***
Время прошло немного. Она была миленькой в разговоре с Фростом, но пока ехала, успела очень о многом задуматься. У нее часто возникали странные агрессивные мысли. Навязчиво много, они сменяли одна другую в секунду. И девочка не контролировала это в своей голове, а поддавалась. На льду ее сознание резко остудилось. И мысли уже не терзали ее голову. А перешли к управлению ею самой. — Люси, хватит раскатывать коньки! — строгая тренер по фигурному спорту подобрала чехлы, брошенные девочкой у порога, и выпрямилась. Квиннзель скользила по льду, единственному освещенному светом, гоняла из стороны в сторону, смотря перед собой, задумавшись и не слушая никого. Ей нравилось состояние напряженных мышц в ногах, этого полета, рассекания воздуха взмахами рук. Она знала много красивых движений. И уже вела свою собственную тренировку. Девочек отвели в гимнастический зал, растягиваться, сегодняшнее занятие должно проводиться там. Поэтому на стадионе осталась только учитель Квиннзель, уборщица трибун и сама Люси. Свет везде выключен, пустота. Но юную хулиганку не удавалось выгнать со льда. Который уже был давно раскатан, исцарапан и в снегу от лезвий коньков. До нее здесь занимались хоккеисты, поэтому это не место для тонких ножек девочки-фигуристки. — Люси! Хвостики девочки летели, развивались на лицо, по плечам, футболочка повторяла изгибы в движениях стремительной спортсменки. Глаза ее снова почернели вокруг, словно накрашены тенями, взгляд стал таким злым и ведьминским, а улыбка розовыми губками сменился на мстительный оскал. Квиннзель не слышала женщину и не обращала внимания на то, что трибуны затемнены и пусты. Ей казалось, что толпа ликует, лицезрея ее одиночное выступление, все восхищаются ею! Маленькая фигуристка не ощущала холода, не думала о реальном окружающем мире. Ее захватили мысли. Беззвучная драматическая музыка в ее голове подходила к концу, срывалась с пика, как и ее эмоциональное состояние. Поворот, прыжок, приземление на одну ногу. И на середине катка девочка резко остановилась и замерла в отчаянной раскрытой позе перед пустым залом. Грудь тяжело и часто вздымалась. Глаза прошлись по пустым местам, голова безжизненно откинулась назад и Люси рухнула на лед. Удар отдался во всю спину, по позвоночнику и остро пронзил голову. Ледяные крошки впились в спину тонкой девочки, волосы раскиданы по снегу, руки по сторонам. Она закрыла глаза и пытается отдышаться. В наслаждении от этой холодной боли, острого чувства. Так она чувствовала хоть что-то кроме навязчивой агрессии в сторону окружающих. Поэтому направила ее на саму себя. Только так можно от этого избавиться. Она лежала и отдавалась льду. И сколько бы там пролежала неизвестно. Пока тренер не выбежала на лед и не подняла ее. Крики были глухими, словно Люси под водой. Ее кто-то тряс, поднимал, кто-то теплый. Это заставило ее выйти из транса. Дальше наступила пустота и темнота.***
— Как прошла тренировка? — Харлин переложила из сковородки еще один оладушек на пустую, измазанную вареньем тарелку дочери. — Хорошо. Но я мало была на льду. — сначала легко ответила Люси, крутя нож и вилку в руках и аж с подпрыгиваниями болтая ногами. И перед поеданием оладьи, тише добавила. — Я снова упала, — то ли обиженно, то ли со злостью на себя произнесла под нос девочка. — О, дорогая. Это был какой-то новый прыжок? — сочувствующе ответила Харлин, убирая посуду на место. Рукав свитера задрался и девушка увидела, что следов от татуировок почти не осталось. Значит, все прошло. Их жизнь снова прежняя. — Нет, — с паузой и задумчиво сказала Люси. — у меня были такие мысли, что нужно было их куда-то деть. И я упала специально и ударилась об лед. — рассказывала тихо Люси, смотря в сторону. Харлин медленно и настороженно обошла ее сзади и увидела в волосах на затылке между хвостиков запекшуюся кровь из ранки. — И мне было приятно ничего не чувствовать из-за холода. — заключила девочка. — О, боже мой, Люси, — блондинка поднесла руки к губам. — ты правда так сильно упала? — Я же сказала. Так надо было. — но малышка понимала, что сама не может объяснить это маме. — «Надо было»? О чем ты говоришь? И почему мисс Крэйвен не позвонила мне? — Харлин присела перед девочкой. — Я знала, что ты расстроишься. — ответила Квиннзель. — И потом. Я ведь не сильно упала. Я падаю часто. Иногда мне хочется спрыгнуть с высоты. Я не ощущаю страха, что это опасно. Мне нравится это короткое состояние падения. И в прыжках на катке тоже. Мы гуляли… И я спрыгнула с высокой лазелки. Но боль не напугала меня. — девочка голубыми глазками посмотрела на маму. — это плохо? Харлин покрылась мурашками. И вспомнила, как она сегала со всех высот, с каких могла, будучи Харли Квинн. В чан с химикатами, с вертолета, с веревки, с крыши отеля, из окна… И она тоже не понимала, что это может привести к смерти. И самое главное. Харли Квинн не чувствовала боли. Только от Него. — Тебе самой хочется делать это? — едва приподняла брови блондинка. — или кто-то тебе это говорит? — Мне самой. — пожала плечами Люси. — наверное, это потому что я давно не выступала и не прыгала тулупы, которые знаю. Мисс Крэйвен говорит, что нужно больше тренироваться на гибкость, а я… — Люси, почему ты не сказала мне, что упала в школе? Тебя кто-то обижает? Я видела твои разорванные колготки. — перебила девочку обеспокоенная мать. — Это было когда я прыгнула с лазелки, — сразу же заверила ее Люси. — я не буду больше. Но она знала, что будет. И маме рано или поздно предстоит все узнать. — Хорошо, милая, — Харлин поспешила забыть все эти мысли и поцеловала дочку в лоб, возвращаясь к своим делам. — но если тебя что-то тревожит, ты всегда можешь мне рассказать, правда? Девочка крутит пуговки на джинсах и смотрит в окно. Оно открыто. — Да. Нет. Люси посмотрела на Харлин. Одна прядь ее белых волос спадала на щеку. Там в этом месте всегда был странный маленький шрамик на поверхности кожи. А когда она была в образе Харли Квинн, то вся была в татуировках. И на щеке тоже. Маленькое сердце. А потом они исчезали. Девочка поднесла пальцы к своей правой щеке. В последнее время она часто чесалась и пощипывала. Люси доела и вышла из-за стола. И весь вечер девочка сидела перед своим туалетным маленьким столиком и рассматривала отражение. У ног спал Сэми. Люси очень внимательно наблюдала за собой, своими движениями, когда расчесывала белые волосы. И чем дольше она смотрела себе в глаза, тем цветнее становились кончики. Щека была немного покрасневшей. Юной Квиннзель казалось, что и сами глаза темнеют с каждой минутой. Она превращалась в свою мать…