Around the world...with two badass

      Из автоматических дверей, соревнуясь по настроению и внешнему виду разве что с фурией, вылетела девушка. Ее не останавливали ни идущие навстречу люди, ни даже отъезжающие с парковки автомобили. За плечами у нее находился большой, несуразный, походный рюкзак, бросающийся в глаза. Сама она на ходу, даже на бегу, пыталась убрать спутанные волосы в хвост, но выходило не очень, поскольку в одной руке смертельной хваткой был зажат жизненно необходимый телефон. Штанина на правой ноге была подвернута короче, чем на левой, а спортивная ветровка то и дело закатывалась под лямки рюкзака. Весело дергался кончик шнурка на кедах в попытке развязаться, и заметив это, девушка остановилась посреди проезжей части под громкие фанфары сигналящих машин.       — Ненавижу, — я плюнула на шнурки и поспешила отскочить с дороги. Очередной перелет, и кажется ни нервы, ни сердце уже не выдерживало.       Просчиталась я по всем фронтам, как говорится. Бросила чемодан и половину вещей на базе, позаимствовала у Криса рюкзак и демо версии его чудесных браслетов, вдруг пригодятся. Совершила набег на кабинет Фрэнка, на грани истерики выпросила портативную голографическую панель и удаленный ключ доступа к базам поиска. Отвоевала предпоследний билет до Румынии, едва не подралась в очереди, выпила две таблетки снотворного и очнулась только при посадке. Сэм выслал координаты их местоположения сообщением, и услышав название населенного пункта, таксист знатно округлил глаза. Я в принципе была готова угнать машину, и не тратить время на уговоры, но он решил меня пожалеть.       Около часа мы колесили по окраине города, и по несчастному выражению лица мужчины я поняла, что он о своем решении пожалел сто раз. Пришлось возвращаться обратно на шоссе и искать другой поворот, пока таксист вовсе не отчаялся.       — Простите, — изрек он, смотря на меня через зеркало заднего вида.       — Бог простит, — прошипела я сквозь зубы, и заплатив за поездку, вышла из машины, не забыв при этом хлопнуть дверью. Он даже не попытался меня остановить, а лишь выжал педаль газа, оставляя за собой клубы дорожной пыли. Жаль, что времени на панику у меня не было, и как бы ни хотелось прыгнуть куда-нибудь под куст и расплакаться, я держала себя в руках. Если верить супер точной карте, разработанной в Щ.И.Т.е, то до нужного места идти мне чуть больше двух километров, а это около сорока минут. Вперед меня вел мощный стимул — два козла отпущения, которые ответят мне за бесцельно потраченные часы жизни. Не знаю, кого именно из них посетила гениальная идея перебраться не просто из гостиницы, а вообще из центра города на окраину, куда даже на такси добраться проблематично, но припоминать это буду обоим.       Я не стала объявлять им, когда точно прилетаю, про подозрительный звонок тоже решила рассказать лично. Но перекинулась парой слов с Фрэнком, а он сказал, что за границы Министерства обороны США информация сама по себе не выходит, и функции по обзвону бывших военных у них нет. А это значит, что и там затаилась крыса, которая с удовольствием предоставила мои данные этому упырю.       Испепеляющие лучи летнего солнца занесли в мою голову мысль отравить Баки и Сэма за ужином, если я до них вообще доползу. Пришлось идти через какую-то полузаброшенную деревушку, находившуюся у самого подножия гор. Пейзажем любоваться сил не было, хотя вид действительно потрясающий. Через пол часа я перестала ощущать время, и дорога казалась бесконечной. На милю вокруг ни одной живой души. Вдоволь наглотавшись пыли, я послала к черту всё и всех и уселась прямо на поваленное дерево у дороги. Здесь была хоть мало-мальская, но тень. Отправила сообщение своим «обожаемым» спутникам жизни и стала надеяться, что они встретят меня раньше, чем нападет стая бродячих собак.       И о, чудо! Подобно Моисею в пустыне, в моем направлении вышагивал Барнс. Справедливо будет заметить, что он не особо торопился, каждым своим размеренным движением как бы говоря «у меня все хорошо, а остальные волнуют не особо». Баки, как всегда, вне миссий был одет в домашнюю, теперь уже привычную для него одежду: безрукавная майка, спортивные свободные штаны и черные кроссовки. Протез из вибраниума, который Барнс вовсе перестал скрывать, бликовал на солнце, а ярко-желтые полоски издалека были похожи на золото. С выражением полного умиротворения он подошел ко мне и протянул руку, в которую я впихнула лямку рюкзака, и демонстративно поднялась без посторонней помощи.       — Ну и место вы выбрали, — я обернулась, мужчина шел чуть позади меня, покорно закинув рюкзак на правое плечо.       — Здесь до нас никому дела нет.       — И сходить, наверное, некуда.       Я пыталась договориться с самой собой и не язвить на эту тему, но соблазн был слишком велик. Ответа не последовало. Мы проходили мимо одноэтажных домов, огражденных низким деревянным заборчиком, который кое-где или уже отсутствовал или еще только покосился. Баки прибавил шаг и, опередив меня, свернул с широкой дороги на узкую песчаную тропку. Здесь каменные здания стояли практически стена к стене, и каждый последующий дом находился чуть выше предыдущего, а за ними одни лишь горы, от вида которых дух захватывало. Передо мной любезно открыли дверь, опять же не проронив ни слова, но своим видом Барнс советовал прекратить глазеть по сторонам и двигаться побыстрее. Внутри пахло чем-то старым, а там, где в помещение попадало солнце, было видно, насколько плотно воздух забит мелкими пылинками. В прихожей лежали неразобранные сумки и звездно-полосатый щит.       — Где Сэм? — кинула я вслед Баки, который бросил мою сумку к остальным и прошел вглубь дома.       — Осматривается.       Я покосилась на их вещи: кое-чего не хватало, значит Уилсон наконец пошел «размять» крылья. Признаться, весь мой пыл в дороге заметно уменьшился, и хотя повыяснять отношения все еще хотелось, но кричать прямо с порога я передумала. Поскольку приглашения «чувствовать себя как дома» можно ждать до старости, то я без лишних церемоний проследовала за Баки в гостиную, совмещенную с кухней, и, видимо, со спальней. На оббитом журнальном столике стояла открытая бутылка пива, а по затемнённому стеклу соблазнительно спускалась капля, означающая, что напиток только что достали их холодильника.       — Эй, это мое, — запротестовал Барнс, но вырывать у меня пиво из рук не стал. Баки не кокетничает, ему не нужно завоевывать чье-либо внимание путем уступок или прочей чепухи.       — Я и не спорю, что твое, — пожала плечами я и сделала пару глотков, — но если поделишься, то корона не упадет.       «Проглотив» это, мужчина опустился на потрепанный временем диван, как, собственно, и вся мебель в доме (как и сам Барнс, слава Богу не умеющий читать мысли), и осмотрел меня с ног до головы. Я в свою очередь сделала тоже самое. Для него это скорее рабочий момент, как оценить обстановку, удостовериться что все члены его команды целы и невредимы. Простая человеческая забота существует в нем за тонкой гранью с формальными вещами, и иногда совершенно непонятно, способен ли Барнс действительно переживать за других или это только привычка держать все под контролем. У меня же такой привычки нет, поэтому я не могу определить со стопроцентной уверенностью в каком состоянии находится сидящий передо мной человек, зато могу сказать, что он не спал уже пару дней: под глазами залегли темные круги, не брился, но скорее потому, что не хотел, а вот на каштановых волосах нет и намека на слой пыли, окружающий здешние места, а значит в доме есть функционирующий душ или ванная. Ссадины на лице заметно уменьшились. Он позволил себе переодеться в «домашнее», что случалось не во всех отелях или гостиницах, в которых мы были. Баки имел некоторые предпочтения в плане окружающего его пространства и не каждое место он считал достаточно комфортным и приятным для себя. Вспоминая рассказы о Ваканде (услышанные от Сэма), могу предположить, что эта европейская деревушка чем-то ему напоминала недолгую, но относительно счастливую жизнь в той изолированной от всего мира стране.       Кое-что в его внешнем виде меня все-таки настораживает.       — Что с рукой?       Баки посмотрел на свою правую руку, в нескольких местах заклеенную пластырем.       — С другой.       На протез он смотреть не стал, потому что и без того знал ответ.       — Что-то снова сбилось.       — И Сэму ты, разумеется, не сказал? — тяжело вздохнула я, понимая, что нас теперь ждет.       Баки самодовольно фыркнул.       — Он не настолько наблюдательный.       Гордость не позволяла ему даже намекать на собственную уязвимость. Барнс держал марку, предпочитая справляться со всем самостоятельно.       Но были вещи, неподвластные суперсолдату, например использование электронной почты или починка собственной руки.       — Сейчас посмотрим, — отставив почти пустую бутылку обратно на столик, я ушла за своей сумкой и помимо инструментов, прихватила оттуда еще и биометрические датчики.       — Новые игрушки? — вопросительно изогнул бровь мужчина. Игрушками для него было все, кроме оружия.       — Скорее помощники.       Поняв, что я хочу сделать, Барнс уже было взялся за край майки, чтобы снять ее.       — Не надо, — я пресекла его действия, и прицепила датчик у самого края элемента одежды, на то место, где кожа не была покрыта шрамами, — здесь раздеваться необязательно.       Интересно, как долго он сможет сдерживать себя от комментариев? В течение пары секунд датчик синхронизировался с компьютером, а затем там появились все жизненные показатели Барнса: пульс, давление, температура тела, даже тонус мышц. Мужчина поудобнее устроился на диване и вытянул вперед левую руку. Он не особо доверял мне в этом деле, о чем свидетельствовало участившееся сердцебиение. Внешне Баки мог меня обмануть, но диаграмма на экране говорила об обратном. Выбора не было ни у меня, ни у него. Чтобы не наклоняться и не изгибаться в процессе во все стороны, я села рядом с Баки, так, чтобы мы были напротив друг друга, а его рука обрела опору в виде моего плеча. Будем работать в полевых условиях.       — Во-первых, Баки, тебе надо научиться говорить, если что-то беспокоит. Даже если не хочется. А во-вторых, пора бы показаться настоящим специалистам, от меня в итоге будет больше вреда, чем пользы.       Молчит. Барнсу не нравилось, когда его руку трогали так. Точнее у него с этим были связаны исключительно отрицательные воспоминания. А иного он в принципе не знал, вряд ли в ГИДРе кто-нибудь решался похлопать Солдата по плечу или просто ненароком задеть. Протеза касались в двух случаях: когда чинили или в драке, и то и другое Барнсу приятно не было. К моим услугам как врача-инженера он прибегал крайне редко и не по собственному желанию, но в целях общей безопасности «надо было».       Я внимательно осмотрела руку, пластины из вибраниума были устойчивы к повреждениям, но по остальным своим свойствам человеческой коже уступали. Отсюда некоторая топорность движений, особенно если долго наблюдать. Некоторые элементы протеза «загибались» как бы естественным путем, со временем. Если раньше Баки выполнял относительно однотипные действия вроде «возьми это», «нажми на курок», «ударь», то сейчас рука была больше задействована в быту (вы бы только видели с какой старательностью он ею чистил мандаринки).       — В паре мест пластины снова наложилась одна на другую, придется покопаться, — наконец я вынесла вердикт и взглянула на Баки. Рука на моем плече заметно напряглась.       — Делай, — коротко ответил он. Чудовищный дискомфорт испытывали оба, но виду не подавали.       Я взяла тонкую металлическую палочку с одним острым концом и крохотным крючком на второй стороне. Чем дальше от плеча — тем менее чувствительной становилась рука, поэтому там исправить дефекты проблем не составляло, а вот выше… Мне даже не удалось толком подцепить за край, как вдруг Барнс дернулся в сторону, угрожающе зашипев.       — Придется потерпеть, сержант, обезболивающих у нас с собой нет. И это еще одна причина, чтобы обратиться куда следует.       Мужчина шумно выдохнул через нос и вернул руку в прежнее положение. Датчик рядом с ключицей сменил цвет индикатора с голубого на светло-желтый.       — Кстати, этот ваш таинственный незнакомец вышел на связь. Точнее я отправила официальный запрос в Министерство, а ответ получила напрямую от него.       — В каком смысле? — Баки напрягся еще больше.       — В смысле в этой структуре служат и «нашим» и «вашим». Они не имели права передавать информацию третьему лицу, однако он был в курсе.       — О том, что мы его ищем?       — Верно. Я считаю, что до этого момента он не был осведомлен, в каком именно направлении мы работаем, но теперь точно знает. И не он один.       Сейчас его фотография во всех системах поиска, если хоть одна камера в Румынии его засечет, мы будем в курсе.       — Нас с Сэмом узнать можно и без посторонней помощи, — с горечью подметил Баки, — если что-то появится, говори сразу.       Я должна была упомянуть тот факт, что этот тип не просто в курсе ситуации, но и звонил мне. Только по-детски побоялась, что меня обвинят в непрофессионализме и так далее и тому подобное, будут отчитывать и ругать, а так вроде и он не заметил… Но едва я успела об этом подумать, как до Барнса начал доходить смысл сказанных мною слов.       — То есть «напрямую»? — Баки медленно развернулся ко мне лицом.       Ситуация была неподходящей, инструменты неудобные, да и разговор сложный. Все одно к одному.       — Он звонил мне через какое-то время после нашего с вами разговора.       Я отвлеклась и чутка задела контакт под металлом.       — Черт! Шерман!       В этом окружении меня по фамилии называли крайне редко, Барнс и Уилсон старались быть джентльменами, но вот первому иногда стараться надоедало. Датчик засветился оранжевым, и это был знак, что пора оказаться от Баки подальше. Правда он с дивана вскочил еще раньше, попутно выдергивая из руки инструмент и выправляя оставшиеся пластины.       — Совсем из ума выжила? Звонил? И ты ждала столько времени чтобы прилететь сюда и сказать это лично?!       — Я же этим не хвастаюсь, — от его тона было не по себе. Не столько страшно, сколько неприятно, и я уже стала жалеть, что поторопилась прилетать сюда. Баки выжидающе смотрел на меня тем самым взглядом, которым он обычно одаривал Сэма, когда тот (по мнению Барнса) совершал очередной идиотский поступок. — Слушай, давай мы разберемся с проблемами по мере их поступления.       — Он уже знает о нас больше, чем мы о нем. И сюда никаким боком не вписывается твоя дипломатия.       — А ты что предлагаешь, пойти, найти его и расстрелять?       — Да, — совершенно равнодушно ответил Барнс, и у меня внутри что-то екнуло. Обычно наши вылазки заканчивались максимум потасовками, разбитыми носами и сломанными ребрами. И на меня никто не возлагал роль миротворца-пацифиста, вообще не было команды вмешиваться с коррективами в методы работы Сэма и Баки, но промолчать я не смогла.       — Это не выход, — выпалила я на одном дыхании, — нельзя выйти в город и объявить войну одному человеку. Мы всю общественность на уши поднимем и это я разгрести не смогу.       — Чушь, — на меня в буквальном смысле махнули рукой. Барнс отцепил с себя биометрический датчик, небрежно бросив его на стол.       — Совсем окосел? — я едва не подавилась от возмущения, — я, между прочим, для вас стараюсь. Щ.И.Т. меня приставил не для того, чтобы я вам передачки в камеру отправляла или того хуже, писала некрологи. Моя задача — помогать, так что будь добр не швыряться чужим оборудованием!       В привычки Барнса не входило успокаивать истеричек, он уже делал большое одолжение, сдерживая себя в руках. В прямом смысле.       — Вся твоя помощь — это сидеть и не высовываться, и уж точно не болтать черт знает с кем по телефону.       Тумблер моего терпения вовсе отключился после этих слов.       — Да и ты здесь не для того, чтобы в первом попавшемся борделе якобы искать зацепки по нашему делу. Хочешь поразвлекаться — уматывай домой, и мы закончим эту работу без тебя и твоих гениальных идей.       Я видела, как спокойствие на его лице сменяется отстраненным мрачным выражением, словно передо мной появляется уже совсем другой человек. «Он хмурится. Зачем он это делает? Это ведь специально, он знает, как этот взгляд действует на окружающих. Я точно проснусь завтра с подушкой на лице». Решив, что на данный момент с меня хватит такого рода «предупреждения», Барнс вышел из комнаты, чтобы затем вернуться с небольшой черной сумкой в руках. Игнорируя мой тревожный взгляд, он изящным движением забросил багаж на журнальный стол, прямо поверх лежащих там моих вещей. В гробовом молчании мужчина снова уселся на диван и отработанными до буквально рефлекторного автоматизма движениями стал доставать содержимое сумки.       — Баки? — начиная с этого момента становилось уже страшно.       — Я сделаю все сам, — безэмоционально ответил он, продолжая выкладывать на стол детали своей разборной винтовки.       — Барнс, — повторила я уже более настойчиво, — очнись, мы не будем никого убивать.       — Я же сказал, сам, — он даже не смотрел на меня, любовно прикручивая прицел на съемном креплении. Он сейчас не издевался, нет. Наоборот был максимально спокоен и сосредоточен на деле, готов к работе. Такая ситуация у нас была лишь единожды, и меня крайне пугало то, что единственной преградой между неконтролируемой силой Барнса и окружающим миром был Стив Роджерс. На меня, Сэма или кого-либо еще он плевать хотел. Баки был тем, кем он был, и скрывать этого не стремился. Он мог вбить себе в голову разные навязчивые мысли и шанс переубедить имелся, но не когда дело касалось того, что он умел делать лучше всего. Решать вопросы силой было проще, привычнее. И из-за того, что такие методы были крайними, и зачастую их получалось избегать, в том числе и по желанию самого Барнса, возможность поставить на колени очередного ублюдка, который иного воздействия, кроме как силы, не понимает, такая возможность была словно подарок на Рождество. Баки не хотел быть тем, кого ищут, за кем следят и что еще хуже, охотятся. Он работал на опережение, сводя возможные риски к минимуму.       — С этой штукой из дома ты выйдешь только через мой труп.       Обычно в такие моменты мой наставник Фрэнк говорил: «Господи, Шерман, лучше бы ты не открывала свой рот».