Around the world...with two badass

      POV Барнс       Я знаю, что неправильно сейчас находиться здесь, но заставить себя пойти к памятнику не смог. В четырех милях от здания Исторического музея проходит панихида по национальному герою — Стивену Гранту Роджерсу, известному многим как Капитан Америка. А я стою напротив витрины с покореженными автоматами Томпсона времен Второй мировой, и смотрю не то на свое собственное отражение, не то на оружие, которое некогда и сам держал в руках. Нас здесь сейчас трое. В моей голове.       Зимний солдат, Джеймс Барнс и Баки.       Я слышал выражение, что у каждого человека на плечах сидят ангел и демон, у меня ангела не было, а вот два беса весело болтали ножками, примостившись на бионике.       Новость, из-за которой сегодня надрывно страдала вся Америка, стала известна мне двумя днями ранее, и я все равно до конца не был уверен, что в списке тех, кому сообщали в первую очередь, стоял вначале.       Весь план похорон был составлен за несколько часов и утвержден в Щ.И.Т.е, Правительстве, и еще черт знает в скольких больших кабинетах, где заседали важные люди, не имеющие, блядь, никакого отношения к Стиву!       Мне нужно было мыслить трезво.       У тебя уже есть план.       Заткнитесь-ка вы, оба. И без того тошно. Мне нужен план, как пережить это недельное помешательство на личности Капитана Америка, как сдержаться, чтобы не врезать ужратому в хлам алкашу, который в баре «отдавал дань памяти герою», как не ворваться в Щ.И.Т. и не разнести там все к чертям собачьим, ища виноватого.       Они точно причастны.       Знаю, но нужны доказательства, и когда они будут…       Повесим каждого на собственных кишках.       Нет. Не позволят. Но возвращение к работе было гарантом того, что крыша у меня окончательно не съедет. Воспоминания лезли в голову с удвоенной силой: детство, школьный двор, танцы на городской площади, фронт и бесконечная война, из которой мы так и не смогли выбраться. Стив. Я снова хочу обвинять его за то, что оставил меня. Нет, не оставлял! Спас и заслужил жить своей жизнью. А ты чего молчишь, нечего добавить?       Солдат хищно улыбается. Я смотрю на свое отражение в стекле.       Мы так давно не разговаривали, я все боялся, что каждым напоминанием о себе, буду вызывать у Роджерса сожаление о его выборе. Тем более, что он этого не скрывал, и иногда погружался в откровенные извинения. Типичный Стив. Даже делая что-то для себя, он все равно думает о других. Всегда готов принести в жертву личные интересы.       И я не в праве спустить на тормозах то, что случилось. И не собираюсь выслушивать ни чьи доводы и аргументы в пользу гуманности.       Стив.       Стекло витрины опасно дрожит, когда я опираюсь на него.       — Эй, парень! Держи себя в руках, — предупреждающе ворчит смотритель в зале. Ему предстоит сделать еще сотню таких замечаний, пока вся шумиха не уляжется и люди не перестанут толпами валить в музей.       Может начать с него?       Я выхожу на улицу. День сегодня до отвращения солнечный. В нескольких кварталах отсюда полицейские сирены и оцепление на каждой улице. Процессия провожающих тянется через весь город. Отовсюду видны звездно-полосатые флаги, слышны патриотические речи и наигранные слезы. Он не был им другом.       Прекрати, проклятый собственник. Стив был выше этого.       Тот факт, что я живу с этой новостью уже третий день, немного все упрощает. Перестать бы только по ночам приходить к его окнам и ждать, пока в квартире включится свет.       Стив.       Я не уверен, что смогу двигаться дальше без его напутствий, отчасти мудрых, отчасти спорных, но мотивирующих.       Еще как сможешь.       Он готовил меня к этому, а может и не только меня одного. Время от времени заводил странные разговоры, какие обычно не позволяли себе солдаты, сидя в предрассветные часы у костра перед очередным выходом в бой.       «Нельзя цепляться за прошлое, Бак. Нам обоим был дан второй шанс, упускать который никак нельзя. Я прожил две жизни и ни об одной из них не жалею. Оно того стоило, Баки».       И на что ты намекал тогда? Что мне тоже бросить все, оставить службу, тех, кто нуждается в моей помощи, и ускакать в счастливую жизнь, наполненную домашними хлопотами?       Но он слишком хорошо знал своего Баки, чтобы наивно поверить, что все будет именно так.       Стив.       Ты стал неотъемлемой частью всех граней моей покалеченной души.       Сложно, страшно, но ожидаемо.       У тротуара останавливается серебристый внедорожник. Сэм одет во все черное, как и положено. На лице траур, как и положено. Его обязали выступить с официальной речью, заставили сыграть на публику, как и положено. Я не хочу знать подробностей, не хочу больше ни-че-го знать.       Он подходит ближе и кладет мне ладонь на плечо, несильно его сжимая. Такое вот скупое «я тебя понимаю и сожалею». Сэму тоже сейчас не позавидуешь, нам одинаково скверно, но меня по крайней мере не просят пускать слезу на камеру, чтобы потом транслировать это по десяткам телеканалов. Я коротко киваю. На этом наш «диалог» заканчивается. Уилсону сегодня предстоит храбро выдержать еще не одно официальное мероприятие, так что задерживаться со мной он права не имеет.       Мы даже не можем выпить пива в какой-нибудь забегаловке и вспомнить все самое хорошее, что связывало нас с Роджерсом! Чертовы бюрократы, заправляющие всем и вся, превращающие национальных героев в марионетки, пляшущие на публику!       Доберемся и до них.       Сэм собирается уходить, я поднимаю голову и только сейчас замечаю, что приехал он не один.       Почему этот человек так цепляется за тебя?       Сам не знаю. На Меган нет траурного костюма, вместо него черная форма Щ.И.Т.а. Правая рука подвязана, пальцы шевелятся, значит, не перелом. Плечо чуть опущено, ключица? Всего на пару дюймов ниже, чем левое. Тяжелее. Металлические фиксаторы? Перелом со смещением. Операция.       Она подходит очень неуверенно, заглядывает в глаза, словно спрашивая разрешения на каждый шаг. Рядом с ней просыпается моя совесть, вдобавок к остальным не самым приятным чувствам. Я определенно точно попрошу ее заткнуться, если вдруг начнет пламенную речь — призыв быть храбрым и смириться с утратой. Но она не начнет и за это спасибо.       Когда девушка подходит совсем близко, я могу разглядеть ее лицо. Неестественно бледный цвет кожи, выразительные подглазины, мелкая россыпь синяков, свежий затянутый шрам на подбородке. И это всего за неделю, что я ее не видел? Хотя сам то я не лучше, но благодаря регенерации она этого ничего не замечает.       Меган вопросительно изгибает бровь, в ее взгляде и робкий вопрос и требовательное «пожалуйста». Я разрешаю, и уже через секунду чувствую, как бешено колотится в груди ее сердце, когда она обнимает меня за торс одной рукой и утыкается носом в складки одежды. Я долго не решаюсь сделать ни малейшего телодвижения, хотя перспектива впасть в столь сочувственное утешение мне нравится.       Только не с ней.       Именно с ней.       Знаю. Знаю!       Я давно пришел к выводу, что попытки удержать рядом с собой человека, далекого от всей этой супергеройской истории, успехом не увенчаются. Я не мог позволить себе искалечить или навредить еще кому-нибудь. С Мег было проще, её уже зацепило осколком под названием «служба», а потом еще добавило шрапнелью «Щ.И.Т.». Вряд ли я сделаю хуже.       Какая же ты мразь, Барнс.       Я долго гадал, чего же именно хочу. Солдату жизненно необходимо кого-то защищать, быть нужным и сильным. Мне — самому оказаться в поле влияния человека, способного сберечь остатки самообладания. Баки как всегда достаточно готовой на всё девицы, которую под утро так легко выставить за дверь.       Я не хотел, чтобы Мег становилась ей. Но она была слишком самодостаточна, чтобы привлечь другого «меня». Храбрая. Даже если сейчас я скажу, о чем на самом деле думаю, открою все карты, она не моргнет и глазом, уверен. С привычками и повадками Баки Барнса Меган уже знакома. Почему же ее обостренная интуиция не подсказывает, что дело совсем плохо?       Я искренне верил, что у нее хватит сил, чтобы выбить эту дурь из моей головы и не усугубить, но, когда снова и снова ловил небезразличный взгляд, видел, как появляется румянец на щеках, как дыхание становится сбивчивым, как она нервничает, комкая пальцами край куртки, понял, что не хватит.       А она жмется ко мне ближе, выдыхает в самую шею, от чего по спине словно проходит электрический ток, здоровой рукой пытается поймать мои пальцы. В этой реальности я мог бы стоять вечно, упиваясь чувством спокойствия и безмятежности, осознания собственной важности хотя бы в этот конкретный момент и хотя бы для одного единственного человека.       Глупая.       Искренняя!       Неосторожная.       Я снова чувствую тонкие дрожащие пальцы у себя на талии. Что же ты со мной делаешь…что же ты делаешь?       Что ТЫ делаешь? — вопит внутренний голос, когда я сам запускаю металлическую ладонь в копну распущенных волос.       Нет, Барнс, не с ней. Не так.