21.
15 июня 2019 г. в 21:41
Его сны всегда были беспорядочным и бесконечным вихрем образов и историй, будто ничто в мире не могло их остановить или изменить. Однако их порядок был нарушен переменами, и они закружились, разбежались и вновь принялись ускользать от понимания, как песок, текущий сквозь пальцы. Нерушимость и неостановимость теперь уже ставились под сомнение, а сны виделись откуда-то издалека. Они взывали к нему, просили воплотить их в жизнь, а он лишь смотрел на них.
Бесконечные бабочки хлопали крылышками и показывали вероятность за вероятностью.
Два волка танцевали в месте падения звезд, и их глаза блестели на фоне темного меха. Их было двое, а потом — один, затем — никого, и после — снова двое, и с каждым изменением на небе то появлялись, то гасли звезды, словно не зная, должны ли они быть здесь. Они ждали большого волка, спускавшегося с гор; его пасть была испачкана в крови, а глаз рассекал шрам. Над пустыней сияла звезда с темными царапинами от когтей; она следила за волком, ожидая его решения — упасть ей или восстать.
Где-то далеко по рекам плыла форель; главная рыба замерла и, сгнив, всплыла на поверхность. Форель с ранами будто от цветов взобралась на гору, где ее ожидали танцующие сокол и пересмешник. Сокол полетел вниз и подхватил форель, и из ее рта полилась пена. Другая форель осталась в реках и ручьях, не замечая, как со всех сторон на нее приготовили предательские сети. Последняя форель поплыла на север, где реки сковывало льдом, а над белым морем шел бесконечный снег. Форель плыла вперед, не зная, когда же ее выбросит на землю и оставит задыхаться на снегу. За ней следовал целый косяк мелкой рыбы, и на них было поровну чешуи и шерсти.
Умрет ли форель в снегах или же найдет теплый очаг в сердце моря? Будет ли она воевать со звездой или же ляжет на ее осколки, отрицая, что те вонзаются ей в плоть?
Волки танцевали, но один из них смотрел в сторону стены изо льда, которой не видно конца. Волчица вылизывала щенка, и каждый раз, как он открывал глаза, они обретали новый цвет и форму. Вдалеке же на двух холмах стояли олень и лев и смотрели на волчицу, а за ними прятались другие львы. На самый высокий холм взошел покалеченный лев, который смотрел на зверинец с весельем в одном глазу и с горечью — в другом.
Олень мчался через леса, иногда возглавляя охоту, иногда несясь вперед, как обезумевший зверь. Порой преследовали уже его — и преследовали все существа, населявшие эти земли. Иногда он был один, а порой его сопровождали львы, волки или другие олени. Его глаза пылали гневом, когда он смотрел в отдаленную тень дракона, давно сгнившего до костей.
Но теперь он не видел маленького дракона, что увезли за горизонт. На его шее по-прежнему висела белая змея, шипящая ему на ухо и утягивающая дальше, в земли, полные грязи, крови и монет. Над ними в лиловом небе нависала красная дверь, и, когда она открылась, мир и история пошли трещинами.
Но в других снах наступала тьма и утаскивала земли Вестероса в раскрытые объятья моря. В третьих высвободились корни мира — белые, как кости, пропитанные кровью и образующие звезду о семи концах. В четвертых мир обращался в пепел от гнева голодного чудовища из огня и страха. Сны бесновались и спорили друг с другом, но итог везде был один: мир тонул в крови.
Вокруг было столько возможностей, но так же много и страхов; они запутались бесконечной сетью, из которой он уже не мог выбраться. Он не видел ни одной тропы, которая могла бы привести к определенным последствиям, — все дороги заканчивались осколками.
Но он не допустит этого.
Эддард заставил себя увидеть мир, где жила его семья, но его усилия мало что значили — бесконечные вероятности рушили все его благие начинания. И это было его виной — он изменил судьбу миру и теперь обязан видеть все бесконечные последствия.
— Почему? — спросил Эддарда голос. Краем глаза он замечал тень, чью-то столь огромную, но столь же малую фигуру, которая хлопала черными крыльями. — Почему ты видишь то, чего я не могу? — спросила она. — Почему ты видишь это? Почему ты можешь что-то менять?
Вихрь становился все сильнее, мешая фигуре подобраться к нему, увидеть его.
— Мои сны никогда не лгали, — ее голос звучал злобно, хоть никакого голоса и не было в принципе. Слова во снах звучали бесформенно и беззвучно, но он понимал, о чем его спрашивали. — А теперь они лгут. Почему?
Но Эддард не мог ответить, чувствуя лишь боль последних месяцев.
— Почему? — вновь спросило нечто, пытаясь обрести форму в бесконечных снах. — Почему? Почему? Почему? — злобно спрашивал голос, срываясь на крик, и предстал перед Эддардом в обличье, которого не могло существовать.
Оно каркало и рычало, было облачено в черную чешую и черные перья, имело клюв и клыки, красные глаза и рога, кожу на коже.
— Почему? — спросило трехглазое нечто.
Эддард не мог ответить.
И потому он очнулся.