Монток. На берегах откровений
1 января 2020 г. в 23:00
По дороге обратно мы почти не разговариваем, каждый думая о своем. Я мысленно откатываюсь на восемь месяцев назад и как наяву вижу перед собой пожелтевшую от времени папку — «Джеймс Бьюкенен Барнс». Это было не самое полное досье из тех, что хранились в Щ.И.Т.е, но достаточно информативное и добытое не самым честным образом. Именно тогда, перед началом нашей совместной работы с Баки и Сэмом, я возомнила себя «знающим» специалистом и думала, что достаточно неплохо разбираюсь в истории Зимнего солдата, чтобы выступать с ним в борьбе против Гидры рука об руку. Именно тогда меня поразила вся трагичность этой истории и, на первый взгляд, несломленный дух Барнса. И именно тогда мне стоило вспомнить пункт 7.14 статьи 134 Кодекса Щ.И.Т.а, где черным по белому написано о запрете отношений любого рода между агентами. Ситуация успешно вышла из-под контроля и теперь я сидела рядом с человеком, за жизнь которого переживала всеми фибрами души. И каким бы ни было его отношение ко мне, ничего изменить уже нельзя.
От признания становится гораздо легче, пускай лишь в мыслях.
Мы пересекаем черту города. По возвращении Баки настоятельно просит меня больше не совать свой нос куда не надо. Аргумент приводит веский: «пока это дело касается непосредственно меня, решения принимать будем вместе». Я соглашаюсь. Скорее всего он посвятит во все Сэма, может сообщит Роджерсу, хотя тот от службы благополучно отошел и вряд ли чем-то поможет. Сэм тоже человек подневольный, которого время от времени дергают на всякие официальные мероприятия, выставляя как дорогой экспонат. И остаемся только мы с Барнсом, причем от меня толку много быть не может, скорее наоборот, а он (если я правильно поняла) слишком воспитан, чтобы сказать это в лицо. Слабо верится в его беспокойство, я считаю, что такого отношения заслужить никак не могла, а если позволю себе поверить, то потом будет очень больно разочароваться.
Баки останавливает машину у нашего ангара, но выходить не спешит. Шкала его концентрации заполнена на 100%, это ни с чем не перепутать. Немигающий взгляд, выступившие вены на кисти правой руки, идеально-прямая осанка, и едва уловимое колыхание груди при вздохе. Он еще раз спрашивает, где я видела фото того мужчины, спрашивает во второй, но последний раз, и я отвечаю сразу без увиливаний. Камень летит в огород Уилсона, которого тоже ждет серьезный разговор. Баки убедительно просит отдать ему все документы и оставшееся время практики этой работой не заниматься, в особенности не запрашивать данные из штаба. Сам он уже совершенно не настроен на работу с группой, но бросать их не будет. Мы договариваемся, что никому лишнему знать о том, что случилось сегодня, не нужно, а я в свою очередь напишу формальный отчет в штаб с объяснением причин нашего с Барнсом нахождения на месте преступления и буду надеяться, что это не привлечет ненужного внимания.
Время близится к вечеру, и все новички возвращаются в лагерь, громко обсуждая прошедший день. Солнце в закате ныряет прямо в океан, окрашивая поверхность в оранжевый цвет. Я не решаюсь ни уйти, ни остаться ночевать здесь, а между тем все мои вещи сложены в съемной комнатке одной гостиницы. Надеюсь, что хозяйка не шарится на пороге, поджидая запоздалого постояльца. Пока температура на улице позволяет чувствовать себя комфортно, я остаюсь сидеть на одиноком поваленном дереве на побережье, наблюдая, как новички пытаются разжечь костер, чтобы пожарить купленный в городе зефир. Да, режим питания и сна сегодня был послан к черту. Оставшаяся недосказанность между мной и Баки никак не дает покоя, и я, наверное, рискую нарваться на его плохое настроение, но тем не менее иду в жилой корпус.
Жилое помещение представляет из себя две огромные общие комнаты: мужскую и женскую. В ангаре почти никого нет, новички в полном составе зависают на улице, а наши инженеры-техники что-то тестируют на своем оборудовании в зале. Я нахожу Баки именно там, где и предполагала.
В дальнем углу жилого блока посапывает, перевернувшись на живот, Сэм (интересно, он вообще просыпался?), а на другой кровати в обнимку с минералкой лежит Ник. Баки сидит к дверям спиной, в руках у него смартфон, а от ушей тянутся тоненькие проводки наушников, но даже их наличие позволяет ему слышать всё вокруг себя и быть начеку. Решив не тратить время на пустые объяснения, я сразу перехожу к делу.
— Прогуляемся? Поговорить хочу.
Барнс откладывает в сторону гаджет и с абсолютно нейтральным выражением лица подходит ко мне.
— Что-то серьезное?
— Нет, просто в себя прийти никак не могу.
Мужчина кивает, соглашаясь таким образом на мое предложение. Барнс — воспитанный человек, он, скорее всего, сказал бы «да», даже если вовсе был без настроения и сильно занят. Тема душевных терзаний Баки особенно близка, но психолога он из себя, конечно, не строит, просто умеет слушать.
— Пойдем подальше, — киваю я на новичков, — у них там своя атмосфера.
Пара человек все-таки успевают заметить своих наставников, прогуливающихся в лучах заката, и один из них даже осмеливается помахать нам в знак приветствия. Я замечаю у них в ногах большой ящик, и в голове проскакивает шальная мысль. Группа реагирует на удивление спокойно, когда я по-хозяйски достаю изо льда пару бутылок какого-то неизвестного мне напитка и забираю с собой.
— Даже так? — усмехается Барнс и протягивает руку.
— Можешь говорить, что хочешь. А тебе — нет, зря только продукт переводить, все равно эффекта не будет. Лично меня перспектива оказаться немного под градусом не пугает, так что не надо так смотреть.
Он снова усмехается.
Отойдя на достаточное расстояние от шумной компании новичков, я усаживаюсь прямо на сухой песок, до которого волны не достают считанные метры, лишь понемногу облизывая голый берег соленой водой.
— Я вот сейчас подумала, мы ведь за все время работы ни разу не разговаривали просто так.
Баки садится чуть дальше.
— Не уверен.
— Да точно! Либо задание обсуждали, либо дальнейшие планы, а чтобы вот так, по душам, не приходилось.
Не сказать, что я и сейчас имела четкий конспект разговора, идея была скорее спонтанной.
— Если тебе будет скучно, то говори сразу, не надо делать вид, что все в порядке.
— Почему мне должно быть скучно? — спрашивает Баки, а я пытаюсь угадать его настроение. В сумраке почти не видно усталых серых глаз, дополнительно скрытых в тени длинных волос. Он не улыбается, смотрит вроде бы и на меня, а в то же время мимо. У меня же наоборот, эта ситуация вызывает улыбку, но выходит она вымученной.
— Потому что я не знаю, о чем с тобой говорить.
— Я не очень избирателен в темах, — он как-то виновато пожимает плечами. Между нами повисает пауза. Пока я изучаю на вкус алкогольный напиток, Баки взглядом устремляется куда-то за горизонт. Напряжение в воздухе можно ножом резать. Судорожно перебирая в голове возможные варианты начала беседы, я все больше поддаюсь панике и проклинаю эту прогулку. «А о чем они говорят с Ником? Или Сэмом?». Ответ приходит сам собой.
— Уилсон сегодня хотя бы на ноги поднимался?
— Пару раз точно, но его хваленая выдержка дала сбой. Божился, что больше к спиртному не притронется.
— Это у него ежемесячная мантра, вспомни, как он в Лондоне «пообедать» из отеля вышел.
Барнс как-то заговорщески кривит губы, но в полумраке это выглядит крайне выразительно. «Очнись, Шерман! Не хватало тебе еще его клеить под луной на берегу Атлантического океана». Тряхнув головой, я раз и навсегда выбрасываю оттуда эти мысли.
— Баки, можно задать личный вопрос?
Мужчина чуть настораживается, но одобрительно кивает.
— Сэм ведь работает с ПТСР, он испытывал эти свои штучки на тебе?
— Да, — спокойно отвечает Барнс, — он знает достаточно, чтобы подобные разговоры не были похожи на сеанс у психиатра.
Я осознаю, что ни разу не присутствовала на их личных беседах, а ровно, как и со мной, мы обсуждали работу и изредка какие-то бытовые моменты. Только Сэм все равно Барнсу был ближе, сколько бы они не собачились.
С одной стороны меня тянет на душевный разговор, а с другой я не чувствую ответной реакции, и потому притормаживаю. Эти редкие минуты спокойствия наталкивают на многие мысли, которыми хочется поделиться. Я судорожно хватаюсь за иллюзию «нужного» человека, за которого искренне переживают, и думаю, что нет смысла говорить загадками, а лучше называть вещи своими именами.
— Не хочу отсиживаться в стороне и думать, что под меня начнут копать в собственной же организации. Не хочу делать вид, что все хорошо, зная, что ГИДРА объявила негласную охоту на бывших агентов, а один из них сейчас сидит передо мной и вроде как не чужой человек.
— Сперва нужно все разузнать, — заверяет меня Барнс, для которого «разведка» является одним из жизненных девизов, — рано делать какие-то выводы, а тем более предпринимать действия.
— Давай свяжемся с базой, сделаем запрос. Я могу позвонить Крису или Фрэнку, у него связей точно больше…
Баки отрицательно качает головой.
— Нельзя. Вас с самого начала учили работать в команде, но это касалось только заданий, выдаваемых самим же Щ.И.Т.ом, в реальном деле от этой помощи будет больше вреда. Чем меньше человек в курсе, тем лучше. Здесь решает их качество, а не количество.
— Качество людей? Я не сомневаюсь ни в Крисе, ни в Фрэнке…
— Я сомневаюсь. Мягко говоря. — Барнс натягивает на себя маску Зимнего солдата и мне становится не по себе.
— Тогда с кем я могу это обсуждать, от кого ждать помощи?
— Фьюри, Роджерс, Уилсон, я.
— Ну, первых двух отметаем сразу.
— Почему?
— Я с директором Щ.И.Т.а не на короткой ноге, так же, как и с Роджерсом. А как же агент Хилл? Она сейчас фактически второй директор.
Объяснениями меня не жалуют, давая понять, что вопрос глупый. И тогда я задаю другой.
— Ты считаешь, что все настолько серьезно, что придется прибегнуть к полной конспирации?
— Да.
«Черт» — шепчу себе под нос и отпиваю еще немного.
— Это совсем неблагодарная работа, — начинает он после небольшой паузы, — особенно рядом со мной.
— Я уяснила это с первого дня нашего знакомства.
Шутка явно не заходит, но у меня и в мыслях не было его обидеть.
— Тебе свойственна излишняя самоуверенность.
— Да кто бы говорил! Если бы не твоя мания отдавать приказы и все контролировать, конфликтов бы не было.
— По-моему, умение исполнять приказы — одно из основных качеств агента.
— Но ты не можешь мне приказывать.
— Вообще то могу. И в любой совместной операции это было бы именно так.
Я знаю, что он прав, поэтому прекращаю спор. Больше о работе говорить не хочется, уж слишком серьезно Барнс подошел к этой теме.
Когда первая бутылка становится пустой, я вспоминаю, что сегодня толком не успела ни пообедать, ни поужинать. И алкоголь, словно услышавший мои мысли, начинает разгоняться в крови с удвоенной скоростью. Перед глазами немного плывет, и сквозь эту пелену до меня доносится насмешливый голос.
— Хочешь отомстить мне за вчерашнее?
— С чего ты взял?
— С того, что ты пытаешься напиться, а кроме нас тут никого нет.
— Во-первых, не напиться, а расслабиться, а во-вторых, мы не могли сидеть рядом с группой. Ответственные за них, как никак, должны пример подавать. А пойдем купаться?
Вдруг моему взору открывается бескрайние водные просторы, которые раньше словно были скрыты за ширмой трезвости.
— На улице пятнадцать градусов, в воде — не больше десяти.
— И что? Закаливание полезно для здоровья.
— Тогда — вперед. — Приглашающим жестом Баки указывает мне на берег.
— Ты меня на «слабо» берешь? Эй, что смешного? — мне совершенно не нравится его реакция и эта довольная улыбка на лице. — Тот факт, что ты старше и опытнее и…и вообще, не дает тебе такого права.
— Снова тебя сфера моей компетенции не устраивает.
— Ты зануда, Барнс, — отмахиваюсь я и параллельно с этим уже стаскиваю с себя ботинки и носки, скидываю куртку и закатываю штанины под колено. Обернувшись, бросаю вопросительный взгляд на Баки, но тот лишь хмуро осматривает мой внешний вид и продолжает сидеть на месте.
— Да брось. Я уже видела тебя голым, удивлять больше нечем.
Когда до меня доходит смысл сказанных слов, остается только благодарить господа бога за то, что на улице темно, и моих залитых краской щек никто не увидит. Но слово — не воробей. Баки поднимается с земли, подходит почти вплотную ко мне, а эта его привычка имеет какое-то фантастическое воздействие на людей (или на меня одну). Он точно не злится, но и мое ребячество положительно не воспринимает.
— Ну же, — кивает он на воду.
Пути назад нет, только если к позору и подтруниванию на несколько дней. Я уверенно шагаю по берегу к кромке воды, ярко ощущая совсем не летнюю погоду для купания. Когда пальцев ног касается волна, понимаю, что это полное фиаско. Вода ледяная и никакого удовольствия от сия действия я не получу точно, но движимая алкоголем делаю еще пару шагов. «Да чтоб вас всех!» — проносится у меня в голове.
— Как ощущения? — звучит из-за спины довольный голос.
— Терпимо, — я стараюсь придать голосу непринужденности, а у самой мышцы сводит. Пройдя еще немного вперед, так, что вода едва касается моих коленей, я останавливаюсь и делаю вывод, что пять минут пребывания здесь гарантируют мне простуду или что-нибудь пострашнее. На поверхности мелкая рябь и разливающееся серебро лунного света. Больше разглядеть ничего нельзя, муть и темнота, какая-то безысходность. Обхватив себя руками, стараюсь хоть немного успокоить организм, чтобы тот перестал содрогаться. Помогает. Оборачиваюсь назад — все то же серьезное выражение лица и полная уверенность в своей правоте, а я и не собираюсь спорить, поступок правда идиотский.
Баки за мной, разумеется, не пойдет, присоединяться тоже не будет, и даже от комментариев пока воздержится. Я чувствую на себе его пристальный взгляд и задаюсь самым сложным вопросом. Точнее даже не одним, а целым списком из вопросов.
Что мы сейчас делаем? Мы напарники? Друзья? Знакомые? Что это, попытка привлечь внимание или акт кретинизма, вызванный скукой? Я отдаю себе отчет в том, что вряд ли бы Баки пошел сюда с кем-то другим. Интуиция подсказывает, что я — счастливая обладательница этой привилегии. Вспоминаю все те спорные моменты, когда наши отношения нельзя было охарактеризовать никаким конкретным словом, и спрашиваю себя, к чему они ведут?
Скорее всего, к чему-то печальному и очень болезненному. На ум приходит Агент 13 и ее небезызвестная история отношений с Капитаном. Что ей дала эта связь, кроме переживаний, допросов на работе, понижения по службе и в конечном итоге разбитого сердца? Наверное, что-то да дала, просто об этом вслух не говорят. Но с другой стороны, кто вообще сказал, что мы находимся в похожих ситуациях? Может, тот Баки Барнс, который сейчас стоит на берегу, просто плод моего больного воображения?
Хочется проверить, чтобы раз и навсегда уже понять. Но эта попытка может очень дорого стоить, причем нам обоим. Опять же, надо ли это ему? Я снова оборачиваюсь. Барнс складывает руки на груди и выжидает, молчит. Я готова официально заявить, что он практически идеален, даже с кибернетическим протезом. Черт, особенно с кибернетическим протезом! Каждая мышца, каждый изгиб, черные волосы, стабильно печальный взгляд, его любовь к брутальной одежде и кожаным курткам, чертовски сексуальная боевая экипировка, эти многочисленные ремешки на крепких бедрах, его рост и горделивая осанка, выдержка, не многословие и продолжать можно до бесконечности. Я стою по колено в океане, а тону в конкретном человеке.
Пора выходить, развлечение зашло слишком далеко.
На берегу нащупываю свои ботинки и, плюнув на налипший песок, обуваюсь прямо так. Все это время Барнс молча наблюдает за моими действиями, а я не понимаю, чего он ждет? Я должна что-то сказать? Хорошо.
— Кстати, — от холода даже говорить становится трудно, — прости за вчерашнее. Ты не виноват в том, что Ник придурок и не заботится о своем здоровье. Просто я этого дерьма хлебнула достаточно, и все, кто с ним знакомы, знают, чем может обернуться поход в бар. Я зря пыталась повесить всю ответственность за случившееся на тебя.
— Ты беспокоилась за друга, я это понимаю.
— Спасибо. Давай пойдем обратно? Здесь холодно.
Но он не дает мне уйти вперед, ловит мою руку своей, и я ощущаю тепло его ладони. Поддавшись желанию, переплетаю пальцы, смотря на это как на какое-то чудо природы. Затем касаюсь подушечками грубой кожи, привыкшей не к женским прикосновениям, а к прикладу винтовки. Баки по-прежнему молчит и позволяет тем самым мне собраться с мыслями. Я нехотя отпускаю его руку и наши взгляды встречаются. На его немой вопрос у меня нет ответа, разве что детский страх нарушить правила и попасться на этом. Зачем все так сложно? Почему у этого вечера обязательно должны быть последствия?
А Барнс слишком воспитан, чтобы сейчас настаивать.
А я слишком глупа, чтобы сказать ему, что тоже этого хочу.