***
Регистрацию брака провели быстро и скромно. Спустя три дня после знаменательного ужина с родителями, Майкрофт приехал к Грегу, чтобы сообщить о своём согласии. И этот день стал для Лестрейда одним из самых счастливых в жизни. Чуть позже Холмс признался, что до последнего считал всё это шуткой, которой сам позволил зайти так далеко. На церемонии присутствовали лишь родители Майкрофта и отец Лестрейда, мать не смогла приехать по состоянию здоровья. Шерлока также пригласили, но он ушёл сразу после церемонии. Незаметно для себя самого Майкрофт переехал к Грегу. И гостевая спальня ими больше не использовалась. А спустя примерно полгода на счёт Майкрофта Холмса поступила большая сумма денег. В тот же вечер Лестрейд неохотно сообщил, что на следующий день после свадьбы он инициировал судебное разбирательство против Дэниела Ричардса по материалам, которые в своё время нашёл отдел экономических преступлений. Эдвард буквально клещами вцепился в Лестрейда, прося дать делу ход, но Грег был непреклонен и запретил любые действия до момента регистрации их отношений. И лишь когда свидетельство о партнёрстве было у Лестрейда на руках, он дал своё согласие. Расследование шло в рабочем режиме, и на это время все счета Ричардса были заморожены. Дом суд конфисковал, как недвижимость, приобретённую на прибыль от мошеннических сделок, после чего, проведя анализ поступивших средств, вернул оплаченную половину на счёт Холмса-старшего. Майкрофт хотел направить средства на улучшение жилищных условий Грега, раз уж они жили у него, но тот не оставлял попыток уговорить Холмса на покупку своей личной недвижимости. В итоге, Майкрофт сделал то, что удовлетворило обе стороны, и выкупил вторую половину дома. Теперь здание по адресу Лорис-роуд 3/6 принадлежало семейной паре Лестрейд-Холмс. Конечно, дом пришлось оборудовать согласно всем пунктам протокола информационной безопасности, но Лестрейд, едва услышав, что это даст возможность Майкрофту чаще находиться дома и работать, разумеется, согласился. Едва ли он был против того, что супруг сможет раньше приходить домой. Многие комнаты были переоборудованы, у Лестрейда появился отдельный кабинет, о котором раньше он мог только мечтать, вторую гостиную превратили в тренажёрный зал, увеличили кухню. Изменения не коснулись лишь спальни, которую оба мужчины, не сговариваясь, решили оставить в первозданном виде.***
Беговая дорожка с недавних пор была частью жизни Майкрофта. В привычку вошли не только регулярнее физические нагрузки, но и тщательный контроль веса и калорий. Он всегда по возможности старался уделять время тренировкам, если не находился в отъезде или командировке. И хоть личный тренер разработал для него индивидуальную программу, а нанятый диетолог распланировал режим питания, Холмс, весьма придирчиво относящийся к собственной фигуре, нередко пренебрегал прописанными правилами и усилено сокращал свой умеренный рацион и усиливал нагрузки. Этому его научил ещё Дэниел, как только они стали жить вместе. «Ты не достигнешь ничего, если будешь следовать прописанным правилам, — говорил он. — Достижения начинаются лишь в тот момент, когда ты чувствуешь, что больше не можешь». И Майкрофт, согласный с доводами, ещё сильнее изматывал себя на дорожке, пытаясь достичь того идеала, который ежедневно мелькал у него перед глазами, хоть и понимал где-то на задворках сознания, что всё это — самообман, и таким, как Дэниел, ему не стать никогда. Помимо прямого воздействия на далеко не идеальную фигуру, бег помогал собраться с мыслями, и несколько остудить кипящий котлован мыслей, что бурлил непрестанно в гениальной голове, не давая передышки. В тот вечер, пока Грег задерживался на работе, Холмс тоже решил уделить время тренировке, чтобы, во-первых, проанализировать события прошедшего дня и составить план на завтра, а во-вторых, всё-таки заставить организм отработать полученные калории. Привычно игнорируя настоятельные советы тренера, Майкрофт установил спидометр на десять километров в час, и, подключив кардио-трекер к запястью, начал бег. Поначалу нагрузка всегда казалась Холмсу слишком большой, однако он знал, что тело, пройдя своеобразный этап привыкания, быстро освоится с условиями. Мышцы в первые же минуты стянуло от напряжения, но Холмс лишь усерднее следил за дыханием, не позволяя себе прекращать. Спустя пять минут он вновь коснулся датчика, увеличивая скорость ещё на пять километров в час. Стараясь привычным способом отвлечься от многоголосого роя прошедших за день диалогов, высказываний премьера, острот секретаря и советов Антеи, Холмс шумно вдыхал и на три счёта выдыхал, отметая недовольство, подавляя агрессию и рассеивая раздражение, скопившееся за день. Трекер пискнул, оповещая о достижении максимальной скорости сердцебиения, после которой скорость нужно сбавить. Потянувшись к датчику снижения, Майкрофт внезапно вздрогнул. В голове отчётливо всплыл насмешливый голос Ричардса. «Что, толстячок, сдулся?!» Не снижая скорость, Майкрофт тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение, но следом прилетела новая фраза, так часто повторяемая Дэниелом. «Ты жалкий и никому не нужный, пока не похудеешь». Сжав зубы, Холмс дотянулся до датчика и намеренно увеличил скорость до двадцати километров. «Я. Не. Жалкий», — рыкнул Холмс про себя, увеличивая темп. По виску скатилась капля пота, и он обтёр её о плечо. Стараясь придерживаться нового темпа, Майкрофт игнорировал и пульсирующую боль в икрах, и острые вспышки боли в груди. Он не жалкий, и никогда им не был. Всю жизнь он стремился достичь и догнать. Он прикладывал к этому все силы и никогда не уходил от ответственности. Ещё одна капля пота скатилась по носу, и Холмс сдул её, не прекращая следить за сбивающимся дыханием. «Ты всегда был неудачником, Холмс. Я был с тобой из жалости». И снова датчик. Двадцать пять километров. Трекер уже пищал без перерыва, сообщая о недопустимых перегрузках. Но Майкрофт лишь держался ритма, игнорируя все окружавшие его звуки. Хлопковый костюм прилип к мокрой от пота спине. Он сконцентрировался только на движении. Правая, левая, вдох. Правая, левая, выдох. Снова вдох. Тридцать километров. Казалось, мозг полностью отключился, перераспределяя все резервы лишь на механические движения. Резь в груди стала невыносимой, а ноги почти онемели от боли. Лёгкие, казалось, взорвутся, а сердце пробьёт грудную клетку, с такой силой оно качало кровь по загнанному организму. Зрение сузилось до одной точки, от которой не отрывал глаз Холмс, словно пытаясь достичь далёкого горизонта. Оглушённый от шума в ушах, до краёв затопленный адреналином, он отключился от окружающего настолько, что внезапно сильный толчок в грудь стал по-настоящему неожиданным. Уже спустя миг Холмс пришёл в себя на матрасе, уложенном по технике безопасности сразу за беговой дорожкой. Крепкие руки обвили его грудь, крепко прижимая к чему-то твёрдому (как выяснилось позже, самому Грегу). Майкрофт лишь жадно хватал ртом воздух, не в силах отдышаться от высокоскоростного марафона. — Майкрофт! Майкрофт! — услышал он испуганный голос Грега и, не в силах пока говорить, лишь повернул голову, уткнувшись лбом куда-то в куртку Лестрейда. — Всё… Всё в порядке, — сбито проговорил Холмс. — Тише, тише, дорогой, — руки провели по лицу, стирая пот, ручьём стекавший по вискам. — Дыши, просто дыши. — Лестрейд опёрся спиной о стену, не переставая перебирать мокрые волосы задыхающегося Холмса. — Всё хорошо, Майкрофт. Всё хорошо, — без остановки повторял Грег, прижимаясь щекой к мокрому виску. — Что бы ни случилось, мы справимся. Мы со всем справимся. — Я правда в порядке, — повторил Майкрофт, как только датчик на его руке перестал пищать. — Ты напугал меня, — Грег помог Холмсу сесть и, перемахнув через длинные ноги, встал перед ним на колени. Обхватив его лицо холодными пальцами, Грег пристально посмотрел в голубые глаза: — Что это было, Майкрофт? Я звал тебя, но ты словно не слышал. Ты, не отрываясь, смотрел в одну точку и не обращал внимания ни на меня, ни на то, что твой трекер надрывается, сообщая о перегрузке. Холмс сморгнул, невольно опустив взгляд и ожидая последующего выговора, однако Грег в очередной раз удивил его. — Майкрофт, если что-то случилось, ты знаешь, что я всегда буду с тобой. Всегда буду на твоей стороне. Ты слышишь? — пальцы уцепились за подбородок, вынуждая поднять глаза. — Я слышу тебя, Грегори, — выдохнул он, в очередной раз, как и много раз до этого, увязнув в глубоком омуте янтарных глаз. — Хорошо. Если хочешь поговорить, я всегда буду рад выслушать. Договорились? Майкрофт лишь кивнул, принимая протянутую руку и медленно поднимаясь. Ноги задрожали, и Грег подхватил его, обнимая за талию. — Я вспоминал слова Дэниела, — сказал вдруг Майкрофт, неожиданно для самого себя. — Он часто повторял, что я… — Майкрофт на миг запнулся, вздохнул, и снова продолжил: — Он говорил, что я ничтожный и толстый неудачник, и он остаётся со мной только из жалости. Я, — Холмс взмахнул рукой, не давая Грегу ответить, — я не осуждаю его, нет. Просто сегодня я вспомнил его слова, и мне на миг показалось очень важным доказать прежде всего самому себе, что это не так. Я слишком увлёкся, полагаю, а потому не уследил за скоростью и, неожиданно для самого себя, соскользнул в чертоги. Правда, я не учёл, что на беговой дорожке этого лучше не делать. Грег в ответ на это признание лишь крепче стиснул его в объятиях. — Майкрофт, — выдохнул он ему в ухо, — ты даже не представляешь себе, насколько ты уникален. Ты… — теперь пришла очередь запнуться Грегу. — Ты самое лучшее, что случалось в моей жизни. И, что бы ты ни думал про себя, для меня ты — идеален во всём. И этого, уж извини, не исправить. А что касается твоей фигуры, то ты правда выглядишь просто потрясающе. И я бы не хотел, чтобы что-то в тебе менялось. — Ты смотришь на мир через розовые очки, Грегори, — приглушённо ответил Холмс, стараясь силой мысли подавить румянец на щеках, и от всей души надеясь, что Грег примет его за румянец от тренировки. Грег в ответ лишь пожал плечами: — Как сказал Оскар Уайльд, красота в глазах смотрящего. — Это сказал не он, — покачал головой Холмс. — Уайльд в романе «Портрет Дориана Грея» писал лишь, что «Искусство — зеркало, но отражает оно смотрящего, а не жизнь». Фраза ошибочно приписана Уайльду, в то время как авторство принадлежит ирландской писательнице девятнадцатого века Маргарет Вольф Хангерфорд, которая использовала её в своём романе «Молли Бон». — Майкрофт, ты не перестаёшь меня поражать. Ты случайно в свободное время не пишешь статьи для википедии? — Нет, — усмехнулся Холмс, и почему-то, в отличие от колкой остроты Шерлока, усмешка Лестрейда не задела его.***
Стоя перед входной дверью теперь уже собственного дома, серый кардинал Британии, «Само правительство», а также негласный глава обоих разведывательных управлений в одном лице откровенно волновался, опасаясь заходить. Каким бы гением ни был Майкрофт, ему всё же довольно сложно было объяснить своё отсутствие на протяжении четырёх дней, в течение которых он ни разу не вышел на связь и не сообщил о том, что хотя бы просто жив, какой-либо фразой помимо одной — «Я был на работе». Нет, безусловно, он не верил в то, что Грегори может допустить даже мысль о возможной измене с его стороны, и уж тем более в то, что импульсивный инспектор выйдет из себя настолько, что не сможет удержать себя в руках. Однако Майкрофта не покидало чувство вины, словно он не оправдал чужих ожиданий. Лестрейд всегда демонстрировал поразительной силы чуткость в отношениях с ним, поэтому Майкрофт полагал, что должен отплатить той же монетой. А потому сама мысль о том, что он не поставил супруга в известность, подавляла его не хуже навалившейся усталости и опустошённости. Он был абсолютно вымотан физически. И было от чего. Если бы кто поинтересовался мнением Холмса, тот ответил бы, что спланированная операция не сорвалась лишь чудом, даже с учётом его участия. Четыре агента были направлены на военную базу с целью тестирования экспериментального стратегического оружия нового поколения. Разумеется, вся операция была строго засекречена до уровня особой важности, а все результаты должны были быть незамедлительно доставлены для анализа в штаб, которым руководил уполномоченный по особо важным делам Майкрофт Холмс. Однако отдел по внутренней безопасности каким-то потрясающе бездарным способом пропустил шпиона в единственной рабочей группе, которую собирал не меньше месяца. Группе, которая напрямую исследовала то, что ни при каких обстоятельствах не должно было попасть в некоторые «свои» руки, что уж говорить про чужие. Квартирмейстер группы был немедленно отстранён от дела как «не обладающий необходимым опытом и навыками», однако главную проблему это не решало. В виду этого Майкрофт был вынужден сам стать куратором группы, координирующим ход операции. Холмс помнил, как у него, ещё проходившего стажировку в начале своей карьеры, у самого был свой куратор. Он отчётливо помнил, как глупо чувствовал себя тогда, направляемый чужим голосом, словно безмозглый болванчик. Это напоминало ему некую ролевую игру, где один говорил, а другой выполнял. Лишь со временем он понял, что управлять ходом операции в разы сложнее, чем самому принимать в ней участие. Нужно, во-первых, учитывать всевозможные варианты развития событий, причём на каждое событие должен быть подготовленный, чётко спланированный и соизмеримый с возможностями агента тактический шаг, ход, маневр. А во-вторых, очень сложно не заиграться, почувствовав, что управляешь чужими жизнями и лишь от твоего решения зависит, какое их количество останется на выходе. И всю ответственность несёт не агент, а тот, кто твёрдой рукой направил его на тот или иной шаг. Этакий комплекс бога. Основной сложностью оказалось не просто составить план действий, а алгоритм, который приведёт к выигрышу лишь трёх участников игры. И агенты ни в коем случае не должны раскусить правила, ибо в противном случае, не имея всех данных, могут сорвать то, что планировалось почти год. И Холмсу, который четыре дня непрерывно контролировал их работу, пришлось идти на всевозможные ухищрения, чтобы незаметно и аккуратно ликвидировать крысу из группы, не засветив при этом ни одного важного пароля или знака, не дать участникам усомниться в ходе всей операции. Майкрофт всей душой ненавидел срыв планов. И неважно, были на то объективные причины или извилистая цепочка случайностей. Потому столь сложная ситуация, когда Холмс оказался, по сути, на борту тонущего лайнера с единственной целью — не дать кораблю утонуть, — выжала из него все силы. И вот сейчас, стоя перед дверью и пошатываясь от усталости, Майкрофт малодушно надеялся на чудо, которого по умолчанию не может быть. Но оттягивать неизбежное не имело смысла, а потому он сделал глубокий вдох и открыл дверь. Его предсказуемо встретила тишина. Закрыв дверь, он на миг замер, позволив себе оставить за только что закрытой дверью всё то, что не стоило привносить в дом — тревогу, волнения и груз ответственности, давивший на изрядно сведённые от напряжения плечи. Глубоко вздохнув, прикрыл глаза и устало опустил голову, упираясь лбом в холодную панель металлической двери. Он буквально растворился в безмятежности дома, позволяя домашнему спокойствию укутать его в кокон тишины и абсолютной умиротворенности. Потому рука, мягко опустившаяся на плечо, стала полной неожиданностью, и Холмс резко выдохнул, открывая глаза. — Майкрофт, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Лестрейд. На задворках сознания он отметил, что абсолютно не слышал, как Грег подошёл, а значит, его мозг на секунду отключился, справляясь с переутомлением посредством охранительного торможения процессов. — Нет, Грегори. Уже всё хорошо, — он заставил себя улыбнуться, оборачиваясь. Видимо, его улыбка была слишком натянутой, так как Грег переменился в лице, с обеспокоенностью разглядывая его. — На тебе лица нет, Майкрофт. Как ты себя чувствуешь? — внезапно Грег побледнел. — Ты ранен?! — Нет-нет, что ты, — поспешно успокоил его Холмс, поднимая обе руки в знак успокоения. Однако жест сыграл с ним злую шутку, и Майкрофт, оставшийся без поддержки в виде двери, внезапно качнулся в сторону. Грег молниеносно подхватил супруга, приобнимая его за талию. — Всё правда в порядке, Грег, — Холмс позволил снять с него плащ и выпустил из руки зонт, который муж тут же убрал в подставку. — Я всего лишь оступился, — Майкрофт взял себя в руки и немного отстранился от Лестрейда. — Прости меня, пожалуйста. Я знаю, что должен был сообщить тебе, что… — Ты вообще что-то ел за эти дни? — внезапно перебил его Грег. — Что? — растерялся Холмс. — А… Да… Я… Мне приносили… Дело не в этом, Грег, — Холмс всё же рискнул попытаться подобрать нужные слова, чтобы хоть как-то объяснить своё отсутствие дома. — Я был вынужден остаться на работе. Возникло неотложное дело, которое я не мог… — внезапно его сбивчивую речь прервали чужие пальцы, неожиданно прижавшиеся к приоткрытым губам. Лестрейд, немного приблизившись, прошептал: — Не надо, Майкрофт. Не оправдывайся. Я всё понимаю. Я понимаю важность твоей работы. И понимаю, что ты не всегда можешь держать меня в курсе. Я знаю, на что шёл там, когда говорил тебе «да». Ты можешь рассказать мне всё, что посчитаешь нужным. Но не сейчас. Сейчас, прошу тебя, пойдём спать. Время позднее, а ты еле стоишь на ногах. Предполагаю, что ты спал не чаще, чем ел. Майкрофт поражённо замер, внимательно слушая Грегори. Тот говорил такие простые и в то же время поразительные вещи, что они просто не укладывались в голове у Холмса. Потому он посчитал за лучшее просто промолчать, кивнув в знак согласия. — Да, ты прав. Я, действительно, очень устал, — проговорил он, едва пальцы исчезли. — Мне нужно в душ, — добавил он еле слышно. — Я не был в душе два дня, и от меня наверняка неприятно… — Майк, — снова перебил его Грег, и Холмс вновь замолчал. Не так уж часто Грегори называл его сокращённым именем, а значит, тот и вправду слишком взволнован. — Повторюсь, ты еле стоишь. Ты можешь просто упасть в душе и что-нибудь себе повредить. Прошу тебя, пойдём спать, пожалуйста, — свои слова Грег сопроводил максимально умоляющим взглядом, и ему не оставалось ничего другого, как капитулировать под столь настойчивым взглядом. — Хорошо, — выдохнул он. — Ты прав, я действительно стою из последних сил. Они медленно поднялись на второй этаж, прошли в спальню, и Грег аккуратно усадил Холмса на кровать. Затем также аккуратно снял с него ботинки и пиджак. За ними последовал и традиционный жилет. — Приляг, я сам закончу, — проговорил Грег, бережно укладывая Майкрофта, чтобы снять с него ремень. Но лишь Майкрофт коснулся подушки, как его сознание отключилось, а потому момент, когда Лестрейд снимал с него оставшиеся вещи, он не запомнил.