Вместе, только и всего

Тэхен очень быстро шел на поправку. Чонгука он совсем не видел, но всегда точно знал, когда он был дома: хлопали двери, включался музыкальный центр, телевизор, доносились оживленные разговоры по телефону, раскатистый смех и отрывистые ругательства - и все это было совершенно ненатурально, Тэ чувствовал. Чон суетился, «озвучивая» свою жизнь во всех углах квартиры, как пес, который задирает лапу через каждые два метра, чтобы пометить «свою» территорию. Сколько раз Тэхена подмывало вернуться к себе и вновь обрести независимость, чтобы больше никому ничем не быть обязанным. Но бывало и так, что его передергивало при одной только мысли о том, чтобы снова лечь спать на полу и карабкаться на восьмой этаж, цепляясь за перила, чтобы не упасть. Как все сложно… Тэ теперь не знал, где его истинное место, и к тому же действительно привязался к Намджуну… Чего ради ему заниматься самобичеванием и бить себя в грудь, скрипя зубами? Ради независимости? Тоже мне, достояние… Он много лет молился на это слово - и чего добился? К чему пришел? Живет в полуразрушенной хибаре и проводит время в размышлениях о своей несчастной судьбе, не выпуская изо рта сигарету! Как трогательно… Он и сам до невозможности трогательный… Ему скоро двадцать семь, а он ничего не накопил про запас. Ни друзей, ни воспоминаний, похвастаться было нечем. Как это случилось? Почему он так и не сумел вцепиться мертвой хваткой и удержать при себе то, чем действительно мог бы дорожить? Ну почему? Он снова начал рисовать. Просто так. Безо всякой цели и причины. Для самого себя. Для собственного удовольствия. Он взял новый блокнот - последний - и «приручил» его, запечатлевая все, что его окружало: камин, узор обоев, вид из окна, рамочки, картины, склянку от духов, принадлежавшую даме былых времен, и строгий сюртук господина из той же эпохи. Натюрморт из собственной одежды с пряжкой валяющегося на полу ремня, облака, след, оставленный в небе самолетом, вершины деревьев за чугунным кружевом балконного ограждения и автопортрет в кровати. Он снова рисовал как дышал. Прерывался лишь затем, чтобы подлить туши в чернильницу и заправить ручку. Много лет он не чувствовал себя таким спокойным и такой живым - просто-напросто живым… Но больше всего он любил рисовать Намджуна. Тот так увлекался своими историями, что его лицо отражало всю гамму переживаемых чувств - то радость, то печаль, и Тэхен попросил разрешения рисовать его. Он, конечно, чуточку позаикался для виду, но почти сразу перестал обращать внимание на скрип пера по бумаге. Чаще всего Намджун рассказывал какие-нибудь безумно захватывающие эпизоды из европейской истории. Иногда эти рассказы были не только познавательными и ужасно интересными, но и очень веселыми, Намджун иногда сам начинал смеяться, вспоминая разные конфузы членов королевской семьи. И Тэхен спешил запечатлеть эту улыбку, это веселое изумление человека, который перелистывал страницы истории Франции, как другие порножурнал. Бывало, что Намджуна задевала несправедливость законов того времени или чья-то неблагодарная смерть и его взгляд становился серьезнее. И Тэ рисовал тень, пробежавшую по искаженному судорогой страдания лицу. - Вы рисуете или слушаете меня? - Слушаю и рисую… Иногда он просил разрешения сесть в глубокое кресло в изножье кровати Тэ, и они читали - каждый свое, в полном молчании. - Намджун… - Ммм… - Почтовые открытки… - Да? - Долго это будет продолжаться? - Я… не понимаю, что вы… - Почему вы не сделаете это своей профессией? Почему не попытаетесь стать исследователем или преподавателем? Вы имели бы полное право читать все эти книги в рабочее время, и вам бы даже стали платить деньги! Он опустил книгу на обтянутые потертым вельветом костлявые колени, снял очки и потер глаза. - Я пытался… Я трижды пытался поступить в Сеульский университет в аспирантуру, но всякий раз проваливался… - Что, знаний не хватало? - Да нет, конечно, хватало… - покраснел он. - Ну… во всяком случае… смею надеяться, что это так… но я… Я никогда не мог сдать ни одного экзамена… Я слишком нервничаю… Теряю сон, зрение, волосы, даже зубы! И все остальные способности. Читаю вопросы, знаю ответы, но не могу написать ни единой строчки. Сижу, застыв от ужаса, перед чистым листом бумаги… - Но вы сдали на бакалавра? - Да, но чего мне это стоило! Я ничего не сдавал с первого захода, хотя экзамены были несложные… - Сколько вам лет? - Тридцать шесть. - Но вы ведь могли стать преподавателем… - Представляете себе меня в классе с тридцатью ребятишками? - Да. - Нет. Я покрываюсь холодным потом при одной только мысли о том, чтобы обратиться с речью к аудитории, пусть даже самой немногочисленной. Я… У меня… Думаю, у меня проблемы с общением… - А как же школа? Когда вы были маленьким? - Я пошел сразу в шестой класс. К тому же в пансион… Ужасный был год. Худший в моей жизни… Как будто меня швырнули в огромную ванну, а плавать я не умел… - Ну и?… - И ничего. Я по-прежнему не умею плавать. - В прямом или переносном смысле этого слова? - В обоих. - Вас никогда не учили плавать? - Нет, А для чего? - Ну… Чтобы плавать… - Знаете, с точки зрения общей культуры, мы скорее произошли от поколения пехотинцев и артиллеристов… - Что вы там плетете? Я вовсе не предлагаю вам ввязываться в битву на океанской глади! Я говорю о том, чтобы отправиться на морское побережье! А почему вас не отдали в школу раньше? - Нас учила мой отец… - Как мать Людовика Святого? - Точно. - Как ее звали? - Бланш Кастильская… - Ну да, конечно. Но почему вас учили дома? Вы что, слишком далеко жили? - В соседней деревне была муниципальная школа, но я ходил туда всего несколько дней… - Почему? - Именно потому, что она была муниципальной… - А, всё то же деление на Синих и Белых, да? - Да. Но знаете, по сравнению с моими родителями, я очень… ээ… изменился - ваше определение! - то есть я… эволюционировал… - Какие они, ваши родители? - Ну… - Похожи на набитые соломой чучела? На забальзамированные мумии? Плавают в чане с формалином вместе с лилиями? - Отчасти вы правы… - развеселился он. - Успокойте меня - они, во всяком случае, не передвигаются в паланкине?! - Нет, но лишь потому, что носильщиков больше не найти! - Чем они занимаются? - В каком смысле? - В смысле работы. - Они землевладельцы. - И это все? - Знаете, у них много работы… - Но… Вы очень богаты? - Нет. Вовсе нет. Как раз напротив. - Невероятная история… - И как же вы выходили из положения в пансионе? - С помощью Гафьо. - Кто такой Гафьо? - Не кто, а что - это очень тяжелый латинский словарь, который я клал в ранец, хватал его за лямку, раскручивал, придавал ему ускорение и… Фьююю! Сокрушал врага… - Ну и? - Что ну и? - Как обстоят дела сегодня? - А сегодня все очень просто: перед вами великолепный образчик homo degeneraris, то есть существо, совершенно непригодное к жизни в обществе, сдвинутое, нелепое и абсолютно анахроничное. Он смеялся. - И как же вы поступите? - Не знаю. - Пойдете к психиатру? - Нет, но я встретил одного парня у себя на работе, такого чокнутого и смешного… Он мне ужасно докучает и все пристает, чтобы я пошел с ним в его театральную студию. Он перебрал всех возможных и невозможных психоаналитиков и уверяет, что театр - самое действенное средство… - Вот как… - Так он говорит… - Значит, вы никогда никуда не ходите? У вас нет друзей? Ни одной родной души? Никаких контактов… с двадцать первым веком? - Нет. Пожалуй, нет… А вы?

***

В квартире каждый старался найти свое место. Смущение, неуверенность и неловкость первых дней постепенно уступили место повседневной круговерти. Тэхен вставал к полудню, но около трех, когда возвращался Чонгук, всегда уходил к себе. Тэ пил с Намджуном чай, иногда они устраивали легкий ужин, потом ехал на работу и возвращался не раньше часа ночи. Чонгук в это время никогда не спал - слушал музыку или смотрел телевизор. Из-под его двери тянуло травкой. Тэхен удивлялся, как ему удается выдерживать этот сумасшедший ритм жизни, но очень скоро понял, что он его и не выдерживает. Время от времени неизбежно случался взрыв. Чонгук начинал орать как оглашенный, открыв дверцу холодильника, потому что продукты лежали не на своих местах или были плохо упакованы. Он выкладывал их на стол, опрокидывал чайник и ругался последними словами: - Черт! Ну сколько раз вам повторять? Масло должно лежать в масленке - оно же «цепляет» на себя все запахи! И сыр тоже! Пищевую пленку придумали не для бродячих псов! А что это такое? Салат? Почему вы оставляете его в целлофане? Целлофан же все портит! Я тыщу раз тебе говорил, Намджун! Где все эти коробки, которые я вам вчера притаранил? А это что у нас такое? Ага, лимон… Что он забыл в отделении для яиц? Начатый лимон заворачивают или кладут на блюдце, помнишь? Он удалялся, забрав свое пиво, а двое преступников, дождавшись, когда он с грохотом захлопнет свою дверь, возвращались к прерванной беседе. Конечно, они могли бы с тяжелым вздохом, отставив чашки, возразить ему, что он слишком нервный для парня, который никогда не ест дома, а холодильник использует только для своих пивных банок… Но нет, не стоило заводиться. Любит человек поорать - ну и пусть орет. Пусть орет… Он ведь только этого и ждет. Малейшего повода, чтобы вцепиться им в глотки. Особенно ему. Он держал Тэ на прицеле и принимал оскорбленный вид, если они - не дай Бог! - сталкивались. Хоть Тэхен и отсиживался большую часть дня у себя в комнате, все-таки иногда они пересекались, и тогда Тэ попадал под убийственную волну его негодования, что - в зависимости от настроения - повергало его в ужасное расстройство или вызывало легкую улыбку. - Эй, в чем дело? Чего ты хихикаешь? Лицо мое не нравится? - Нет-нет, это я так… И Ким смывался - от греха подальше. Тэхен старался быть предельно собранным в «местах общего пользования». Выходя из туалета, оставлял его девственно чистым, запирался в ванной, даже если его не было дома, прятал свои туалетные принадлежности, дважды вытирал губкой кухонную клеенку, вытряхивал окурки в целлофановый пакет и завязывал его узлом, прежде чем бросить в помойное ведро, ходил по стеночке, был тише воды, ниже травы, избегал контактов и все время спрашивал себя, не стоит ли ему вернуться наверх… Он снова будет мерзнуть - тем хуже для него, но перестанет собачиться с этим великовозрастным придурком - и то слава богу. Филибер расстраивался. - Но Тэ… Тэхен… Вы сли… слишком умны, чтобы бо… бояться этого верзилу… Вы ведь… выше этого, правда? - Вовсе нет. Ничуточки я не выше. Я такой же нервный, как он. И реагирую так же болезненно… - Нет! Конечно нет! Вы не одного поля ягоды! Вы уже ви… видели, как он пишет? Слышали, как он смеется грубым шуткам того… того дебила ведущего? Замечали, чтобы он читал что-нибудь, кроме справочника цен на подержанные мотоциклы? По… подождите, да ведь у этого парня умственное развитие как у двухгодовалого малыша! Он ни в чем не виноват, бе… бедняга… Я ду… думаю, он попал на кухню еще мальчиком и никогда оттуда не выходил… Ну же, ос… остыньте… Будьте терпимее… И кроме того, причина его поведения - и вы это знаете не хуже меня - до нелепости проста: он ре… ревнует. Ревнует, как тигр. Поставьте себя на его место… Квартира была в пол… полном его распоряжении, он приходил когда хотел, вел себя как хотел, расхаживал в трусах или в обнимку с каким-нибудь влюбленным омежкой. Мог орать, ругаться, рыгать в свое удовольствие, а наши с ним контакты ограничивались проблемами чисто пра… практического характера - например, протекающим краном или запасом туалетной бумаги… Я практически никогда не выходил из своей комнаты, а если мне надо было сосредоточиться, затыкал уши берушами. Он был здесь королем… До такой степени, что ему, наверное, ка… казалось, что он у себя дома… И вдруг - бах. И он теперь должен не только застегивать ширинку, но и терпеть то, что мы с вами заодно, слушать наш смех, ло… ловить обрывки разговоров, в которых он вряд ли много понимает… Вы не ду… думаете, что ему это, должно быть, непросто? - Мне не казалось, что я занимаю так уж много места… - Нет, на… напротив, вы очень деликатны, по… позвольте мне выразить свое мнение… Вы внушаете ему трепет… - Приехали! - воскликнул Тэ. - Я? Трепет? Почтение? Надеюсь, вы шутите? Да ко мне еще никто и никогда не относился с таким презрением. - Ццц… Он не очень воспитан, это факт… но он совсем не и… идиот, этот парень, и вы не чета его дружкам, знаете ли… Вы уже видели хоть одного из них? - Нет. - Увидите… Это удивительно, правда… Как бы там ни было, ум… умоляю вас, будьте выше этого, над схваткой. Сделайте это для меня, Тэхен… - Но я не останусь здесь надолго, вы же знаете… - Я тоже. Как и он, но пока постараемся жить в мире и согласии, как хорошие соседи… Мир и без наших ссор опасное место, не так ли? И потом, когда вы говорите глу… глупости, я начинаю за… заикаться… Тэхен встал, чтобы выключить чайник. - Я вас не убедил… - Да нет, я постараюсь. Но, знаете, я не привык к «силовым» отношениям… Обычно я отступаю, даже не пытаясь спорить… - Почему? Потому что это не так утомительно? - Да. - Это не лучшая стратегия, по… поверьте мне. В долгосрочном плане это всегда ведет к поражению. - Я знаю. - Кстати, о стратегии… На следующей неделе я собираюсь посетить ув… увлекательнейшую лекцию о военном искусстве Наполеона Бонапарта, хотите составить мне компанию? - Спасибо, нет, но я с удовольствием послушаю вас. Расскажите мне о Наполеоне… - О, это обширнейшая тема… Хотите ломтик лимона? - Ну уж нет! Я больше к лимону ни за что не притронусь! И ни к чему другому тоже… Он сделал большие глаза. - Я же просил - над схваткой…