Я Хочу, Чтобы Ты Был Моим Мужем

В этом мире человек может умереть от горя. Хорошо, что Шен Цинцю знает, что этот мир — не настоящий. Что все здесь — просто персонажи кем-то написанной истории. Всегда грустно, когда умирает твой любимый персонаж, но ведь это не конец света. В одной из его любимых новелл, когда его любимую героиню внезапно убили в пятидесятой главе, он был настолько несчастен, что не выходил из комнаты все выходные. Так что, естественно, он грустил из-за Ло Бинхэ. Ло Бинхэ был его любимым персонажем в той истории, в которой он жил. Конечно же, ему будет даже грустнее, чем обычно было бы. Но это ничего. Всё это происходит не по-настоящему, так что, всё в порядке. Шен Цинцю просто должен собраться потихоньку, перестать грустить, заняться своими делами и жить дальше. И это даже было не сложно, да. Когда Юэ Циньюань нашёл его, он уже потерял очень много крови и несколько раз терял сознание. К счастью, на площадке среди взрослых заклинателей было несколько целителей, так что он выжил. Кажется, он говорил что-то несуразное, потому что Юэ Циньюань почему-то вручил ему осколки меча Ло Бинхэ, завёрнутые в его плащ, и нефритовый кулон на порванной цепочке, и тогда он смутно почувствовал, что это всё очень-очень важно, и даже успокоился немного после того, как получил все эти вещи. Люди в бреду творят странное. Жалко, толку от него особо не было, и он так и не смог тогда помочь закрыть портал и прогнать монстров с турнирных земель. Да и потом у него не было шанса — он пострадал слишком сильно, чтобы столько двигаться. Но в результате всё обернулось тем, что ни его, ни Юэ Циньюаня больше не подозревали в срыве турнира и сговоре с демонами. Он даже получил несколько писем с извинениями, и перед ним извинились ещё и те люди, которые прямо обвиняли его во всём, когда всё только началось. Он не понимал, с чего вдруг люди так резко поменяли свои мнения, но, в любом случае, это было хорошо. С тех пор, как Ло Бинхэ погиб, его меч остался без дела. Шен Цинцю починил его, но больше с ним было делать нечего, так что он расположил его в одном укромном уголке в своём саду. Ло Бинхэ нравилось это место, потому что там рос бамбук. Он говорил, что бамбук хорошо подходит Шен Цинцю. Наверное, он бы не стал возражать, узнав, что его меч теперь хранится там. Ещё одна вещь изменилась — Шен Цинцю пришлось нанять новых слуг раньше, чем это ожидалось. Занимаясь то одним, то другим, он на какое-то время позабыл об этом. В прошлой жизни у него не было никаких слуг, так что, казалось, что не очень-то они и нужны, но неопровержимый факт состоял в том, что человеку его положения без них было не обойтись. Ему нужна была помощь, чтобы подобающе одеться, следить за чистотой своих комнат и заботиться о прочих мелких вещах. Без этого он стал выглядеть неопрятно, и Лю Цингэ, в конце концов, воспользовался своим положением первого супруга и нанял двух молодых людей — Мин Фаня и Нин Инъин, чтобы они стали личными слугами Шен Цинцю. Получить сразу двоих слуг — признак того, что теперь к нему было больше расположения. Обычно у вторых супругов было больше одного слуги, но его предшественника в этом ограничили. Шен Цинцю всё забывал поблагодарить Лю Цингэ за услугу. Это было хорошее решение и хороший выбор — его новые слуги оба уже знали свою работу, и, кроме того, были одарёнными и перспективными начинающими заклинателями. Единственная критика к ним состояла в том, что они слишком уж беспокоились о его здоровье, и всегда суетились, когда он отказывался от пищи или выпадал из реальности, потеряв счёт времени. Можно подумать, что он действительно скоро умрёт голодной смертью, если посмотреть, насколько сильно они суетятся, но ведь Шен Цинцю на самом деле не нуждался в пище. Он просто не хочет — к чему такое беспокойство? А вот то, что он порой выпадал из реальности — было уже проблемой. У него были дела, в конце концов. Встречи, которые нужно было проводить, планы, над которыми нужно было работать, ученики, которых нужно было обучать. Почему-то, когда он вдруг уходил в себя, он потом всегда обнаруживал, что стоит перед мечом Ло Бинхэ. Скорее всего, потому что здесь он находил себе тихое место, где его никто не побеспокоит. Его всегда провожали странными взглядами, когда он направлялся сюда. Но ничего в этом такого не было. Это просто хороший, тихий уголок — потому-то он и оставил меч здесь. Придя в себя после очередного такого случая, он повернулся и пошел прочь, напоминая себе о том, что он уже месяц как собирается поблагодарить Лю Цингэ. Нужно пойти и сделать это — лучше поздно, чем никогда. Он же не хочет снова вернуться к старому образу человека проблематичного и неблагодарного, так ведь? Юэ Циньюань зачем-то постоянно присылал ему подарки, что, пожалуй, хороший признак того, что он всё ещё здесь имеет вес, но с другой стороны, слишком много внимания — тоже проблема. Почему господин по-прежнему так прохладно относится к Лю Цингэ? Может, он опять что-то с сюжетом напортачил? Исполненный решимости, он твёрдыми шагами направился в покои первого мужа. Как и можно было ожидать, Лю Цингэ тренировался. Его движения были сильными, красивыми, выверенными, даже тогда, когда он не использовал духовную энергию. Шен Цинцю молча наблюдал, пока его не заметили, и в этот самый момент Лю Цингэ чуть ли не споткнулся. Оглядевшись вокруг, он направился прямиком к Шен Цинцю. — Где твои слуги? — спросил он. Ох, точно, ради приличия стоило взять их с собой. Он забыл об этом. — Не знаю. — признал он. Потом вежливо поклонился, про себя порадовавшись тому, что в этом сеттинге не нужно было падать ниц каждые пять минут. — Кстати, об этом. Второй муж хочет поблагодарить Первого Мужа за его столь щедрый поступок. Лю Цингэ потоптался на месте. — Не нужно меня благодарить. — грубо отрезал он. — Мои личные заботы заставили Первого Мужа беспокоиться, — возразил он. — И теперь у меня двое слуг вместо одного. Как я уже сказал, это очень щедрый поступок. Когда Шен Цинцю выпрямился, то вдруг ощутил в горле странную тяжесть. Лю Цингэ уставился на него, замерев, как олень в свете фар. Его взгляд был необъясним. Он смотрел с тревогой, но… Вокруг не было ничего такого, чтобы её вызвать. Почему он на него так странно уставился? Не понимая, он тоже уставился на Лю Цингэ, когда тот протянул ему носовой платок. — Твои глаза, — сказал он, нахмурившись. Шен Цинцю озадаченно поднял ладонь и осознал, что его щёки были мокрыми. Когда это случилось? Он моргнул, открыл рот, чтобы объясниться… Но не смог. Ему оставалось только покорно взять протянутый ему платок. Платок был совершенно обыкновенный, с тонкой вышивкой по краю. Он вытер лицо и попытался прочистить горло, но вставший там ком никуда не исчезал. В Лю Цингэ была искренняя доброта. Его жест не был странным или чуждым, пускай обстоятельства, вызвавшие его, были далеки от понимания. Шен Цинцю уже не был уверен, знал ли он, что Лю Цингэ — добрый человек, потому что лично прочёл однажды мысли, которые были в его голове, или же благодаря тому, что он прочёл его мысли, он теперь был способен правильно истолковывать его поведение. Но он чувствовал, он определённо знал, что, несмотря на свои резкие черты характера и отстранённость, Лю Цингэ — хороший человек. И он был достаточно интересным главным героем, чтобы Шен Цинцю продолжал читать ту историю, которая ему, в общем-то, и не нравилась, и не просто потому, что он превосходно сражался или просто был крутым. До того, как он подружился с Ло Бинхэ, он бы совершенно точно заявил, что его любимый персонаж новеллы — это Лю Цингэ. И пока он стоял там, вытирая свои слёзы, которые появлялись снова и снова на его лице, он почувствовал, что отчаянно нуждается в чём-нибудь хорошем. Он не помнил, как он сдвинулся с места, или как на это решился. Если бы он соображал сейчас получше, а его тело не сошло вдруг с ума, выдавая совершенно неадекватную реакцию на обычный разговор, он бы невероятно смутился. Но в какой-то момент он шагнул вперёд и его голова опустилась на плечо Лю Цингэ. Они стояли друг напротив друга. Лю Цингэ стоял весь напряжённый и твердый, как доска, и единственной точкой их соприкосновения был лоб Шен Цинцю, прислонившийся к мягкой ткани на его плече. Он прижал платок к щекам, чтобы не закапать слезами одежду Лю Цингэ. Что ты тут устроил? — голосили в нём остатки разума, — Ты же мужчина! Возьми себя в руки! Он только-только начал отстраняться, когда Лю Цингэ поднял руку и крепко обнял его за спину. Несколько мгновений они оба стояли в этом невнятном объятии. Как будто оба знали, что если переступят некую границу, то окажутся в сложном положении. Рука Лю Цингэ была тёплой. Шен Цинцю закрыл глаза. Его горло подрагивало, плечи тряслись, и что-то опасно похожее на рыдания рвалось из его груди. И Лю Цингэ обнял его обеими руками. Жёсткость и твёрдость Лю Цингэ никуда не делись, но его плечи как будто расслабились. Он обвил Шен Цинцю руками, прижимая его к себе и опуская ладонь на его затылок. Шен Цинцю уже не мог держать платок на месте, когда его заплаканное лицо уткнулось в чужое плечо. Обыкновенным объятием это было назвать трудно — его как будто вдруг схватила каменная статуя, но всё возможное недовольство Шен Цинцю моментально рассыпалось перед искренностью этого жеста. — Если тебе нужно плакать — плачь. — сказал ему Лю Цингэ. Шен Цинцю зажмурился ещё сильнее и вцепился в его спину, сдавшись и зарыдав в голос. Рука на его затылке шевельнулась и погладила его по волосам. Они замолчали. Шен Цинцю говорить уже не мог, а Лю Цингэ, скорее всего, понятия не имел, что тут можно вообще сказать. Но Шен Цинцю чувствовал, что наконец-то нашёл кого-то, на кого можно опереться, нашёл то, чего ему так сильно, отчаянно не хватало. Он не мог отказаться от этого. Он подумал, что если вот так вот позволить внезапному эмоциональному всплеску взять верх, то остановить его будет довольно сложно, и он не ошибся, потому что провёл до смешного много времени, рыдая на плече бедного Лю Цингэ. Совершенно ясно, что что-то идёт не так. Ничего хорошего тут не было. Над чем он вообще плакал? В любом случае, думать об этом было уже слишком поздно. Когда он закончил, он почувствовал, что совершенно вымотался. Как будто все силы из него вылились вместе со слезами, и он чувствовал только смертельную усталость. Его рука слегка дрожала, когда он, наконец, упёрся ей в грудь Лю Цингэ, пытаясь отойти. Он позволил ему отстраниться немного, но всё ещё обнимал, успокаивая. — Оставайся на ночь. — сказал Лю Цингэ. Шен Цинцю чуть не упал. Что?! В каком это смысле? Он похлопал ресницами, смаргивая слёзы, и хотел было возразить, когда Лю Цингэ отвернулся и неловко помялся на месте. — Я с тобой ничего не сделаю. — сказал он тоном, подразумевающим, что это и так должно было быть очевидно. Не то, чтобы Шен Цинцю действительно подумал, что он собирается «что-то с ним сделать», конечно, но на самом деле двум супругам ведь не подобало делить одну комнату на двоих. — Тебе нельзя быть одному. — Нельзя… ? Ох. Ну да, он же только что выплакал целое озеро. В мире, где эмоциональные срывы воспринимались серьёзно и считались первым признаком тяжёлой болезни. Тогда в этом был смысл. Даже если он не мог объяснить, что произошло, то с точки зрения Лю Цингэ это всё выглядело скорее предпосылками к фатальной катастрофе. И конечно, очевидно было, что ему надлежало бы провести ночь с Юэ Циньюанем. И точно так же очевидно было, что Шен Цинцю на это не пойдёт. Невозможно представить, что Лю Цингэ не замечал, что господин никогда не «удостаивает вниманием» спальню второго мужа по ночам. Когда он снова смог заговорить, его голос звучал очень хрипло. — Это… Неуместно. — неуверенно сказал он. Лю Цингэ нахмурился. — Кого это волнует? — возразил он, — Если господин против, то пускай будет против. Это бессмысленно. Мы оба ему супруги, но если вдруг мы останемся вдвоём, то мы этим оскорбим его? Двойные стандарты тут довольно очевидные. В таком мире они и живут. В дурацком, несправедливом, глупом мире, в котором всем плевать, кто и чего хочет. — А может, по-настоящему оскорбительно для господина должно быть то, что он доверяет нам свой дом, своё состояние и свою жизнь, но подозревает, что мы предадим его таким образом? — продолжил Лю Цингэ. Шен Цинцю покачал головой. Он не знал, как относиться к тому, что Лю Цингэ решил вдруг раскритиковать Юэ Циньюаня. У них и так всё было непросто! Он теперь был вовсе не уверен, будет доверять им Юэ Циньюань или не будет — у Лю Цингэ ещё был кредит доверия, а вот о Шен Цинцю подобное сказать сложновато. С другой стороны, его предшественник много чем отличался, но налево никогда не ходил. Большей проблемой была репутация. Пойдут какие-нибудь слухи — слуги постоянно сплетничают, и они, естественно, всё узнают, а если пытаться скрыть всё от них и ото всех, то всё обернётся только хуже, если их заметят. Тогда слухи станут сразу обвинениями, и кто знает, как это скажется на репутации Юэ Циньюаня при дворе, ведь политические игры — такая тонкая материя… И всё же, сейчас это казалось Шен Цинцю совершенно неважным. Зная обо всём этом, зная о том, как такое поведение может повлиять на их положение, и, соответственно, на средства к существованию, он должен немедленно повернуться и уйти в свои комнаты, где уже давно всё не так, как должно быть… он не мог себя заставить. — Оставайся, если хочешь, — поправил себя Лю Цингэ, и его голос был необычайно тихим. В итоге Шен Цинцю пошёл за ним следом, в его покои, в которых раньше бывал только мимоходом. Лю Цингэ уселся возле него на небольшой диван, и тихо читал ему учебник по самосовершенствованию, Шен Цинцю уже не разбирал, какой именно. Лю Цингэ просто был рядом — теплый и твёрдый. А Шен Цинцю устал, он так устал, что просто прислонился к нему и заснул под тихий шелест переворачиваемых страниц.