Однажды... когда я был мальчиком

      — Да где же… где…       Иккинг, бормоча, копался в ворохе пергаментов. Стол был завален настолько, что листы один за другим падали на пол мастерской. Подняв несколько свернувшихся свитков и просмотрев их содержимое, Иккинг, не скрывая разочарования, швырнул их обратно на стол. Тор, кто знал, что хранить важные документы, чертежи, планы расширения деревни, детские рисунки и амбарные списки двухгодичной давности в одной куче окажется не самой лучшей идей!       Иккинг со вздохом провел рукой по волосам и решил прибегнуть к последнему, проверенному методу — пусть не Вождя, но мужа. Он набрал в легкие побольше воздуха.       — Астрид! — проорал он на весь дом. — Астрид, ты случайно не знаешь, где лежит мирный договор с Защитниками Крыла?       — Вероятно там, где ты его оставил, — донесся до него крик любимой жены.       Только потому, что любимая жена его не видит, Иккинг позволил себе закатить глаза.       — Ну конечно, как я сам не догадался, — заворчал он, возвращаясь к бумагам.       Когда он десятый раз разворошил кучу на левой стороне стола, в мастерскую вошла Астрид с Наффинком на руках. Румяный и довольный после купания, сын Вождя, недавно научившийся гордо оттопыривать два пальчика, когда его спрашивали о возрасте, был одет в длинную рубашку для сна. К себе мальчик прижимал потрепанного жизнью тряпичного дракона.       — Ты собирался просмотреть договор перед собранием, — напомнила Астрид, и пока Иккинг придумывал ответ поостроумнее, добавила: — Посмотри за Наффинком. Мне надо отловить Зефу и загнать ее домой.       — Я, вообще-то, сейчас немного занят, — заметил Иккинг.       — Да что ты, — и бровью не повела Астрид и опустила Наффинка на пол. — Побудь с папой, хорошо, сынок? Маме надо найти твою старшую сестру, спросить, что непонятного в словах «вернуться до темноты», и проследить, чтобы она добралась до купальни. А когда я вернусь, мы отведем твоего дракончика в стойло и пожелаем ему спокойной ночи. Пока меня не будет, папа за тобой приглядит.       Последнюю фразу Астрид сопроводила выразительным взглядом в сторону Иккинга. Затем она коснулась пальцем кончика носика Наффинка, сменив озадаченное выражение на лице мальчика на беззаботную улыбку, и вышла из мастерской. Входная дверь хлопнула, и Иккинг с Наффинком одинаковым жестом втянули головы в плечи. Дом Карасиков и половина деревни Нового Олуха содрогнулись от громогласного вопля Генерала Хулиганов:       — Зефа! Зефа, я когда сказала вернуться домой?!..       Когда крики стихли вдали, представители мужской половины семейства Карасиков смогли перевести дух и опустить плечи.       — Мама, — пролепетал Наффинк.       — Да, — согласился Иккинг.       Он с тоской подглядел на гору бумаг на столе, а затем на сына. Наффинк поморгал, терпеливо дожидаясь, какой досуг предложит ему отец.       — Эм… Так, сынок, — спохватился Иккинг. Он порылся в пергаментах, извлек угольную палочку и сгреб охапку листков. — Помнишь, мы с тобой рисовали? Папе сейчас надо найти одну скучную, но очень важную бумажку, поэтому ты пока порисуй вон там, хорошо? — Иккинг вручил Наффинку палочку с углем на конце, и мальчик с не менее довольным видом зашагал к излюбленному местечку в углу мастерской, где уже валялось несколько забытых игрушек. — Вот, какой большой мальчик! Совсем как папа! — накидал в догонку похвалы Иккинг, после чего повернулся к завалу и с решительным видом закатал рукава.       Следующий промежуток времени отец с сыном провели целиком погруженные в свои дела: Иккинг в сотый раз пересматривал один пергамент за другим, одновременно пытаясь хоть как-то отсортировать документы и чертежи; Наффинк сосредоточено малевал угольком поочередно на всех имеющихся у него листках, изредка переходя на пол и стены. Иккинг закончил перебирать бумаги на столе к тому моменту, когда угольная палочка была сточена ровно наполовину.       — Да куда же я положил этот треклятый договор, Торовы труселя! — не выдержал Иккинг.       Осекшись, он покосился на сына. Тот с задумчивым видом слизывал с ладошки угольную пыль и вроде бы не слышал, как папа сквернословит. Иккинг вздохнул и сжал пальцами переносицу. Может быть, он убрал договор в один из сундуков, перепутав с договором Берсерков?       — Папа!       Иккинг вздрогнул и поднял голову. Наффинк вскинул ручки и продемонстрировал отцу лист пергамента, изрисованный настолько, что ничего, кроме сплошной угольной черноты, различить было нельзя.       — Отлично, сынок! — Иккинг попытался вложить в голос весь энтузиазм, на который сейчас был способен. — Готов поспорить, маме очень понравится. А теперь нарисуй что-нибудь для папы. Давай, удиви меня, — пробормотал он, мрачно глядя на гору ящиков и сундуков, возвышающуюся в углу мастерской.       Пока его сын деловито чиркал угольком сразу на трех листах одновременно, Иккинг пытался подавить желание приложиться лбом о крышку сундука, доверху забитого пергаментными трубочками. Часть из них, совершенно бесполезных по содержанию, он уже просмотрел и свалил в отдельную кучу, жалея, что не может тут же сжечь их огненным драконьим дыханием. Голова Иккинга была погружена в сундук, когда его окликнул требующий внимания детский голос:       — Папа! Пап!       — Не сейчас, сынок, — пропыхтел Иккинг. — Кажется, папа на верном пути…       На одном из свитков действительно мелькнул герб Защитников Крыла. Воодушевленный, Иккинг выудил пергамент, однако беглого взгляда хватило, чтобы опознать в документе черновой вариант договора почти семилетней давности.       — Пап!       Маленькая ручка сунула Иккингу под нос размалеванный листок. В этот момент Иккинг как раз вылезал из сундука и от неожиданности ударился головой о крышку. Хорошей реакцией Иккинг Карасик мог похвастаться еще до того, как стал отцом: не дожидаясь, пока перед глазами погаснут звезды, он схватил одной рукой за грозившую захлопнуться тяжелую крышку, а второй схватил и оттащил прочь маленькое тельце, повисшее на стенке сундука.       Когда темнота и звезды рассеялись, перед глазами Иккинга предстала чумазая мордашка Наффинка. Нос и щечки мальчика были испачканы углем.       — Во, — младший наследник Вождя сунул отцу рисунок. Иккинг едва успел отклониться, чтобы угольный шедевр не отпечатался у него на лице.       — Наффинк, — Иккинг выразил свои чувства в тяжелом вздохе и отвел от себя маленькую ручку.       Он поднялся на ноги. Стал ли причиной удар по голове, но у него мелькнула мысль, которую надо было проверить. Его внимание привлекли настенные полки, где стояло несколько корзин. Оттуда — ну надо же! — тоже торчали пергаментные свитки.       — Пап!       — Чуть позже, сынок, — пробормотал Иккинг, задумчиво глядя на корзины.       Вряд ли он мог случайно положить важные документы так высоко. Хотя, чем Локи не шутит… Иккинг почесал ноющий затылок, закрыл крышку сундука и, ухватившись за стену, забрался сверху. Для чего-то же он убрал эти свитки…       Иккинг потянулся к корзине и в тот же миг почувствовал, как его протез скользнул по неровной поверхности сундука. Не раздумывая, он схватился за полку. Почти сразу стало ясно, что причина была не в том, что у него внезапно появились проблемы с устойчивостью. Просто Наффинк, покряхтывая от усилий, пытался закинуть ножку на сундук, используя отцовский протез в качестве вспомогательного троса.       — Нет-нет, Наффинк! — заголосил Иккинг, и мальчик, удивленный паническими нотками, перестал висеть на протезе. Иккинг вернул себе устойчивость и отпустил полку, пока та не рухнула ему на голову. — Не надо забираться к папе на сундук. Я сейчас проверю корзины и спущусь, хорошо? Подожди меня внизу. Иди, порисуй еще… или поиграй.       Наффинк поглядел рисунок в руке, помявшийся в процессе покорения сундука, и нижняя губка его выпятилась. Но Иккинг был слишком увлечен содержимым корзины, чтобы это заметить.       К его приятному удивлению, в первой корзине он обнаружил чертежи подъемного механизма, которые он потерял пару лет назад и уже не чаял увидеть вновь. Однако ничего похожего на договор с Защитниками Крыла среди них не оказалось, и тогда Иккинг уже без особой надежды стащил с полки вторую, более увесистую корзину. С ней он спустился с сундука. Наффинк, так и не воспользовавшись советом отца «идти и поиграть», мгновенно встрепенулся:       — Папа!       — Еще одна корзина, сынок, — прокряхтел Иккинг по пути к столу.       — Пап! — мальчик бросился ему под ноги и мгновенно пропал из поля зрения, сильно ограниченного границами корзины.       — Осторожно, сынок, я не…       — Па!..       — Торовы!..       Иккинг все-таки запнулся. Вряд ли у него был выбор между вторым протезом, рухнувший корзиной и покалеченным сыном, но каким-то чудом Иккинг приземлил корзину на столешницу, и затем — к большому облегчению, граничащему с несвойственным ему зудящим чувством, — обнаружил рядом с собой сына, целого и невредимого, Тор его возьми.       Наффинк похлопал ресницами и вскинул ручку с рисунком:       — Папа!       — Я же сказал, Наффинк, — Иккинг постарался сделать ровный выдох и обратил свое внимание корзине, чтобы зудящее чувство нашло безопасное применение. — Чуть позже.       Он вытащил часть свитков на стол — некоторые из них, слишком широкие и плотные, явно не походили на возможные договора, и принялся изучать оставшиеся пергаменты. Наффинк подошел к столу, задрал испачканный нос и встал на носочки, пытаясь заглянуть на столешницу.       — Папа?       — Да? — рассеянно отозвался Иккинг. Он с удивлением таращился на желтоватый лист с незнакомыми письменами, которые видел впервые в жизни.       — Во!       — Угу, — пробормотал Иккинг и швырнул свиток через всю комнату в кучу бумаг, предназначенную для растопки.       — Пап!       — Почти закончил.       — Папа! Пап!       Почувствовав, как у него сползают штаны, Иккинг схватился за пояс. Маленькая ручка с поразительной силой дергала его за штанину.       — Сынок, я бы предпочел остаться в штанах, хотя бы до вечера, — пробормотал Иккинг, не глядя отцепляя от себя сына и одной рукой разворачивая последний пергамент.       Ну вот и все. Он отбросил выцветший лист с поименным списком овец. И без того призрачная надежда окончательно рассеялась. Он просмотрел каждый несчастный пергамент в этой комнате. Договора с Защитниками Крыла нигде не было. Безусловно, это не значило, что мирным соглашениям между двумя племенами пришел конец. Но как это будет выглядеть с его стороны?..       — Папа!       Конечно, он еще может еще раз проверить Кузню и Большой Зал… Иккинг вздохнул и закрыл глаза, приложив ко лбу ладонь. Какой был смысл себя обманывать: вероятность, что договор случайно завалился под кресло Вождя — просто ничтожна.       — Папа!       И что дальше?.. Как минимум, придется подписать новый договор. А значит, подготовить нелепые объяснения королевской чете Защитников крыла о том, что Вождь племени Хулиганов — одноногий растяпа, который не в состоянии сберечь важные документы…       — Пап!       Как легко было представить выражение лица Малы и громогласный хохот Дагура, когда тот будет в десятый раз припоминать компетенции Вождя-братишки среди присутствующих на Собрании Вождей…       — Папа! Пап!       Иккинг резким движением убрал от лица ладонь.       — Я же сказал, не сейчас, Наффинк! — прикрикнул он.       И тут же осекся.       Наффинк попятился и отступил на несколько шагов. Маленькие ручки сжали пергамент, мальчик прижал рисунок к себе, не замечая, как пачкает углем рубашечку. В больших глазах блеснули слезы, нижняя губа задрожала. Но в больший ужас Иккинга привело другое — то, с каким испугом и виной смотрели на него такие же, как у него, зеленые глаза.       Когда его сын только появился на свет, то после первой волны умиления светлому пушку на полулысой голове и тогда еще мутновато-голубыми глазкам, все хором спешили согласиться, что несмотря на имеющиеся сходство с отцом, которое умудрились разглядеть в сморщенном личике, младший наследник Вождя скорее пошел в род Хофферсонов. Не сказать, что Иккинга это волновало, как и ни на каплю не уменьшило гордости Астрид, когда взгляд их сына со временем начал наливаться зеленью. Наффинк не рос толстощеким викингом, но и не был так болезненно худ, каким помнили Иккинга. Но что-то было в этих тоненьких ручках, неуклюжести и иногда поразительной упертости, отчего Иккингу как никогда хотелось иметь возможность познакомить сына с дедом.       А теперь зеленые глаза, из которых вот-вот потекут слезы, смотрели на него, как когда-то много лет назад он сам смотрел на меховую накидку Вождя, наброшенную на могучую спину Стоика Обширного.       Иккинг быстро присел, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами сына.       — Наффинк, я не хотел тебя напугать. Я не сержусь, я… Вернее, я сержусь, но не тебя, а на себя, потому потерял очень важную для меня вещь, — пытался объяснить Иккинг, не смотря на то, что было сложно определить, насколько его двухлетний сын, глядящий на него исподлобья, его понимает. Иккинг попробовал оттереть уголь с испачканной щечки, но особых успехов не достиг. — Ты ни в чем не виноват. Прости, сынок. Я очень хочу узнать, что ты хотел показать мне.       Наффинк, потупившись, протянул помятый пергамент с угольными каракулями. Иккинг взял рисунок.       — Дл’акон, — пояснил Наффинк.       Действительно, приглядевшись, Иккинг увидел, что детские каракули складываются в определенную форму. И хотя определить, где у нарисованного дракона хвост, а где голова, было нельзя, Иккинг совершенно точно мог различить два широких крыла и несколько лап — почему-то, в количестве пяти штук.       Края помятого пергамента были загнуты, и на одном из них обрывался узор знакомого орнамента. Иккинг перевернул рисунок, чтобы увидеть, как на обратной стороне традиционные вензеля Защитников Крыла окаймляют убористые письмена и в конце переплетаются с Хулиганской печатью.       Иккинг перевернул рисунок обратно и еще раз посмотрел на корявого дракона. После чего сжал худое плечико сына и заглянул ему в глаза.       — У тебя получился просто отличный дракон, сынок, — сказал он.       Чумазое личико маленького викинга расплылось в счастливой улыбке, и Иккинг со всей искренностью ответил сыну тем же.