Волчьи сны

      — Этот человек похитил вашего племянника, увез его из Гавани и подменил его другим младенцем.       Принц очень напрягся, услышав эти слова. Эшара смущенно взглянула на Эддарда, и он пожалел, что не предупредил ее. Но он не мог. Как бы он ни любил Эшару, она бы никогда этого не поняла. А, если бы и поняла, Эддард бы никогда не подверг ее тому же безумию, что он видел каждую ночь.       Эддард молча ждал, пока принц переварит его слова и подтекст в них.       — Это весьма сильное заявление, лорд Старк, — медленно произнес он, и по его спокойному лицу было сложно судить, как именно он воспринял услышанное. — Будь на вашем месте кто-то другой и не будь вы человеком слова, я бы мог прийти в ярость.       — Но я — это я, и я преподношу вам этот подарок, — бесцеремонно сказал Эддард. — Имя того, кого вам действительно стоит ненавидеть.       Он презирал играть секретами и полуправдами, но он должен был так поступить, чтобы загладить вину перед Эшарой. Чтобы оставить что-то своим дочерям.       — Некоторые скажут, что есть люди, куда более достойные моего гнева, — натянуто улыбнулся принц. — Я — человек мира, лорд Старк. Я не хочу погрязать в прошлом.       — Возможно, принц Доран, — ответил Эддард так, будто верил в это. — Но еще я знаю, что мы оба носим общую рану, нанесенную одной рукой. Вот почему я предложил раскрыть вам это имя.       Грифон. Только один человек мог им быть, только ему могли доверить сына Элии.       Джон Коннингтон.       Ближайший друг драконьего принца, один из многих, сыгравших роль в умерщвлении и причинении боли семье Эддарда. Когда-то он мог уважать его за жертвенность и преданность. Сейчас же Эддард бы с радостью дал отвести этого человека на костер. Жаль только, что он не мог перед этим связать его и закрыть кляпом рот.       — Если какой-то человек в самом деле похитил моего племянника, — скептично повторил Доран. — Разве его не должны были за это наказать?       — Нет, — Эддард смягчился и проявил немного сочувствия. — Потому что мы оба братья женщин, которых драконы и их слуги считали лишь разменной монетой.       Принц Доран тоже был братом. Братом, который увидит, что его сестру избрали жертвой, удобной платой за спасение принца. Еще один пример того, что дракон считал его сестру чем-то заменимым, забываемым. Змеей, которая должна быть раздавлена во славу дракона.       Эту часть снов Эддард отлично понимал. Грифон и его союзники даже не рассматривали возможность спасения принцессы. Не боялись за нее. Просто очередная убитая из дома Мартеллов. Как другие Мартеллы и дорнийцы, убитые на Трезубце. Как Старки, убитые ради достижения цели. Как Старки и северяне, убитые по прихоти Эйриса.       Пусть Эддард был не слишком прозорливым человеком, но он видел зажегшееся осознание во взгляде принца. Ужас, гнев и боль.       Потому что испытывал их и сам.       — И все это лишь ради того, чтобы я дал согласие на брак? — спустя долгое время спросил принц Доран.       — Да, — кивнул Эддард. — Потому что я даю вам причину отомстить тем, кто ни во что не ставил вашу сестру. Шанс вернуть вашего племянника, чью жизнь, клянусь, я буду оберегать изо всех сил.       И это было правдой.       — Даже если то, что он остался жив, навлечет на вас большую опасность? — спросил принц.       — А вы хотите, чтобы опасности подвергался он? — спросил Эддард. — Предпочтете, чтобы он скрывался, голодал и страдал, а не взрослел вместе с матерью? Так просто расстанетесь с родной кровью? Особенно когда все бывшие враги мертвы, а у вашей сестры есть шанс воссоединиться с обоими детьми?       Во снах он видел, как мальчика возвращают в Дорн, а спустя годы он отправляется в Дозор, служить Семерым или в Цитадель. Конечно, это был опасный шаг, но сны Эддарда были ужасны в своей правдивости.       Но кто обещает, что сны не изменятся и что ребенок, не представляющий опасности сейчас, станет угрозой в будущем. Эддард ощутил, как его сердце ожесточилось так, как он никогда бы не желал.       Принц откинулся в кресле и посмотрел на него пронзительным взглядом, чем-то напоминая лорда Утеса.       — Нет, — вздохнул он. — У меня есть шанс вернуть Элии сына? Я — брат, лорд Старк. Я пойду на это ради нее. Даже если придется притвориться, что это — какой-то сирота, который зажег в ней интерес. Я выколю глаза и отрежу язык любому, кто посмеет разрушить такой идеал. Но это идеал, а я хочу доказательств. Если вы говорите правду, то, так и быть, я соглашусь на такую сделку. К тому же, вы, похоже, рветесь восстановить справедливость. Но могу ли я вам доверять? — нахмурился он.       — Я назову имя, принц Доран, — сказал Эддард. — Я назову имя и заключу с вами пакт. Он вступит в силу, когда мои слова подтвердятся. Если я ошибаюсь — можете разорвать его на кусочки. Я ни слова не скажу.       Принц, похоже, не знал, как воспринять его слова. Это радовало Эддарда. Хоть кто-то еще чувствовал себя обреченным на милость богов.       Эшара продолжала непонимающе смотреть на него, и он хотел бы как-то объяснить свою уверенность.       — Вы оказываете мне медвежью услугу, — вздохнул принц. — Вы не кажетесь безумным, лорд Старк. Возможно, чрезмерно зацикленным на чести, но не безумным. Вы говорите так, будто уверены в своей правоте, и даете клятвы, которые мне было бы глупо отрицать. Назовите имя, и я подумаю насчет этого брака.       — Конечно, — со всей серьезностью согласился Эддард. — Тогда я должен поговорить с вами о Джоне Коннингтоне.