Цвет настроения белый (книга 4)

Внутренний голос ругает меня за подобные мысли, но его слышно всё хуже и хуже – похоже, даже он принял это моё странное увлечение религией. Как люди становятся верующими и почему? Наверное, потому, что это даёт ответы на главный вопрос: для чего мы живём. Кстати, я же еврейка, а значит, мне нужно ходить в синагогу. Только вот нигде поблизости никакой синагоги нет. Есть только православные храмы. Подхожу к часовенке, там парочка бабушек. Ну как... не то чтобы они прям бабушки – просто пожилые женщины в косынках, стоят и на икону смотрят. Я вспоминаю про косынку и оглядываюсь по сторонам. Рядом церковная лавка, а я даже денег не взяла. Чёрт, и чем я думала?! – Чего тебе, дочка? – смотрит на меня старушка. Я по глазам её понимаю, что она, как и я, «видела» Бога. – Я косынку забыла и денег не взяла. – Я стыдливо опускаю глаза. – Возьми свечечку, – говорит она мне. Берёт одну из косынок и повязывает мне на голову, протягивает тоненькую свечу. – Спасибо, спасибо вам! – Не за что, дочка. – А мне так нравится это обращение пожилых ко мне «дочка», как будто они родные. Я захожу в часовенку. Иконы и всё такое сакральное. Зажигаю свечу и ставлю. Сама смотрю на икону и вспоминаю молитву: «Спасибо, Господи за всё, и прости меня за то, что порезала себя! Я не ценила Твоего дара, самого большого дара во Вселенной – дара жизни. Но теперь я всё осознала. Спасибо Тебе, спасибо за то, что подарил мне жизнь и красоту, что сделал меня девочкой! Спасибо Тебе, Господи. Люблю тебя, обожаю! Хочу всегда быть с тобой. Хочу, чтобы ты всегда был в моей душе. Аллилуйя!» – Вот понятия не имею, что это слово значит. Но всё равно употребляю. Надеюсь, моя невежественность не оттолкнёт от меня Бога. Я ведь не со зла, я же просто тупая. А разве тупых детей меньше любят? Если бы Он хотел, чтобы я была умнее, сделал бы меня умнее. А так он сделал меня такой, какой я ему нужна. Тупой – значит, тупой. Всё, как Ты скажешь, Господи. И внутренний голос молчит. Как воды в рот набрал, заткнулся и знает, что не всё нужно комментировать своими язвительными фразочками. Не всё ставить под сомнение. Некоторые вещи нужно просто принимать такими, как есть. Смотрю на свечи, смотрю на иконы, и мне становится так хорошо! Здесь бы и осталась навсегда. Поставьте мне здесь каталку, я буду тут жить. Улыбаюсь и продолжаю молиться... ну, как молиться... веду сама с собой внутренний диалог. Думаю о том, что дальше делать. Думаю про Сашу, про Вику и про мамку, про экзамен, до которого ещё два дня, будь он неладен. Про психолога, который завтра с утра. Про то, что мамка, наконец, узнает мой секретик. Я такая, что теперь уже могу как на духу вывалить: «Мама, так и так, но мне нравятся девочки, ничего не могу с собой поделать». Она, конечно, повозмущается, но примет меня такой, какая я есть, никуда не денется. Не станет же она отталкивать свою единственную, самую любимую на свете доченьку! И что изменится? Да всё, всё станет иначе, всё, наконец, станет так, как и должно быть. Выхожу из часовенки, снимаю косынку и возвращаю её старушке: – Спасибо, – шепчу я. – Заходи ещё, дочка, – улыбается она. Такие тут добрые люди, я прям не могу! Ковыляю к лестнице. Мне ещё на этаж подниматься и на проклятую каталку ложиться. А потом ещё кровь из пальца сдавать, типа, я мало её потеряла. Как же мне надоела эта больница! Подхожу к своей палате и слышу телефон. Я же его с собой не брала – ну а зачем мне ночью телефон? А тут звонит кто-то. Кто же это может быть? Мои друзья так поздно не звонят, я сама их приучила, что после десяти сплю... ну, типа, сплю. Мамке рано на работу, и нечего мне названивать, можно и ВКонтактике переписываться. «Да кто же звонит-то?» Подхожу к своей сумке и достаю оттуда телефон, а меня прям прорубает. Вика! Вика звонит! Внутри всё холодеет, у меня трясутся руки, левая рука (правая забинтована). Я не знаю, что говорить, я боюсь даже трубку поднять, я сейчас расплачусь от счастья! Что со мной происходит? Нужно прийти в себя, нужно отдышаться. Нужно трубку взять. Провожу пальцем по экрану: – Алло, – почти беззвучно говорю я, голос дрожит, сердечко замерло, я готова разрыдаться. Я ни живая, ни мёртвая. – Привет, Юля! – Голос Вики переливается, как трели колокольчиков. И я не знаю голоса милей. Я сейчас стихами заговорю. – Привет...– заикаюсь я, – ...Вика. – С тобой там всё в порядке? – Да, то есть нет, то есть…. Дай мне пару минут отдышаться. Беззвучно кричу от счастья и прыгаю на месте, как дурочка. «Есс! Она мне позвонила!» И куда хромота подевалась?! Я вновь цвету и пахну, готовая на что угодно. – Да, милая, – вновь беру трубку я. – Как дела? Слыхала, ты в больнице, мне Сашка рассказывал. Надеюсь, у тебя там всё в порядке? Складываю губки «уточкой»: – Викулечка, как у меня может быть всё в порядке, если ты не со мной? – Говорю, а сама от счастья плачу. – Хочешь, чтобы я приехала? – Странные ты задаёшь вопросы! Ну конечно хочу, мечтаю об этом! Я живу только ради тебя, любимая. – Я сейчас сама счастливая девушка на свете, и мне ничего не надо, только её голос в трубке. – Спасибо, Викуль, что позвонила! Спасибо, обожаю тебя! Ты самая-самая на свете! – Ты тоже. – Слышу, как она смеётся в трубку. Ложусь на кровать и мечтательно закрываю глаза. Мне сейчас так хорошо, так хорошо! – Рада, что у тебя всё в порядке… Перебиваю её, не даю закончить фразу: – Не клади трубочку, прошу тебя, умоляю! – Ну что ещё? – Я люблю тебя. – Ты уже говорила. – Я из-за тебя только что вены порезала. – Ты что, дура?! – Я не знала, что мне делать, – оправдываюсь я. – Мне было так одиноко, и я… и я… решила… не помню, почему я это сделала. Сейчас вот рученька вся в бинтах и болит. – Та-а-ак, – сурово говорит Вика. – Значит, слушай меня: если ты действительно любишь меня, если любишь… Боже, что я говорю! Неужели я серьёзно – девушка любит девушку? – Она делает паузу. – Ладно, не суть. Если это правда, что ты ко мне что-то чувствуешь, то я требую: никогда, слышишь, никогда больше не причиняй себе вред. Поняла? – Да. – Клянись. – Чем поклясться? – Самым дорогим, что есть у тебя. Поклянись мне, что больше никогда себе не навредишь! «Самым дорогим?» – Клянусь тебе своей любовью, что больше никогда… – Я забываю, что там дальше, но она напоминает. – Не причиню себе вред. – Не причиню себе вред, – говорю. – Аминь. Я улыбаюсь, я так счастлива! Как же мне мало для счастья надо! – Ты дашь мне свои ножки полизать? – спрашиваю. – Опять ты за своё! Самой хоть не надоело? Смущаюсь: – Ну как мне может надоесть любить? Сама подумай. – Ладно, посмотрим ещё на твоё поведение, – отмахивается Вика. – А может, и что-то ещё, – говорю я, но тут же замолкаю, чтобы не спугнуть её своим напором. – Я не настаиваю, просто я люблю тебя, обожаю, прости. – Наивно улыбаюсь, забывая о том, что она не видит сейчас моей улыбки. Мы же по телефону разговариваем. – Боже, Юля, ты такая… – Классная? – вставляю свои пять копеек. – Примитивная. – Это обидно. – Я знаю, – говорит Вика. – Но послушай сама себя. Ведёшь себя, как малолетка пубертатного периода. – А кто я, по-твоему? – Да нет же, я не о том хотела сказать! – громче говорит Вика. – Ну, послушай себя: все эти твои ухаживания, все подкаты – это такой примитив! Понимаешь, как девушка ты ведёшь себя идеально, достойно, красиво, по тебе сохнут все парни с нашего потока. Я не знаю того, кто не мечтает о тебе. Но как парень… – Но я не парень. – Но ведёшь ты себя, как парень. Ты меня клеишь, как какой-нибудь неоперившийся подросток, который хочет затянуть меня в кровать и не понимает, как это сделать. Ну, послушай ты себя, неужели ты дала бы парню, который бы так за тобой ухаживал? Преследовал тебя везде. Вёл себя, как полный идиот. – Нет, – испуганно отвечаю я. – Вот видишь… не хочу тебя обидеть, но как парень ты во всём проигрываешь Сашке. Даже будь ты в сто раз красивей его, я бы на такого навязчивого и неопытного никогда не повелась. – Так что же мне делать? – испуганно спрашиваю я. – Прислушайся к своим чувствам, инстинктам, ну у тебя же получается, как у девушки парнями крутить. Вот что-то подобное нужно сделать и с твоей мужской сущностью. Молчу пару секунд и продолжаю: – Но я не могу… я слишком сильно тебя люблю, слишком сильно тебя хочу. Крышу сносит, понимаешь? – Ну, во-первых, со мной тебе ничего не светит. Так что смирись, девочка. – Как тяжело слышать это «смирись» в свою сторону и как легко говорить это другим! – Я попытаюсь, честно… – Говорю, а сама не верю в то, что сказала. – Мне кажется, тебе нужно встречаться с другими… – Она делает паузу – видимо, борется со своей брезгливостью – и добавляет: – Девушками. – А ты не будешь… Она не даёт мне договорить: – Нет, я не буду ревновать. – Ну, если ты так считаешь... – Да, я так считаю. Тебе давно пора найти себе другую лесбияночку для своих утех. – Так никто сейчас не говорит, – улыбаюсь. – Да мне всё равно, что это старославянский, тебе нужно идти дальше, нужно жить полной жизнью. Тебе нужна любовь и нужен секс, и если ты хочешь делать это с женщинами, это твоё право. Обещай, что попробуешь встречаться с другой девушкой. – А за это… – А за это я дам тебе полизать мои ножки, как бы это ни выглядело со стороны… Ну что, мы договорились? – Да, любимая. – Спокойной ночи, Юлечка! – Спокойной ночи, Викулечка! Не кладу трубку первой – жду, пока она положит. Каждая секунда разговора с ней, каждое мгновение для меня очень много значит. Я стала слишком сентиментальной. А ещё я хочу её ножки. Она ведь обещала мне, а обманывать нехорошо. Губы сами хотят прикоснуться к её ногам, к её пальчикам. Это так прекрасно! Закрываю глаза и думаю о ней, не могу заснуть. Меня переполняют эмоции, меня переполняет счастье. Я живу, по-настоящему живу в этот момент. Я сейчас живее всех живых. Спасибо, Господи, что ты меня услышал! Мне снова хочется сходить в часовенку, свечку поставить и отдать деньги за прошлую свечу. Но я всё же думаю о ней, о её ногах, о больших пальцах её ног. Какие у неё красивые ноготочки, аккуратненькие пяточки, идеальные щиколотки! «Ты что, реально мечтаешь о футфетише?» – спрашиваю себя. «Конечно», – отвечаю я и даже сглатываю – так хочу побыстрей этим заняться. Хочу делать это красиво, хочу, чтобы она снимала меня на видео. Хочу, хочу...