Ты не можешь

      Мысль о том, что Ролан точно не стоит за входной дверью их дома, что он не поджидает его на ближайшем углу их улицы, заставляла Луку медленно вдыхать и выдыхать, пуская по телу вместе с кислородом осознание, что он действительно теперь был в безопасности.       Радость от этой новости была глухой. Луке не хотелось широко улыбаться, хлопать в ладоши или ликовать, он лишь смотрел, когда задумывался об этом, в одну точку и пытался осознать, принять этот факт. Принять факт того, что его обидчик был пойман. Человек, который несправедливо причинил ему боль, возможно, будет наказан.       И хоть радость и была глухой, она растекалась по его телу, потому что всё, что у него было сейчас, всё, что позволило этакой справедливости произойти, было связано с Элиоттом, с его новой семьёй и всей той заботой, что Лука получал в ней.       Оставались лишь следы на теле и такая же глухая боль в нём, от которой Лалльману так сильно хотелось избавиться. И каждый раз, глядя на Элиотта, на его простое нахождение рядом с собой, ему становилось лучше, становилось легче дышать.       Улыбка Элиотта, его уверенное, спокойное поведение и весь образ, говоривший о том, что вокруг него всё под контролем, вызывали невообразимое желание тянуться к нему, чтобы он позволил Луке в свой спокойный мир окунуться. Хотя именно Лука делал его мир беспокойным, и Элиотту это определённо нравилось. — Пожалуйста. — Просит юноша, и лишь сейчас до Элиотта доходит:       «Смоешь с меня это всё» — сердце пропускает удар, пульсирующий, отдающийся во всём теле.       «Это всё» — и Демори понимает, что речь идет далеко не о геле для душа. В груди сводит что-то: мышцы, капилляры, нервы. Элиотт не знал, что именно, он лишь чувствовал, как напрягалось всё внутри него от мысли о том, что Лука просит смыть с себя всю ту грязь, в которой, по его же мнению, он увяз. И если ему это нужно, если это хоть каким-то волшебным образом поможет ему забыть тот кошмар, Элиотт это сделает.       Лалльман же, поднявшись, вцепившись ладонью в металлическую лейку, волнуется. Безумно волнуется, чувствуя себя ужасно уязвимым, но вместе с этим понимает, что если уж он и осмелился бы кому-то показать свою уязвимость, всё свои изъяны, рискнул бы, то только с Элиоттом.       Мальчишка вздыхает коротко, сильнее сжимая пальцы правой руки, когда видит, как Демори подходит к бортику ванной ближе.       Не опуская взгляда, всматриваясь в лицо Луки, больше всего на свете он сейчас хочет коснуться кончиками пальцев его подбородка. Его губ. Хочет успокоить его. Или, если заглянуть поглубже в мысли, самого себя.       Но Элиотт знает, что если позволит себе так притронуться — ему будет мало.       Он не сдержится.       Поэтому, обхватывая левой рукой лейку, он соприкасается с пальцами Луки и чувствует, как тот, прослеживая это движение, вздрагивает, словно пожалев в этот же миг о своей провокационной идее встать перед своим сводным братом голым.       Но Элиотту эта идея всё ещё казалась прекрасной.       Мучительной, жестокой, но прекрасной.       Мягкая улыбка неожиданно охватывает его губы, и Элиотт сам не знает, почему это происходит. Возможно ему просто хочется, чтобы атмосфера вокруг Луки стала мягче, комфортнее, и надеется, что собственное настроение может этому помочь.       Он видит, как часто юноша моргает. Когда поток тёплой, не слишком горячей воды касается его правой ладони по воле Элиотта и, медленно поднимаясь — достигает его локтя, а ещё спустя пару секунд — плеча, Демори замечает, как нижняя губа Луки оказывается прикусанной, а грудная клетка, на которую, к их обоюдному счастью, Элиотт глаз ещё не опускал, начинает вздыматься чаще.       Весь его вид, каждый вздох Луки говорил о его волнении. Но к такому приятному успокоению Элиотта, лишь об одном волнении, не страхе.       Губы старшего приоткрываются, когда он, не выдерживая, опускает взгляд на точно так же приоткрытые губы Луки и, не медля, на его шею, к ключицам, следуя потоком воды по пути собственного взгляда — от плеча к выступающим косточкам.       Лука опускает голову невольно, наблюдая за этим неожиданно интимным процессом, замечая лишь в этот миг, как глубоко дышит. Но Демори заметил его учащённое дыхание уже давно, и эта деталь была для него ужасающе жестокой.       Глупо было строить вид, что он купает ребёнка и никаких чувств кроме желания успешно выполнить задачу не испытывает.       Потому что это не так.       Потому что Лука не ребёнок. А Элиотт чувствует больше, чем просто "желание оказать услугу".       Он хочет Луку.       Слишком давно и слишком сильно, чтобы невозмутимо делать в эту секунду то, что он делает: буквальным образом ласкать его, замечая, как дрожь сводит его нервы, а мурашки охватывают его кожу в тех местах, где он позволяет себе потоком воды его коснуться.       Лейка опускается чуть ниже, как и взгляд, к рёбрам юноши.       Медленно.       Облизывая губы, Элиотт возвращает взгляд к лицу Луки, замечая как тот, дыша размеренно, точно так же переключает внимание от собственного пресса к завороженному лицу Демори и обратно.       Что-то в Элиотте щёлкает в этот момент и он, сжимая челюсти, поднимает ладонь с лейкой выше, заводя кисть сначала над правым плечом Луки, смывая с него и со спины пену, а после над левым.       Лука мешкается, замечая, как уверенно Элиотт в этот момент на него смотрит. Он опускает взгляд невольно, отводит его в противоположную от руки старшего сторону и невольно склоняет голову в этом же направлении, подставляясь шеей под воду.       Вид того, как красиво он это делает, заставляет Элиотта практически прошипеть, сжимая крепче ладони, наполняя лёгкие не воздухом, кажется уже — раскалённым паром.       Пены на коже Луки он больше не видит и, действуя абсолютно инстинктивно, заведённо, Элиотт заставляет мальчишку вздрогнуть, когда, чуть наклоняясь к ванной, дотянувшись рукой до крепления для лейки на стене, он размещает её на своём законном месте.       Лука вздыхает глубоко, следя за тем, как он, выпрямляясь, возвращается в прежнее положение, замирая точно в таком же ожидании, глядя в глаза.       И чёрт его знает, что должно быть дальше.       Но вместе с этим, вместе с этой даже и не неловкостью вовсе, скорее предвкушением, казалось, они оба знали, что именно должно было произойти.       Левая ладонь Элиотта, против воли, против здравого смысла тянется к шее Луки и тот, глядя на это, вдыхает, облизывает губы, но не проявляет и малейшего сопротивления, в отличие от того момента, когда Элиотт позволил себе дотронуться до его спины около десяти минут назад.       Кончики пальцев касаются мокрой кожи, и дыхание обоих в этот момент становится тише.       Шум воды оглушает. Им обоим ужасно душно.       Но не душность волнует в эту секунду Элиотта, всё его внимание приковано лишь к тому, как невероятно правильно и вместе с этим до безумия интимно скользят его пальцы по влажной коже.       От изгиба шеи к родинке.       От родинки к ключицам.       Окончательно опьянев происходящим, он, уже плотно прижимаясь ладонью к коже Луки, желая ощущать её каждым миллиметром собственной, скользит ниже, к его рёбрам, чувствуя, как они под его рукой вздрагивают.       Сухо сглатывая, даже хмурясь слегка, он склоняет голову к его шее и, проскальзывая уже чуть влажной ладонью под его локтём к пояснице, приближается, но Лалльман в этот миг всё же увеличивает между ними расстояние.       Это ударяет по нервной системе Элиотта. Ему хочется прямо сейчас перешагнуть через бортик, притянуть к себе Луку обратно, но вместо этого он лишь моргает часто, пытаясь собрать мысли в кучу, и, дыша слишком тихо, боится увидеть в глазах Луки испуг.       Но он подобного в чувственном взгляде напротив не замечает, и это его успокаивает.       Но едва ли он успокаивается, с дуру позволив своим глазам опуститься ниже, когда Лука, вздыхая размеренно, хлопая мокрыми ресницами, отходит на шаг назад, упираясь лопатками в кафельную стену, словно приглашая.       Ресницы старшего распахиваются шире от изумления.       Кажется, кто-то колотит его по вискам в одинаковом, четком и напористом ритме. И, лишь обменявшись заворожёнными происходящим взглядами с Лукой в течение секунд пяти, до него наконец доходит, что оглушает его грохот собственного сердца.       Элиотт смотрит на то, как капли воды ударяются о плечо Луки, как невозмутимо он при этом смотрит ему в глаза, и вся эта картина кажется ему каким-то неадекватным сном. Он увлекается этим сном и, опуская взгляд ниже на секунду, чувствует, как становится особенно тесно в штанах от детали, которую он наконец замечает.       Лука возбуждён.       Демори накрывает собственные губы левой ладонью, вздыхая глубоко, размеренно, усмиряя собственные нервы. Потирая губы пальцами напряжённо, он вновь встречается с Лукой взглядом, пытаясь передать им одну единственную мысль: ты меня не жалеешь.       Потому что голос, кажется, окончательно пропадает.       Лука опускает взгляд к собственным стопам и возвращается к глазам, глядящим на него в эту секунду с особой жадностью, окончательно раскалывающимся самоконтролем. Он замечает, как играют желваки на скулах Элиотта, и засматривается. Так засматривается, что собственные губы приоткрываются, а язык нервно по ним проходится, что тут же оказывается замеченным из последних сил державшим себя в руках Элиоттом.       Демори правда не знал, как Лука это делает.        Как он, действуя столь невинно, своей этой невинностью заставляет его сталкиваться с картинками, каждый раз кажущимися ему самым откровенным, что он только видел в своей жизни.       Картинками, заставляющими его робеть, ладони потеть, а сердце колотиться. — Иди ко мне. — Немного севший голос ударяет по ушам и они оба не до конца понимают, было ли это озвучено Лукой, или лишь передано его взглядом, но это определённо то, что было им обоим нужно — какое-то разрешение, наконец произнесённое вслух. Хотя никто не смел бы им сейчас в этой маленькой, закрытой, переполненной жаром комнате, запретить коснуться друг друга.       Лишь они сами.       Опуская взгляд к полу, мотая головой медленно, Элиотт наконец отстраняет ладонь от собственных губ и отворачивается. Сердце Луки охватывает холод от этой картины, но, когда дверной замок щёлкает, оно вновь ускоряет ритм.        Их глаза снова встречаются.       Лука видит, как такие красивые, по его мнению, ладони сводного брата спустя несколько секунд цепляются за края джемпера, и Демори, не разрывая зрительного контакта, стягивает его с себя и, не особо аккуратно складывая, опускает на стул.       Лука вздыхает шумно, приковываясь взглядом к прессу Элиотта, к рельефу его тела, к теням, появляющимся на нём от простого дыхания.       Лалльман невольно позволяет себе подумать о том, что, наверное, он выглядел так же. Хотя о чем речь, он никогда не был столь красивым, как Элиотт. Поэтому эта мысль тонет в его голове, даже не пытаясь устояться.       Руки Демори цепляются за ремень на джинсах, и Лалльман, сжимая челюсти, вмиг поднимает взгляд к его лицу.       Он здесь. Он хочет. Он согласен остаться с ним.       Пряжка звенит — влажную кожу спины охватывает дрожь.        Уголки губ Элиотта, выдавая хозяина, приподнимаются, когда он замечает, насколько заворожённо Лука смотрит на то, как он стягивает штанину сначала с одной ноги, а потом со второй.        Джинсы остаются на том же стуле и Элиотт вдруг замирает, как замирает и Лука, поднимая резко взгляд от боксеров к его лицу, осознавая, что он не один в этой комнате возбуждён, что Элиотта вся эта ситуация тоже чертовски взбудоражила.       Он хочет его. Его такого непонятного, неполноценного.       Губы приоткрываются, пожалуй, слишком откровенно, втягивая кислород и Элиотт, щурясь слегка, склоняет голову, окончательно теряя связь с реальностью.       Заставляя Луку от удивления плотнее прижаться спиной к стене, он перешагивает бортик ванной, абсолютно не заботясь о том, какой температуры была вода, под которую он заходит. Его уже давно сводила с ума температура, что поднялась между ними двумя.       Лука зачем-то отшагивает влево, то ли подчиняясь неожиданно накрывшему его смущению, то ли пытаясь спрятаться за потоком воды.       Подходя к нему всё так же ближе, с каким-то вызовом глядя в сапфировые глаза, Элиотт чувствует, как стекает вода по его правому плечу, спине, как падают капли с его волос и кончика носа.       Эти детали распаляют его только сильнее.       Демори приближается к Луке вплотную, поправляя левой рукой собственные влажные волосы назад. Он с нездоровой внимательностью наблюдает за Лукой и за тем, как капли точно так же скользят по коже его лица и ключиц.       Он им завидует.       Наклоняясь к правому уху юноши, он замирает на несколько секунд и, замечая, как тот задерживает дыхание, целует мягко его шею под мочкой, улыбаясь.       Луку прошибает от одного этого поцелуя. Наконец полученного, долгожданного. Открывая рот шире, чувствуя, как скользят губы Элиотта по его коже, он смыкает ресницы, инстинктивно откидывая голову назад и, приподнимая ладони, касается ими его груди.       Демори приобнимает его спину левой рукой, чтобы он не упирался ею в холодный кафель, но Лука ни холод, ни твёрдость поверхности за собой вообще не чувствует.       Есть лишь Элиотт. Его тёплое дыхание. Его прикосновения.       Отстраняясь от Луки немного, он ловит зрительный контакт, замечая как растерянно юноша втягивает приоткрытыми губами воздух, выдавая себя постоянно опускающимся на его губы взглядом.       Правая ладонь, поднимаясь к шее Луки, гладит её нежно, повторяя кончиками пальцев все те прикосновения, которые он недавно себе позволил.       Показывая, как мало ему этого было, Элиотт позволяет своей ладони соскользнуть ниже, вновь касаясь подрагивающих рёбер Луки и его напряжённого пресса.       Дыша носом шумно, сомкнув губы, Лалльман смотрит Элиотту в глаза, чувствуя, как ладонь старшего останавливается внизу его живота.       Демори проводится короткими ногтями по его коже нежно, снизу-вверх, отчего Лука тут же шипит сквозь сжатые челюсти и втягивает живот то ли от щекотки, то ли от жгучего трепета, отдающегося пульсацией в паху.       Элиотт доволен его реакцией. Доволен тем, как соблазнительно Лука вновь закусывает свою нижнюю губу.       Чуть склоняя голову, глядя на Луку искренне завороженно, он засматривается, кажется, каждой его ресницей, родинкой и чуть более тёмными пятнышками в синеющих радужках его глаз. И то, как бережно он касается, то, с каким обожанием смотрит, заставляет Луку оставаться в непонимании.       Потому что, хоть в его голове и возникает мысль о том, что осторожность Элиотта была вызвана лишь страхом, что он слишком слабый, неподдельная нежность заставляет её исчезнуть, наполняя юношу уверенностью в том, что Элиотт просто так любит. Он так эту любовь выражает.       Склоняясь вновь к его лицу, Демори целует его в правую щёку нежно, отчего ресницы Луки вновь опускаются.       Спустя секунду — касается губами влажной кожи чуть выше уголка его губ. И в эту самую секунду, одурманив Луку своей нежностью, Элиотт позволяет себе проскользнуть ладонью ниже его живота, наконец касаясь его рукой там, где никогда не касался.       Лалльман, не ожидая этого, вздыхает глубоко, и, когда Элиотт позволяет своей ладони сжаться, шипит, прижимаясь рёбрами к его груди, цепляясь пальцами за его плечи.       Лука чувствует, как пьянеет, буквальным образом отключается от реального мира, когда Элиотт, зарываясь левой рукой в его мокрые волосы за ухом, целует его в губы, позволяя своей правой руке скользить, повторяя одно и то же движение, доставляя удовольствие Луке, заставляя его своими действиями рвано, чертовски тихо постанывать ему в губы.       Но Элиотт слышит его стоны. Слышит, чувствует и упивается, прижимаясь к нему бёдрами сильнее.       Разрывая влажный поцелуй, он касается губами его подбородка, опускается к линии челюсти и плавно возвращается губами к мочке уха.       Обе ладони скользят к талии Луки, плавно перемещаются по его влажной, бархатной коже, останавливаясь под рёбрами, отчего мальчишка тут же выдыхает облегчённо, откидывая голову, но, когда чувствует, как губы Элиотта завладевают его ключицами, цепляется руками за его волосы, закусывая губу от напряжения вновь.       Он оказался слишком чувствительным к его ласкам. Настолько сильно, что даже сам не мог этого представить.       Элиотт никогда особо не думал о людях с нетрадиционной ориентацией. Отнюдь, он не был гомофобом. Парни никогда его сильно не волновали. Но сейчас, в этой скользкой ванной, не самом лучшем и безопасном месте для того, чтобы проявлять свою любовь, он не мог в голове найти и одного примера, который был бы прекраснее того, что он видел перед собой.       Глядя на Луку, видя то, как приятны ему его прикосновения, наблюдая за тем, как отзывается его тело, совсем не женское, совсем другое, как реагирует податливо на каждое интимное поглаживание и смертельно нежную ласку, Элиотт не может понять, что может быть в этом мире красивее.       И Лука действительно тонет в этой нежности, в этих неторопливых и, казалось бы, сдержанных касаниях, от которых, он видит своими глазами, как дрожат его руки, цепляясь за влажные пряди на макушке сводного брата.       Элиотту хочется опуститься на колени, но вместе с этим так не хочется терять контакт с глазами Луки.       Здесь чертовски тесно и неудобно, но Элиотт едва ли об этом думает, концентрируя всё своё внимание лишь на том, как Лука вздрагивает, стоит ему только спуститься чуть ниже его ключиц, задевая губами сосок и, проглаживая кончиками пальцев рёбра, поцеловать его в солнечное сплетение.       Лалльман дышит шумно, кажется, гораздо громче, чем шумит вода. И безумие от этого дыхания Элиотта накрывает только сильнее.       Он бы спустился ниже, он бы непременно это сделал, но сейчас Луке смертельно были необходимы его губы, необходимо было чувствовать его дыхание на своих губах, нужны были его серо-голубые глаза, в которых бы он вновь так чётко увидел, как именно Элиотту был нужен.       Хватаясь за его шею отчаянно, Лука, не встречая сопротивления, притягивает его к себе и, моментально втягивая в поцелуй, обвивая шею, чувствует, как плотно Демори к нему прижимается, как впервые холодная стена за спиной вновь кажется ему другом, так милосердно помогающим быть к любимому человеку ближе.       Руки Элиотта гладят его по скулам, поражаясь в тысячный раз мягкости его кожи, и он думает невольно о том, что не может решить: вода была препятствием между их кожей, или необходимым звеном, позволяющим чувствовать друг друга только лучше.       Элиотт помнит, как странно было видеть этого мальчишку в собственном доме. Как нелепо было с ним, полуголым сталкиваться в коридоре и чувствовать неловкость. Он помнит, как часто он отводил от него взгляд и сколь сильно ненавидел нежелание это делать.       Лука притягивал к себе. Притягивал улыбкой, которую дарил родителям, но которая никогда не была доступна Элиотту. Лука привлекал, щеголяя по кухне с голой спиной, заставляя Демори чувствовать себя неловко от того, что ему неожиданно интересно было смотреть на мужское тело. Неожиданно было для него, что оно могло казаться ему, всегда находившему интерес лишь в женской фигуре, столь красивым.       Ни в жизнь бы Элиотт два месяца назад не подумал, что ему позволят просто напросто прикоснуться. И сердце вновь приятно сводит от этого факта. Факта, что ему позволили.       Лука утыкается лбом в его плечо, чувствуя, как Элиотт зарывается в его волосы ладонью, убирая их назад.       Мальчишка облизывает губы, подаваясь бёдрами вперёд, и ощущает, как в эту же секунду Элиотт реагирует на это действие, отвечая на него, прижимаясь сильнее, выдыхая шумно ему в шею.       Дрожащая левая рука скользит по мышцам Элиотта, останавливаясь у тазовой косточки. Пальцы цепляются за резинку трусов, так плотно облегающих его тело.        Глядя на собственную руку завороженно, Лука вновь облизывает мокрые губы и оттягивает влажные боксеры чуть ниже. Элиотт, чувствуя это, жмурится, целуя его плечо, едва себя сдерживая, чтобы не укусить его в шею, такую манящую, такую открытую ему одному.       Он не торопится их снимать, хочет, но не торопится. Он вообще в том, что между ними сейчас происходит, совсем не хочет торопиться. И даже не от страха напугать Луку, а от банального нежелания, чтобы и секунда их контакта заканчивалась.       Лука моментально вырывает его из потока мыслей, зарываясь пальцами правой руки в его влажные волосы на затылке и проскальзывая левой к пояснице, в одну секунду напрягающейся от этого прикосновения. — Хочу, — выдыхает Лука ему на ухо, опускаясь ладонью к ягодицам, поверх мокрой ткани, неуверенно, — тебя. — Элиотт жмурится, сжимая левую ладонь в кулак, упираясь ею в стену, возле плеча Луки.       Он дышит глубоко, шумно, чувствует, как Лалльман прижимает его рукой к себе, самостоятельно вместе с этим подаваясь бёдрами вперёд. — В себе. — Говорит Лука уже гораздо тише, но Элиотта эти два слова накрывают штормовой волной. Ноющей волной удовольствия, прокатывающейся по всему телу.       Упираясь левым предплечьем в стену, Элиотт отстраняется, пытаясь поймать зрительный контакт, и поднимает правую ладонь к изящной шее.       Останавливаясь большим пальцем на подбородке Луки, он приподнимает его голову, разглядывая жадно его искусанные губы, его раскрасневшиеся щёки.       «Как же красиво» — думает он и буквальным образом мотает головой поражённо.       «Идеальный» — вглядывается в его расширенные зрачки, облизывает губы и, выдыхая, прижимается к нему лбом. — Лука, — шепчет Элиотт, всё ещё чувствуя, как этот невозможный мальчишка продолжает распалять его, прижимаясь к нему доверчиво, до безумия откровенно. — И я... — говорит он, ведомый желанием, подцепляя правой рукой собственные боксеры. — Хочу. — Выдыхает и наконец целует в губы, тут же ощущая язык, ласкающий, толкающийся навстречу, ощущая, как Лука помогает ему своими руками избавиться от последнего препятствия, разделяющего их тела.       И то ли чтобы взять передышку, то ли чтобы вновь посмотреть Элиотту в глаза, Лалльман разрывает поцелуй, выдыхая жалобно, когда Элиотт прикусывает его нижнюю губу мягко.       Чувствуя свободу, Лука утыкается лбом ему в грудь и, размыкая ресницы, глубоко вздыхает, облизывая губы.       Они прижимаются друг к другу.       Лука ведёт бёдрами вперёд, чуть выше — они трутся друг об друга.       И эта картина, так сильно желающая расплыться перед глазами из-за падающих с ресниц капель, растекается жаром по его груди, по всему его телу, до кончиков пальцев.       Но этого всё ещё было недостаточно.       Закусывая губу, Лука соскальзывает ладонью с плеча Элиотта к его животу, всё так же притираясь бёдрами, слыша, как он едва заметно, казалось бы, просто глубоко дыша, рычит.       Демори, не отрывая губ от его шеи, зарываясь правой ладонью в мокрые волосы, чувствует, как скользит рука Лалльмана по его прессу и, не выдерживая, накрывает её собственной, левой, спуская ниже, не принуждая, лишь направляя.       Чуть выпрямляясь, он касается правой ладонью его щеки, прижимаясь лбом к нему вновь. — Лука, — очередной горячий выдох, практически стон в приоткрытые губы. — Я сделаю тебя своим. — Мальчишка сводит брови жалобно, утыкаясь лбом в изгиб его шеи, облизывает губы и, не в силах терпеть, прижимается к Элиотту сильнее, обхватывая наконец ладонью самую изнывающую часть его тела. — Я и так твой. — Отвечает Лука, окончательно своим прикосновением и словами выводя Элиотта из строя.       То, что он говорил и как это он говорил, возбуждало Демори безумно. И за всей этой пеленой страсти именно эти слова неожиданно сильно окатили его нежностью, напомнив ему о том, как много он желал для Луки сделать.       Как часто он, не без стыда, думал о том, каким именно, он хотел бы, чтобы был момент, когда он сможет ощутить Луку, а Лука сможет ощутить его.       И это неустойчивое положение, та измотанность Луки, которую он всё ещё помнил с их разговора в прихожей, синяки на его коже, которые он так сильно старался игнорировать, полностью противоречили тому, что он желал для него сделать. — Боже... — Стонет Элиотт ему на ухо, опуская левую руку к ласкающей его ладони.       Накрывая её собственной, он ловит ритм её движения, едва заметно подаваясь бёдрами навстречу и, главное, не обделяя лаской и Луку.       Лалльман жмурится, вновь бессильно утыкаясь лбом в его плечо. Он дышит глубоко и сам не замечает, как вместе с этим дыханием комнату наполняют тихие, возможно даже, рассеивающиеся на фоне шума воды, короткие стоны.       Но Элиотт слышит каждый его выдох и вдох. Слышит каждый стон, чувствует, как дрожат его руки, как подрагивают его плечи.       Это Лука. Тот самый недосягаемый Лука. Холодный, колючий и такой чертовски горячий сейчас в его руках. Такой отвечающий, искренний, льнущий к его, к прикосновениям Элиотта, Лука.       «Поживём — увидим» — грохочат в висках слова, въевшиеся три месяца назад ему в голову острым волнением.       И сейчас — Лука целует. Сейчас — целует его шею и соскальзывает каждый раз мокрой ладонью к его спине, прижимая к себе сильнее.       Сейчас — он позволяет его касаться так, как позволяет лишь ему одному. Одному Элиотту.       Демори колотит от этих мыслей, от этого сносящего крышу осознания.       «Лука мой» — оглушающее и такое до боли приятное сочетание взрывает его разум, как и каждый тихий, но такой эротичный стон, пускающий дрожь по его затылку, плечам и шее.       «А я его» — губы прижимаются к виску мальчишки.       Самые личные минуты, самые откровенные за всю историю их знакомства длятся, кажется, вечность. Лучшую и самую приятную для Элиотта вечность, прежде чем, чувствуя, как плечи Луки сводит, а его ладонь замедляется, он помогает ему, напрягая собственную руку, ускоряя темп её движения.       Демори замечает, как крепко Лука цепляется ладонью за его плечо, как подкашиваются его ноги, хоть и собственные держались на земле крепко из последних сил, и он обнимает его свободной рукой крепко, прижимая к стене. Прижимая к себе.       Несколько секунд и Лука, сводя брови, напрягаясь всем телом в руках Элиотта, прижимается губами к его шее. Поцелуй, переходящий в укус подводит, практически толкает к грани и самого Элиотта.       До смерти хочется Луку целовать сейчас, до смерти хочется укрыть его всем теплом этого мира, но, чувствуя, как он расслабляется в его руках, как, проскальзывая ладонями по его телу, плотно прижимаясь ими к его коже, он обвивает его шею, Демори лишь обнимает его в ответ, выдыхая шумно.        Губы младшего мягко тыкаются в место укуса, словно извиняясь, и Элиотт обнимает его крепче, улыбаясь самому себе от мысли, что определённый плюс в не совсем удобных ласках в ванной комнате был определённо в том, что можно было сразу помыться. — Лу... — Трётся кончиком носа о его шею Элиотт, желая заглянуть в глаза, но так сильно не желая разрывать объятия. Но Лука не отзывается, лишь дышит всё ещё глубоко в изгиб его шеи, проскальзывая пальцами по спине к плечу. — Ты любишь меня. — Шум воды и всё такое же глубокое дыхание. Лишь едва заметный кивок и усилившиеся объятия служат Элиотту таким приятным и нужным, пускающим по сердцу дрожь, ответом.       Демори понимал, что его мальчик устал, даже если и хотел большего.       Он это понимал и, без того безумно счастливый, знал, что они ещё успеют сделать всё, что захотят, но сейчас необходимо было завершить наконец эту затянувшуюся ванную процедуру и переместить Луку в постель. Дать ему отдохнуть, укутать его довольного, умытого, расслабленного в одеяло, надеясь, что то, что произошло между ними, сумело избавить от любого малейшего сомнения, которое только могло в его голове ещё таиться. — Пойдём в постель. — Вопрос о том, в чью, вновь не поднимается, и этот факт растекается сладким мёдом по сердцу Луки. — Тебе нужно отдохнуть. — Лалльман, полностью удовлетворённый, не менее наконец-то счастливый, улыбается уголками губ, всё так же прижимаясь щекой к его плечу, утыкаясь лбом в его шею. — Люблю.       И вновь — совсем необдуманно, первой мыслью, слетевшей с его губ, Лука отвечает на всю обжигающую нежность Элиотта и выражает ту нежность, что сейчас охватила его сердце и подступила влагой к глазам, когда он заметил очередной порыв заботы в самых, казалось бы, простых словах сводного брата.       Сердце рядом с Лукой бьётся живо, уверенно, и Элиотт никогда к этому не привыкнет. Он всегда будет это любить. Хоть он и выразил желание услышать ответ Луки, хоть и, кажется, он и пытался его нагло на этот ответ спровоцировать — он этого не ожидал.       Обнимая крепче его плечи, чувствуя, как остывала кожа правого плеча Луки, которого не касалась горячая вода, Элиотт заводит его полностью под поток, вынуждая зажмуриться и прижаться к нему сильнее, согреваясь.       Около шести минут они ещё стояли так, не разнимая объятий, прежде чем по инициативе Элиотта не выбрались оттуда и, прикрывшиеся лишь полотенцами, потому что ничего другого с собой не взяли, не отправились в его комнату. — Холодно! — Шипит Лука, шлёпая быстро мокрыми пятками по коридору. Элиотт едва сдерживает рвущийся смех, дабы не разбудить никого, когда тот, почти поскальзываясь, прошмыгивает за дверь, оставляя её за собой открытой.       И чёрт его знает, что ударило Лалльману в голову, вынудив Элиотта таким быстрым побегом нести его тапки за ним в руках. — Ну и чего мы тапки... — Игриво начинает свой вопрос Демори, заходя в комнату, но заминается: — Не носим. — Он опирается рукой на дверную раму, заворожённо глядя на то, как Лука, укутавшись в объёмное белое одеяло по самый подбородок, смотрел на него, казалось, слишком ясно, слишком внимательно.       Взгляд цепляется за такое же белое полотенце, оставленное на стуле и Элиотт невольно поджимает губы, возвращаясь взглядом к Луке.       Глупо было стесняться. Глупо, казалось, было после всего чувствовать юношеское волнение от мысли, что они будут спать вместе, совсем без одежды. Но он его чувствовал.       Лука следит за тем, как Элиотт проходит в комнату, и, когда теряет его из виду, возвращает взгляд к двери, всё так же не двигаясь, только сильнее вжимаясь головой в подушку.       Лёгкие взволнованно тянут порцию кислорода, когда матрас за спиной прогибается. Лука, слыша шорох одеяла, опускает ресницы, словно ожидая чего-то.       Но ничего не происходит.       Вздыхая глубоко, ещё пару минут сверля взглядом тумбочку перед глазами, он всё же приподнимается на левом локте и переворачивается на другой бок, тут же сталкиваясь с Элиоттом взглядом.       Лука, засмотревшись на мягкую улыбку Элиотта, замедляется, укладываясь головой на подушку. — Доброй ночи? — Всё так же мягко улыбаясь, до аккуратных морщинок вокруг глаз, до ноющего чувства в сердце младшего, спрашивает Элиотт, и Лука, глядя на него всё так же ясно, молчит пару секунд и потом, вздохнув глубоко, словно придя к какой-то мысли, придвигается к Элиотту почти вплотную, утыкаясь всё ещё влажными волосами ему в подбородок. — Доброй ночи. — Говорит он уверенно, но не слишком громко, пуская своим дыханием, вибрацией своего голоса приятную дрожь по распаренной коже сводного брата.

***

      Элиотту очень хорошо от тех совместных воспоминаний, которые они создали в этот вечер. Хорошо от прикосновений, которые он всё ещё чувствует на своей коже.       Ему хочется вновь дотронуться до его щеки, хочется гладить её ладонью аккуратно, внимая ощущениям. Хочется, потому что чувствует, что никогда ему этого не будет достаточно, никогда он не поверит до конца в то, как сильно ему повезло.       Ему так хочется, но, чтобы не разбудить Луку, он сдерживает себя, позволяя себе касаться его щеки лишь взглядом.       Sound: Sylvain Chauveau — Blanc       Для Элиотта всегда были чужды сравнения с ангелами, которые он встречал в книгах или фильмах, они казались ему приторными, слишком сладкими.       Но не в первый раз, глядя именно на Луку, это сравнение маячило в его голове и казалось невероятно подходящим, потому что юноша перед его глазами казался нереальным, слишком чистым, беззащитным, слишком необъяснимо правильным для этого мира.       Он был похож на ангела, потому что рядом с ним Элиотт испытывал самый настоящий покой. С Лукой эмоции оживали и всё внутри горело, но эта гамма определённо являлась для него покоем. В более глубоком смысле этого слова.       Мысли понемногу затихают в его голове, когда Элиотт замечает, как напряжённо гуляют желваки на скулах Луки, когда он видит, как напрягаются его брови и ладонь, сжимающая простыню.       Демори с тревогой, потихоньку охватывающей его сердце, касается его плеча ладонью мягко, пытаясь понять, кошмар ли так сильно тревожил сейчас Луку.       И ещё сильнее напрягшиеся брови, веки и участившееся дыхание подтверждают в нём эту мысль. — Хэй... — Шепчет он и, сжимая хрупкое плечо чуть сильнее, вздрагивает, когда Лука, вздыхая резко, распахивает ресницы.       Элиотт видит, как сужаются его зрачки, видит, как открываются и закрываются губы на каждом тяжелом, почти хрипящем вдохе. И это пугает его, вводит в ужас, потому что он думает о том, что, должно быть, именно такой смертельный страх был в глазах Луки и в тот вечер.       В котором он не был с ним рядом, в котором не смог ему помочь.       Но прямо сейчас он здесь. Сейчас Элиотт, хоть ему и больно, хоть брови и сводятся напряженно, улыбается, наконец набираясь сил для того, чтобы накрыть щёки Луки своими руками. — Тшш... — Шепчет, придвигаясь чуть ближе, прижимаясь к нему лбом, и закрывает глаза. Элиотта немного отпускает, когда он чувствует, как Лука обхватывает его запястья в ответ, держась за них, словно за спасательный круг.       Он дышит глубоко и, глядя на Элиотта, повторяет его жест и закрывает глаза, пытаясь прислушаться к его теплу, к его прикосновениям, запаху.       «Ты в безопасности» — хочет сказать Демори, но вместо этого, недолго думая, шепчет: — Ты со мной. — Лука вновь вдыхает носом шумно и, открывая губы, выдыхает, прижимаясь к его лбу сильнее, накрывая его ладони на своих щеках своими. — Лу, я здесь. — Элиотт открывает глаза, соскальзывая правой ладонью к его шее.       Осознавая, с какой надеждой Лука смотрит, с какой тревогой пытается найти в его глазах доказательство, что это всё реально, Элиотт понимает, что сделал недостаточно. — И ты здесь. — Говорит он тепло, и Лука вновь судорожно выдыхает, смыкая губы. Он опускает взгляд и, сводя брови тревожно, кивает, соглашаясь.       Чувствуя, как сердце, всё ещё колотящееся в горле от страха, понемногу успокаивается, он придвигается ближе к Элиотту и, вздыхая ещё несколько раз глубоко, неуверенно прижимается лбом к его груди, накрывая её правой ладонью, пытаясь прислушаться к его сердцебиению.       Элиотт, всё ещё чувствуя его напряжённое дыхание на своей коже, поглаживает его волосы мягко и, надеясь, что кошмар его мальчика всё-таки отпустил, целует его в волосы, перебирая их пальцами.

***

      Около недели потребовалось Луке, чтобы начать отпускать произошедшее.       Около недели наедине с семьёй, её теплом и заботой, чтобы его раны начали затягивались быстрее.       Семь ночей с Элиоттом и его бережными прикосновениями, чтобы кошмары отпустили наконец Луку.       В утро четверга он впервые за долгое время самостоятельно вышел на улицу с Джой, не чувствуя внутри себя терпкого страха столкнуться с внешним миром лицом к лицу. И, вернее будет даже сказать, что волновался в этой ситуации больше всех, больше родителей, больше самого Луки — Элиотт.       Судебный процесс ещё длился, но ничего больше не должно было принести угрозу Луке, но едва ли это успокаивало Элиотта.       Лалльман же, оказавшись наконец на улице, вдохнув морозный воздух, ощутил себя по-новому живым, полноценным, словно ничего с ним страшного не происходило и он спокойно может вновь, как раньше, уделить внимание своей пушистой подруге, которая так преданно ждала их совместной прогулки.       Останавливаясь у очередного дерева, Лука откидывает голову и вновь с удовольствием вдыхает уличный холод, осознавая, что действительно очень скучал по контрасту температур. Потому что только оказавшись на улице он мог в полной мере ощутить то, насколько тёплым и уютным был их дом, как до боли сильно ему хотелось туда возвращаться. Сильнее, чем обычно.       Поэтому, закончив с прогулкой, с особым приятным волнением открывая входную дверь, Лука возвращается в своё убежище, принюхиваясь к аромату яичницы, которую он уже отведал за семейным завтраком, потому что у Элиотта уже определённо имелись успехи в её приготовлении.       Разувшись, вытерев лапы собаке, он заглядывает на кухню и невольно улыбается, замечая Ивона, весело обсуждающего вчерашний фильм со своим сыном. Элиотт оборачивается моментально, слыша шаги, и, встречаясь взглядом с Лукой, отвечает на его улыбку своей. Ему очень сильно нравилось то, как уютно Лука смотрелся в своей светло-серой толстовке. — Справился? — Спрашивает он, стараясь не позволить и нотке волнения проскользнуть в его голосе. — А вы что думали. — Гордо вздёрнув нос, говорит Лука, облокачиваясь рукой на дверную раму.       Элиотт усмехается, встречаясь взглядом с отцом. — Что ты постараешься прийти раньше, пока диван не заняли. — Усмехается Демори старший и Элиотт, оборачиваясь, улыбается шире, замечая, как шустро Лука выпрямляется и буквально спустя секунду пропадает из виду, направляясь к гостиной.       Никто опережать его на самом деле не спешил и, оказавшись в комнате, Лалльман с удовольствием заметил на своём уже почти законном месте лишь Элу, лежащего у самой подушки, расслабленно вытянув лапы. Кларис же, как он понял, всё ещё принимала душ.       Аккуратно размещаясь на диване, пытаясь поймать некий симбиоз, в котором и ему и сонному котёнку будет удобно, Лука укутывается в плед, стараясь согреть прежде всего свои ноги. Спустя пару минут он тянется к спинке дивана левой ладонью, вспоминая про то, что оставил там полчаса назад телефон.       Почти всё утро до этого он ждал ответа от Артура, в надежде выяснить, присутствовали ли улучшения в жизненной ситуации его друга, но сообщения, которые он получал, надеждой отнюдь не были наполнены.       Сейчас же на экране каких-либо новостей и вовсе не было, поэтому, вздыхая тихо, он запихивает телефон под подушку и укладывается на неё головой.       Двадцать минут покоя и невнятного шума телевизора усиленно навевают сонливое настроение и позволяют векам мальчишки начать сладко слипаться, пока он не чувствует неожиданно, как его щеки кто-то касается.       Открывая глаза, пожалуй, слишком резко, он видит перед собой усевшегося на корточки Элиотта, который в эту секунду, чуть склонив голову влево, с улыбкой наблюдал за необычайным сходством Луки и Элу, сопящего у его груди. — Ты не против, если Янн к нам зайдёт? — Говорит Демори не слишком громко, всё так же мягко поглаживая скулу Лалльмана большим пальцем.       Моргая пару раз сонно, Лука закрывает глаза на несколько секунд, прислушиваясь к нежному прикосновению и, открывая их вновь, мотает головой и едва заметно улыбается, выражая своё согласие.       Далеко не сразу Элиотту удалось додуматься пригласить друга, с которым они так и не встретились с прошлой недели, к ним домой, внимательно наблюдая за тем, как отнесётся к этой идее Лука. Но ему, как он понял, идея о знакомых людях в доме казалась столь же грандиозной, как и прогулка с собакой, поэтому буквально через полчаса их компания пополнилась.       Родители же, услышав о возможных гостях, решили не мешать и, пользуясь случаем, следуя примеру собственных детей, решили съездить к давним друзьям Ивона для долгожданного знакомства. Всего на день, но этого дня было достаточно.

***

      Пару раз Янн был в их доме после пополнения в семье Демори, но этих разов хватило, чтобы Джой прониклась к нему непонятной любовью, в то время как Лука ни разу его здесь даже не заставал. Наверное, Элиотт в первый месяц не хотел смущать младшего брата обществом незнакомых ему людей.       Казас появляется в комнате внезапно, как раз к тому моменту, когда Лука, уже более ли менее проснувшись, переписывался с Артуром, лёжа на животе. — Салют! — Привлекает внимание к себе парень, — ты что, всё ещё дрыхнешь? — В комнату заходит и Элиотт, складывая руки на груди, с интересом наблюдая за их беседой. Но Лука, оборачиваясь через плечо, лишь салютует гостю двумя пальцами и, откладывая телефон, вновь зарывается лицом в подушку.       Янн ржет, глядя на эти действия, и, подходя уверенно, чуть ли не с разбега усаживается на его ноги.        Элиотт дёргается в этот момент, но Лука, охая, оборачивается и, причитая, лишь бьёт его подушкой, пока тот, прихрюкивая, наконец не встаёт.       Волнение всё ещё сидит в Демори, пока он не замечает лёгкую улыбку на лице сводного брата, принимающего сидящее положение, поправляя неряшливо свои волосы.       Улыбка успокаивает Элиотта. Улыбка потихоньку закрепляет в нём мысль: Лука не хрустальный. Демори, выдыхая, внезапно думает даже, что такое нездорово внимательное отношение к нему в какой-то момент могло бы и обидеть, и тогда все те речи о том, что Лука сильнее произошедшего, посыпались бы прахом.       Элиотт понимал, что нужно держать себя и чрезмерную заботу в руках, но это, оказалось, действительно было для него довольно сложно. — Лука. — Говорит весело Казас, усаживаясь на кресло, предоставляя Элиотту возможность сесть на диван, которой тот безусловно пользуется.       Лука же, зевнув, с вниманием глядит на Янна, подмечая, каким заговорщическим был его вид, даже хитрым немного. — Как там твои друзья? Они пойдут на вечеринку? — Вечеринку? — Переспрашивает тут же Лалльман, переводя удивлённый взгляд на Элиотта. — Помнишь, я... — Начинает объяснение старший. — А. — Говорит резко Лука, перебивая его, прошибаясь от воспоминаний об их совместном походе в театр, сцепленных ладонях, и о том, чем закончился тот вечер. — Да. Помню. — Говорит он коротко и, опираясь локтём на подушку, накрывает губы пальцами, глядя на Янна задумчиво, внимательно, ожидая продолжения его речи.       Элиотт же, щурясь, всё ещё не сводил глаз с Луки, пытаясь стопроцентно убедиться, что перед ним действительно расцветало смущение.       «Черт возьми, какой же он милый» — думает он невольно, замечая его порозовевшие уши, и облизывает губы. — А она разве... Не была на тех выходных? — Глаза Луки бегают от Элиотта к его другу и обратно. — Перенесли на эти. Я говорил Элу, но, думаю... — Янн говорит аккуратно, глядя на Демори, пытаясь не сбавить задорного настроения, но получается это у него не очень естественно, — вам было не до этого. — Да, — кивает Элиотт, поджимая губы, — я вообще об этом забыл. — Так что! — Хлопает в ладоши Казас спустя пару секунд неловкости, — я считаю, это отличная идея, чтобы развеяться! — Да ты просто хочешь народу побольше собрать, чтобы Эмма была довольна. — Смотрит Элиотт на друга хитро и тот от его подкола отмахивается рукой. — Не без этого. Но мы действительно, я понял, ни разу ещё не собирались даже. — Элиотт замечает в эту секунду, как взгляд Луки меняется, как становится его лицо по-детски заинтересованным, взволнованным даже, отчего Демори всё больше эта вечеринка начинает казаться неплохой идеей. В его собственной голове возникали уже нездоровые идеи. — Так как там Артур? Баз... Базель? — Продолжает интересоваться Янн. — Базиль. — Поправляет его Элиотт, а Лука фыркает, опуская взгляд, но, спустя пару секунд, становится серьёзнее, задумываясь. — Секунду. — говорит он, доставая из-под подушки телефон       Лука:       вы можете встретиться у нас сегодня       Лука:       скажешь отцу, что котёнка проведать решил — Хочешь позвать к нам? — Интересуется Элиотт и Лука из-за удивительной точности его догадки даже думает, что тот заглянул ему в телефон. Но Элиотт сидел не так близко, и лишь сейчас Лука оценивает, насколько «не так близко» хотелось бы преодолеть, сократить.       Артур:       Так       Лука отвлекается на сообщение и, вновь встречаясь с Элиоттом взглядом, кивает.       Артур:       Можно попробовать — Скоро обсудим всё вместе. — Гордо заявляет Лука, играя бровями.

***

      Базиль приходит первым.       Демори, находившийся в момент его прибытия на кухне, услышав звонок в дверь, встречает его, и Янн, особенно сильно пылавший желанием познакомиться с новым другом Элиотта, почти сразу подскакивает с дивана, чтобы поприветствовать гостя, только подлетевшая со своей подушки Джой его опережает. — Привет, — слышится воодушевлённый голос Базиля, когда Лука наконец собирается с силами, чтобы встать с дивана и пройти в коридор.       Лай Джой оглушает, да так сильно, что даже Янн не успевает среагировать и должным образом познакомиться, в то время как Базиль дёргается и замирает, успевая лишь расстегнуть куртку к тому моменту, когда Джой поражает его горячим приёмом.       Обычно она реагирует на незнакомцев без интереса, поэтому эта бурная реакция вводит в ступор даже Луку, пытающегося её утихомирить, и заставляет застыть Элиотта и Янна, с изумлением глядящих на эту картину у входа на кухню.       Лука подходит и хочет уже попытаться собаку оттащить, взять на руки, но замирает, когда замечает, как Базиль, постепенно опускаясь на корточки, разговаривает с Джой на каком-то своём языке, состоящем из "тшш", сейчас, я.." и "пуф-ф-ф", заставляющем Элиотта удивлённо улыбнуться, а Янна прыснуть от смеха.       Джой отскакивает назад немного, но вновь начинает рычать, подступаясь рывками к гостю ближе, пока Базиль, к удивлению всех присутствующих, не укладывается на пол спиной. Там, где был ещё чистым пол.       Лука замирает всё с такими же вытянутыми руками, сомкнутыми губами и напряженными бровями, в то время как Янн с Элиоттом озадаченно переглядываются, а Джой затихает, подступаясь к незнакомцу неуверенно. — Привет, привет. — Весело, но не слишком громко говорит Базиль, когда собака начинает обнюхивать его ладонь, фыркая. — Окей, — выдыхает Лука и, выпрямляясь, зарывается в свои волосы левой рукой, — такого я ещё не видал. — Чувак! — Неожиданно выдает Янн, складывая ладони, отчего Базиль поднимает на него взгляд, улыбаясь, — это было мощно! — Говорит Казас и протягивает ему руку, которую тот почти сразу, сначала всё-таки погладив успокоившуюся собаку, принимает. — Да она просто испугалась. — Разъясняет зачем-то брюнет, поднимаясь, Лука смотрит на Элиотта и, тут же поймав его взгляд, дёргает бровями удивлённо, подходя ближе. — Я Янн. — Пожимает руку Казас и, всё ещё удивленно улыбаясь, поглядывает на чешущую ухо Джой. — Базиль, — Отвечает ему пополнивший компанию гость и, дёргаясь отчего-то, переводит взгляд на Луку, — а... — Нет, он ещё не пришёл, — улыбается Лалльман неловко, поджимая губы, и Баз, кивая смиренно, наконец принимается за верхнюю одежду.

***

      Артур не заставляет себя долго ждать, потому что успевает Базиль только посетить ванную комнату, как дверной звонок вновь собирает парней в прихожей. — Ничего себе тебя замело! — Изумляется Лалльман, глядя на мокрую куртку, с постепенно тающими на ней хлопья снега, — там метель что ли? — Он с интересом подходит к небольшому окошку у двери, заглядывая за штору. — Да, всего лишь дождяной снег. — Не без недовольства отзывается Артур, отряхивая куртку, и замолкает. — Там тебя уже ждёт… — Опомнившись, говорит Лука, поворачивается, но не договаривает своё предложение, замечая некий ступор на лице друга. Оглядываясь, он видит уже зашедшего в прихожую Базиля, застывшего с какой-то глупой улыбкой на лице. — Привет. — Просыпается первым от ступора он. — Привет. — Как-то заторможенно отвечает ему Артур, всё ещё не спеша ни разуваться, ни раздеваться.       Луке было необычно видеть своего друга таким, но, сопоставления последних фактов жизни Артура в своей голове и одной попытки представить себя на его месте хватает, чтобы понять, в каком, должно быть, мандраже он сейчас находился, наконец получив возможность просто встретиться, просто посмотреть ему в глаза.       Всю эту до боли странную, нелепую тишину довольно быстро прерывает наполненное энергией появление Джой, тут же проявившей попытку забраться на долгожданного ею гостя, вставая передними лапами на его ноги, а за ней и Элиотта с Янном. — Хэй! — Ловко просачиваясь сквозь толпу, протягивает руку Янн и, оценивая быструю реакцию Артура, даёт ему пять. Казас быстро понимает, что ему в прямом и переносном смысле в этой маленькой прихожей было не особо много места, поэтому, глядя на хозяев дома, он дёргает бровями бодро и столь же ловко, как пришёл, чуть ли не пританцовывая, возвращается в гостиную.       Пара минут требуется Артуру, чтобы опомниться и, уделяя параллельно внимание Джой, раздеться и надеть приготовленные ему тапки. — Можете пойти в... — Лука внезапно застопорился, пытаясь не ассоциировать хоть одну комнату в этом доме с их с Элиоттом обжиманиями. — На кухню, можете пойти на кухню. — Наконец делает выбор он и почему-то напряженно потирает лоб указательным пальцем, не замечая даже, с какой улыбкой в этот момент смотрит на него Элиотт. — Окей. — Весело отвечает Базиль, кладёт ладонь на плечо Артура, но, встречаясь с ним взглядом, а потом с окружающими, внимательно на него смотрящими, убирает руку, трёт неловко кончик носа и первым уходит на кухню. — Чай сможешь налить? — Зачем-то спрашивает Лука, ероша собственную чёлку. — Да, смогу. — Кивает Артур и, подмигивая, вздыхает глубоко, прежде чем завернуть на кухню.

***

      Парни, желая дать ещё одной паре время для уединения, решили отвлечься уже длящимися около десяти минут разговорами об университете и школе. — Так, как вы познакомились? — Интересуется Лука, усаживаясь поудобнее в кресле, отчего Элиотт, сидящий на диване с Янном, поджимает губы задумчиво, признавая то, что в нём до сих пор горело детское желание постоянно быть рядом. — Ой, в старшей школе его к нам перевели. — Моментально подхватывает тему разговора Янн, разворачиваясь корпусом к Луке, наклоняясь чуть сильнее через Элиотта. — Почему перевели? — Лалльман с интересом смотрит в глаза сводному брату, замечая на его лице лёгкое удивление. Демори было приятно его любопытство. — Мы тогда переехали из Ренна. — Уточняет Элиотт и Янн кивает, в то время как брови Луки, постепенно складывающего в своей голове пазл, дёргаются. — Ты бы его только видел! — Интригуют мальчишку слова Казаса и усмешка Элиотта, закрывающего собственное лицо ладонью. — Такие синяки под глазами я видел впервые, — говорит Янн эмоционально, пытаясь изобразить ту мину, которая была на лице его друга в ту встречу, — бледный, весь в себе, вечно такой вылизанный. Я думал, он какой-нибудь ей богу дворянин, или вампир из девчачьих романов. — И Лука не понимает, как реагировать, потому что то, как Янн рассказывает, его веселит, но мысль о таком измученном Элиотте в самом деле его пугает. — Потом встретил его на тусовке, удивился. — Лалльман замечает, как взгляд Демори становится серьёзнее, как он опускается к полу, — весь такой приодетый, с сигаретой, я прифигел от таких перемен, ну и подошёл. — Лука усмехается от такой логики и вновь переводит взгляд на Элиотта, замечая как он вновь укрывает лицо ладонью, поджимая губы в какой-то усмешке. Янн наклоняется к Луке чуть ближе, усмехаясь: — Он наехал на меня, потому что я забрал его шоты, потому что думал, что это мои. Просто у нас, — он переводит взгляд на друга, улыбаясь, — как оказалось, одинаковый вкус на выпивку. — Элиотт фыркает и кивает, не спеша отстранять руку от своего лица. — Это был первый и последний раз, когда я видел тебя таким напыщенным. — Казас толкает его локтём не сильно, слыша, как он усмехается.       «Напыщенный Элиотт» — повторяет мысленно Лука и усмехается вместе с ними, но, чуть призадумавшись, опускает взгляд на Элу, играющегося у его ног с маленькой игрушкой. — Ага, прости. — Мягкий голос Элиотта почти привлекает его внимание к себе, но не до конца. Слишком сильно засели слова Янна в его голове, переплетаясь со всеми фактами, полученными от самого Элиотта о том, как не нравилось ему вспоминать свои школьные годы. "Мне впервые не было так больно" — неожиданно звучат эхом слова в голове и он облизывает губы взволнованно, пытаясь вместе со своим взглядом вернуть внимание к беседе. — Потом он всё извинялся и я понял, что он, вроде, нормальный парень. — Лука улыбается невольно, всё ещё видя смущение на лице сводного брата. — Так и пошло. — Дёргает плечами Казас и улыбается. — А в какой школе... — Лука пытается придумать вопрос скорее не из-за того, что его действительно он в эту секунду волновал, а для того, чтобы вырвать самого себя из размышлений. — В какой школе вы учились? — Заканчивает своё предложение Лалльман и замечает, как Элиотт, улыбаясь мягко, опускает ладонь к губам, глядя на него. — Северная, четвёртого округа. — Говорит он, и Лука вмиг замирает, а парни замечают, как его глаза округляются. — Что, ты тоже в ней учился, но вы не встретили друг друга? — Улыбается широко Казас. — Меня туда в средней школе перевели. — Спустя несколько секунд тишины, говорит Лука неуверенно и Элиотт от этих слов окончательно цепенеет, сжимая челюсти. — Да, — добавляет Лука, глядя на то, насколько изумлённо Элиотт сейчас на него смотрит, — не встретили. — Говорит он, замечая, как глубоко, размеренно Элиотт вздыхает. — Перевели... После того? — Лишь это выговаривает старший, напряженно сцепив собственные ладони в замок. — После того. — Кивает Лука, впервые ощутив «то» таким далёким, пережитым. — Обалдеть. — Выдыхает Янн, бегая взглядом по их оцепеневшим лицам и, понимая, что им, возможно, тоже необходимо уединение, надувает губы и приподнимается с места. — Пойду соку подолью себе ещё. Sound: Sylvain Chauveau— Mineral       Янн уходит, но Лука и Элиотт сидят всё так же, не двигаясь.       Каждый то ли все еще обрабатывает полученную информацию, то ли пытается представить, как бы это могло быть — встреться они тогда, в школе.       «Так долго» — Элиотт выдыхает тихо, глядя в его синие, ясные глаза.       «Ты был совсем рядом» — челюсти вновь почему-то крепко сжимаются. — Если бы мама и... Ивон не понравились друг другу. — Размышляет вслух Лука и неприятный ком подступает к горлу Элиотта от этих слов. — Мы могли бы и не познакомиться. — Заканчивает свою мысль Лалльман, и Демори впервые задумывается о том, что их неоднозначная ситуация была не препятствием, а первопричиной их случайного знакомства. Тем, благодаря чему они смогли найти друг друга. — Страшно об этом думать. — Искренне, практически шепотом говорит Элиотт, отчего Лука поджимает губы, усмехаясь, опускает голову и вновь её поднимает, всматриваясь в черты его лица. Пытаясь лишь представить: бледный, весь в себе, напыщенный.       Так это до боли не вязалось с тем теплом, что он ощущал даже от простого его присутствия.       «Мне впервые не было так больно. Потому что рядом был ты» — сердце сводит вновь от слов, которые грохотали в нём по сей день, всплывали в его голове каждый раз неожиданно, стремительно. — Почему я тебя не увидел? — Говорит старший неожиданно с таким искренним желанием получить ответ, с таким даже, кажется, неприкрытым сожалением, что Лука опускает взгляд неловко. — Не знаю. Я... — Он сцепляет пальцы, пытаясь вспомнить череду своих будней трёхлетней давности. — Я не особо был хорош в общении тогда. Да и школа большая, может, корпуса разные... — Сердце Элиотта больно сжимается, он внимательно смотрит на то, как дёргаются опущенные ресницы Луки, как он перебирает пальцы взволнованно. — Ныкался. Учился. Это, наверное, единственное, что я мог, чтобы маме как-то настроение поднять. Да и друзей в общем-то у меня оттуда не осталось особо. — А я... — Лука поднимает глаза, наблюдая за тем, как Элиотт, наоборот опуская голову, зарывается обеими ладонями в растрёпанные волосы, — по вечеринкам шлялся. — Виски пульсируют от таких новостей, от такой странной зацикленности на том факте, что они были рядом, но жизнь их не свела. Что она вообще могла их не свести.       «И всё же свела» — проскальзывает гораздо более тёплая мысль в его голове вместе с мурашками, охватывающими кожу его шеи, когда он чувствует прикосновение к своим плечам.       Луке хотелось ответить нежностью на нежность, которой Элиотт укрывал его все эти дни.       Поднявшись с дивана, он подошёл к нему и, касаясь пальцами его плеч, словно осторожно попросил его обратить на него внимание. Демори же, вздыхая взволнованно, поднимая на него взгляд, спустя пару секунд зрительного контакта поднимается с дивана и сам.       Синие глаза опускаются на вырез его джемпера. Ладони цепляются за его кофту у талии.       Словно постепенно теряя равновесие, Лука утыкается лбом в изгиб его шеи, слышит, как усмехается Элиотт, и выдыхает тихо. Мальчишка выпрямляется слегка, потираясь с ним щекой, чувствуя щетину на его коже. Эта деталь отчего-то заставляет его улыбнуться.       Элиотт. Его Элиотт. С ним. Это их реальность.       Улыбка становится ещё искреннее, и хоть Элиотту неизвестна причина её появления, но, изгибая правую бровь удивлённо, он улыбается Луке в ответ, честно опуская взгляд на его губы, выражая этим взглядом желание получить поцелуй.       Но, едва ли успевая склонить голову на пару сантиметров, замечая как опускаются ресницы Луки, будоража каждый нерв в его теле, Элиотт понимает, что продолжения сейчас он не получит, когда слышит шаги и цоконье коротких лапок в коридоре. — Так, значит, какие костюмы мы выбираем? — Громкий голос Янна. Слишком громкий, чтобы казаться естественным, но достаточно громкий, чтобы предупредить вдруг всё ещё милующуюся пару о своём прибытии       Ни Лука, ни Элиотт не спешат отходить друг от друга, с интересом наблюдая за тем, как на пороге появляется троица, как практически одновременно поджимает недовольно губы Янн и качает головой Артур. Лишь внимание Базиля моментально приковывается к котёнку, сладко посапывающему на собачьей подушке. — Черти! — Говорит он громко, отчего Янн с Артуром дёргается даже, — Он точно такой же! — уже практически шепчет и, аккуратно приближаясь к Элу, усаживается по-японски, замечая, что пушистый комочек всё-таки от его приближения проснулся. — Ну так, они же породистые братья. — Качая головой, подмечает Артур, проходя вместе с Янном в комнату. — Какие костюмы? — Вновь привлекает к себе внимание Казас, усаживаясь на диван. — И, кстати, все вообще смогут? — На всякий случай уточняет он, окидывая взглядом всех присутствующих. — Прийти, я думаю, смогу, но… — Артур, усаживаясь на ковёр, ему отчего-то всегда так было удобнее, переводит взгляд на Базиля, к своему счастью, получая зрительный контакт. — Мне нужно, чтобы, в случае чего, меня не узнали. — Потирая губы ладонью, говорит он и Базиль кивает, параллельно поглаживая мурчащего котёнка ладонью, всё ещё поражаясь его сходству со своим, сопящем в этот момент в его квартире малышом. — Так, — приподнимая брови удивлённо, усмехается Янн, глядя на то, как Элиотт с Лукой усаживаются рядом с ним, — на то это и костюмированная вечеринка — можно выбрать любую личность! — Лука кивает, вновь не в силах сдержать улыбку от наблюдения за тем, как стремительно выплёскивалась энергия даже из простых фраз, произнесённых лучшим другом Элиотта. — Можем хоть в больничных масках все прийти, уже будет неплохо. — Предлагает вариант Янн, разводит руки и укладывает их на спинку дивана. — А это не должно быть связано конкретно с рождеством? Ну, новым годом? — Уточняет Лука, Артур фыркает, поднимая взгляд к нему, и говорит: — Баз вообще намыливался в костюме черепашки-ниндзя пойти. — А я от этой идеи ещё не отказался. — Прикалываешься? — Изумляется блондин, напрягаяясь. — Нет. — Гордо возражает Базиль, мотая головой, всё ещё поглаживая по спине котёнка, устроившегося уже у него на коленях.       Лука, замечая искреннее недовольство на лице Артура не выдерживает и прихрюкивает, давясь волной смеха. — Да ладно тебе, ты всегда говорил, что твой вкус лучше моего, — Элиотт изгибает левую бровь на слова Луки и ухмыляется, поворачиваясь к напыжившемуся Артуру, — вот и гордись. — Заканчивает свой подкол Лалльман и его друг на это лишь недовольно щурится. — Я не понял, что вы имеете против костюма Рафаэля? — Вновь привлекает к себе внимание брюнет, и Янн, не справляясь с рвущейся наружу волной смеха, тоже фыркает, слыша поддержку в смешках Луки и Элиотта. — А чего вы дом до сих пор не украсили? — Словно перебивая собственную мысль, интересуется Базиль, и внимание компании неожиданно рассеивается по сторонам. — А, — искренне удивляется Лука, задумавшись, — реально, — говорит он, оглядываясь, — мы так часто сидим у тебя, с твоей гирляндой, что я вообще не заметил первый этаж. — Мы обычно не украшаем. — Дёргает плечами Демори, окидывая взглядом обои и тумбочки. — Серьёзно? — Удивляется Артур, и Элиотт кивает, замечая изумление и на лице Луки, — как это? — Спрашивает невольно младший, едва заметно наклоняясь в его сторону. — Последние годы не были радужными. — Поджимает губы невозмутимо и дёргает бровями Демори, вновь отводя взгляд. — Только гирлянду как-то и купил, да и то, потому что хотел... Уюта какого-то добиться что ли. — Янн кивает, слушая этот рассказ, он помнит, как однажды Элиотт внезапно потащил его в торговый центр после пар. — Девчонки в компании о чём-то подобном щебетали. — Всё ещё зачем-то объясняется Элиотт, опуская взгляд к ковру. — Ну и как, — подталкивает его плечом Лука, — добился?       Старший поднимает на него взгляд удивлённо и, улыбаясь, прижимается к нему плечом, кивая.       «С тобой — добился» — буквальным образом читает ответ в его прищуренных хитро глазах Лука и, поджимая губы, улыбается одним уголком, до ямочки.       Артуру до сих пор было странно видеть Луку таким открытым. Янну до сих было странно видеть Элиотта таким искренне довольным. Лишь для Базиля почему-то эта картина была привычной и правильной, возможно просто оттого, что первая их встреча была в театре, и та была пропитана точно такой же нежностью и какой-то своей, особой связью.

***

— Тебе повезло, что у нас с украшениями проблем не было. — Слышится гордый голос Луки из коридора на фоне музыки, и через пару секунд компания наблюдает за тем, как он, заходя в гостиную, тащит огромную коробку в руках. — Она была в кладовой? — Пожалуй, слишком резко подскакивая к нему с дивана, интересуется Элиотт, протягивая руки вперёд, чтобы принять груз, но Лука не позволяет ему этого сделать, обходя его стороной, к центру комнаты. — Ага, — отвечает наконец Лалльман, с довольно громким хлопком опуская коробку на пол, выпрямляется и отряхивает свои руки. Элиотт мотает головой, глядя на него с улыбкой.       "Понял. Ты самостоятельный и сильный" — думает он и, потирая лоб ладонью, опускает взгляд к коробке, из которой уже торчала какая-то мишура. Базиль с Янном без лишних разговоров приковывают к ней своё внимание и, усаживаясь на ковер, замечают, как их компания буквально через десять секунд пополняется четвероногими друзьями.       Элиотт замечает, как поднимается с дивана и Артур, но вместо того, чтобы присоединиться к ним, берёт за запястье Луку и, притягивая себе, отводит к креслу у окна. — Вы пока тут поизучайте, а мне с ним тоже нужно о своём поговорить. — Элиотт приподнимает брови удивлённо, но ничего против не говорит, лишь щурится, глядя на то, как блондин размещает Луку на мягком бежевом кресле, а сам усаживается на его подлокотник. — Чё ты меня как царя разместил? — Задаётся вопросом Лалльман, но сам менять положение не торопится, усаживаясь поудобнее. — Ты недоволен? — Задаёт риторический вопрос Артур, изгибая бровь. — Нет. — Коротко отвечает Лука и только уже хочет спросить хоть что-нибудь по поводу того, как обстояли их с Базилем дела, но друг его опережает в попытке начать диалог, наклоняясь чуть ближе: — Элиотт для тебя что-то готовит на завтра. — Говорит он шепотом, на что Лука, глядя на него с сомнением, покусывает губу задумчиво. — Он всегда для меня готовит. — Говорит мальчишка невозмутимо и блондин едва ли не хлопает себя по лбу. — Да нет, сюрприз какой-то. — Лука почти переводит взгляд на сводного брата, но сдерживается, концентрируя внимание на лице друга. — Откуда ты знаешь? — Спрашивает он тихо, пытаясь сдержать рвущуюся улыбку от осознания, от простой ассоциации с тем, каким тёплым был предыдущий сюрприз Элиотта. — Он у меня спрашивал кое о чём. — О чём? — Лука всё-таки выпрямляется слегка, выдавая свой детский интерес с головой. — Так я тебе и сказал. — Ухмыляется Артур, отдаляясь от него. — Ну про сюрприз же ты мне сказал. — Я просто знаю, как ты не любишь неожиданности, поэтому об этой решил предупредить. — Лука кривит губы, вновь глядя на друга с сомнением. — Какой ты заботливый. — Не утоливший любопытство, Лалльман думает лишь о том, что неожиданности, связанные с Элиоттом он действительно любил.        Появление Элиотта в его жизни в принципе было одной сплошной неожиданностью. — Как ты? — Спрашивает неожиданно Артур, и губы Луки моментально смыкаются, а взгляд становится мягче, останавливаясь на компании, сидящей на полу, на Элиотте, опустившемуся, как и все, к украшениям, улыбающемуся в этот момент от какой-то шутки. — Ролана же посадят? — Вновь ударяет по ушам вопрос, возвращающий в реальность. — Да, то есть... — Запинается Лука, и, опуская взгляд на секунду к собственным ладоням, расположенным на коленях, вновь поднимает его к лицу Артура. — Ивон говорит, что дело подходит к концу и, по всей вероятности, всё получится. — юноша говорит без особой радости, и всё же Артур выдыхает облегчённо. — Жану дали испытательный срок... — Взгляд Луки какой-то стеклянный. Справедливость, безусловно, радовала. Но никогда его не будет радовать первопричина всех этих событий и воспоминаний. Никогда его не будет радовать то, что существовало в его памяти. То, за что этих людей необходимо было наказывать или прощать. — Блять, как же я рад. — Вырывает его из мыслей очередной облегчённый выдох друга, и Лука переводит на него взгляд, замечая, как тот, опуская голову, зарывается в свои волосы. — Я просто никогда не понимал, почему именно на тебя подобные удары сваливались всегда, — Артур вновь на него смотрит, выпрямляясь — я же тоже, ну... — Ты не такой красивый, как я просто. — Перебивает его Лука своим невозмутимым аргументом и откидывается на спинку кресла расслабленно. — А, ну да, — качает головой Бруссар, усмехаясь, — меня же и Элиотт оприходывать даже не пытался. — Ага, — Лалльман закатывает глаза и этот жест кажется Артуру неоднозначным, — только меня на ревность тобой выводил. — Чего? — Правая бровь изгибается, а сам Артур, ухмыляясь, наклоняется к Луке чуть ближе. — Ну, знаешь, — Лалльман пытается привести какой-нибудь пример, поглядывая на Элиотта, но ничего точного в эту секунду не вспоминает. — Да чушь всякую нёс. — Отмахивается рукой, и на маленькую долю не усмиряя любопытства своего друга. — Но она работала. — Дергает бровями Лука, признавая собственное поражение в тех разговорах с Элиоттом. — Значит, на ревность тебя выводил. — Привлекает внимание к себе Артур, ухмыляясь. — Наверное. — Дёргает плечами Лалльман и, поднимая левую ладонь к собственной шее, чешет её неловко.       Артур поджимает губы, глядя на это, щурится и оглядывается на компанию, с удовольствием подмечая, что Элиотт кидает на них взгляды мимолётно. — Лука. — Вновь заставляет посмотреть на себя Артур своим уверенным тоном. — Чего? — Значит, у тебя тут ссадина была сильная, да? — Он касается пальцами правой щеки Луки, отчего тот дёргается. Но не от страха, не от неприязни, лишь от удивления. — А? — Реагирует он заторможенно, глядя другу в глаза, пытаясь понять перемену его настроения. — А здесь синяки, да? — Чужая ладонь спускает к шее, приподнимая его подбородок чуть выше, — вот же урод. — произносит Артур искренне, замечая едва виднеющиеся жёлтые пятна на коже Луки. — Артур. — Слышится напряженный тон за спиной и Лалльман замирает, глядя на то, как улыбка расползается на лице друга. — Тебя Базиль зовёт. — Блондин вмиг собирает эмоции в кучу и оборачивается с серьёзным видом. — Да? — Он поправляет очки неряшливо, чуть наклоняясь, замечая, что его парень в этот момент с интересом теребил собаку, но никак уж не смотрел на него.       Всё как всегда. Порой животным в количестве получаемого внимания Базиля он завидовал в разы сильнее, чем девушкам. — Да. — говорит Элиотт уверенно, но Артур знает, что он лжёт. И всё же, видя всё его напряжение, он понимает, что чертовски доволен своей махинацией. Поэтому встаёт, поправляет кофту и, играя бровями, совершает шаг к Элиотту, хлопая его по плечу. — Ты не забывай, Лука один такой. — Сам не знает почему, то ли заигравшись, то ли искренне разволновавшись от следов заживающих ссадин, тихо говорит Артур и, подмигивая, отходит.       «Я знаю. Господи» — думает Элиотт, моментально переводя взгляд на Луку, смотревшего на него в этот момент с немым ожиданием.       «Как же хорошо я это знаю» — говорит его пульсирующее сердце, когда он, не выдерживая, подходит и, усаживаясь на прежнее место Артура, ерошит волосы Луки мягко и, замечая, как он смыкает ресницы от этого прикосновения, чувствует щемящую нежность, растекающуюся по его телу. И, хоть у него и было буквально несколько минут назад чертовски игривое, распалённое настроение, сейчас ему хотелось Луку, глядящего на него с такой доверчивостью, укутать лаской.       Стало ли легче после того, что между ними произошло, после того, что они друг другу позволили, или чувство собственничества только сильнее в Элиотте закрепилось? Сейчас он понимал, что, определённо, второй вариант для него был правдивее. — Нальём им чаю? — Предлагает Демори, ведомый далеко не желанием оказать достойный гостям приём, всё ещё не отрывая ладони от шелковистых волос Луки, касаясь кончиками пальцев его правого уха нежно. — А, ага. — Реагирует резко младший, моргая часто, словно пробуждаясь от крепкого сна. Его просто, на самом деле, слишком сильно повело от прикосновений Элиотта.

***

Sound: Oh Wonder — White Blood (Instrumental)       Пойти на кухню, не привлекая к себе особого внимания, оказалось не так уж и сложно. Они с интересом наблюдали за тем, с каким серьёзным видом их друзья намечали, на какой стене лучше будет смотреться красная мишура, выходя из комнаты.       Лука, проходя по коридору, смотрит в пол и улыбается от того, как неожиданно приятно было вот так собраться с ними. Элиотт доверяет Янну, Артур доверяет Базилю. Какой-то круг доверия, в котором ему было неожиданно хорошо. Круг, в котором каждый кому-то был важен и из-за этой важности готов был без лишней траты времени открываться.       Даже думать об этом всём ему было приятно. Но стоило только перешагнуть порог кухни, как крепкая хватка на плече все эти мысли из его головы выветрила за пару секунд.       Лука чувствует, как плотно спина прижимается к стене, как в нос ударяет запах кондиционера, которым был пропитан джемпер Элиотта, обычно не слишком явный, но такой яркий, когда он оказывается столь близко. Лука чувствует, как Элиотт, зарываясь носом в его волосы у правого виска, вздыхает глубоко, прижимаясь телом к нему теснее, теплее, ближе. — Ты чег... — Чувствуя, как собственное дыхание учащается от внезапной волны трепета, прокатывающейся по его нервам, до покалывания в кончиках пальцев, Лука хочет задать вопрос, но замолкает, потому что его губами завладевает Элиотт, целуя столь же неожиданно, напористо.       Руки старшего поднимаются от плеч Луки к его шее, зарываясь пальцами под ворот толстовки, проскальзывая к позвонкам, в то время как язык Демори уже уверенно проходится по губам Луки, вынуждая его позволить себе короткий стон, практически захныкать, цепляясь руками за мягкую ткань его джемпера.       Это отрезвляет Элиотта.       Разрывая поцелуй, он слышит глубокий, такой эротичный и такой приятных вдох Луки, столь быстро размякшего в его руках, и чувствует, как его только сильнее прошибает от его укрытого желанием взгляда.       И он знает, что собственное сердце колотится не только от недели, на протяжении которой их касания были максимально безобидными, но и от разговора о прошлом, который состоялся у них в этот вечер. От того, что Элиотт оказался не прав в собственной мысли о том, что ценить присутствие Луки в своей жизни сильнее было просто невозможно.       Зарываясь в его взлохмаченную, как всегда, челку левой рукой, поправляя её, Демори вновь наклоняется к его губам, целуя уже нежнее, бережнее, словно извиняясь за такой внезапный порыв.       Но Луке этот порыв понравился. Очень понравился. — Он касался тебя. Так просто. — Старший всё ещё касается его губами, выравнивая собственное дыхание, возвращая обе ладони к шее Луки. — И ты... — Кто? — Искренне удивляется младший, Элиотт смотрит в его глаза, и Лалльман, прогоняя последние события в голове, вскидывает брови и, улыбаясь неожиданно широко, закусывает нижнюю губу. — А ты у нас, — говорит он, растягивая каждое слово, чуть склоняя голову вправо, всё так же улыбаясь, — ревнивый. — Поддевает, издевается, но улыбается так солнечно и тепло, что у Элиотта и мысли об обиде или злости не зарождается. — Ты был настолько спокоен, когда он касался тебя. — Всё так же взволнованно, прижимаясь к его лбу своим лбом, шепчет он и закрывает глаза, потираясь с Лукой кончиком носа. — Элиотт, — неожиданный горячий трепет проходится по телу старшего от того, как именно Лука произнес его имя, какой уверенной интонацией, заставляя выпрямиться и посмотреть ему в глаза, — ключевое слово — спокоен. — Демори щурится, обдумывая его уточнение.       Лука, недолго думая, накрывает ладони Элиотта, размещённые на его шее, своими и перемещает их плавно к своим щекам. Он смотрит в его серо-голубые глаза, мысленно вновь поражаясь их уникальности, и практически уже инстинктивно притирается щекой о его руку.       Длинные ресницы опускаются.       Лука, чуть склоняя голову влево, скользит губами к внутренней стороне его руки, отчего Элиотт смыкает губы плотно, вздыхая носом шумно.       Но на этом нежном прикосновении Лука не останавливается. Приоткрывая ресницы, не спеша, он вновь встречается взглядом с Элиоттом, с удовольствием подмечая, насколько его глаза были укрыты пеленой желания.       Всё так же прижимаясь левой щекой к его ладони, Лука ведёт левую его руку к своей шее, наконец ощущая, как пальцы Демори начинают двигаться самостоятельно.       Элиотт смотрит на всю эту картину опьянённо, проглаживая пальцами его едва заметно выступающие вены и думает, как трепетно было видеть, что синяки, желтея, проходили, пропадали с его кожи. Как она, такая нежная и мягкая, очищалась постепенно, избавлялась окончательно от следов ужасных воспоминаний.       Лука выдыхает шумно, всем своим видом демонстрируя, как его ведёт от этих прикосновений. Элиотт, замечая в очередной раз сомкнувшиеся ресницы, сжимает челюсти крепко, прежде чем, поджав губы, наклониться к шее Луки в том месте, где он только что касался его кончиками пальцев. — Лука! — Слышится встревоженный голос Артура на фоне коротких смешков, заставляющих Элиотта замереть, — Элу жрёт серпантин! — Заканчивается тревожный крик и Демори, усмехаясь, утыкается лбом в плечо Луки, чувствуя, как он, поддерживая, касается левой ладонью его затылка. — Это невозможно. — Мотает головой Элиотт, не поднимая головы, щекоча шею младшего своими волосами, и чувствует лишь, как расслабляются собственные мышцы от мягких прикосновений ладони Луки к его затылку. — Нам нужно снять квартиру и один на шесть там появляться. — Отшучивается Лалльман и Элиотт, ведя головой к его шее, утыкается в его тёплую кожу кончиком носа. — Шесть в квартире, один здесь? — Не-а, даже если мы заберём Элу, ты не сможешь так редко видеться с Джой. — Фыркает Лалльман, обнимая его шею крепче, и Элиотт кивает поражённо. — Это точно. — Мысль о переезде им обоим казалась в этот момент какой-то дикой, совсем не нужной, ведь впервые для них обоих окружение, собственный дом казался именно тем местом, в которое хотелось возвращаться, хоть и хотелось порой банального и стопроцентного уединения. Хотя и на комнату Элиотта Лука жаловаться не смел.

***

— Ну и где чай? — Интересуется Янн, зависая с гирляндой в руках, вместе со всеми поворачиваясь к паре, удостоившей наконец их вниманием. — А. — практически в один голос говорят парни. — Забыли. — Лука уже разворачивается на пятках, но его останавливают: — Да ладно, забейте, — говорит Артур, после чего оба его компаньона кивают. — Лучше помогите развесить это. — Даёт указания он, и, недолго обсуждая, парни встают в нужные места. Лука, взяв в руки один конец гирлянды, оказывается на табуретке у ближайшей к выходу из комнаты стены. — Лулу, ты только не навернись. — Уточняет Артур и сам поднимается на стул, приглядываясь к лампе перед собой. — Ага. — Отзывается невозмутимо Лалльман, концертируя всё своё внимание лишь на поставленной задаче. — Я... — слышится уверенный голос позади, — придержу, — чужие ладони размещаются уверенно на его пояснице, и Лука вздрагивает, чувствуя, как напрягается каждая мышца его спины, как прошибает его от этого прикосновения. Но, собирая свои мысли и чувства в кучу, он всё-таки закрепляет гирлянду скотчем у одного уголка шкафа, сжимая ладонь, охваченную дрожью, на несколько секунд в кулак, прежде чем окончательно отвлечься на голос друга в другом конце комнаты: — Баз, чё ты делаешь? — Спрашивает Артур изумлённо. — Страхую. — Невозмутимый ответ, практически гордость, от которой Лука, уже почти привыкнув к рукам Элиотта на своей пояснице, улыбается невольно. — Десять лет дома друг у друга украшаем и только сейчас вдруг решил подстраховать? — Продолжает язвить Артур, на что Базиль ничего достойного ответить не может, но руки с его талии убирать всё же не спешит.       Янн смотрит на одну пару, пытаясь ей помочь, переводит взгляд на другую и закатывает глаза, бубня себе под нос: — И чё я здесь забыл.       Лука, окончательно справившись со своим заданием через пару минут, оборачивается через правое плечо, глядя на друзей, но те, хоть и имеют шесть рук, справляются со своим далеко не сразу, абсолютно не обращая на них с Элиоттом никакого внимания.       Это Лалльмана успокаивает, убеждает в их мнимой уединенности, отчего он неторопливо опускает взгляд, встречаясь им тут же с Элиоттом. Sound: SYML — Hurt for Me       И именно в этот момент трепет прокатывается по телу Демори, завязываясь внизу его живота в приятный узел.       Опять этот ракурс — сверху вниз.       Его руки, сжимающие ткань толстовки, всё ещё покоятся вдоль поясницы Луки, чутко ощущающего их тепло, глядящего в этот момент Элиотту в глаза.       Наверное, было бы логично спуститься, вернуться в строй и помочь друзьям, но всё, что может Лука в эту секунду — смотреть Элиотту в глаза и чувствовать, как пальцы его рук едва заметно нажимают на его спину, словно массируя, вызывая щекотку, неуместное волнение.       Облизывая губы, Лука замечает, как собственная правая ладонь тянется к лицу Элиотта, касаясь большим пальцем приподнятого уголка его губ.       Демори, улыбаясь слегка, глядя на него завороженно, чуть склоняет голову и, не разрывая зрительного контакта, касается губами кончика его пальца.       Лука, глядя на это, чувствуя это, вздыхает шумно и, разворачиваясь к нему спиной, ловко спрыгивает с табуретки, заставляя Элиотта вздрогнуть от неожиданности. — Хэй, — Демори касается его плеча и Лука вновь вздрагивает, оборачиваясь. — Я перегнул палку? — Тихо, с искренним волнением спрашивает он, на что Лука, хмурясь, отводит взгляд, потирая собственные пальцы, к одному из которых Элиотт прикоснулся своими губами. — Нет, я... — Бубнит он, опуская взгляд на свою руку, — Это просто было... — Он вновь хмурится, облизывая губы. Вновь. Слишком острая реакция. И Лука до сих пор не может понять, была ли чувствительность к прикосновениям вызвана тем, что произошло с ним неделю назад, или это именно Элиотт влиял на него как нездоровая доза сильнодействующего наркотика. — Что? — Вновь спрашивает старший, предпринимая ещё одну осторожную попытку коснуться его левого плеча. Его сердце немного успокаивается, когда Лука, прослеживая это действие, всё же позволяет ему это сделать.       Опуская наконец свои руки, он хмыкает самому себе и, поднимая взгляд к потолку, а потом отводя его к стене, говорит наконец ровным, но не громким тоном: — Это было слишком сексуально. — Элиотт застывает, глядя на то, с каким вызовом и одновременной неуверенностью смотрит ему в глаза Лука. Он не в первый раз подмечает это умение в нём — перекраивать собственную неуверенность в смелость.       Проматывая в голове последние несколько минут и подытоживая их словами Луки, Элиотт чувствует, как его губы неожиданно расплываются в улыбке. Он обвивает его плечи руками, прижимая его к себе сильнее, и Лука на это, вздыхая удивлённо, хмурит брови, смущённо поглядывая через его плечо на друзей. — Сексуально, значит. — Повторяет его слова Элиотт, и Лука, краснея, утыкается лбом в его плечо, да так сильно, что это скорее напоминает атаку, нежели романтический жест. — Отстань. — Бубнит он ему в кофту, цепляясь едва заметно пальцами за её низ. — Артур придёт к нам завтра, я вас отвезу, а потом справлю кое-какие дела и приду к тебе. — Чего? — Моментально реагирует Лука, отстраняясь немного, выражая своё несогласие в нахмуренных бровях, — какие дела?       Элиотт поджимает губы, улыбаясь неловко, — Узнаешь. — И лишь сейчас Лука внезапно вспоминает о разговоре с Артуром, его словах о сюрпризе. Набирая побольше воздуха в лёгкие, он хмурится ещё несколько минут для правдивости, но, отводя взгляд, надувает губы и вновь утыкается лбом в его плечо, вызывая очередную усмешку. — Так кем ты завтра оденешься? — Тихо спрашивает младший, успокаиваясь. — Это будет не особо примечательный костюм. — Отстраняясь немного, улыбается загадочно Элиотт, глядя ему в глаза. — Ты и не привлечешь внимание? — С сомнением щурится Лалльман. — Я буду в непривычном для себя амплуа. — Играет бровями Демори, на что Лука молчит около десяти секунд, прежде чем выдать: — Ты же не в костюме Леди Баг придёшь? — Элиотт прыскает от смеха и, мотая головой, отвечает: — Ясно, чем ты занимаешься, когда пары прогуливаешь. — Лука поджимает губы, глядя на него недовольно. — Может, хотя бы костюм Супер-Кота? — Торгуется старший, наклоняя немного голову вправо. — Ты и в чёрном латексе? — Лалльман изгибает левую бровь игриво, задумываясь, — я бы на это посмотрел. — Улыбается, закусывая нижнюю губу. — Всё с тобой понятно. — Элиотт вновь усмехается, прижимаясь к нему лбом.       Лука согревается, расплывается. Ему очень нравится улыбка Элиотта. Она его греет. И всё же волнение ещё таится в его груди. — Нам обязательно идти отдельно? — Уже чуть серьёзнее говорит он, опуская взгляд. — Мы могли бы и вместе. — В его голове больше нет странных мыслей о том, что Элиотт не хотел показываться на людях с ним. Он волновался лишь от того, что им придётся расстаться. Хоть и, наверное, совсем ненадолго.       Гирлянда над головой неожиданно начинает мигать, и пара, оборачиваясь на возгласы друзей, улыбается, но не особо спешит возвращаться в их компанию. Янн, подмечая это, мысленно отчисляет их из команды, намекая Артуру с Базилем, что их нужно оставить наедине, продолжая рыться в коробке с игрушками. — Я хочу, чтобы ты по мне соскучился. — Выдаёт неожиданную фразу Демори, от которой Лука вздыхает глубоко и молчит. Для него не было проблемой подобное условие.       "Да кто по тебе соскучится", "надейся", "ты слишком наглый, чтобы по тебе скучать" — отдаются слабым эхом варианты в его голове, но даже не пытаются повернуться на языке, окончательно теряя надежду на вероятность быть озвученными. — Всё будет хорошо. Я буду рядом. — Возвращают в реальность тёплые слова Элиотта на ухо, пускающие мурашки по коже его шеи. — Как? — Шепчет в ответ Лука, касаясь мимолётно губами кожи его шеи, замечая, как дёргается плечо Элиотта, подтверждая факт того, что не одного Лалльмана охватывал трепет от этих прикосновений. — Я буду следить за тобой. — Элиотт отстраняется слегка, глядя на губы Луки заворожённо, поглаживая их большим пальцем правой руки. — Успокоил. — Фыркает младший и Элиотт смеётся, возвращая внимание к его сощуренным глазам. — Всё время? — Спустя почти минуту зрительного контакта интересуется Лука, и Элиотт не может до конца понять, превышал процент сарказма в его голосе искренность этого вопроса, или дело обстояло с точностью да наоборот. — Всегда. — Отвечает он, не заботясь о том, был ли вопрос сводного брата или собственный ответ шуткой, потому что, когда видит то, как часто моргает Лука, он понимает, что это именно то, что его мальчик хотел сейчас услышать.