***
Из вещей в сумку я бросаю только мобильный, немного наличных и упаковку таблеток. Потом еще добираю туда шприц с лекарством. Не хватает, чтобы по пути меня еще настиг болевой синдром после операции, достаточно того, что я не могу натянуть верхнюю одежду и даже спуститься с лестницы, держась за перила. Вызов такси тоже превращается в приключение, и пока до водителя доходит, что у меня есть некоторые проблемы с открыванием двери, я уже матерю его на чем свет стоит. Благодаря этому поездка выдается быстрой и молчаливой, желтая машина тормозит аккурат у главного входа Принстонской больницы. «3 этаж, палата №6, Эмили Шерман». В приемной народу практически нет, выходной все-таки, а вот на этажах туда-сюда снуют пациенты и медсестры. Мысль о встрече с родными перебарывает и усталость, и посттравматический стресс. Я следую указателям на стенах, чтобы найти нужный коридор. И вот в дверях родильного отделения я сталкиваюсь с Майком, недо-женихом моей сестры, и тот в избытке чувств от рождения первого ребенка, стискивает меня в объятиях. Я перестаю дышать, судорожно вцепляясь в сумку, где лежат обезболивающие. — Я рад тебя видеть, Мег! — счастливая улыбка не сходит с его лица, но это только временная эйфория. Обычно такой радости от встречи со мной он не испытывает. — Родители уехали пару часов назад, Эми сейчас спит, и я решил выйти за кофе. Тебе чего-нибудь взять? — Обойдусь, — отмахиваюсь я, хотя в желудке кроме лекарств нет ни крошки. — Тим еще здесь или тоже уехал? — А, да, здесь, здесь, Джек и Эдди тоже там, — тараторит новоиспеченный отец. «Джек» и «Эдди» — его родные братья, с которыми у нас тоже теплые отношения не сложились, а у Тима были даже на грани конфликтных. Живо представив, как эти трое сидят в замкнутом пространстве и сверлят друг друга ненавидящими взглядами, я решила поторопиться. При первом же знакомстве с Майком наша семья разделилась на три лагеря: Эми, безгранично его любящая, родители, которым в общем-то первостепенным было счастье ребенка, и я с Тимом, видящие этого скользкого типа насквозь. Майк был неплохим человеком, я бы сказала средним во многих аспектах. Трусоватым, но любящим, нервозным, но все-таки заботливым. На Рождественском ужине год назад наш с ним разговор закончился тем, что я пообещала отослать его тело в разных контейнерах на четыре стороны света с пометкой «не вскрывать», если он хотя бы раз обидит Эми. Да, я была в семье младшим ребенком, но Майк прекрасно знал, что работаю я не официанткой в кафе, и была в этих словах доля страшной правды. — Привет, — шепотом произнесла я, заглядывая в палату. На меня уставились четыре пары глаз. — Она уже не спит, — улыбнулась сестра. На руках у нее был маленький сверток в нежно-розовых пеленочках. Девочка. Не успев подойти ближе, я попала в крепкий захват рук старшего брата. — Тим! Полегче. Я тоже рада тебя видеть. — Сколько времени прошло, а? Что с рукой? — наконец заметил он. Я лишь отмахнулась, и отпихнув Тима в сторону, подошла к Эми. — Господи, какая же она милая, как маленькая конфетка. Сестра расплылась в улыбке, прижимая дочку к груди. — У нас в семье все такие. Я обернулась на голос и только сейчас обратила внимание на находящихся в палате Джека и Эдди. — Да неужели. За спиной рассмеялся Тим. Он явно ждал этой поддержки. Минут через десять обмена любезностями, мы уже сидели и вполне мирно общались. Майк, как и обещал, принес всем кофе, и Тим отдал мне свой. Эми поделилась со мной дальнейшими планами на жизнь, после выписки из больницы. Она ни на минуту не отпускала малютку, и помогал ей в этом, надеюсь, будущий муж, подсаживающийся на койку то справа, то слева, то обнимая Эми, то целуя новорожденную дочь. По исчерпанию этой темы мы перешли к обсуждению судебного процесса развода Тима. Он, кстати, сильно похудел с нашей последней встречи, видимо эта история неслабо потрепала ему нервы. Братья Майка были убежденными холостяками, о чем не уставали напоминать, и вот очередь дошла до меня, чью сторону выбрать: счастливые семейные узы или спокойная свободная жизнь. Мне не особо хотелось распространяться о своих душевных переживаниях, спасал тот факт, что никто из присутствующих не знал, чем я живу и с кем общаюсь. Скрывать от старшей сестры терзающие меня изнутри безответные чувства было бесполезно, она такие вещи видела на раз. «Мужчина определяется по поступкам», говорила она, но под воздействием гормонов сейчас ее представления о мужских поступках путались. — Нет Эми, до того, чтобы он влезал по ночам в окна моей комнаты, я еще не дослужилась и вряд ли когда-нибудь смогу. — Значит, плохо надо, — фыркнула она. Майк ухмыльнулся. — А я бы смог. — Подкаблучник, — хором ответили братья. — Прекратите, — Эми сменила тон на строгий и поучительный, — еще не хватало, чтобы вы своим примером раз и навсегда разубедили мою сестру заводить серьезные отношения. — Брось, Эми, это произойдет и без посторонней помощи. — Неужели все настолько плохо? Мне переставала нравиться эта обстановка, в которой каждый из присутствующих играл роль психотерапевта-сводника и мечтал научить меня уму разуму. — Все сложно, — призналась я, поежившись от неожиданно накативших воспоминаний, — стараюсь на этом не зацикливаться. Все притихли. Наконец-то до людей дошло понятие суверенности личной жизни. Новоиспеченные родители заворковали над малышкой, Тим принялся показывать мне фото из своей последней поездки, а братья Майка включили маленький телевизор, висевший почти под самым потолком. Пока все были заняты своими делами, я почти не обращала внимание на голос диктора из эфира новостей. Вдруг Джек и Эдди притихли, Эми тоже перестала баюкать дочку. Я подняла глаза к экрану. На заставке было изображение звездно-полосатого щита Кэпа крупным планом, на заднем фоне развевался флаг Соединённых штатов. — Сделай погромче, — попросил Майк. Картинка стала черно-белой и пропала, камера переключилась на репортера, стоящего у входа в Исторический музей. К воротам тянулись люди, несли цветы и зажигали свечи. Репортер начал говорить после небольшой паузы. «Он был героем для всей страны и каждого из нас. Он был примером и образцом настоящего патриота. Стив Роджерс был верен высшим идеалам и боролся за них. Капитан Америка…». У меня внутри что-то рухнуло, взбудоражив мерзкое тошнотворное чувство.Princeton Hospital. Нью-Джерси
6 января 2020 г. в 16:17
Очнулась я в просторном светлом помещении, залитым ярким светом — медицинский лазарет Щ.И.Т.а. Никаких неприятных ощущений, боли или недомогания, вот только правая рука крепко обмотана эластичными бинтами и прижата к груди. Я приподнимаюсь с койки, насколько это возможно, чтобы осмотреться и найти кого-нибудь из медперсонала.
— Есть кто живой?
Слышатся торопливые шаги, и из-за ширмы появляется женщина средних лет.
— А, агент Шерман, вы пришли в себя. Как самочувствие?
— Будет гораздо лучше, если узнаю, что со мной и как долго я здесь нахожусь.
— У вас сложный перелом ключицы со смещением. Оперативная группа прибыла на базу десять часов назад, вам сделали операцию по установке металлических фиксаторов. Реабилитация займет по меньшей мере полгода. Вам будет выдан комплект препаратов, полная анестезия этого участка, если, конечно, потребуется. Дискомфорта не ощутите, разве что придется привыкать все делать с одной рукой.
По завершению своего доклада женщина изобразила на лице некое подобие улыбки. Я попробовала сесть и с удивлением обнаружила, что, действительно не ощущаю дискомфорта.
— Так что, болеть совсем не будет?
— А надо? — спросила она со скучающим видом, который является визитной карточкой почти всех врачей Щ.И.Т.а, повидавших на своем веку не мало странных вещей, и которых мне лично доводилось встречать, — вы теперь на 1/8 будете состоять из анестетиков.
— Меня отстранят от работы?
— Этого мне неизвестно, агент Шерман. Еще вопросы будут?
— Нет. Спасибо.
— В таком случае не смею больше задерживать. Все ваши вещи уже в вашей комнате.
Я посмотрела на свои ноги, одетые в светло-голубые хлопковые штаны, такая же рубашка была на теле, значит разгуливать по коридорам, замотанной в простыню, не придется. Путь от медчасти до жилого корпуса занимает не более пяти минут, в которые я пытаюсь вспомнить, чем же закончилась наша операция. Отсутствие боли компенсируется затуманенным разумом и провалами в памяти.
В комнате, на кровати, меня ожидает сложенная ровным квадратом форма, как и сказала доктор, а рядом пять увесистых пакетов с препаратами. Раскрыв один из них, нахожу там комплект шприцов с мутноватой жидкостью и несколько коробочек с таблетками и капсулами. Есть также два баллончика спрея мгновенного действия. Что ж, неплохо, мою жизнь все-таки облегчили, но думаю я так до того момента, пока не приходится самостоятельно одеться. Задач такой сложности передо мной еще не стояло. Брюки — полбеды, а вот верхняя часть формы тянет на отдельный акробатический номер для Цирка дю Солей. В итоге плюнув на дресс-код, я надеваю широкий свитер из личных вещей, который просто повисает на мне бесформенным мешком.
В здании подозрительно тихо. Все пять этажей с виду безлюдны, и если снять звукоизоляционную защиту, то можно будет услышать, как гудит жизнь в соседнем помещении, являющимся новомодным заведением правильного питания и по совместительству фитнес-центром.
Ах да, сегодня воскресенье, на часах шесть тридцать вечера. Весь личный состав штаба официально отдыхает, неофициально трудится только информационно-разведывательный отдел, но они работают тише воды ниже травы. Я лелею мысль найти кого-нибудь из оперативников, чтобы восстановить в памяти прошедшие сутки, и к большой радости удача улыбается мне за первой же дверью. «Агент 207» — гласит надпись на черном фоне. Я стучу, и, получив разрешение войти, переступаю порог комнаты Эшли. Девушка сидит на кровати, укутавшись в одеяло по самое горло. Весь свет вокруг выключен, и ее лицо освещается голубоватым свечением от монитора ноутбука.
— С возвращением, блудная дочь, — криво улыбается она, осмотрев меня с ног до головы.
— Почему блудная?
— Тебя не было на двух последних совещаниях.
— Двух? — не верю я своим ушам, — когда вы успели?
— Одно, сразу по прибытию, а второе — минут через сорок после первого, — поясняет она.
— Я только что вернулась из лазарета, узнала, что перенесла операцию, так что попрошу без обвинений. Лучше расскажи, как остальные? Где вообще все? Где Абакумов?
— Русский полковник в изоляторе, с ним уже работают. А наши отсиживаются по своим углам.
Эшли рассказывает, что задание это потрепало не только меня. У трех из шести человек — подозрение на пневмонию, у Мартина легкое сотрясение, у нашего техника, Стива, два сломанных ребра. Впрочем, как подытоживает девушка, отделались легким испугом. Через недельку, как только все оклемаются, получим новое задание, не такое энергозатратное, но интересное. Новость эта меня радует мало, особенно учитывая то, что я из строя выпала как минимум на полгода.
— Нас ждет повышение, — говорит Эшли и вымученно выдыхает, скорее не для того, чтобы сообщить мне эту информацию, а чтобы лишний раз напомнить себе, для чего мы проходили курс выживания в Сибири.
— Нет худа без добра, верно?
— Скажи это Бойду. Этот посланник Сатаны ни одного хорошего слова из себя выдавить не смог по нашему возвращению. Если бы не назначения врачей для каждого, он уже завтра послал бы нас на другой конец света.
— Сволочь.
— Еще какая. Так что пользуйся моментом, пока он не имеет права командовать нами. Лично я планирую на несколько дней уехать домой. Все лучше, чем тут таблетки глотать.
Слово «домой» активизирует у меня отдыхающие доли головного мозга. Я подрываюсь обратно к себе, выгребаю из ящика мобильный, который на задания брать категорически запрещается, заряжаю его на несколько процентов и включаю. Беспрерывным потоком на меня обрушиваются пропущенные звонки и десятки сообщений, одни из которых срочного ответа не требуют, другие же заставляют не на шутку разволноваться.
— Да вашу же мать…- говорю я вслух, снова и снова перечитывая смс от родителей.