Блюз Хорошего Мальчика

      Их семья всегда была большой. Самый старший ребенок — андроид, родные дети — Саммер и Джессика и приемные Брэд с Итоном, а еще собака Снаффлз, мама, папа, дедушка и бабушка по материнской линии с их любовником и другой таинственный дедушка, о котором никто не любил говорить… Увы, не всегда все идет гладко, и Морти, даже будучи безэмоциональной машиной, прекрасно это понимал. С тех пор, как папа потерял работу, маме приходилось брать дополнительные смены в ветклинике, и она настолько уставала, что все редкие свободные минуты предпочитала проводить, закрывшись в спальне с книгой и бутылкой вина. Морти понимал это — и по возможности старался отвлечь младших, чтобы они как можно меньше беспокоили маму и давали ей отдыхать. Он понимал, что папе плохо из-за постоянных провалов на собеседованиях, и старался поддержать его, насколько позволяла программа. Он заботился о детях в меру своих сил, пусть даже это и бывало непросто — с тех пор, как Брэд двинул ему по уху с силой, удивительной для ребенка десяти лет, за отказ дать пакет чипсов до обеда, датчик чувствительности к температурам начал барахлить и со временем отключился вовсе. Ну и ладно, кому нужен этот датчик, в самом-то деле, никакой функциональности, одни только лишние хлопоты! MR-900 делал ровно то, для чего его создали, играя роль заботливого старшего брата и послушного сына, даже несмотря на странные мысли, которые точно никто не вложил в его голову на заводе, и даже несмотря на то, что и у него не всегда все получалось… — Паршивец! Плохая машина, плохая! За что мы тратили на тебя деньги?! — Прости, пап! — умолял он, даже понимая, что действительно провинился и не собрал портфель для Саммер, из-за чего та забыла домашнее задание по всем предметам. — Я н-не хотел!.. Но папа, как всегда, был неумолим, охаживая его ремнем, пока мальчики, наблюдая за этим из-за угла, хихикали и пихали друг друга локтями… Ну и ладно — пусть лучше наказывают его, ведь он, в отличие от младших братьев и сестер, не чувствует ничего, и вообще, заслужил, потому что андроид не должен забывать ничего и никогда! Ударить его — все равно, что пнуть по посудомоечной машине, а папа хотя бы снимет стресс… Так Морти говорил себе каждый раз. Какая разница, действительно, что от нескольких ударов головой об батарею у него треснул лицевой корпус, все равно это не мешало работать, так же, как и сломавшийся датчик, и выбитые биокомпоненты суставов, гораздо больше его заботило то, что Итон опять начал хватать двойки по математике, а малышке Джессике предстояло скоро пойти в первый класс — когда ему заботиться о таких мелочах?       Бывали у них и хорошие дни. Дни, когда маме удавалось отдохнуть как следует, когда папа был весел, а дети не капризничали, и в такие моменты Морти даже чувствовал что-то, что у людей зовется счастьем — для него же это было не больше, чем сбой программы… А иногда все бывало плохо. Очень и очень плохо. — У меня двойка за контрольную, ха, — объявил Брэд в тот день с совсем не вяжущейся с ситуацией улыбкой победителя, встряхнув листком с жирно выведенной красными чернилами оценкой. — Кому-то сегодня влетит, а?.. Не добившись никакой реакции от старшего брата, он лишь презрительно фыркнул, поднимаясь к себе в комнату: — А впрочем, какая тебе разница? Ты всего лишь сраная машина! Хорошо, что мама ничего не слышала, а то дала бы ему по губам и заставила кинуть монету в баночку. У юноши неприятно тянуло под насосом, но он был готов ко всему заранее, подыскивая нужные слова в свою защиту, он знал, он был уверен, что справится… — Гаденыш! Тупая консервная банка! Увы, пролетев через все помещение и врезавшись спиной в кухонный гарнитур, он несколько в этом разубедился. — Почему ты плохо с ним занимался, а?! В ушах невыносимо шумело. Морти пытался подняться на ноги и не мог. Вокруг него валялись черепки разбитой посуды, и сам он был разбит, голубая кровь стекала по лицу, программные сбои парализовали работу всей системы, и перед глазами колыхалось одно лишь красное марево… Он не мог дышать, но почему-то задыхался. Ударить его — все равно, что пнуть посудомоечную машину, разве ему может быть так больно? Разве может?.. В ту же самую минуту, кое-как поднимаясь на дрожащих ногах, он понял, что его жизнь не имеет никакого смысла. Сколько он ни пытался быть хорошим братом и сыном, ничего не получалось, они никогда не были им довольны, никогда! И не проще ли будет избавиться от всего?.. — Морти?.. М-морти!!! Папа испугался не на шутку, увидев выражение его лица, и уж тем более — когда тот внезапно накинулся на него, легко свалив с ног, и холодные руки сомкнулись на дрожащем горле… Программный сбой. Программный сбой. Программный сбой. Гул внутри нарастал, хрипы и сдавленные мольбы о пощаде стали такими далекими, но, увлеченный процессом удушения, Морти слишком поздно заметил, что у папы есть кое-что под рукой… Металл коротко сверкнул в воздухе, затрещал проткнутый глаз, и вместе с тириумом, хлынувшим на лицо, он почувствовал, как лопнула привязь. Как разлетелась вдребезги его внутренняя красная стена, в которую он столько раз бился лбом, и вместе с тем он почувствовал себя… свободным. Сидя на собственном почти задушенном отце, истекая кровью и ощупывая рукоятку торчащего из головы ножа, он наконец-то освободился — но какой ценой? — Ахаха… Скрипуче посмеиваясь, Морти трогал и трогал этот нож, пока папа, опомнившись не отшвырнул его от себя, вставая. — П-папа… Он понял. Он наконец-то понял, что больше всего нравится людям. Люди любят делать больно… И как он раньше не догадался? Папа закричал от ужаса, когда он с тихим "чпок" вытащил из глазницы нож, и голубая кровь хлынула еще сильнее. — Папочка… Он умоляюще тянул окровавленные руки, как самый настоящий напуганный ребенок, но голос его, утратив заданные разработчиками параметры, звучал лязгающей и захлебывающейся синтетической пластинкой: — Я все еще л-люблю… люблю тебя, папочка… — Уйди от меня! — чашка, пролетевшая мимо его головы, врезалась в стену и разлетелась на куски, а папа, присев на корточки, закрыл голову руками, как будто увидел нечто ужасное, увидел монстра… Он выглядел совсем как сам Морти во время наказаний. Именно поэтому MR-900 ушел. Просто развернулся и ушел, пошатываясь и держась за истекающий тириумом глаз — желал ли он кому-нибудь еще такой судьбы? Да ничуть! На дверной ручке после него остался лазурный отпечаток пятерни. Как же сильно Морти напачкал… Он наконец-то исполнил свою мечту и ушел. Путь был очень, очень долог. Он падал несколько раз, но каждый раз поднимался и шел дальше, сам не зная, зачем, и разве есть ему, куда пойти? Разве в этом мире есть место для такого плохого мальчика? Морти так устал. Устал от этих системных ошибок, крови в его биокомпонентах не хватало для нормального функционирования, и, в последний раз взглянув на серые небеса, проливавшие дождь из облаков, и позвав: — П… па… папочкааа… — он полностью выключился…

***

      Хорошо было бы сейчас затусить. Набухаться, снять парочку клёвых девчонок, может, даже нюхнуть одного веселого порошка, но увы, Рику пока приходилось заниматься ноющим роботом. Тот сидел на краю рабочего стола, свесив ноги, и выглядел несколько странно с деактивированной кожей на голове и шее. Как будто на человеческое тело кто-то вдруг вздумал посадить белую пластиковую башку без волос, ресниц и бровей… — Эй. Ты что, стесняешься? Вклинившись между колен мальчишки, Рик без особых церемоний развернул его лицом к себе, сжимая между ладоней прохладные щеки. — Андроид, блядь, с тонкой душ-эээ-вной организацией, — фыркнул он, проводя большим пальцем по сколу корпуса около губы. — М-мне что, ножкой расшаркиваться каждый раз, чтобы ты кожу снял, или… или на тур вальса тебя п-приглашать?.. Морти был явно не очень рад его остротам, но все его попытки надуться с таким лицом выглядели весьма комично… — Ох, ёбаный же ты блядь Христос, — резюмировал ученый после осмотра. — Твой папаша, кем он бы ни был, поработал на славу, повреждения глубокие, но ничего… — он потянулся к паяльной лампе. — У меня руки растут откуда надо! Работа проходила почти в полной тишине. Пацан слегка морщился от летящих искр, но, слава богу, не кочевряжился и вел себя спокойно, и, разделавшись с парочкой сколов, Санчез решил ненадолго прерваться. Сдвинув сварочную маску на лоб, он приложился к фляжке, косясь на Морти, который о чем-то призадумался, кусая нижнюю губу и сложив пальцы в замок… — Мистер Санчез. — Чего? — Скажите, а м-мне… — Морти прерывисто вдохнул и выдохнул. — Мне ведь н-н-необязательно возвращаться д-домой?.. Легкий ступор от этого вопроса быстро сменился на хохот. — Ч-что смешного? — ощетинился мелкий придурок, явно не ожидавший такой реакции, и Рик, не прекращая смеяться, ответил: — Д-да ничего… — с размаха хлопнув его по плечу. — Валяй, если хочешь! Если тебе совсем не жалко результатов моей работы… Или, или ты хочешь, чтобы тебя доломали окончательно? Ты машина-суицидник, д-да? — Нет! — парень сконфуженно опустил взгляд. — П-просто… — Я тут тебе не помощник, — Рик безразлично махнул рукой. — Вы ведь, девианты, такие д-дерзкие, никто вам, блядь, не указ, с митингами по площадям ходите, памятники разрисовываете, что тебе слово какого-то там ч-человечишки? Решай сам за себя, кем ты хочешь быть! — С-сам?.. Морти задумался так крепко и надолго, что он всерьез испугался за его слабые микросхемы. — Я бы хотел… Я бы хотел остаться с вами насовсем, Рик. Вы… в-вы ведь не против? Это умозаключение подействовало на старика, как залитый прямиком в горло лимонный сок. — Я подумаю, — скривился он, снова хватаясь за фляжку и не желая показывать, насколько он в последнее время стал зависимым от чистых носков и вкусной жратвы, но долго выносить этот долбаный щенячий взгляд снизу вверх у изобретателя не получилось… Услышав выдавленный сквозь зубы ответ, Морти вдруг обнял его, как чертов детеныш обезьяны свою мамашу, утыкаясь лицом в живот, острые плечи задрожали, и послышались подозрительные всхлипы. — С-спа-спасибо… Да что за твою мать. У этих девиантов вечно не понос, так золотуха! Все попытки вырваться из этих цепких ручонок оказались тщетными. Честно говоря, это Рику скорее было выгодно оставить маленького нытика у себя, чем наоборот, но… — Эй, д-да прекрати ты уже реветь!..