднимается с пола и сразу же перескакивает на диван, ожидая, когда Элиотт к нему присоединится. Выбор фильма, благодаря уверенному желанию Луки посмотреть какой-нибудь глупый ужастик и абсолютному безразличию Элиотта к выбору, потому что всё, что его волновало – нахождение Лалльмана рядом, оказался, к счастью обоих, довольно быстрым. Луке было точно так же плевать на выбор. Просто сегодня всё, чего ему хотелось, иметь лишнюю возможность быть ближе к Элиотту. Он не собирался прижиматься к нему, как пугливая девушка, хватающаяся за руку своего парня при каждом чуть более громком моменте фильма. Но, стоило фильму только начаться, а пицце уменьшиться на добрые четыре куска, Лалльман абсолютно спокойно и не менее уверенно запустил руку под локоть старшего, утыкаясь головой ему в плечо, от чего тот только сильнее заулыбался, переплетая пальцы их рук. Полчаса незамысловатого сюжета и Элиотт замечает, как Лука начинает изрядно клевать носом. Это кажется ему невероятно милым, и он, не желая его лишний раз будить и рушить то спокойствие, до которого у него получилось Луку довести, просто продолжает смотреть на экран телевизора, на самом деле практически не воспринимая и половины происходящего в кинокартине, потому что всё его внимание в эти моменты было приковано к цепляющимся за ткань его кофты пальцам и мягкому сопению Луки. Это был самый спокойный его вечер за последние несколько месяцев.***
Родители нагрянули где-то через час, заставляя кого-то оторваться от просмотра, кого-то от сладкого сна, и отвлечься на их очередные детские, безделушные покупки. Усевшись на кухне, они разглядывали листовки ближайших премьер и рассказывали собственные впечатления от сегодняшнего похода, не забывая отметить, насколько неряшливо Ивон умудрился рассыпать половину поп-корна себе под ноги. Не забыли поделиться своими впечатлениями и парни. А точнее, Элиотт, то и дело пускающий шутки по поводу неожиданной сонливости Луки. Лалльман же, глядя на листовки, чувствовал в этот момент, что забыл о чём-то важном. И, когда родители, удовлетворённые сложившейся беседой, хотели отправиться в гостиную, Лука намекнул им на то, что на столе осталось приличное количество пиццы, потому что для них с Элиоттом эта порция была действительно слишком велика. Лука улыбался, глядя на наигранно спешащих к коробке с лакомством родителей. Ему нравилась их беззаботность, нравилось, как они периодически дурачились. Это его успокаивало, точно так же, как прикосновения Элиотта. Точно так же, как сейчас. Когда Демори, оказавшись с Лукой наедине, не стал долго ждать и тут же потянулся ладонью к его плечу, мягко поглаживая большим пальцем выпирающие позвонки его шеи. Он словно бы знал, даже создавал нарочно своими касаниями какую-то невероятно чувствительную точку на шее младшего, от прикосновения к которой у него тут же подкашивались ноги. Хотелось нырять в его объятия вновь и вновь, настолько успешно Элиотт им управлял. Последний мимолётный взгляд на листовки и Лука неожиданно распахивает ресницы, вспоминая, чем именно хотел поделиться с Элиоттом. — Кстати. — Говорит уже более оживленно он, и Демори смотрит на него с интересом, замечая как Лалльман достаёт телефон из кармана штанов. Пропущенный недавний звонок заставляет Луку напрячься, забывая о цели своего визита в содержимое телефона. — Что такое? — С едва уловимой ноткой беспокойства спрашивает Элиотт, замечая недоумение на лице юноши. — Это… — Не успевает он объясниться, как телефон начинает вибрировать, извещая о новом звонке. — Это Хлоя. — Говорит он коротко, и Элиотт хмурится, прослеживая, как Лука подносит телефон к уху. Ни Демори, ни Лалльман не могли понять, почему звонок был адресован младшему. "Определенно" — думал Лука. Когда-то он давал Жансон свой номер, но и сам уже не помнил точно, в какой день им мог в последний раз пользоваться. — Да? — Как-то глупо говорит он, прислушиваясь к голосу на другом конце провода. Что-то скребётся в душе Элиотта от неизвестности, что-то в нём замирает в напряжении, когда Лука, поднимая на него взгляд, хмурится только сильнее. — Это тебя. — Говорит он довольно холодно, протягивая трубку старшему, и Элиотт сводит брови в недоумении, принимая телефон в свои руки. — Хлоя? — Неожиданно севшим голосом говорит Демори и замирает, слыша ответ девушки. — Что случилось? — Руки Лалльмана сжимаются невольно в кулаки от очередной волны напряжения, накатившей на него за сегодняшний день. — Что? — Элиотт поворачивается в входной двери, и это заставляет Луку ещё сильнее напрячься. — Я сейчас. — Коротко отвечает старший, прежде чем повесить трубку. — Я скоро. — Взволнованным тоном говорит он уже Луке, разворачиваясь к выходу. Но младшего это «скоро» не успокаивает ни капли. Потому что единственное, что, наверное, его успокоит, если Элиотт никогда от него не отойдёт. Ни на шаг. Ни на минуту. Но так не бывает. Дверь захлопывается, и Лука дёргается от резкости этого звука, хоть, в действительности, он не был слишком громким. Потому что даже родители в гостиной на него никак не отреагировали. Что это может быть? Что ей может быть нужно? Неужели она в такое время пришла к нему? Какого чёрта происходит? Какого чёрта снова так страшно? Сердце Луки содрогается в безумном ритме, но он пытается проглотить подступающий к горлу страх, глубоко вздыхая. Несколько минут он остаётся на месте, глядя на деревянную дверь, не в силах сдвинуться и на шаг. Желание заглянуть в окно, желание увидеть, что там происходит, но и одновременный озноб от мысли о том, с каким волнением Элиотт вышел из дома, заставляют его нервно сжимать челюсти, проматывая в голове сотни вариантов сложившейся ситуации. Сглатывая застрявший в горле комок напряжения, Лука подходит к маленькому окну возле двери, протягивает руку неуверенно к плотной ткани штор, но замирает, прежде чем её коснуться. Он верит Ему. Он верит, что ничего страшного произойти не может. Верит и медленно отодвигает штору в сторону. Sound: Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan — So Far Он уверенно заглядывает в окно, но, в одну секунду, он готов поклясться, чувствует, как на его сердце прокладывает путь глубокая, изломистая трещина, заставляющая задыхаться. Хлоя, по всей видимости, плачет. И Элиотт, держа её за плечи, притягивает девушку к себе, заставляя нырнуть в крепкие объятия. Лука не может на это смотреть, но и найти силы для того, чтобы отвернуться, у него не получается. Хлоя отстраняется и, говоря ещё пару слов, тянется. И. И Лука ломается, отшагивая, практически отшатываясь от окна на пару сантиметров. Она целует Элиотта. Одна секунда. Две. Элиотт не отстраняется. Одним резким движением задвигая штору на своё прежнее место, Лука, словно боясь обжечься, отступает от окна на два широких шага. Он шумно дышит, пытаясь привести свои мысли в норму. Пытаясь хоть на долю секунды напустить на себя безразличие, чтобы оценить ситуацию объективно. Не получается. Ничерта не получается и он, практически скуля, подносит ладонь к губам, прикусывая костяшку большого пальца. Он совсем не успевает заметить, как за четыре секунды огибает лестницу и оказывается в собственной комнате, вышагивая нервно из стороны в сторону, порываясь периодически к окну, но тут же одёргивая себя от этой мысли, как от попытки самоубийства. Они не могли снова сойтись. Элиотт не мог так поступить. Элиотт… Руки Лалльмана дрожат, и он, злясь на собственное бессилие, пытается растереть их, проконтролировать, но, чувствуя только усиливающуюся судорогу, с силой ударяет правой рукой по стене, как оказалось, бетонной, ощущая, как острая боль тут же пронзает суставы кисти. Эта боль, почему-то, даже на маленькую долю не может сравниться с той, которую он ощутил, ударив Мореля по лицу. Вероятнее всего, бетонная стена была в разы крепче скуловой кости Жана. А может, сейчас ему было так больно не из-за руки, а из-за сердца, в которое с такой немыслимой жестокостью запускало свои когти сомнение. Прижимая костяшки к губам, Лука дышит глубоко, закрывая глаза, пытаясь усмирить накрывающую его панику. Входная дверь вновь хлопает, и Лука чувствует, как его ошпаривает новая волна страха. Всё повторяется, и он абсолютно не хочет знать о том, что произошло. Что в принципе могло произойти. С горечью он осознаёт, что слишком труслив для того, чтобы столкнуться с правдой лицом к лицу. Лука хочет ему верить. Он хочет верить в свою маленькую мечту, возможность, что он не будет больше одинок. Буквальным образом устраивая себе пытку, Лалльман медленно спускается по лестнице, в надежде убедиться в том, что это просто недоразумение. Он слышит голоса в гостиной, поворачивается и замирает. Родители обнимают её. Ладонь Элиотта лежит на плече Хлои. "Что за блядское воссоединение семей" — проносится едкая мысль в его голове. Спектакль, в сюжет которого его не посвятили. Злость подступает к вискам, его кулаки сжимаются от неправильности того, что он видел перед собой. Лука замечает, как Элиотт поджимает губы, поглаживая её по плечу, и, неожиданно, руки Лалльмана слабеют, разжимаются. Бессильное отступление на полшага. Слабость, что сковала его тело. Лалльман выдыхает, чувствуя, как болит его горло от подступившего кома, как покалывает кончик его носа, как горят глаза. Мир Луки рушился, и все, что он делал — молчал. Лука всегда боялся любить, всегда боялся доверять. Самые большие его страхи: остаться в одиночестве, и не быть принятым другими людьми. Страх, что он действительно ненормальный. С появлением Элиотта он лишается обеих слабостей и понемногу начинает верить в себя и в то, что жизнь действительно позволила ему быть счастливым. А сейчас это всё раскалывается на маленькие части и рассыпается, внушая мысль о том, что это был сладкий сон, который закончился, и жизнь снова окунула его в суровую реальность. Невольно перед его глазами проскальзывают самые неприятные моменты прошедшего дня. Почему люди такие злые? Почему он не может найти себе место? Почему руки, которые внушили ему однажды надежду, сейчас обнимают не его? Почему жизнь в сотый раз пытается его разбить? Что за дерьмо вообще такое — жизнь? Если ты только и делаешь, что борешься, стараешься не поддаваться своим страхам, не показывать свои слабые стороны родным людям, но из раза в раз ты только и делаешь, что разбиваешься. Носом в бетон, до крови. Так он себя чувствовал. Так сильно было растерзано его сердце из-за того, что он не мог контролировать. Из-за того, что он не смог в своих руках удержать счастье, которое жизнь предоставила ему всего на неделю. Всего неделю позволила помечтать. Поверить. Лука может винить себя за то, что позволил себе размечтаться и, возможно, жизнь за то, что в очередной раз над ним подшутила. Но Элиотта винить у него нет сил. Ему действительно было проще, милосерднее к самому себе принять мысль о том, что Демори Хлою просто, внезапно оказалось, так сильно любит. Но он точно не может даже допустить мысль о том, что Элиотт не являлся всё это время тем, в кого он верил. Кому он верил. Что всё это время он просто утолял свой интерес, своё, как Демори когда-то говорил, "любопытство". Лука не может даже думать об этом, потому что если он это сделает — разобьётся вдребезги в один миг. Лука любит его. И ему легче убедить себя, зацепиться за последнюю надежду, что Элиотт хоть что-то к нему испытывал. Эти мысли скребут его сердце, царапают до глубины, и Лука жмурится, пытаясь подавить рвущуюся волну накрывающей его истерики. Немой крик его сердца. Молчаливое отчаяние его души. Он смотрит на семью, частью которой, казалось бы, пару часов назад был он сам, но сейчас же лишь ярко ощущает, насколько лишним он был в этом доме. Насколько чужим он казался самому себе. Хочется бежать. Бежать, лишь бы не испытывать эту неожиданную ненужность. Лука разворачивается к входной двери, но, чувствуя вину, шипит, сжимая челюсти. Череда насильных шагов и он заходит в гостиную: — Привет. — Безмятежно бросает он куда-то в воздух, хотя слово это было определенно адресовано новой гостье. Нацепив уже такую привычную для него маску безразличия, Лука улыбается родителям, прежде чем уйти. — Извините, что так внезапно, но я останусь сегодня у Артура, у него там в семье проблемы, нужна поддержка. — Проговаривает он уверенно, даже не думая о варианте взглянуть на Элиотта. Слишком больно. Слишком смертельно. Не дожидаясь ответа, он разворачивается и уходит, наспех обуваясь и хватая портфель с телефоном. Лёгкие обжигает холодный воздух, а сердце боль. Трясущимися пальцами он набирает сообщение другу, пролетая кварталы один за другим. Лимит его безразличия исчерпан, и он чувствует, как слизистая глаз уже обжигается из-за его слёз, столь успешно рвущихся наружу. Где-то внутри теплилась надежда, что Элиотт его нагонит, но вот, Лука, опустошённый, уже поднимается на этаж своего друга, но этого так и не происходит. Артур его последняя надежда. Если надежда вообще существует, как и любовь. Трель звонка, несколько минут ожидания и дверь распахивается, являя взору Луки растрепанного Артура в широкой белой футболке с принтом. — Бро, что это за сообще… — Хотел спросить он, но замолк ежесекундно, как только заметил состояние своего друга. — Эй, что… — Как-то беспомощно, с лёгким ужасом глядя на Луку, одетого в декабрьский вечер в один лишь свитер, мямлит Артур, делая шаг на лестничную площадку. Пара задушенных вздохов, прежде чем Лалльман даёт ответ. — Мне нужны билеты в Нидерланды. — Хрипит он, и Артур поднимает брови удивленно, осторожно касаясь его трясущегося плеча. Ему не нужны были какие-то сверхъестественные силы, чтобы понять то, что столь плачевное состояние его друга определенно было связано с Элиоттом Демори. — Пойдём. Поешь, а там всё и расскажешь. — С ярко ощутимым сочувствием в голосе говорит Артур, приобнимая друга за плечо, осторожно запускает его в квартиру и закрывает за собой дверь, щёлкая замком.