Around the world...with two badass

Утреннее пробуждение выдалось из разряда «всем подъем, на нас напали!». Это когда подрываешься с подушки, как ужаленный, с острым ощущением, что вот-вот произойдет что-то страшное или же вы куда-то сильно опоздали. До меня даже не сразу дошло, что сплю я наконец дома, а не в спальном мешке под папоротниками. В голове шумело, как после затяжной пьянки-гулянки, однако причины этого «недомогания» рядом со мной не оказалось. Тут же промелькнула мысль, если Барнс просто ушел, то я никогда не смогу отделаться от чувства, что совершила серьезную ошибку. Организм требовал заслуженного сна и отдыха, но нервная система была настолько взбудоражена случившимся ночью, что уснуть я не смогла бы ни при каких обстоятельствах. Пришлось вставать. Дома было тихо, и я с облегчением выдохнула, но тут же вспомнила про Тима. По спине пробежал холодок: а что, если бы брат вернулся домой вчера? Я живо представила взбешенного Тима и в животе скрутился узел. Он точно сначала придушил бы меня, а потом Барнса, и я не преувеличиваю, потому что знаю, брат такого бы терпеть не стал. Я спустилась на первый этаж. Растирание висков по часовой стрелке никакого благодатного эффекта не давало, но хотелось думать, что рано или поздно это подействует. Все в том же кресле в гостиной как и вчера восседал Баки, и при виде его внушительной фигуры, склонившейся над чем-то, я почувствовала, как тревога разом отступила. Он не заметил меня? Странно. Может сверхобострённые чувства Баки и покинули, но вот Солдатских повадок у него было не отнять. Подходя ближе, я успела задаться вопросом, а что принято говорить после…? И как вообще себя вести? Как страстная парочка? Может мне стоит броситься к нему на шею, осыпая лицо поцелуями? Или наоборот, сделать вид, что ничего особенного не произошло, и для меня, как и для него, это вполне обыденное занятие? Таковым оно, разумеется, не являлось. Но я не ощущала себя ни влюбленной дурочкой, ни искушенной жизнью женщиной, я лишь поняла, что смотрю на Баки как на человека, о котором мне больше нечего узнавать. То есть не осталось, пожалуй, тех ситуаций, в которых мы бы друг друга не видели. В жизни, в работе, в общении, в отношениях. Он сидел посреди гостиной, такой домашний и абсолютно не похожий на Баки Барнса, с которым мне довелось когда-то познакомиться. Последние границы, что были между нами, словно исчезли. В конечном итоге я так углубилась в собственные мысли, что Барнсу надоело изображать статую, он повернулся ко мне и вскинул бровь в вопросительном жесте. С секунду я смотрела ему прямо в глаза, словно ища там какую-то подсказку, но ответов там не было, как не было их и у меня. Внутренний голос презрительно фыркнул собственной несобранности, и вторя ему, я сказала: — Ничего, — как бы отвечая на незаданный вслух вопрос. «Ничего» вот что представляла из себя эта ситуация. Ни смущение, ни сожаление, ни разочарование, а ничего. Ничего такого, чего не должно было быть и о чем сейчас стоит сокрушаться. И Баки это «ничего» понял, изобразив на своем лице самую наглую и смазливую из всех его ухмылку. Словно вчера в этой самой гостиной мы не сексом занимались, а проводили этап Олимпийских игр, и он взял «золото». — Поменьше пафоса. — С какой это стати? — мгновенно оживился он, откладывая в сторону мобильный (который и был объектом его внимания до моего прихода), и вальяжно закинул бионическую руку на спинку кресла. Я снова подумала о старшем брате, и на автомате осмотрела гостиную и коридор. В доме, разумеется, больше никого не было. — Твое хорошее настроение не вписывается в мое утро. — Уже двенадцать часов. Утро закончилось. Я взглянула на часы, с ужасом обнаружив, что Баки прав. Мой мозг отказывался понимать, в каком времени суток мы находимся и что должны делать. Смотреть на бодрого и пышущего здоровьем Барнса было невыносимо. И мне вдруг жутко захотелось удостовериться, что вчерашняя ночь — это не плод моей больной фантазии. Я подошла вплотную к Баки и наклонилась к нему, уперевшись руками в мягкие подлокотники. Таким я его еще никогда не видела. Барнс, практически не моргая смотрел на меня, в ожидании, как ребенок перед распаковкой рождественских подарков. Мне даже показалось, что он задержал дыхание. Мужчина еще больше откинулся на спинку кресла, разведя колени шире, чтобы я могла встать между ними. В уголках его глаз залегли крохотные морщинки. Его чуть отросшие волосы сейчас забавно сложились мягкими волнами, вместо жесткого ежика, а вот грубая щетина на щеках наоборот, шарму не придавала. Так близко можно было увидеть даже единичные волоски серебристого цвета. И все-таки он был человеком. Словно довольный, откормленный кот, разомлевший под мартовским солнцем, Баки сейчас был согласен абсолютно на все. Просто сидел, смотрел на меня, а на лбу было написано «делай, что хочешь». Но все, чего я сейчас хотела, и, к слову, осознание пришло всего мгновение назад, так это позавтракать. — Сотри это победоносное выражение со своего лица, пожалуйста, — сказала я, отступая назад. — Хочешь сказать, что тебе не понравилось? «Хочу обнять тебя так сильно, чтобы свело руки, а потом, возможно, пару раз укусить» — я мысленно улыбнулась этой идее. Вполне вероятно, но после завтрака. — Ничего такого сказать я не хотела. — Ты смотрела на меня сейчас так же, как на тот французский десерт в витрине магазина, — усмехнулся Баки. — Разве? — удивилась я, — тебе, должно быть, показалось. Баки издевательски-медленно покачал головой. — Не показалось. — Знаешь, что? Лицо мужчины снова приняло заинтересованный вид. — Мне срочно необходим кофе. Как я и думала, мой заботливый брат сходил в магазин, и теперь мне не грозила голодная смерть. Правда никакого желания готовить сейчас не было, поэтому я ограничилась минимальным набором еды. А Баки любезно предложила взять все, что ему захочется, потому что даже несмотря на все тонкости наших взаимоотношений, приносить ему кофе в постель или кормить с утра круассанами, заглядывая в глаза, я не хотела. К слову о Тиме. Поделившись с Барнсом своими опасениями по поводу внезапного возвращения домой старшего брата, я получила в ответ только короткую самоуверенную усмешку. «Я сделал бы то же самое», — сказал Баки на мое заявление о том, что Тим нам за эти шашни в его доме головы поотрывает. Но отбросив эти мысли, можно смело сказать, что утро постепенно налаживалось. Я слышала, как тихо-тихо работают механизмы под металлическими пластинами. Барнс сидел совсем рядом, положив свою левую руку на спинку моего стула так, что при желании я могла прилечь к нему на плечо. Но я подавила в себе этот псевдо-ванильный порыв, хотя и предложение было более чем навязчивым. Увлекшись собственными размышлениями, я не заметила, как Баки снова достал мобильный. На экране мелькнула строка загрузки, которая затем сменилась списком новых сообщений. Баки нажал на документ с названием «Nashville», и в следующем окне появились фотографии, снятые камерами наружного наблюдения. — Кто это? — нагло вмешалась я, заглядывая в экран, на седовласого мужчину на фото узнать никак не удалось. — Бывший руководитель оперативной группы, — пояснил Баки и перелистнул следующий кадр, — есть сведения, что он имеет отношение к программе ликвидации агентов. «Программе?» подумала я. Раньше речь шла лишь о единичных случаях, были предположения, что есть некий список, но целая программа по уничтожению бывших бойцов Гидры? — Откуда сведения? — Фьюри. Из моей груди вырвался раздраженный вздох. Нет ничего удивительного в том, что после случившегося Ник Фьюри ассоциировался у меня, как и весь Щ.И.Т., с обманом. — И ты ему доверяешь? — Стив доверял, — тихо ответил Баки, а после небольшой паузы, продолжил, — у Щ.И.Т.а осталось не так много нескомпрометированных людей, которым можно верить, у Фьюри список совсем короткий. Но он верен своим принципам. Фьюри не святой, я тоже, и понимаю его. — Что он ищет? — Людей, причастных к смерти Стива. То есть не тех, кто убил, а тех, кто умело сыграл на ситуации. Пропало несколько человек, а в СМИ вдруг снова встал вопрос о легитимности бывших товарищей Капитана Америка. Чем больше волнуется народ, тем более серьезные меры будет принимать правительство, и тем быстрее людей, реально способных что-то сделать, скрутят по рукам и ногам. — Так, подожди. Но ведь и ты попал во всю эту историю с отравлением токсином на задании, на которое послал тебя Фьюри. И после этого… — Он знал, что так будет. У меня перехватило дыхание. — Прости? Он знал, что ты мог умереть? Что там готовили какой-то препарат, нацеленный на уничтожение суперсолдата?! Барнс заметно помрачнел. — Знал, что, вероятно, будут ждать. Щ.И.Т. отправил Уилсона подальше, а тебя тогда переводили в другой штат, видимо хотели убедиться, что я тоже уеду, наверняка оставив Фьюри без подкрепления. Я начинала догадываться, почему Баки не рассказывал мне об их задании. Его попросил Фьюри не потому, что мой уровень не дотягивал до подобного рода информации, а потому, что он предполагал возможный контроль со стороны Щ.И.Т.а. И теперь, после того, как я подала в отставку, на моем пороге появился Баки, готовый делиться любой информацией. — Но у него ведь есть Картер? — Она чуть ли не больше остальных заинтересована в том, чтобы докопаться до правды. — Из-за Стива? Баки решил пропустить этот вопрос. Он убрал с экрана фотографии, среди которых я успела заметить карту здания и изображение целой компании людей, и открыл другой файл, параллельно начав пояснять. Гидра после побега Зимнего солдата всерьез обеспокоилась своим будущим. Они подготовили и завербовали слишком много потенциально-опасных людей, которые, сменив приоритеты, вполне могли выступить уже против них. Кто-то в Щ.И.Т.е, и Фьюри пытался выяснить кто именно, поддержал эту мысль. Для обеих организаций существовали только понятия «свои» и «чужие», и если бывшие наемники не выбирали ни одну из сторон, то автоматически становились угрозой. Как старый военный снаряд, засыпанный землей, никогда не знаешь, сработает или нет. Убрать никому неизвестного солдата им не составляло труда. Сложнее было с теми, кто начинал сопротивляться, как например тот мужчина, что устроил стрельбу в офисе. Он говорил нам, что хотел привлечь внимание, чтобы в новостях снова все не замяли, правда тогда мне совершенно было непонятно, для чего ему это. Теперь его мотивы прояснялись. Пристрелить в темном переулке Зимнего солдата они не могли даже при большом желании, поэтому решили, что его нужно сперва выставить в глазах обычных людей в таком свете, чтобы на улице буквально не давали прохода. По Вашингтону прокатилась волна акций и протестов с требованиями забрать щит Капитана у Уилсона и сослать того вместе с Барнсом куда-подальше, чтобы не порочили честь звездно-полосатой формы. Никто ни разу не обмолвился словом о том, что Баки прошел со Стивом бок о бок Вторую мировую. Говорили лишь о том, кем он стал после. На Сэма повесили ярлык предателя за то, что несколько лет назад отказался подчиниться властям, а его имя так и не появилось в Акте о регистрации супергероев. В итоге он перестал быть Капитаном, вернул форму и, что важно, отдал щит, хотя был достоин его не меньше, чем Стив, от которого он его и получил. В дело подключились Старк Индастриз во главе с Пеппер Поттс. Они заявили, что щит — это продукт их производства, а значит собственность компании. «Тони Старк бы не допустил, чтобы щит, сделанный его отцом, попал в руки какого-то клоуна в трико», пояснил мне Баки, поэтому Пеппер в память о своем муже и в память о Стиве Роджерсе, значившим для Старка многое, твердо решила приложить все возможные усилия, чтобы забрать щит и не дать распоряжаться им как эстафетной палочкой. Доверие к Щ.И.Т.у просело с еще одной стороны, но они легко приспосабливались, находя поддержку в иных организациях. Мне раньше казалось, что взаимодействие Щ.И.Т.а с полицией, больницами, транспортными департаментами и даже администрациями целых городов — это огромные возможности для работы. Так оно и было, но количество контактов не имело никакого отношения к возможности помогать всем и каждому, а скорее возможности прикрывать себя со всех сторон, когда надо, параллельно дергая за ниточки офицеров, детективов, начальников охраны, главврачей или сенаторов. — Так чего именно хочет Фьюри? — Найти того, кто планирует саботаж. Кому выгодна смерть Стива и отставка Сэма. — И для кого Мстители — как кость в горле? — Мстители тут не при чем, хотя они непременно припомнят все их «заслуги». На самом деле Мстители были как раз «при чем», но косвенно. Спасители Земли изрядно потрепали нервы и Гидре, и прочим тайным организациям, борющимся за власть. Супергерои заручились поддержкой простых людей, и даже после всех инцидентов оставались те, кто произносил их имена с гордостью и благоговением. Но Мстители были своенравны, и продемонстрировали это, отказавшись от Акта о регистрации. Пока были живы два столба, на которых держалась команда, а именно Старк и Роджерс, копать под Мстителей никто не решался, а если такие смельчаки находились, то ничего хорошего их не ждало. Но случилось так, что Стив отошел от дел немногим позже, чем погиб Тони, тут то и начала разворачиваться активная агитационная кампания. Старых наемников уничтожали с целью выгодной замены ресурсов. Людей со сверхспособностями (врожденными или же приобретенными) было много, но не все из них горели желанием показаться на свет божий, еще меньше из них добровольно согласились бы примкнуть к Гидре. И им, видимо, так надоело подлавливать индивидуумов по закоулкам, что было принято решение объявить «кастинг». Никто это так, разумеется не называл, но мероприятие было схожим. После похорон Капитана Америка объявились по меньшей мере семь человек, утверждавшие, что обладают способностями. Долг вынудил их выйти из укрытия, их мотивировал пример Роджерса, а злые языки вдобавок скандировали «герой пал! Кто защитит нас теперь?». Их отлавливали, как мотыльков, летящих на огонь. Половине не было и семнадцати лет. Совсем дети. Чем больше оказывалось давление на бывших Мстителей, тем больше появлялось желающих занять их место. Если способности были выдающимися, то в дело подключалась вербовка Гидры, если очень выдающимся, то присоединялся Щ.И.Т., если они получали отказ, то работали по принципу «так не достанься же ты никому». — Хорошо. Какой план? — спросила я, дослушав лекцию. Баки непонимающе моргнул. — Делать что собираемся? Что ты улыбаешься? Я не могу после всего услышанного остаться в стороне. К тому же ты теперь особой живучестью не отличаешься, будем играть на равных. — На равных? — Барнс заулыбался еще шире. — Мне нравится твоя самоуверенность. — Не самоуверенность, а адекватный взгляд на вещи. Эпоха героя-одиночки прошла, теперь привыкай работать в команде. Я понимала, что Баки не хотел, чтобы эти дела касались меня, и как истинный джентльмен, отговаривал до последнего. Но эта затея изначально была обречена на провал, и мы оба об этом знали. Пререкания продолжались до тех пор, пока ему не позвонил Сэм и не попросил «срочно выезжать». — Что, не хочешь мешать личное и рабочее? — усмехнулась я, когда все убедительные доводы у него закончились. Барнс сидел на пуфике в прихожей, зашнуровывая грузные армейские ботинки. — Мы уже это сделали, — ответил он, скривившись, и с силой дернул шнурок. — Я могу сделать вид, что мы не знакомы, если хочешь. И все будет как раньше. Или, если ты не желаешь, чтобы мы как-то афишировали… Тут я запнулась, не зная, какими словами описать то, что между нами происходило. Отчасти я боялась, что наши представления об этом сильно разнятся. — Нет, — Барнс мотнул головой и нахмурился. Он расправился с обувью, и подхватил с крючка свою куртку, — это тут не при чем. Там будет небезопасно. — И что? Баки, ты меня удивляешь иногда своей наивностью. Мы работали вместе бок о бок почти год и ни разу ты не заикнулся об опасности и не попросил держаться в стороне. И сейчас не нужно. Это мой выбор и он был таким с самого начала. Да и я бы еще поспорила, о ком из нас нужно беспокоиться. — Я…- начал говорить он, как вдруг запнулся. В моем кармане запищал телефон. Лицо Барнса вмиг изменилось, принимая то же самое выражение, что я видела вчера ночью, обнаружив в доме незваного гостя. Он выжидающе уставился на меня. Я достала смартфон, быстро взглянула на экран и «смахнула» уведомление о новом сообщении. Пришлось оправдываться: — Ерунда. — Не испытывай мое терпение, — произнес Баки по слогам. Было в новинку осознавать, что ревность в нем нисколько не отличалась от того состояния, с которым он отправлялся на задания. И это отбивало всякое желание шутить по данному поводу или подтрунивать его. — Нет повода для того, чтобы так остро на это реагировать. Я сказала нечто банальное, не догадываясь, что совершенно не знаю этого Баки. В голове мелькнула паническая мысль, которую Барнс легко считал у меня по глазам. Уголки его губ чуть дернулись, в отнюдь не дружелюбном смысле. Передо мной стоял Джеймс-Жуткий-Собственник-Барнс, чьи границы дозволенности были неизвестны. — Я не из тех, кто отойдет в сторону, — заявляет он, обозначая свою позицию относительно любых других представителей мужского пола в моем окружении. Стоило ли сомневаться? Определённо нет. Но стоило подумать об этом раньше. Барнс азартен и неумолим в достижении цели, которую он перед собой ставит, это я уяснила давно. О его методах работы впору писать докладную на сто страниц и еще сто про то, как мы собачились по этому поводу, а потом он все равно делал по-своему. Баки и отношения — тема неизученная и требующая конкретных статистических данных, которые, очевидно, я соберу на личном опыте. — Хорошо, намек понят. К тому же я не собиралась давать причину для беспокойства, учитывая твой возраст, любое переживание может стать фатальным. Когда Баки снова начинает говорить, его голос уже не звучит угрожающе, но в нем все еще сквозят стальные нотки. — Мой возраст волновать тебя не должен, — он по-хозяйски кладет руку мне на поясницу. — Жаль. Мне в определенный момент даже начало нравиться возиться с тобой, а не только выяснять отношения. — Будем совмещать, — поспешили меня заверить. В его взгляде мелькнул трепещущийся огонек нежности, который видеть мне доводилось настолько редко, что каждый раз создавалось ощущение, будто я стала свидетелем чего-то личного, почти интимного, и тут же хотелось сменить тему или вовсе уйти. Так Баки смотрел, когда рассказывал о своем детстве, так иногда мог позволить себе заикнуться о планах на жизнь «после». С надеждой. Я могла бы попытаться представить наше совместное будущее, но что-то подсказывало мне, что до «долго и счастливо» еще о-о-й как далеко. — Так, солнышко, давай-ка сведем эти ванильные речи к минимуму, а то боюсь очень быстро тебя разочаровать, — без особых усилий выскользнув из его рук, я отошла обратно. — Вчера ты была более сговорчива, — сказал он с тем же ехидством, с которым смотрел на меня час назад. Терпеть это было бы верхом идиотизма. — Совсем охренел? — вскрикнула я, чувствуя, как предательски пылают щеки. — Я не понимаю, что тебе нужно, — признался Баки и пожал плечами, как если бы действительно был в замешательстве, а не демонстрировал свои актерские таланты. — Быть милым — нельзя, не милым — тоже. Слова «милый» я от него, кажется, вообще никогда не слышала. И когда Баки произносил это, то его губы непроизвольно растягивались в улыбке, обнажая ряд белоснежных зубов. И в этой улыбке не было ничего от «Солдата», только Джеймс Барнс. — Ты кидаешься из крайности в крайность. Будь собой. — Я разносторонен. — Ты притворщик. И тебе нравится изводить меня. — С каких это пор попытка поднять настроение — означает изводить? Я поняла, что спорить с ним сейчас бессмысленно. Уж если в гневе этот человек был непреклонен, то со счастливым и довольным связываться без необходимости я никому бы не советовала. Баки нужно ловить на чем-то «нейтральном», потому что «злой Баки» — это ссора, а «веселый Баки» — это неожиданный спарринг с Уилсоном посреди номера в отеле. — Все, сдаюсь. Делай, что хочешь. Восприняв это как призыв к действиям, Баки шагнул ко мне. — А что, если я хочу романтики? Я страдальчески вздохнула, а мужчина, наоборот, воодушевился идеей окончательно испортить мне начало дня. Хотя в его мыслях определение было иное. — Отстань. — Хочу держать тебя за руку, — продолжал он, — гулять вместе. Обнимать вот так, — Баки ловко притянул меня к своей груди, демонстрируя что значит «вот так», и стал медленно покачиваться из стороны в сторону. Я ощутила себя котенком, попавшим в плен к гиперактивному ребенку, требующему общения. Пришлось прикинуться неодушевленным предметом, впрочем, Баки это не остановило. Маленький червячок, давным-давно поселившийся в моей душе, вдруг решил о себе напомнить. — А вот тогда, в Румынии, — я покорно замерла, уткнувшись носом в широкую грудь, — когда вас с Уилсоном понесло на стриптиз. Тебе тоже романтики хотелось? Бионическая рука скользнула прочь с моей спины. Шах и мат, черт небритый. У меня не хватило бы слов, чтобы описать, с каким облегчением я отпустила эту обиду. Что-то такое чисто женское, стервозное, сидело и довольно потирало ручки. Все романтические настроения были срезаны на корню. Баки мое замечание оскорбило, или же он хотел, чтобы я так думала. Но как иначе? Без таких вот дружеских «пинков» мы с ним засахаримся в этих чувствах, как две мармеладины на дне пакетика Haribo. Я сделала это из благородных побуждений. А Барнс сделал вид, что огорчен. А Я сделала вид, что поверила. У него снова зазвонил телефон, Сэм на том конце провода начинал терять терпение и надежду куда-либо успеть. На мой вопрос «куда ты сейчас?» (который следовало бы задать до едкого замечания), Баки исчерпывающе ответит «дела». Он вышел за дверь в тишине, но развернулся на пороге, драматично вздохнув. — Ревность тебе не идет. Игра продолжилась. Теперь этот бывший герой коммунистического труда силился показать мне, как сильно была задета его тонкая душевная организация. — Просто держи свой член подальше от дешевых проституток, и будет тебе счастье, Барнс. — Если тебя это волнует, — начал он с таким выражением на лице, словно репетировал речь на прием к английской королеве, — поспешу заверить, он весь твой. — Тогда вышли мне бумаги на передачу собственности, — успела сказать я, прежде чем закрыть входную дверь.