Маскарад

Дайго устало выдохнул. Они с Кеном помыли всю посуду и немного прибрались на кухне. Особого бардака там, к счастью, и не было. В комнате делать нечего, да и Мидорикава за сегодняшний день сильно устал, поэтому не хочет куда-либо идти пока что. Они договорились, что ближе к вечеру кто-то из них зайдёт к другому в комнату, и если никто не будет спать, то, возможно, погуляют недалеко от дома. Вакия был с Киямой, они ушли вместе смотреть какие-то старые фильмы, которые Рантаро давно присмотрел, и пусть Мурасаки немного ворчал насчёт этого, но от совместного времяпровождения не отказался. А Вальт должен был быть в комнате Шу, и это немного волновало Дайго. Весь день альбинос словно на иголках, поэтому Курогами сильно волновался, как бы он не причинил синеволосому вреда. Сам брюнет решил сходить в ванную, чтобы хоть немного убить время. На нём, как обычно, мастерка и бриджи. Хотя он до конца не понимал, зачем ему в такую жару тёплые вещи, но одевал уже что-то просто по привычке, а возвращаться и что-то менять было как-то лень. Вот он уже у двери, но та оказывается закрыта. Прислушавшись, парень слышит, как идёт вода, не душевая, а лишь из-под крана. Это было странно, ведь на то, чтобы помыть руки, нужно всего-то пара секунду, максимум — минута. Однако дверь не открывалась, а вода продолжала течь. Что-то не давало ему покоя, и паренёк просто застопорился около двери, не решаясь и шагу ступить больше. Неожиданный всхлип заставил Дайго широко распахнуть глаза и потянуть ладонь к дверной ручке. Они уже не первый раз оставались у Вакии дома, как-то раз Кен застрял как раз таки в этой ванной комнате: замок заклинило. К счастью, Мурасаки показал, как его легко можно вскрыть, если такое вдруг повторится. Всё оказалось куда проще, чем могло бы быть. Нужно было потянуть дверь на себя, поддеть маленькую скважинку для ключа ногтем и медленно повернуть её. Легко и просто. Но за дверью оказалось то, чего Дайго никак не ожидал увидеть. Он едва не уронил полотенце на пол. На мгновение дыхание прервалось. Курогами залетает в комнату, кидая полотенце в сторону и ухватывая друга за руки. Паренёк и сам не понял, как умудрился не забыть захлопнуть за собой дверь и каким чудом она снова оказалась на замке, но всё это было уже не важно. Важно лишь то, что перед ним был Вальт. И его состояние точно нельзя назвать нормальным. По щекам катятся солёные слёзы, кареглазый хватает ртом воздух, но, видимо, не может его получить из-за панической атаки. Волосы мокрые и растрепанные, бинты на шее почти содраны, и Дайго отчётливо видит новые и старые отметины на ней. Плечи разодраны, из некоторых ран скатывались алые, тонкие, словно нити, полосочки крови. Мальчика трясло, и это пугало только больше. К такому Курогами явно был не готов, просто продолжая держать запястья друга в своих ладонях и смотреть на него с немым ужасом. — Вальт… — зовёт он, сам же начиная поддаваться панике и едва не теряя рассудок от подобной сцены. Он не понимает, что происходит, что Шу сделал с Аоем. Ему тоже страшно и хочется, чтобы всё поскорее прекратилось. Но как остановить кареглазого? Как ему помочь? Остаётся лишь прижать друга к себе в надежде, что его это хоть немного успокоит, и Дайго может ощутить, как пальчики Вальта цепляются за его мастерку, как тот ещё пару раз крупно вздрагивает и неожиданно начинает рвано дышать, наконец, получив долгожданный кислород, жадно глотает его, как путник воду после долгого пути в пустыне. Курогами обнимает Вальта, теснее приближая к своему телу и аккуратно поглаживая по спине, утыкаясь в его мокрые синие пряди. В этот момент Дайго показалось, что он может потерять Аоя раз и навсегда вместе с его улыбкой и искрящими карими глазами… так страшно ему не было ещё ни разу в жизни. Опустевшие карие глаза словно больше уже ничего не видят и не реагируют ни на что. Курогами сидит напротив мальчика, которого укрыл своей мастеркой. Аой же просто облокотился о стену и уже некоторое время они просто сидели на полу и молчали, ничего друг другу не говоря и даже не переглядываясь. Точнее, установить с Вальтом зрительный контакт было просто невозможно. Дайго казалось, что друг смотрит сквозь него, и это снова заставляло его пугаться. — Вальт, — негромко зовёт паренёк, чувствуя, как внутри него всё холодеет от каждой минуты, проведённой в ванной комнате с этим опустевшим, уставшим от жизни подростком. Аой умел меняться и удивлять, но сейчас это вовсе не радовало Курогами, у которого уже не было ни сил, ни желания убивать так время в полном молчании. Непонимание и волнение за друга не давали покоя. Выдохнув, брюнет берёт руки мальчика в свои. Он уже окончательно снял бинты с шеи и обработал новые ранки, но ему не давали покоя прошлые… нечто синеватое вокруг шеи и старые отметины… что с ним делал этот «бывший парень Шу»? Точно ли всё было так легко, как об этом говорил сам Аой? — Вальт, прошу тебя… расскажи мне, что произошло? Или… лучше начни с того, что было в подвале у «бывшего Шу». Я правда хочу тебе верить, но… я же чувствую, что-то не так. Знаю, ты не хочешь об этом говорить… — Дайго перебивает едва различимый всхлип и мелкая дрожь кареглазого. Мальчик и правда не стремился к разговору, но сейчас, сидя на кафельном полу после всего случившегося, он не чувствовал никого и ничего точкой своей опоры. Всё стало неожиданно как-то неважно и блёкло. Возможно, ему просто нужен отдых. Очень хороший, глобальных масштабов. — Я устал… — признался тихо Вальт, ощущая, как снова хочется заплакать. Никто не должен был видеть его слабости. Так он считал всегда с самого детства, с тех пор, как в последний раз заплакал в двенадцать лет. Его высмеяли, ведь он уже был взрослым мальчишкой. Всем кажется, что если ты мальчик или взрослый, то непременно должен быть сильным. У тебя нет права на слёзы и печальный взгляд. Только вот… Вальт не чувствует себя сильным. Он просто ребёнок, потерявшийся среди холодного города, а рядом нет любимой мамочки, и никто не протянет ему руку помощи, ведь прохожие даже не смотрят в его сторону, а если он касается кого-то, они одёргивают руки, морщась и смотря на него, как на бродячего грязного пса. — Я устал от всего этого… — Эй, я же говорил, что могу помочь, если это понадобится. Почему ты не попросил меня о помощи? — не понимал Курогами. Ему было сложно наблюдать за тем, как Вальт, словно сломленная игрушка, сидел на этом кафеле, смотря незряче куда-то в сторону. И ведь Дайго был уверен, что сейчас этот мальчик вовсе не здесь, он далеко за пределами этой комнаты. — Потому что тогда… мне никто не помог, — как-то слишком холодно отозвался Аой, и паренёк затаил дыхание. Тогда… когда конкретно? Что произошло? Что произошло с Вальтом и почему он лишь сейчас говорит об этом? Курогами сильней сжимает руки мальчика, прикусив губу. Он не может выдавить ни единого вопроса, хотя их просто миллионы в голове. И когда карие глаза неожиданно смотрят на него, всё тело пробирает дрожь. Этот пустой взгляд словно проглотил его без остатка, как огромный, невиданный монстр. — Бывший Шу, Луи Ширасаги, человек, который похитил меня утром пятницы, когда я ушёл из школы, не просидев толком и пары уроков, — неожиданно начал свой рассказ Вальт. Взгляд его опустился на руки, и Курогами не посмел отпустить их, только крепче сжимая, готовый выслушать эту маленькую душевную исповедь. — Мне не хотелось, чтобы кто-то знал об этом… не верилось, что это могло произойти. Знаешь, он не избивал меня, не засовывал иглы под ногти, не подносил к самому носу зажигалку с огнём… — Но сделал тебе больно, — всё же не выдержал Дайго и нарушил поток всевозможных измывательств, которые только мог знать Аой из исторических рассказов. А их историк любил пересказывать то, от чего многих тянуло вырвать прямо на уроке. Пожалуй, именно поэтому не многие выдерживали его занятия… и смешно, и страшно. Ведь такое реально когда-то и где-то было. — Дайго… он… — Аой снова начинает задыхаться, ощущая, что больше такого кошмара он точно не переживёт. Все воспоминания словно самый страшный в его жизни сон. Жаль, что всё это на самом деле было явью, и на теле всё ещё остались следы, заставляющие с горечью вспомнить каждый чёртов день в том сыром подвале. — Чщ… всё уже закончилось. Вальт, всё хорошо, — попытался успокоить друга Курогами, чувствуя, что тот вот-вот снова схватит очередной панический приступ. И на этот раз им может так не повести, и Аой не остановится, пока не задохнётся. — Ничерта не хорошо! — неожиданно выкрикнул мальчик, вырывая свои руки из чужих похолодевших ладоней и закрывая ими лицо. Ему казалось, что он всё ещё в своём личном Аду, просто перенёсся в другое место. Ничего не изменилось, его продолжают заставлять делать эти отвратительные вещи, ему всё так же больно. — Вальт… Вальт, успокойся. Ты не у Луи. Он больше тебя не тронет. Ты сейчас со мной. И всё хорошо, — продолжал уверенно вторить Курогами в одной единственной надежде, что это хотя бы частично сработает и успокоит Вальта. Теперь он даже и не знал, что лучше: пустой и отрешённый взгляд карих глаз или же рыдающий навзрыд мальчик, что сейчас словно сжался в комочек, продолжая закрывать лицо руками. — Он изнасиловал меня! — не сразу осмыслив душераздирающий крик друга, Дайго просто застыл. Он ошарашено смотрел на рыдающего Аоя, что цеплялся за его мастерку руками, и словно пытался в ней спрятаться, превращаясь в маленький плачущий комочек. Пришедшее осознание резко кольнуло в сердце, заставив и самого брюнета несколько раз неровно вздохнуть, принимая услышанное. Вальт, который так легко увиливал от прямых ответов, Вальт, пытающийся обыграть Шу и Вакию ради мести, и это тот же Вальт, что был морально куда слабее любого другого из своих друзей. Всё это он, тот самый мальчик, на которого с ужасом смотрит Курогами, потому что картина в его глазах сложилась в пугающий пазл. И почему же он раньше не заметил, что с кареглазым что-то не то?.. Как мог упустить происходящее с ним? В любом случае, ничего изменить было уже нельзя. Психика Вальта нарушена, она шатается из стороны в сторону и неизвестно, когда решит окончательно надломиться. И брюнет вовремя останавливает себя на мысли, что нужно всё это немедленно прекратить. Аой слишком многое сделал, чтобы так просто сдаться и свернуть с пути. Дайго не знает, что случилось между Шу и Вальтом сегодня, но почему-то уверен — это что-то было одним из последних приготовлений к главной и конечной сцене. Прижав к себе хрупкого и продолжающего тихо плакать Аоя, Курогами сжимает зубы до боли, потому что, если Вальт так старается ради своей цели, значит, и он не имеет права падать лицом в грязь. Он сделает всё, чтобы мальчику стало легче дойти до конца всего этого ужаса…

***

Остаток дней Дайго мешается у Шу и Вальта под ногами, не давая им остаться снова наедине. И пусть Куренай немного ослабил хватку после произошедшего, понять, что происходит, не мог. Аой тоже старался изображать невинность, которая ничего не понимает, но по своей душевной доброте не может ничего поделать с происходящим. Оставалось каких-то жалких два дня, и это не так сильно врезалось альбиносу в голову, однако что-то подсказывало мальчику, что злоупотреблять подобными выкидонами со стороны Курогами явно не стоит. С другой стороны… это могло объяснить их дальнейший «сценарий». Лишь дома Аой смог расслабиться полностью. Там не было ни друзей, ни Шу. И всё бы ничего, если бы как гром среди ясного неба к нему не пришёл Ширасаги. Хотя Вальт и ожидал его, ведь, как ни странно, этот человек вился вокруг него с того самого дня, как узнал правду. И почему-то аметистовые глаза его вовсе не пугали и не заставляли снова испытать на себе паническую атаку. Словно бы это и не он удерживал Вальта в подвале своего дома. Больше часа они провели в тишине и даже не включали света в комнате. Просто Аой устало лежал в кровати, едва ли не смыкая веки, желая провалиться в долгожданный сон, желательно, навечно, а Луи словно язык проглотил. Да и выглядел он достаточно мрачно, несмотря на то, что их план продолжал идти к своему грандиозному успеху. — Вальт… ты… смог с Шу? — и этот разорванный вопрос доходит до слуха Вальта, заставляя снова сжаться в клубок. Он не хотел об этом говорить. Не хочет и сейчас, вспоминая всё произошедшее, особенно на том кафельном полу, где его прижимал к себе Дайго в попытке успокоиться. Сколько слёз он в тот день пролил и как оказался в своей комнате? Он не помнил ничего, кроме тёплых объятий… и это был второй человек, с которым ему было действительно спокойно на душе. — Всё по плану, — голос оказался твёрдым и спокойным, но Луи знает Вальта слишком хорошо, поэтому не обращает внимания на интонацию или слова. Он смотрит на мальчика и даже в полутьме видит, как блестят карие глаза. Это был плохой знак. Очень плохой. — Я тоже закончил с приготовлениями, — старается не потерять контроль Ширасаги и поджимает губы. Ему чертовски не нравится то, что сейчас он абсолютно бесполезен для Вальта. Осталось всего ничего, однако напряжение так и висит в воздухе. Луи чувствует, что Аой может сломаться в любой момент. Чувствует, как внутри него закипает что-то, как хочется просто прижать к себе этого мальчишку и больше не выпускать его из дома ради его же блага. Ему просто хочется защитить Вальта от этих двоих, что могли разрушить эту тонкую грань окончательно. Но проблема в том, что Ширасаги сам подтолкнул Аоя ко всему этому. Откуда же ему было знать, как больно наблюдать со стороны за страданиями Вальта… за страданиями того, к кому Луи впервые испытал такие странные, сбивающие с толку эмоции. Ему впервые в жизни хотелось защищать и оберегать кого-то. Впервые в этом маскараде Луи столкнулся с таким же настоящим человеком, как и он сам… и Вальт выбил его из колеи, заставил мир в глазах перевернуться на сто восемьдесят градусов. Ширасаги не хочет его терять… — Не смотри на меня так… — просит Аой, замечая взгляд аметистовых глаз, что продолжали разглядывать его, изучать, как какую-то дорогую и таинственную картину, которой можно лишь любоваться, но нельзя прикоснуться, окунуться в ней и заглянуть в то, что на ней изображено. А Луи бы очень хотелось узреть истинную натуру мальчика, протянуть ему свою руку и помочь подняться с колен. Но Вальт упрямо сидел, отвернувшись от него в сторону, и от этого в груди что-то больно щемило. — Ты уверен, что справишься? — всё же выдавил из себя Ширасаги, стараясь укрыть своё волнение и придать голосу холод. Но по одним только карим глазам смог точно сказать: это был провал, его раскусили, как маленького нашкодившего ребёнка. Мальчик усмехается, когда Луи отворачивается, пытаясь скрыть все свои смешанные чувства за треснувшей маской равнодушия. У него ничего не получится, потому что он не тот человек, который умеет лгать. По крайней мере, не Вальту точно. — Луи, ты же сделаешь всё, что я захочу, да? — на вопрос парень только кивает, вспоминая своё обещание. Он стал рабом Аоя, но до сегодняшнего дня таковым себя не чувствовал. И голубоволосый впервые испугался, что его попросят раз и навсегда уйти. — Обещай мне, что, даже когда всё закончится, при любых обстоятельствах ты выполнишь мои желания. — Хорошо… если только… — Ширасаги хотел сказать, что не станет причинять вред Вальту. Он выполнит любое его поручение, любую мечту воплотит в явь, однако не сможет больше поднять на него руки или же сделать что-то во вред его здоровью. Всё рушит сам мальчик, смело перебивая Луи, ухватывая его за ворот рубашки. — Нет, Луи, ты не понял. Всё, что угодно, и неважно в каком я буду состоянии. — Ты с ума сошёл? Я не стану делать тебе плохо! — возразил голубоволосый, у него не было уверенности, лишь остатки какого-то ещё совсем детского упрямства. И вместе с тем он действительно боялся, что с Вальтом может что-то случиться, что он решит умереть и заставит его, Ширасаги, помочь в этом… — Луи! — голос кареглазого прозвучал в самой голове, звонко и чётко, словно пощечина, и парень впервые инстинктивно вздрогнул, ощущая ауру явно сильнее его. Вальт не пытался им манипулировать, лишь подавлял эту непоколебимую уверенность в себе. Луи не может подобрать верных слов, чтобы описать его состояние. Просто эти нотки в, казалось бы, ещё детском голосе, эти карие глаза, что могли заглянуть в самую глубину души и разворотить там всё до самого основания, — они так и кричали ему, что лучше сейчас не спорить и просто смириться. И от одного понимания, что всё это с ним может вытворить лишь один единственный человек, заставляло сердце биться быстрее. Минута полного молчания, когда всё вокруг застыло и они продолжали смотреть друг другу в глаза. Вальт упрямо не сводил взора, не собираясь отступать. Луи обещал ему. И Аой знал, что такой человек, как он, действительно выполняет то, что говорит. Но ему не было жаль Ширасаги, не хотелось проявить хоть каплю слабости. Не сейчас. — Если ты мой раб, то это приказ. Что бы ни случилось, делай то, что я скажу, — голубоволосый выдыхает, ещё хоть как-то стараясь оставить эту глупую маску безразличия, которая уже давным-давно стала непригодной, и Вальт прекрасно видит, что на самом деле творится внутри него. Это целая буря, желание остановиться, просто перечеркнуть всё произошедшее, завернуть Аоя в большое одеяло, словно в кокон, и унести куда подальше, чтобы больше в жизни не слышать ни о каком Шу, ни о каком Вакие… И Луи сдался. Не верил, что такое возможно, но мальчик проломил его защиту, прошёл сквозь стены и легко надавил на его сердце. Парень сразу же замолк и начал рассматривать узор на постельном белье. Ему больше не хотелось сейчас сталкиваться с карими уверенными глазами. Ему не хотелось чувствовать себя лишь вещью в чьих-то руках. И в голове горько всплыло то, как он держал Вальта в своём доме. Наверняка тогда Аой чувствовал себя примерно так же. Птица, закрытая в клетке. Хватка на рубашке ослабела, и мальчик отпустил её, тоже на некоторое время задумавшись. Он снова прокручивал в голове то, что с ним происходило, становилось то тошно, то страшно, то ужасно холодно, и Аой уже не понимал, чего ему хочется, что он будет требовать от Луи, если так и останется в подобном состоянии, и месть не даст ему ничего, кроме очередной порции горечи. Зачем всё это, если всё так запутанно и непонятно даже для него самого? Прижимая колени к себе, Вальт снова чувствует, как на него накатывает уже знакомая до боли паника. Но Аой больше не даёт себе тянуться к горлу, не даёт снова впасть в то безумное отчаянье. Ему просто хочется тепла и покоя, а всё идёт верх дном каждый божий день. И это началось вовсе не с Луи, не с подвала, не с Шу и его предложения стать его «парнем». Всё началось с его глупых мыслей, что он сильный и может вытерпеть гораздо больше остальных. Натерпелся? И чем он стал лучше? Чем отличился? Грязный, порочный лжец, погрязший во всём этом, как в болоте. — Боже, за что мне всё это?.. — вырывается у Аоя, но он не понимает, что сказал это вслух, что по щекам снова текут слёзы. Он уже не различает, где холодное спокойствие, а где глубокая печаль и разочарование во всём чёртовом мире. Боль смешалась с ним, потекла по его венам, словно какой-то вирус, от которого он сам уже не может избавиться, однако под рукой нет никаких антибиотиков от него, а если даже и есть, то они почему-то не работают. Ширасаги не сразу понимает, что мальчик начинает почти беззвучно плакать, уткнувшись в свои собственные колени. Вальт, который всегда казался таким громким, по-детски наивным, жизнерадостным, теперь напоминал брошенного в коробке котёнка под проливным дождём. У него не было совершенно ничего, и он знал, что никто не придёт за ним, как бы он не мяукал, как бы не просил о помощи. Аой оказался тихим и хрупким. И Луи всё больше и больше осознавал, что его истинную суть увидел в тот самый момент, когда Аой так к нему тянулся. Под каким-то глупым афродизиаком, в сыром и холодном подвале, тогда кареглазый открыл свою истинную суть, которая шокировала Ширасаги. Долго и упорно Луи не знал, как принимать то, что увидел. Он не верил, не понимал, что такие люди существуют. Но день за днём, каждый час, каждую минуту в его голове всё чётче виднелся образ мальчика. Ласковый, мягкий, непорочный… сколько бы Луи его ни портил, всё это казалось просто жалкими и никому не нужными попытками. Ширасаги и сам не понял, когда успел стать таким грёбанным романтиком и мягкотелым неудачником, однако факт оставался фактом. Аой превратил всю его грубость и гнев в пыль, как вода стачивает булыжники в жалкую щебёнку. От едва ощутимых объятий кареглазый вздрогнул, неожиданно у него появилось чувство, что его накрыли невидимым тёплым покрывалом и закрыли от всего остального мира. Необъяснимо, но эта доля секунды превратилась во что-то сокровенное, пусть и неизведанное. Возможно, именно это он и искал, проходя через кошмары и ужасы, через боль и страх. Ему было просто нужно, чтобы кто-то сел рядом и прижал к себе. Легко, не навязчиво, без задних и левых мыслей, без лишних слов. Синеволосый поднимает голову, чтобы столкнуться с аметистовыми глазами, выражающими лишь заботу и что-то неизведанное, но такое прекрасное, чего Аой ни у кого другого узреть ещё не успел. И от этого что-то даже кажется, что он забыл, как правильно делать вдох. Всё немного размыто то ли от слёз, то ли от усталости, из-за которой перестаёт видеть нормально, однако ему не нужно иметь идеальное стопроцентное зрение для того, чтобы боль ушла в сторону, а по телу пробежались покалывающие согревающие мурашки. Прикосновение чужих губ к устам кажется таким знакомым и вместе с тем совершенно непонятным, словно бы до этого Вальт ни разу на самом деле не целовался и знать не знал такого слова, как «поцелуй». Это было совсем не так, совсем не противно, и не было внутри чего-то прохладного, что так и твердило ему над самым ухом: «всё не так, всё неправильно». Стерев слёзы с покрасневших и мокрых щёк, Ширасаги просто сидел и смотрел в карие глаза напротив. Больше у него не было желания отвести взгляда. Он так легко пропустил момент, когда Аою снова стало плохо, и не хотел повторять эту ошибку вновь. Луи всегда считал, что очень большой любитель попрыгать на одни и те же грабли. Причём не просто прыгать, обычно он на них налетал ещё и с разбегу. Несмотря на то, каким невозмутимым он выглядел, Ширасаги часто слышал подколы от своего единственного друга, Гоу, и именно по этому поводу. Но с Вальтом ему не хотелось поступать, как обычно. И он готов из кожи вон вылезть, лишь бы тот больше не утыкался в собственные колени, беззвучно плача. — Луи… хочу ещё… — в этот момент Аой начинает выглядеть, как ребёнок, которому дали лишь одну маленькую конфетку и он совершенно не успел её распробовать. Но Ширасаги не усмехается, и в глазах его не мелькает ни единой смешинки. Потому что это не кажется смешным. Сколько всего с Вальтом приключилось, а того, в чём он действительно нуждался, никогда не было… И Ширасаги выполняет его желание, продолжая невесомо касаться нежных уст, чувствуя, как Вальт аккуратно и даже как-то боязливо обнимает его шею своими ручками, тянется к нему, боясь, что снова будет больно, что Луи вот-вот возьмёт и снова расскусит его губы в кровь. Но этого не происходило, и Вальт уже смелее повторял «ещё» раз за разом. Однако всё равно получалось робко и неловко, какой бы храбрости оба не набрались в тот момент.