Ангельские перья.

Люди смотрят на неё почти что снизу вверх, шепчутся: ангел, точно настоящий ангел. Она улыбается неловко, качает головой и возвращается к работе. Не ангел совсем, просто выполняет свою работу. В детстве у неё была книга, большая, с желтоватыми страницами и мудрыми словами, которые красиво звучали. Слова учили её послушанию и добродетели. Слова не дошли до тех, из-за кого погибли её родители. Добродетель была сложным понятием, которое не укладывалось в рамки программы и любого из языков кодирования, способного донести до их естества то доброе и светлое, что хранила в себе книга. Чем дальше Ангела углублялась в свою медицинскую практику, тем чаще она слышала религиозные мотивы. Люди молили высшие силы о помощи и благодарили за спасение, когда сложные операции завершались. Ангела выходила из операционной уставшей и напряжённой, иногда — с трясущимися руками и единственным желанием поскорее забыться сном. И каждый раз слышала: бог спас, бог помог, бог отвёл. Через её руки осуществил то, что было им задумано. Задумывал, разумеется, он всегда только хорошее. Сначала ей было обидно. Потом она вспомнила, — мудрые высокопарные слова на желтоватой бумаге всплыли в памяти сами собой, — так нельзя. За её желанием услышать «спасибо, доктор», помимо простой потребности в признании, стояло что-то, чего следовало избегать, отучать себя от этого, не позволять подобным мыслям занимать голову. С возрастом, когда круг её знакомых значительно увеличился, Циглер поняла простую вещь: людям нужно во что-то верить. Всегда. В удачу, в себя, в высшее провидение, во вселенную. Религии были разными и воплощались для неё в том, с чем ассоциировался человек: тату под нижним веком, бусины на нитке, маленькая чёрная книга за пазухой, запах благовоний. Людям нужно было во что-то верить, чтобы продолжать бороться со злом и идти вперёд. И до тех пор, пока это помогало им, Ангела не видела никаких проблем. Но сама в этом мире она верила только в науку.