***
Он пытается убежать. Снова. Во сне, наяву, он везде пытается убежать, но не может. Он выжимает из себя все силы до последней крупинки, но его как будто парализует, ноги в очередной раз подкашиваются — и вот он снова лежит на дороге, тяжело дыша и презирая себя за свою собственную беспомощность. Из-за обуви, неподходящей по размеру, ступни Сокджина начали кровоточить, причиняя ужасную боль, и любому другому не то что бегать, даже ходить было бы ужасно больно. Он перестал учить соседних детей грамоте и письму. Обычные действия были доведены до автоматизма. На него то и дело поглядывали косо люди, пару раз даже приносили немного еды, думая, что в семье денег не хватает даже на банальный хлеб, который стоил в Долоре отнюдь не дёшево. Глядя на себя в зеркало, что висело в ванной комнате, он понимает, почему соседи всегда провожали его фигуру печальным и сожалеющим взглядом. одежда, что некогда была впору, сейчас весит как на вешалке одним огромным мешком; синяки под глазами цветом с уголь, к этому всему прибавляется болезненно-бледный цвет кожи. Он осматривает ванную, примечая, что вода уже давно набралась и пора бы уже выключить её и с головой погрузиться, пытаясь в очередной раз выкинуть из головы образ тех мужчин, раздражающие до скрежета зубов и в то же время пугащие до чёртиков голоса, мерзкий смех и касания. Он хочет смыть с себя их прикосновения. Наверное поэтому он терёт кожу на руках, ногах, везде, жесткой мочалкой, намыленной хозяйственным мылом. Кое-где проступает кровь, а сама кожа, кажется, горит огнём, но он продолжает натирать, чувствуя, как слёзы вперемешку с потом стекают вниз по щекам, пока не слышит стук в дверь, а потом и голос старшего брата. — Сокджин-а? Ты в порядке? Прокашлявшись и утерев лицо, он кладёт мочалку на место и, стараясь скрыть дрожь в голосе, отвечает: — Всё хорошо, я выхожу скоро. Правда ли всё хорошо?Sam Smith — Fire On Fire.
Нежным взглядом он смотрит на младшего брата, что радостно подёргивал ножками в воздухе и улыбался, глядя на Сокджина. Чону скрашивает его серые дни, даже сам того не понимая. Своей беззубой улыбкой он лечит чересчур глубокие раны на сердце и душе Кима. Он готов убить себя за ту беспричинную ненависть и злость к этому чуду после смерти отца. Омега протягивает руку брату и чувствует как маленькие пальчики крепко ухватились за его собственный палец. Мальчик издаёт восторженный писк, когда Ким неожиданно хватает его на руки, кружа над головой и что-то тихо поговаривая. — Спасибо, Чону-я. Спасибо, мой маленький лучик света. Спасибо за то, что появился в моей жизни, — улыбаясь сквозь слёзы, парень целует ручки брата, которыми он пытался хорошенько ухватиться за нижнюю губу старшего. — На! — вместо привычного «агу» говорит он. — На! — задорно повторяя слог, он машет ладошкой в сторону Сокджина. В этот момент Ким пообещал и себе, и брату, чтобы не случилось защищать его. Защищать любой ценой и обеспечить ему жизнь, которую он заслуживает (она уж точно будет получше жизни Джина).***
— Сын, Сокджин. Мне нужен сын, не ты, не твоя чёртова привязанность или верность, мне нужен сын-альфа, которому я отдам всё это, — он проводит руками по воздуху. — Я должен передать своему сыну это всё, сыну, которого ты мне не можешь дать! Чон подходит к столу, где стоял Ким, толкает его в сторону, сметая все находящиеся на нём предметы, включая их совместную фотографию, что ему когда-то подсунул омега. — Сокджин, я много прошу? — он поворачивает голову в бок и, тяжело дыша, смотрит на его. — Я много прошу?! Почему ты молчишь, когда я тебя спрашиваю?! — Чон ударяет кулаком по столу. — Я подобрал тебя с улицы. Одел тебя в одежды лучших дизайнеров, дал крышу над головой. Я сделал всё, что улучшило твою жизнь в сотню, нет, в чёртову тысячу раз! И ты чем ты мне отплатил? — Я не просил тебя об этом, — сжавшись у стены, шепчет Ким. — Что? — альфа поворачивается всем телом к нему. — Я не просил тебя об этом, — уже смелее говорит парень. — Я не просил тебя забирать меня из Долора, не просил отлучать от семьи, от брата. — Почему тогда не ушёл? — складывая руки на груди, спросил Чонгук. — Я ведь пытался, ты разве не помнишь? Я тогда лежал, с мать их, сломанными рёбрами в больнице! — А когда я тебе дал возможность? Когда я тебе сказал бежать от меня, пока не поздно! Почему ты остался со мной. — Потому что полюбил, — горько признаётся Ким, а потом продолжает: — А теперь жалею. — Жалеешь? Он угукнул, опускаясь на пол. — Жалею, что полюбил и продолжаю любить. У нас был сын, если ты забыл, был малыш, которого я рожал, пока ты был в горячо любимой "Эсмиральде", окруженный омегами. Сын, который умер спустя пару часов после своего рождения. Но ты почему-то забыл про Чонсу. Забыл про того, кому радовался первые пять месяцев долбанной беременности. Тогда Чонгук впервые пожалел о своих словах. Какого чёрта ему это снится?