Худший день в году

— Ты пускаешь слюни в подушку, ты знал? Чуя открыл глаза, и первым его желанием было встать и выйти в окно. Он бы, конечно, не умер, но когда-то давно подобное было частью тренировки: Мори учил его контролировать способность довольно нетрадиционными способами. Прыжки с высоты нравились ему больше игры в дженгу, и в один прекрасный момент Огай это понял — о полётах ради удовольствия пришлось забыть, но ничто не мешало ему развлекаться в свободное от работы время где-нибудь подальше от всевидящего ока. — Судя по выражению твоего лица, это мило, — проворчал он, растирая больные от долгого чтения глаза. Спать он вчера так и не лёг: новая петля застала его перед монитором ноутбука и с висящим на проводе Рампо. Яснее от многочасового бдения над бумагами ситуация не стала, но на сей раз он по меньшей мере был готов к расспросам. — В некотором роде, — удивлённо заломила бровь Коё, явно не рассчитывая на подобную реакцию, и спрятала ладони в рукавах кимоно. — Приводи себя в порядок, для тебя есть… — Да, знаю, — отмахнулся Чуя, садясь в кровати. — Дазай, Кью и ублюдки из Гильдии. Озаки покосилась на лежащий слишком далеко от кровати сотовый, и Накахара позволил себе несколько секунд искреннего наслаждения сложным выражением на её лице: диковатая смесь из раздражения и изумления вкупе с упрямством. Он даже едва не поверил, что вот сейчас она всё же спросит, откуда он знает, но Коё лишь поджала губы и с высоты собственного роста уставилась на него: — Час на сборы. Обернулась вокруг своей оси, почти наверняка собираясь высказать Мори всё, что она думает о его привычке посылать её как почтового голубя, и всё же остановилась у самого порога. По правде, Чуя до последнего надеялся, что улыбка вышла достаточно заносчивой, чтобы Озаки ушла как можно скорее. Вышло, очевидно, так себе. — Ты… Какой-то другой, — недовольно заключила она. Ничего не понимать Коё не привыкла, потому неприязненную гримасу Чуя списал на её счёт. — Просто устал, — качнул он головой. Озаки помялась на пороге, и раньше, чем она открыла рот, раньше, чем завибрировали голосовые связки, дабы исторгнуть звук, Накахара услышал уже набившую оскомину фразу: — Четыре года не пропасть. Посмотрел на уже еле заметные метки Порчи на руках и едва ли не впервые за четыре года не стал спорить. — Почему ты так уверена? Она должна была знать что-то ещё. Может, слышала что-то от Мори; может, видела, как Дазай уходил. Располагай они одними и теми же данными, они бы ни за что не пришли к настолько разным выводам. Но вот Коё стояла перед ним в который чёртов раз и повторяла одну и ту же небылицу. — Потому что ты не дашь ему так далеко уйти. Смех вырвался из сухого горла сам по себе: глухой, надрывный, словно он разучился смеяться и теперь за кем-то повторял. Тут же захотелось прокашляться и промочить горло и, возможно, послать всех к чёрту и не двигаться сегодня с места вообще. Вот уж на что сил не было точно, так это на попытки догнать давно повернувшегося к нему спиной. Отсмеявшись, Чуя свесил ноги с кровати и залпом выпил оставшийся с вечера стакан воды. — На кой чёрт мне стараться, — пробубнил он и поежился от холодного паркета. — Не имею ни малейшего понятия, но ты всегда находишь повод, — очень просто ответила Озаки и кивнула на часы. — Не засиживайся. На телефоне его ждали координаты от Мори. Звонок Дазай проигнорировал и на сей раз.

* * *

— …Навылет, точно между глаз, будто мерил по линейке. Раневой канал типичный, однако саму пулю ни твои детективы, ни наша группа зачистки не нашла. — Чуя осёкся, уставился на протянутый стакан с резко-пахнущей янтарной жидкостью и с отвращением скривился: — Я не нажраться сюда пришёл. — Тебя колотит, — невыразительно заметил Дазай. — Или целью была бурная истерика? — А не пошёл бы ты… — Пей, — совсем другим тоном перебил его Осаму, и Накахаре ничего не оставалось, кроме как взять проклятый стакан и одним глотком выпить жгучий виски. Лицо и шею тут же свело судорогой, и не успел Чуя и слова сказать, как Дазай плеснул ещё на два пальца. Отставил в сторону бутылку и уселся напротив Накахары прямо на журнальный столик. Сам он к алкоголю не притронулся и выглядел так, будто не впечатлён, надменен и немного заскучал. Тут же захотелось вписать гаду по холёной роже, но скотч рухнул в желудок горячим комком, и сотрясающая его мелкая дрожь неожиданно попустила. Осаму, наблюдавший за его лицом со слегка апатичным интересом, коротко кивнул. — Лучше. Что сказал Рампо? — Что не существует пуль, совсем не оставляющих следов, — пожал плечами Чуя, покачав стакан, и сделал ещё один осторожный глоток. — А способностью тебя убить нельзя — импульс гасится, едва коснувшись кожи. — Если ты перенаправишь пулю и отпустишь, не затормозив, она продолжит лететь с той же скоростью. И не важно, из винтовки стреляли или воспользовались даром. Вероятнее всего, вы просто не искали в неочевидных местах. — Подставишь лоб ещё раз, чтобы мы могли проверить? — с плохо скрываемой злостью спросил Чуя. — Телекинез банален и скучен — я поставлю на статистику, — с идиотским весельем отмахнулся Осаму и повернул к нему экран ноутбука. — По вашим данным от Гильдии должны были идти двое. — Когда-нибудь я найду того, кто сливает тебе информацию, и выпущу недоумку кишки, — проворчал Накахара. Глаза у Дазая сделались совсем радостными, и Накахара досадливо поморщился. Не стоило лишний раз подкармливать его и без того раздутое самомнение, потому как на самом деле осведомленность бывшего напарника вовсе не была удивительной: портовые шавки боялись Осаму вне зависимости от того, на кого он работал, и нашёптывали ему любую угодную информацию раньше, чем он показывал к ноге. Легче от простого объяснения, правда, никому не становилось, но тут Коё была права: если перестать восхищаться всем, что он делает, то можно вскоре обнаружить, что это не более чем импровизация и парочка-другая полезных примочек. — Так ему и надо, если попадётся, — согласился Дазай и ткнул пальцем в патлатого уродца. — Говард Филлипс Лавкрафт, подкроватный монстр Гильдии. Способность — «Великие древние». Этакий Ктулху на пике своих возможностей, но, на наше счастье, без прямого приказа задницы с дивана не поднимет. Наш пупс ему что слону дробина… — Как и ты, — перебил Чуя. — Ты сказал, что это, — Накахара неопределённо повёл рукой, изображая, вероятно, здоровые щупальца, — не способность. — Правда? — искренне удивился Дазай. — Это… Любопытно. И маловероятно. — Я тебя цитирую. — Я не сказал «невозможно». Как бы то ни было, он не ментальный эспер, а значит, совершенно точно не наш доброжелатель. — Его вообще не было в последний раз. Дазай широко улыбнулся и резко подался вперёд, ожидая, вероятно, что вот сейчас Накахара сам всё поймёт. Колыхнувшийся воздух принёс с собой запах шампуня, чистых бинтов и совсем немного — выкуренной накануне его прихода сигареты. Осаму редко курил, но несмотря на это, запах прочно ассоциировался с Дазаем. Гулко сглотнув, Чуя опустил взгляд в стакан и мысленно обругал себя за так легко потревоженную память. — Просто скажи, у нас нет времени на загадки. Дазай горестно выдохнул и махнул на второго эспера Гильдии. — Джон Стейнбек. Кажется идиотом, но у него братьев и сестер больше, чем пальцев на обеих руках — с такой мотивацией не поспоришь. И информаторы Мори, и мои были уверены, что он тоже будет участвовать в засаде. Два часа назад, — Дазай сверился с часами, — они с Лавкрафтом покинули их временную базу. — А кто стучит тебе в Гильдии? — Ответ зависит от того, насколько… — Вопрос риторический. Осаму замолчал на пару мгновений и, судя по потемневшим глазам, был очень близок к тому, чтобы прекратить — и клоунаду, и объяснения. Поступить так, как поступал всегда, если в напарниках у него был не Чуя: умчаться прочь без лишних объяснений, едва сложив два и два, и вернуться через пару часов с готовым ответом, потому что все вокруг слишком медленно думают и не дотягивают до его, Осаму, золотых стандартов. Не то чтобы Дазай когда-нибудь объяснял, почему поступает так или иначе, Накахара просто знал. И сейчас был вовсе не обязан чувствовать вину за накопленную за четыре года злость — он имел на неё право. Как и на извинения, но Чуя всегда причислял себя к угрюмым реалистам. Потому качнул головой, допивая остатки скотча, и примирительным тоном спросил: — Так что со Стейнбеком? — У него в талантах не только растущий из шеи виноград, — обманчиво легко оттаял Дазая. — Он как я. Но наоборот. — Не обнуляет, а… Усиливает? — ляпнул наугад Чуя. — В точку. — Осаму поднялся и точно как в прошлый раз подхватил со спинки кресла пальто. — Кто должен волновать тебя куда больше, чем мой шпион среди твоих ребят, так это шпион Гильдии. Там же. Если, конечно, никто из вас не делился личным делом Юмэно добровольно. Накахара проигнорировал паршивый намёк, уставился куда-то в промежуток между безобразной брошью и воротником рубашки и обречённо спросил: — Куда ты намылился? — Не я, а мы, — поправил Дазай и бесцеремонно водрузил ему на голову шляпу. — Пошли. Остаться в квартире захотелось исключительно из чувства противоречия, но они оба знали, когда упрямство приходилось не к месту. Звон стакана о стеклянный столик показался вдруг очень громким, и в следующее мгновение Накахара обнаружил себя уже на пассажирском сиденье, возле Дазая. Машину тот вёл ровно и, к вящему удивлению Чуи, молча, так что, когда тот уверенно повернул в сторону городского рынка, сорвавшийся с губ вопрос удивил их обоих. — Почему ты согласился? Осаму скосил на него глаза и, виртуозно сыграв дурачка, переспросил: — На что? — На задание. Твой мальчишка-тигр справился бы не хуже меня. — И даже лучше, давай он тигру чуть больше свободы, но до тех пор, пока это не так… По правде, Накахара не знал, что хотел услышать. Не признаний, в конце же концов, чем бы там ни были эти четыре года, но после услышанного настроение отчего-то окончательно испортилось. За стеклом проносились уличные фонари, витрины редких ночных магазинов, силуэты портовых шлюх и барыг, а Чуя, несмотря на знакомую и привычную когда-то давно компанию, почувствовал себя не на своём месте. Словно не Дазая убивали в каждом новом витке, а его швыряли из одной реальности в другую, из своей шкуры в свою, но как будто бы другого размера. Препаршивое ощущение жмущей и рвущейся на коленках и локтях кожи: он так чувствовал себя сразу после Порчи, когда огромный, вечно голодный монстр никак не хотел вмещаться в скромных габаритов человеческое тело. Не помогала ни пропахшая Дазаем машина, ни сам Осаму. На одно поганое мгновение ему даже показалось, что никогда уже и не помогут, но тут Дазай глянул на него, притормозив на светофоре, и тем же тоном добавил: — Если Ацуши кем и может пожертвовать ради дела, так это собой. Такому я успех не доверю. В тебе я уверен. Легче становиться не должно было, но стало — Чуя отвернулся, спрятав от бывшего напарника глаза, и с тревогой уставился на сплошь исписанную граффити стену переулка, в который они свернули. Припарковались около сомнительного вида бара, сразу возле примыкающей к рыночной площади тропе, и вышли на усеянный окурками, жвачками, фантиками и мятыми стаканчиками из-под дерьмового кофе тротуар. — Кого мы ищем? — счёл нужным уточнить Накахара. — Паука. — Ещё одна твоя шавка? — Моя, в свободное от работы на Мори, Фукузаву или Анго время. — Ты как будто бы оскорблен. Дазай рассмеялся с такой восхитительной искренностью, что на пару секунд жрущая Накахару тревога отпустила совсем. Они прошли по узкому проулку и оказались прямо на рыночной площади, между заваленными всевозможным барахлом прилавками. Пахло прогорклым маслом, рыбой, копченостями, свежей зеленью и овощами — всё вместе сгущалось в удушливый дурман, каплями повисало в воздухе и потом оседало на коже толпящихся между палаток людей. Из-под холодильников с мясом и рыбой тёк конденсат, сливался с землёй и грязью и обувью разносился по дорожной плитке. Всё вместе напоминало средних размеров филиал ада: натянутые разноцветные тенты, смог, копошащиеся между торговыми палатками люди, десятки грузовиков со снующими туда-обратно грузчиками и нестройный гомон голосов доброй сотни торговцев, старающихся побыстрее сбыть запрещённый товар. Поразительно оживлённый для полуночи район города, но оно и не удивительно: Мори на контрабандистов глаза по большей части закрывал, однако Накахара прекрасно знал, где Рюро иногда спускал пар. Между ними затесалось несколько человек, когда они свернули к старьёвщикам, но потерять Дазая из виду было трудно: он держался с придурковатым апломбом, словно хозяин шапито, и одновременно с этим до смешного брезгливо — заглядывал в банки со всякой дрянью, придерживая пальто, двумя пальцами трогал предлагаемые на примерку вещи и с очевидным ужасом перепрыгивал мутные лужи под ногами. Так ловко, будто не смотрел по сторонам со снисходительным и надменным интересом, а пялился ровно себе под ноги и с грацией балетной примы огибал всех встречных прохожих. — Он эспер? — отшатнувшись от особенно назойливой торговки, спросил Чуя. — Нет, просто портовый спекулянт: хорошо видит и слышит, за бесплатно не болтает. Звучало так, будто Мори никогда бы не позволил себе связаться с шептунами настолько мелкого пошиба, но, должно быть, информация стоила того. Дазай неожиданно резко свернул вправо, и Чуя едва не упустил момент, когда тот пропал за плотной портьерой. Замешкавшись, шмыгнул следом и тут же зашёлся сухим, надрывным кашлем. — Ртом лучше не дышать, — запоздало предупредил Осаму и даже не поморщился: от густого запаха ладана, чабреца и ещё какой-то забористой травяной дури слезились глаза и качались полы огромной, сплошь увешанной платками палатки, а Дазай светил довольной рожей и вони, казалось, не чувствовал вовсе. — Осаму! — послышался довольный вопль из особенно задымлённого угла, и спустя мгновение из-за жёлто-зелёной завесы показалось изъеденное оспинами потное лицо. — Сколько, говоришь, уже лет? — Всего два года, — тонко улыбнулся Дазай. — Ты растолстел. — А ты всё хорошеешь и хорошеешь, — с тошнотворно честным оскалом отозвался Паук и пригладил жидкие пегие волосёнки. — С чистой совестью и сон крепок? — Твоими молитвами, — ощерился в ответ Осаму, и Чуя передёрнул плечами. — Паук — Накахара Чуя. Накахара Чуя — Паук. Чуя поморщился, даже не думая протягивать руку, а торговец, внезапно оставив браваду, неловко переступил с ноги на ногу. — Осаму, свет моей жизни, ты же знаешь, я всегда рад помочь, но… — Расслабься, — отмахнулся Дазай и, щегольски откинув полы пальто, уселся на ближайший стул. — Он не при исполнении — Мори ничего не узнает. — И всё же… — Я могу дать слово, но хорошо подумай, прежде чем его с меня взять. Паук окончательно сошёл с лица. Потёр одну ладонь о другую и, поспешно растянув губы в улыбке, картаво брякнул: — Чаю? — Воздержимся. Торговец гулко сглотнул. С надеждой предложил Накахаре сесть во второе кресло и нервно промакнул лоб засаленным платком, когда тот отказался. Сделал несколько шагов из стороны в сторону и, наконец, приземлился на хлипкий табурет. — Чем обязан? — Стейнбек и Лавкрафт — знакомые фамилии? По мнению Накахары, расслабился Паук слишком очевидно и быстро — выдохнул, словно сдулся разом и с явственным облегчением затараторил: — А то. Бог его знает, что за чёрт этот ваш Лавкрафт, да и не интересно мне, раз уж на то пошло: таким только народ честной пугать. Слышал, он несколько месяцев назад такой адище в Париже устроил!.. Мне мои лишь пересказывать и успевали: то у него щупальца, то клешни, а то десять или двадцать голов и ещё больше рук. Пугало, каких свет не видывал, но без приказа совершенно безобидный. — А его напарник? — Стейнбек — другое дело. Выглядит простак простаком, но у парнишки какие-то тёрки с богачами: он Фицджеральда на дух не выносит. Давно на место его метит и с коллегами по Гильдии не особенно дружит. — Ментальных способностей нет? — Он как ты, но наоборот, — повторил Паук уже сказанное Дазаем ранее. — Что до вот этого всего. — Покрутил возле виска ладонью и мотнул головой. — То нет. — Других иностранцев в порту много видел? — Да шут с тобой, Осаму, это ж порт!.. — воскликнул было Паук, но тут же осёкся. Виновато улыбнулся и, нервно покосившись в сторону улицы, на тон тише продолжил: — Одного или двух. — Так одного или двух? — Двух, — совсем упавшим голосом признался спекулянт. Подорвался неожиданно с места, будто вспомнив о не выключенном дома утюге, и одним слитным, резким движением задёрнул ещё одну портьеру. — Осаму, не вынуждай меня. На одну очень долгую минуту в воздухе повисла густая, душная тишина. Страх торговца показался Накахаре почти осязаемым, до того невыносима ему была мысль о том, чтобы передать информацию о прибывших в порт гостях Дазаю. Это и ничуть не меньший ужас перед самим Осаму: Чуя не знал, сколько должно пройти времени, прежде чем он сам забудет, что означал этот его взгляд. И торговец, должно быть, с Дазаем тоже знаком был неплохо, потому небольшой, но ощутимый вес перочинного ножа в отведённой за спину руке Накахару почти не удивил. Едва ли толстяку хватило скорости, чтобы допрыгнуть до Осаму прежде, чем Чуя или сам Дазай предпримут необходимые меры, но старые привычки сработали быстрее здравого смысла: ножик выскользнул из рук торговца и плавно подлетел к Накахаре. — Ты меня этим заколоть рассчитывал? — вяло удивился Дазай. Паук прикрыл глаза и обреченно покачал головой. — Ты убьёшь быстро. Он замучает до смерти, — почти прошептал он. — Прости. Осаму сощурился, будто прикидывал, стоит ли верить дрожащим губам и судорожно сжатым в кулаки ладоням, и с любопытством подался вперёд. Смотрел пытливо, доброжелательно даже, словно все предположения испуганного торговца были не более чем плодом больного от травы и дешевой водки разума, и… И вдруг превратился в самого себя, четырёхлетней давности. В тот самый момент, как он легко поднялся и взял конфискованный нож, Накахара знал: живым Пауку из палатки не уйти. — Ты поразительно вертлявый для алкаша, — с сожалением проговорил Дазай. — Один хрен узнает и придёт, — отмахнулся спекулянт, и Чуя недоумённо нахмурился. — Лучше ты, чем бесконечные пытки. — Кто второй? — Американец. Нашим не знаком, больше узнать не успел. — Паук глубоко вздохнул и коротко, бледно улыбнулся. — Ну? Дазай кивнул, и прежде, чем Накахара успел хотя бы пискнуть, проткнул несчастному горло. Тот упал на колени, схватился за шею и рухнул на пол, подобно набитому мясом мешку. Булькающие хрипы заполнили всю захламлённую палатку, вытеснив и крики торгашей с улицы, и шум вентиляции где-то неподалёку. Чуя смотрел и смотрел, как кровь толчками выходит на пыльный пол, вот-вот подступая к его ботинкам, и если бы не резкий запах травы, он бы наверняка повторил свой недавний опыт с унитазом и желчью: к горлу подкатил горький комок, и следующее, что он запомнил, это сухая, прохладная рука Осаму на запястье и окружившие его со всех сторон люди. Они вышли из палатки. Не успел он словить очередную паническую атаку, Дазай потащил его дальше, между торговых рядов. — Какого чёрта? — прошипел Чуя. — Нужно отсюда уходить. — Это я понял, но какого чёрта… Осаму стремительно свернул в какой-то пыльный закуток, ориентируясь, очевидно, в местном беспорядке куда лучше Накахары, и дёрнул его на себя, спасая от выплеснутой из ведра грязной воды. Ещё через несколько поворотов и узких проходов они, наконец, оказались в знакомом Чуе проулке, и Накахара, вырвав из чужих пальцев руку, упрямо остановился. — Стой, — рявкнул он. — Ты мне сейчас же всё объяснишь. — Да, — поморщился Дазай. — В машине. Чуя поджал губы, всем своим видом демонстрируя не то презрение, не то крайней степени брезгливость, и всё же неохотно поплёлся следом. — Я и забыл, что пускать информаторов на фарш ты предпочитаешь без предварительных… — Мори. — Что? — не понял Накахара и от неожиданности едва не налетел на мусорный бак. — Мой информатор в Мафии, — невпопад отозвался Осаму. — Сразу после ухода, я заключил с ним соглашение, так что можешь… — Зачем ему… Дазай! По правде сказать, Чуя и не помнил, когда в последний раз пользовался руками вперёд способности. Он, признаться, вообще не был уверен в том, что сейчас, после стольких лет, смог бы выйти целым и невредимым из самой банальной уличной передряги, не будь на его стороне гравитации. Он, в общем-то, и из дома не выходил, не пощупав асфальт на предмет неровностей, но с Дазаем всё всегда работало как-то неправильно. Хотя, с какой стороны посмотреть. Прыгнуть наперерез комично огромному лезвию ощущалось верным. Острая боль, а затем мокрое тепло на животе, бёдрах и ногах — нет, но тогда, лёжа на грязном асфальте, он видел только серое в свете тусклого фонаря лицо Осаму и ядовито-красное отчаяние в знакомых до последней крапинки глазах. — Чуя… Эй, нет-нет, Чуя. — Дазай коснулся тёмной от крови рубашки и растерянно уставился на свои же окровавленные ладони. — Пар... Паршиво, — пролепетал Накахара безбожно заплетающимся языком и, если б мог, одёрнул бы схватившую Дазая за пальто руку. Уголки губ Осаму дёрнулись в нервной улыбке, и он, вздрогнув всем телом, вытащил из кармана телефон. — Нужно… — Нет. Дазай. — Накахара потянул за пальто сильнее и, упрямо держась за ускользающее сознание, прошептал: — Проснусь. Сразу. В карих глазах мелькнуло долгожданное понимание, и это невозможно, совершенно невозможно, но Осаму, кажется, действительно забыл, за чем вообще дело стало. Как интересно. И маловероятно. И совершенно удивительно. — Демон вылез из бутылки, — выпалил невозможный Дазай. — Скажи мне это. На кирпичной стене, кажется, перегорел фонарь. В ушах зашумело, а зрение сузилось до узкого-узкого тоннеля: курчавая чёлка, ненормально ровные брови и широко распахнутые глаза. Умирать самому было намного приятней. Нужно было взять на заметку.