Loneliness behind your back

      Солнечные лучи просачиваются сквозь занавески, прыгают по чистым простыням, и останавливаются на лице омеги, согревая щечки и открытый лоб. Воздух пропитан солнцем и смешавшимися запахами жасмина с горькой вишней. Кому-то этот запах покажется слишком резким, но для них это самый сладкопахнущий парфюм.       Хосок отрывает глаза, лениво потягиваясь, и сразу чувствует усиливающуюся хватку на своей талии. Для Тэхёна это уже рефлекс: не отпускать омегу даже во сне, и только Хосок знает, что этот хитрюга давно не спит.       — Зачем ты опять проснулся раньше? — фыркает омега и сонно тянется к альфе, обнимая за шею. — Ты мог ещё поспать, сегодня же выходной.       — Я не мог упустить возможность позалипать на самого милого спящего омегу, — воркует старший, пробираясь пальчиками под тонкую футболку для пущего эффекта и наслаждается красными щеками Хосока, который всё пытается спрятать лицо в изгибе шеи от смущения.       — И на какого омегу ты смотрел? — тихо отзывается Хоби. Дразнится, знает, ведь, что будет после этих слов.       — Сейчас покажу, — ухмыляется Тэхён, резко зависнув сверху. Он берет руки омеги в свою огромную ладонь и фиксирует их над головой, раздвигает стройные ножки, удобно устраиваясь между ними, и компромитирующе трется внушительными размерами. Хосок довольно стонет, выгибается, призывает, но Тэхён лишь мило улыбается и целует нежно, тоже дразнит, не сдается, когда омега кусаться начинает.       — Тэхён… — Хосок пытается выстонать это как можно более вызывающе и скрещивает ноги на пояснице альфы, — я хочу.       — Я тоже, — горячий шепот в ушко, — но ты посмел усомниться в моей верности, поэтому придется наказать тебя.       Хосок прикрывает глаза, чтобы не видеть этой дьявольской улыбки, но чувствует руки, блуждающие по разгоряченной коже и дышит прерывисто, постанывая и хныча. Тэхён и не думает жалеть. Вместо желанного, обнимает нежно, зацеловывает лицо, не прекращая тереться. Хосок испытывает триста эмоций в секунду. Ему дурно от того, как хочется альфу, но он ждет. Подставляет шею в нетерпении, но альфа продолжает ласкать только лицо. Мягкие губы блуждают по щеках, прикрытых веках, вздернутом носике, но никак не спускаются к губам, отчего Хосок пытается их поймать.       — Тэхёни, я хочу тебя, — выпаливает омега, спрятав лицо в руках, вызывая у альфы самодовольную ухмылку.       — Тогда открой глаза, — четкий, подчиняющий тембр.       Хосок слушается, но как только видит этот пылающий похотью взгляд, хочет вновь закрыться, но альфа не дает: приподнимает за подбородок и сразу же врывается языком в рот. Омега млеет от таких поцелуев, Тэхён знает, поэтому не жалеет и прикусывает, терзает как может, чтобы потом младший весь день ходил и улыбался, вспоминая о нём, хотя сегодня Тэхён забыть о себе не даст.       Шаловливые омежьи руки ползут вверх по крепкой груди. Хосок уже знает, куда надо надавить, чтобы альфа сорвался, и он благополучно этого добивается. Тэхён чертовски сексуален, когда на пределе. Он ранит шею жгучими поцелуями, кусает, метит как только может, чтобы потом любоваться, но когда понимает, что омеге больно, резко останавливается.       — Что такое, малыш? — глаза вмиг теряют желание, переключаясь на беспокойство.       — Ничего. Что-то в животе кольнуло, — шепчет и притягивает к себе за шею максимально близко, чувствуя крепкие объятия любимого альфы. Его подозрения одновременно радуют и пугают и завтра он обязательно пойдет в больницу, чтобы проверить, а пока, — так на чем мы остановились?

//

      — Хосок. Ты меня слышишь, Хосок? — Ким слышит это будто сквозь толщу воды, чувствует жгучую боль в запястье и еле открывает глаза. Он видит пустую бетонную комнату с железной дверью с прутьями. Вокруг царит полутьма и пахнет плесенью, а ещё ужасно холодно, — слава богу ты проснулся. Как ты? — обеспокоено спрашивает Чимин, пытаясь приблизиться к омеге. Хосок переводит на него взгляд и хмурится. — Что такое? — удивляется Чон.       — Твоя губа.       — А, ты об этом? — Чон стирает ручеек крови у себя на подбородке — Видимо, со мной не церемонились, — горько усмехается он, — ты как сам? Они тебя не поранили?       — Нет, я в порядке, только, — он пытается двинуть затекшей рукой и цепь трется об какую-то трубу, создавая отвратительный звук, режущий по перепонках.       — Это поправимо. У тебя есть что-то тонкое, как, например, скрепка или шпилька?       — У меня есть серьга, — спохватывается Ким, снимая подаренную Тэхёном висячую серьгу, — это клипсы, но, думаю, эта штука подойдет. — Он протягивает Чимину аксессуар, и тот думает, что идея неплохая, начиная колупаться в замке и с легкостью расстегивает наручники.       — Слишком просто. За кого они меня принимают? — фыркает Чон, снимая тяжелое кольцо с зяпястья омеги. — Нам, наверное, стоит бежать. Хотя они итак нас поймают, нет смысла. — Чимин раздраженно опускается на землю, нервно оттягивая волосы. Хосок поднимается на затекшие ноги и принимается наматывать круги по комнате, пытаясь придумать план, но что сделать, если ты в пустой комнате без окон, с закрытой железной дверью, как приступник?       Скрипнула тяжелая дверь, и в помещение зашел человек в черном. Ким от неожиданности отскочил к стене, прикрывая живот руками. Мужик осмотрел их тяжелым взглядом и выпрямил и без того ровную спину.       — Не сопротивляйтесь и никто не пострадает, — четко проговаривает неизвестный, жестом показывая идти за ним. Агрессии не проявляет, его лицо совершенно незаинтересованное, поэтому Хосок решает не дергаться и послушно выходит, а Чимин напротив — дерзит. У Хосока маленькая жизнь внутри, а ему терять нечего, поэтому он дерзко смотрит в глаза мужчины.       — Для чего были эти липовые наручники? Вы сильно меня недооцениваете, — фыркает он и отворачивает лицо к стене.       — Как раз-таки наоборот, — ядовито ухмыляется он и вынимает какое-то устройство. Чимин только замечает странное тиканье и в ужасе отодвигает свой рукав, выпучивая глаза, — да, да, это часики с маленьким дополнением. И если не эта маленькая штучка, ты медленно умрешь в течение недели. — Мужчина показушно выставляет вперед карту, обрамленную в красную оболочку. Она смутно напоминает Хосоку что-то, но он быстро отвлекается на побледневшего Чимина. Тот поднимается и гордой походкой выходит за дверь.       Их приводял в просторный холл, слишком освещенный и режущий глаза. Хосоку жестом показывают на дверь и он понимает, что далее ему придется идти одному. Страшно за Чимина, а ещё за своего ребёнка. Он бьется в сомнениях, но всё же решает попробовать.       Хосок хватается руками за живот и издает приглушенный стон боли. Конечно, остатки совести не позволяют охраннику насильно тащить омегу, поэтому он ждёт, непонимающе застыв истуканом, пока обеспокоенный Чимин подлетает к Хосоку и садится перед ним на колени.       — Хосок, что с тобой? Где болит? — испуганно лепечет он, пока Ким опускается рядом, наигранно болезненно шипит и лбом упирается в плечо, быстро толкая в ладошку Чимина маленькую черную карточку в красном обрамлении.       — Просто беги, — шепчет он, потихоньку поднимаясь и наигранно сгибается, будто ему и правда больно, — иногда малыш слишком больно толкается. — Объясняет он то ли ничего не понимающему Чимину, то ли озадаченому охраннику, что ведется на постанову и кивком показывает идти за ним, поглядывая всё ли хорошо со столь важным человеком.       Омега хромает и, вправду чувствуя неприятные покалывания от недавно пережитого волнения, оставляя Чимина, сидящего на полу, позади. Есть вероятность, что они больше не встретятся, но Хосок очень хочет, чтобы хотя бы он выбрался.