* * *
Когда Чуя был помладше, он часто думал о том, что, вероятно, не доживёт до старости. Не потому, что работал на Мафию, работа была опасной, а в напарниках у него водился шлёпнутый на голову энтузиаст. Не потому, что обладал смертельно опасным даром, а шлёпнутый на голову энтузиаст оказался большим любителем экспериментов. Дело было в том, что иногда, в кошмарах, Чуя видел, как сходит с ума. Кошмары были побочным продуктом Порчи: вымотанный физически, ночью он оказывался наиболее уязвим перед красноглазым монстром внутри себя, и тот пользовался вседозволенностью, точно как вырвавшийся на свободу Кью. Возможность попасть под шальную пулю, не увернуться от ножа пугала его не так сильно, как вероятность лишиться рассудка, и хотя Дазай часто шутил, что лишаться там нечего, закончить жизнь дрожащим слюнявым идиотом ему не хотелось. Так что благодаря плохим снам Накахара прекрасно знал, как выглядит и ощущается безумие, и сейчас, до крови стирая костяшки о дазаевскую дверь, отчасти понимал, что был к нему как никогда близок. Он вляпался в ловушку, что оказалась ему не по зубам, и хотя Чуя по-прежнему рассматривал вариант, при котором он в данный момент валяется в поту и бреду в медблоке, а Осаму в действительности не прилетает каждый раз пулей в голову, метки на руках были настоящими, а значит, дерьма он натворить всё же успел. И помочь ему мог не только Осаму, как и тогда, в детстве, спрятаться можно было и в комнате Озаки, но ноги сами несли его по знакомому, к несчастью, маршруту, а кулаки продолжали колотить по закрытой двери. Когда по ту сторону послышались шаги, Накахара едва удержался от желания следующим движением ударить уже не по двери, а Дазаю по нахальной морде и замер, одной рукой прислонившись к дверному косяку. — Чуя! Сколько лет, сколько зим, мы ж условились встретиться… Оттеснив Осаму плечом, он беспардонно ввалился к нему в дом и так и встал: посреди небольшой, тёмной гостиной, уперев ладони в бока. Огляделся вокруг, будто бы невзначай осмотрел чистый, целый лоб Дазая и старательно уставился тому выше плеча. — Сейчас ты пообещаешь не ржать до тех пор, пока я не закончу, потом скажешь мне, что я не рехнулся и всё можно исправить, или что я рехнулся, но всё равно всё можно исправить, затем всё исправишь, и мы снова разбежимся по разным углам Японии до тех пор, пока нелёгкая в очередной раз не сведёт нас вместе. — Начало мне нравится… — Заткнись, — дверь за спиной Дазая захлопнулась, и Накахара, хватаясь за остатки сил, затараторил: — Два дня назад мне приснился сон, как мы с тобой пошли за Кью. Всё как обычно: ты пиздел, я пиздел, Кью валялся бездыханный. Мы слегка поцапались, подрались с тем долговязым эспером Гильдии, ты хвастался фальшивой рукой, я использовал Порчу. Всё вообще было круто, а потом кто-то продырявил тебе висок. — Голос сорвался, и Накахаре пришлось взять небольшую паузу. Собравшись, он проигнорировал шагнувшего к нему Осаму, и нехотя, быстро, словно срывая пластырь, добавил: — Дальше помню плохо: я… Нажрался как свинья и в итоге вырубился. А на следующее утро проснулся без похмелья и снова получил задание вместе с тобой вытащить Кью. — С губ сорвался истеричный смешок, и Чуя оглянулся в поисках какой-нибудь горизонтальной поверхности. Прикинул расстояние до дивана, понял, что не дойдёт, и остался стоять. — На сей раз пиздел только ты, мне хотелось блевать, потому что пиздел ты всё то же самое, что и в первый раз. Я попытался всё изменить, и, мне казалось, я справился, потому что долговязого придурка убил кто-то другой, но в этот раз целились в лоб. От внезапного прикосновения к запястью Чуя крупно вздрогнул и, когда Дазай начал стягивать перчатку, попытался выдернуть ладонь из чужих цепких пальцев. Понял, что боится напрасно, Порча всё равно не сорвётся с рук, пока Осаму касался кожи, и совсем расслабился, когда как всегда холодные кончики пальцев дотронулись до свежих меток. — Ты не удержал Порчу, — догадался Дазай, внимательно рассматривая бордовые росчерки. — Да. И умер, скорее всего, потому что ты был уже мёртв. А потом снова проснулся в своей кровати и снова получил задание отправляться вместе с тобой за Кью. — Метки остались, — пробормотал Дазай. Закатал рукав пальто, ловко расстегнул пуговицы на рукаве рубашки и пальцами проследил отметины. Провёл несколько раз, туда-обратно, словно рассчитывал стереть прикосновением, и Чуя не удержал короткий вздох. Болезненное жжение, терзавшее неприятно чувствительную кожу, растворилось под знакомыми пальцами, оставив после себя лишь тупую фантомную боль. Всё ещё кипящая в жилах Порча пугливо спряталась, просочилась сквозь кости в бездну, из которой, Чуя был уверен, и выползла, а с языка исчез солоноватый привкус крови. Дазай почти гладил испещрённую метками кожу, и это… Грёбаный боже. — Перестань, чёрт возьми, — не слишком убедительно просипел Накахара. — И скажи, что делать. Осаму тут же отпустил его руку и натянул на губы до тошноты приторную, но безопасную улыбку. То ли захлопнулся, как ракушка, то ли, напротив, снял с себя очередную маску, как листы с кочана капусты — Чуя не стал разбираться, уж больно много времени прошло, а в привычке Дазая игнорировать время, место и людей в действительности не было ничего нового. До сего момента, правда, Накахара не знал, как выглядит его, Дазая, по-настоящему мёртвое лицо, и это не должно было, но вносило существенные коррективы в его планы больше никогда и ни за что. Никогда не вспоминать и ни за что не прыгать на знакомые грабли, но кого он обманывал? Он никогда не переставал, так что… — Станцевать на моей могиле, очевидно. — А не пошёл бы ты нахер, чёртов ублюдок, — выплюнул Накахара, отшатываясь от осклабившегося Дазая, как от чумного. — О, Чуя, не переусердствуй, мне может показаться, что ты переживаешь. Должно быть, с лицом у Накахары стало совсем плохо, потому что Осаму вдруг закатил глаза и раздражённо цокнул языком. — Стрелок, — скучающим тоном припечатал он. — Ему нужно, чтобы ты видел. Значит, он должен видеть, как ты видишь. Из чего следует, что он как минимум был недалеко от места убийства. Если, конечно, наша гипотеза в том, что стрелок и есть виновный эспер, а… — А я не сошёл с ума. Осаму прищурился и еле заметно мотнул головой. — А всё это не навеянная иллюзия, — припечатал он. — Ты знаком с ментальными эсперами не меньше моего. — Да, но раньше им был интересен не я. — Времена меняются, — пожал плечами Дазай и подхватил брошенный на кресло плащ. — За твоими плечами обиженных хватает, но что действительно важно — это выбранная жертва. Чуя обреченно покачал головой и мрачно хмыкнул. — Брось. Любой, кто с нами знаком, знает, по кому стрелять. — Вот. — Осаму поднял вверх указательный палец и кивнул на дверь. — Любой, кто с нами знаком.* * *
Если бы кто-нибудь спросил Чую, что он думает о плане Дазая, он бы ответил, что план — дерьмо. Мнением Накахары Осаму, правда, не поинтересовался, а когда они приехали к проклятой опушке, было уже поздно что-либо менять. Дазай стоял возле машины и со скучающим любопытством вглядывался в лесную чащу, что отделяла их от никудышных оперативников Гильдии, а Чуя ловил неслабый приход от очередной панической атаки. Он бы подышал в пакет, окажись тот в бардачке, но в бардачке у Осаму были лишь наручники, зажигалка и подозрительного вида пакетик с сушёной травой — оставалось лишь втягивать через стиснутые зубы воздух и молиться всем известным богам, чтобы заигравшийся эспер не решил снять зазевавшуюся жертву прямо сейчас. Молиться у Чуи получалось так же плохо, как прикидываться равнодушным: небо к его просьбам осталось немо, и Дазай продолжал светить беззаботной рожей с пригорка, подобно рекламному плакату фастфуда на двухсотом километре безлюдного шоссе. Пришедшее в голову сравнение вбило последний гвоздь в крышку гроба его терпения, и Накахара, хлопнув дверью машины, спросил: — И в этом твой план? Подставить лоб? — Ты бы дверью так не стучал, — меланхолично заметил Дазай. — Суть, очевидно, не в том, чтобы убить меня. — Да, конечно, — ядовито процедил Накахара. — Просто совпадение, что оба раза прилетело тебе. — О, нет, всё совсем не так. — Осаму повернулся к нему лицом. — Прилетело вовсе не мне — тебе. Как ты не мог не заметить, петля оба раза завершалась вовсе не моей кончиной, а твоим беспамятством или смертью. Важен, судя по всему, был не факт моей смерти, а твоя реакция на неё. — И сейчас ты собираешься умереть ещё раз, чтобы… Чтобы что? — Чтобы посмотреть, что будет, разумеется. Недостаточно данных. Чуя подвис на добрых пару секунд, сверля необременённое переживаниями лицо Дазая устрашающим, как он надеялся, взглядом. Получилось, судя по таящейся в уголках губ улыбке, неважно — Осаму закатил глаза и, склонившись оскорбительно низко, спросил: — Неужто моя несвоевременная кончина тебя настолько трогает? — Сдохни ещё разок, расскажу в следующий раз, — прорычал Чуя. — Если дело во мне, конечно же. А то знаешь, как бывает: временные петли рвутся, узел оказывается вовсе не там, где думалось. — О, — протянул Дазай. — Тогда это крайне скучная петля, я в такой не участвую. Накахара раздражённо отвернулся. Самодовольный оскал Осаму скорее почувствовал, чем увидел и тут же принялся с необычайной внимательностью разглядывать качающегося на травинке светлячка. На пригорке таких были тысячи. В чаще в сотне метров от них шуршали ночные твари, а за ней земля дрожала от двух десятков пар армейских сапог — Фицджеральд на амуниции не экономил, но вряд ли тяжелая подошва могла спасти несчастных от гравитации. Накахаре не пришлось бы даже подходить ближе, реши он избавиться от них здесь и сейчас, но на сей раз решающее слово было за Дазаем. А тот молчал. Чуя не был идиотом — они это уже проходили. Чтобы распутать петлю, нужно было найти узел, а найти узел можно было лишь одним способом — запустить петлю вновь. Всё это так, но куда разумней было бы начать с вариантов безопаснее очередной гибели: прийти одному или не явиться на проклятую поляну вовсе. Он на это и рассчитывал, отправляясь домой к Дазаю, но, должно быть, за четыре года порядком отвык предугадывать шаги Осаму на несколько вперёд. Он вообще от него отвык. Между Осаму-где-то-там и Осаму-прямо-под-носом была огромная разница, и чем ближе Дазай к нему оказывался, тем сложнее было отмотать назад и сыграть в равнодушие. В этом и нужды большой не было: сам Дазай вёл себя так, будто они только-только вернулись с очередного задания четыре года назад и вот теперь случайно встретились в коридоре. И всё бы ничего, цвет плаща большой роли не играл, а Осаму не менялся. Чуя всегда тешил себя надеждой, что с ним он вёл себя иначе, нежели с остальными, и показывал чуть больше стандартного набора из пиджака, наглухо застёгнутой рубашки и бинтов. Всё так, но скорбно опущенные уголки губ, когда Дазай думал, что на него никто не смотрит, будто делили всю его жизнь на «до» и «после». Иметь к этому отношение не хотелось. Было больше ни к чему. Он перестал быть ему должным в тот самый день, когда Дазай ушёл, не сказав ни слова, и наверняка не обязан был держать данные обещания, но… «Всё равно что снова и снова бросаться под автобус», — сказала как-то раз ему Озаки, и как же она была права. Накахара пнул мелкий камешек под ногами, прислонился к капоту машины и сдался: — Почему ты так уверен, что это не мой бред или иллюзия? — В трезвости своего ума я уверен, — легко отозвался Дазай и лишь прищурился в ответ на скептический смешок Чуи. — Задурить иллюзией меня у эспера бы не вышло, впрочем, как и замкнуть петлю на мне. Так что придётся тебе, напарник, — Осаму широко и неискренне ощерился и обернулся через плечо, — поверить мне на слово. Накахара скривился как от зубной боли и скрестил руки на груди. — Альтернативы приятней у меня всё равно нет. — Как славно, что ты это понимаешь. — Дазай повертелся из стороны в сторону ещё недолго и в конце концов мотнул головой к лесу. — Ладно, кончай их. Пойдём знакомиться с новым другом. Чего Дазай со временем точно не терял, так это восхитительного умения легко отдавать приказы об уничтожении. В своё время его за это даже прозвали «ликвидатором». Чуть позже стали называть ещё и «дознавателем», а затем прозвищ стало куда больше, чем преступный мир мог запомнить, и все сошлись просто на имени. Лаконично. И не приходилось повторять дважды. С некоторым облегчением прибив весь взвод Гильдии к земле, Чуя отлепился от капота машины и угрюмо пошёл вслед за Дазаем. Ругнулся, поняв, куда именно он чешет, и вокруг них обоих тут же засверкал алым гравитационный щит. — Паранойя — это часть профдеформации? — весело поинтересовался Осаму. — Ты не говорил об этом с Мори? — Захлопнись, ради всего святого, и просто иди, — прорычал Накахара, переступая через размытую лужу. Дазай приподнял один уголок губ в смешливой улыбке и, запихнув руки в карманы, с прежней уверенностью направился в сторону леса. — Стреляли с одного места? — спросил он, стоило им шагнуть в ничуть не дружелюбную чащу. — Нет, но оба раза со стороны леса. И снайпер был достаточно далеко, чтобы я его не почувствовал. — И насколько далеко надо быть, чтобы ты не почувствовал? — Больше двух километров в диаметре. — Накахара поморщился, заранее зная, к чему сейчас прицепится Дазай, и мысленно поздравил себя с догадкой. — Мне хвалить меткость, пули или ствол? — не разочаровал Дазай. — Из чего стрелял? — Да, блядь, не знаю, не разглядел, — прошипел Чуя. — Но пулю-то ты видел? — с искренним недоумением на лице спросил Дазай. — Ты вообще слушал, что я тебе говорил? — Накахара яростно отмахнулся от ветки и, остановившись, во все глаза уставился придурку в глаза. — Да, ты нажрался и умер, — закатил глаза Осаму. — До того, как нажрался? Отчёт по баллистике? У Чуи в голове нестройным хором зазвучал Токийский симфонический оркестр, а несколько не слишком разумных мотыльков сухими трупиками попадали на протоптанную дорожку. Накахаре на одно мгновение показалось, будто он вновь сорвался: что-то внутри него ломалось и падало, а потом собиралось вновь. Вслед за оглушительным рёвом и праведным гневом как-то разом нахлынуло оглушительное спокойствие и осточертевшее до кровавых мальчиков перед глазами смирение. Захотелось вдруг рухнуть прямо здесь под какое-нибудь раскидистое дерево и так и сдохнуть. Лишь бы ничего не говорить, потому что дело было вовсе не в том, что Дазай ничего не понимал. Нет, Осаму злился, как злился всякий раз, стоило ему заподозрить в ближнем своём хоть какие-то чувства, и был совсем немного в ужасе. Ха. Хотели посмотреть на усравшегося до ледяной ярости Осаму Дазая? Получите, распишитесь, и не забудьте поковыряться в его только что простреленной башке. Чуя закрыл глаза, открыл их снова — Дазай перед ним чуть качнулся. — Я… — Накахара прокашлялся и отвёл взгляд. — Запрошу. Ему не хватило духу добавить «в этот раз», но Осаму, слава провидению, ответом остался доволен и чуть шустрее прежнего почесал вперёд. Полы пальто покачивались в такт каждому шагу, и в том, как уверенно он держал спину, не было ничего хоть сколько-нибудь обнадёживающего. — До следующей петли у тебя будет достаточно времени, — продолжал он. — Так что в твоих интересах не засыпать и не умирать до половины одиннадцатого завтрашнего вечера. Мне нужен будет отчёт по баллистике, точное место выстрела и протокол вскрытия. Навряд ли Мори загорится желанием тебе помочь, так что обратись к Куникиде — у Агентства есть досье почти на всех членов Гильдии, а я почти уверен, что ловушка Гильдии вовсе не их книжный монстр, а наш с тобой доброжелатель. Дазай притормозил возле той самой лысой поляны, на которой его порешили в первый раз, и Накахара, воровато оглядевшись, кивнул. — Что делать с Кью? — Вытаскивать, конечно, — пожал плечами Дазай. — Вернёшься без пупса, Мори тебя из кабинета не выпустит. Весьма смелое предположение, что он действительно в таком случае дойдёт до Мори, но спорить Чуя не стал. Всё так же бестолково кивнул и едва не завыл, напоровшись на недовольный взгляд Осаму. — Ну теперь-то что? — Ты же понимаешь, что завтра в это же время я снова буду жив? — с негодованием спросил Дазай. — К великому прискорбию, — процедил Чуя и, жалея, что топать по мокрой земле выходит не так эффектно, как по сухому дереву, направился к проклятому сараю. — Так возьми себя в руки, — проворчал ему в спину Осаму и обидно быстро догнал. Накахара резко затормозил и поднял вверх раскрытые ладони. —Просто не говори ничего, — попросил он. — Я всё сделаю, просто… Молчи. Дазай снова разочарованно скривился, до смешного походя на самого себя пятнадцатилетнего, но Чуя уже с ноги открыл дверь в сарай и застучал каблуками ботинок по лестнице. Не дав Осаму и шанса открыть рот, выломал Кью из дерева и швырнул Дазаю в руки куклу. Тот пихнул игрушку подмышку и с готовностью выпрямился. Передёрнул плечами, стряхивая с себя гравитационный щит, и на одно проклятое мгновение Накахара позволил себе надеяться, что одна только осведомлённость Осаму порвала петлю. Подумал было даже, что невидимый сучонок сейчас просто испугается и уйдёт. Мало кого не пугало любопытство Дазая, но этот, возможно, был просто не в курсе. А стрелял, как и в прошлый раз, в лоб. Пустым взглядом скользнув по чёрной дыре меж застывших глаз, Накахара бросил Кью и кинулся вперёд. Стрелка, разумеется, в лесной чаще уже не было.* * *
Чуя упустил момент, когда очкарик в нелепом костюме-тройке — Куникида — где-то между криком и попыткой прострелить Рюро коленные чашечки накинул ему на плечи шоковое одеяло. Не обнаружив в радиусе километра ни одной живой души, в том числе и кошмарного эспера, он вернулся к сараю и, сглотнув вязкую слюну, набрал Мори. Тот взял трубку после первого гудка и в ответ на «Дазая убили» молчал дольше положенного. Затем сказал только «Хиротсу в пути» и повесил трубку. На кой чёрт здесь нужен был Хиротсу, Накахара не понял, но перезванивать боссу не стал. Оттащил Кью подальше от Осаму, присел возле и, только попытавшись вытащить куклу из-под неподвижной руки, заметил упавшую на рукав бежевого пальто слезу. В замешательстве провёл ладонью по мокрой щеке, глухо выругался и потрёпанную временем и безумным ребёнком куклу выдернул резче, чем планировал. Покачнулся неловко, упав коленями на мокрую землю, и, стараясь не смотреть на мёртвое лицо, ощупал карманы. Телефон нашёлся в брюках, пароля на нём предсказуемо не было. Висел один неотвеченный звонок от самого Накахары — номер, как и раньше, в контакты забит не был. Все остальные из списка звонков тоже были без имён, и Чуя нажал на первый попавшийся. Оказался парнишка-тигр. Агентство приехало одновременно с Хиротсу и его ящерицами, и к тому моменту, как гул в ушах немного поутих, Накахара обнаружил себя, сидящим на ступеньке микроавтобуса Хиротсу с оранжевым одеялом на плечах. Лицо долговязого очкарика напоминало восковую маску, вокруг сарая шарил неожиданно присмиревший Рампо, а Йосано, едва не упав возле Дазая, отрицательно мотнула головой в ответ на какой-то вопрос Куникиды. Молча прикрыла по-прежнему открытые глаза Осаму, и Чуе вдруг захотелось заорать. — Накахара-сан, — обратился к нему Хиротсу, и Чуя, очнувшись, сдёрнул с плеч проклятое одеяло. — Да? — Мы забираем Юмэно. Кукла… Накараха уставился на игрушку, что по-прежнему сжимал в руках, и сполз со ступеньки. — Чем дальше она от него, тем лучше, — прохрипел он. — Боссу объясню сам. Хиротсу покорно кивнул и, чуть дольше задержав на нём взгляд, спросил: — Вас подождать? — Я догоню, — отказался он. Сжал предплечье Хиротсу в доверительном, давно запрещённом между ним и старым наставником жесте и зашагал к детективам. Когда ящерицы Рюро уехали, а из посторонних остался только отряд зачистки Агентства у дороги, Накахара пихнул куклу в руки Куникиды и в неловкой тишине произнёс: — Спрячьте. Доппо странно посмотрел на него, но куклу взял. Поправил очки, шмыгнул носом, будто мало Чуе было влажных глаз Йосано напротив, и растерянно спросил: — Вот так просто? — Можете сказать, что вы меня втроём уложили. — Нет, я о… Группа зачистки, повинуясь скупому жесту Йосано, подошла к Да… Трупу, и им пришлось расступиться. Бездумно проследив за тем, как того уложили на носилки, Чуя пожалел об отсутствии за спиной такого удобного капота машины и стиснул зубы. Дождавшись, пока носилки отнесут к машине, они уставились вслед свернувшему на шоссе микроавтобусу и, не сговариваясь, опустили взгляды на тёмное пятно на траве. — Дазай говорил, вы были напарниками, — вдруг протянул Рампо. Куникида неловко дёрнулся, переводя ничего не понимающий взгляд с Накахары на Рампо, и с громким клацаньем закрыл рот. Будь всё иначе, Чуя бы расхохотался. — Были. — А ещё он написал, что тебе понадобятся отчёты по баллистике и протокол вскрытия. Накахара застыл, словно не до конца переключённое реле, и вдруг почувствовал себя ребёнком, спрашивающим у врача, больно ли делать укол. Спросил так, словно заранее знал ответ, и усилием воли задавил подступающее к горлу бешенство. — Когда написал? — Минут сорок назад, — легко отозвался Рампо и невыносимо внимательными глазами вперился в Чую. — Мне показалось это занятным. Ну разумеется. — Про досье членов Гильдии не упомянул? Выражение лица очкарика стоило того, чтобы отвлечься, наконец, от крови под ногами. — Нет. Но я вышлю. Когда Чуя не вернулся в Башню и утром, и к обеду следующего дня, Мори выслал за ним поисковый отряд во главе с Акутагавой. Недвусмысленный приказ прекратить балаган и вернуться к работе Чую повеселил: они с Рюноскэ оба знали, что потягаться силами по-настоящему без урона для города не выйдет, и один ограничился устным предупреждением и сдавленным рыком, а второй — показанным запертой двери средним пальцем. Чуе и было-то не до того: ВДА знало о шестнадцати членах Гильдии, патлатое пугало звали Лавкрафт, любителя-агронома — Стейнбек, и по их данным, он оба раза должен был ждать их с Осаму вместе с Лавкрафтом. По «их» — это по данным Мафии. Что говорили осведомители Дазая, знал только Дазай. Ещё раз просмотрев все профайлы Гильдии и отчёт о вскрытии, Чуя недоумённо нахмурился и набрал номер Рампо. — Что по баллистике? — А по баллистике, Накахара-кун, ничего, — весело отозвался детектив. — То есть как? Пуля… — Пули нет. — Рампо громко хрустнул орешком. — Интересно, правда? Сбросив звонок, Чуя машинально провёл по меткам Порчи, убедился, что те по-прежнему материальны, а он в своём уме, и прикрыл глаза. И действительно. Интересно.