Худший день в году

— Ты пускаешь слюни в подушку, ты знал? Примерно так чувствовал себя Чуя, когда Озаки застала их с Дазаем семь лет назад. С поправкой на ещё имеющуюся тогда стыдливость и определённую пикантность ситуации — едва ли подсобное помещение было предназначено для их с Осаму незрелых развлечений, а Коё совершенно точно рассчитывала застать их с разбитыми носами, а не со спущенными брюками. Справедливости ради, он мог бы тогда пояснить, что с разбитых носов всё и началось, но полубезумная улыбка на губах Дазая отчего-то лишила всякой способности к трезвому размышлению — тогда он смог только покраснеть. Теперь он и рад бы был смутиться, но Озаки видела вещи и похуже утреннего стояка — получилось лишь глухо застонать и спешно согнуть ноги в коленях. — Ты разве в том самом возрасте? — с толикой какого-то исследовательского интереса полюбопытствовала она. — А есть специальный возраст для мокрых снов? — проворчал Чуя и скосил на Озаки глаза. — Не знаю, — нахмурилась Коё. — Но времени у тебя в обрез. «Очевидно», — захотелось буркнуть Накахаре, а затем понаблюдать за сложной работой мысли на лице Озаки, но так уже было, и ему до чёртиков надоело начинать день с одного и того же. Хотя на сей раз он был скорее растерян, чем раздражён. Чуя помнил, как они заснули. Обидно быстро, чего и стоило ожидать от тех, кому приходится спать урывками по два-три часа, хорошо, если в день. Обманчивые лёгкость и выдуманный покой убаюкивали, подле Дазая по-прежнему было безопасно и тепло, и Накахара позволил себе закрыть глаза. Рассчитывал проснуться, раз уж на то пошло, но на сей раз, судя по всему, не найдя их подле Кью, убийца пришёл домой к Осаму. Близость Дазая сыграла с ним злую шутку: кожа к коже — он ничего не почувствовал. Теперь встречал очередной день в шестой проклятый раз и беззвучно проклинал себя, Осаму и прикипевшего к ним эспера. Думал ещё и о том, что, застуканные в весьма однозначных условиях, они, возможно, сдали врагу какую-то важную карту, но как ни старался, не мог избавиться от притаившейся у сердца радости. — Задание? — глухо спросил он, желая побыстрее разобраться с этим фарсом. — Агенты нашли Кью, — кивнула Озаки и встала с кресла. Чуя подтянулся выше на подушках и потёр узкие со сна глаза ладонями. — От Агентства идёт Дазай, — угрюмо повторил он сказанные когда-то слова. — Один, разумеется. От Гильдии парнишка-садовод, тот стрёмный длинный чувак и несколько десятков бестолковых ребят с пушками. Ведь это ловушка, а Дазай в восторге от идеи устроить ловушку в ловушке. — Уставился на оставленный на левом плече засос и шумно выдохнул. — Я ничего не пропустил? — Быстро схватываешь, — снова похвалила Коё. — Если перестать восхищаться всем, что он делает, то можно вскоре обнаружить, что это не более чем импровизация. Гений, немного удачи и… — …я, — перебил он Озаки, и та вдруг осеклась. Моргнула как будто бы даже недоумённо и спустя невероятно долгие тридцать секунд ошеломлённо улыбнулась. — И ты, верно. На самом деле Чуя уже давно мог бы над всем этим посмеяться, потому что раньше Коё куда чаще напоминала сердобольную мамашу, недовольную жизненным выбором сына и его извращённым представлением о счастливой личной жизни. Её можно было понять: едва ли они с Дазаем соответствовали представлением нормального человека о здоровых отношениях. После того, как Дазай ушёл, Озаки вдруг сменила гнев на милость и теперь выглядела так, будто нечаянно выиграла давно затеянную войну. Презабавнейшие зрелище, и, ведомый ошмётками хорошего настроения, Накахара решил окончательно её добить. — Четыре года — средней паршивости срок, не мог же он подумать, что этого хватит. Коё удивлённо заломила брови и даже не подумала отвернуться, когда Накахара потянулся за оставленной на кресле рубашкой. — Дазай склонен теряться, когда речь заходит об общечеловеческом, — как будто бы с усилием произнесла она. — Индюк беспомощный, — кивнул Чуя и прикусил щёку, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Обречённая надежда в глазах Коё делала её на несколько лет моложе. Она не усмехалась уголком губ — улыбалась одними глазами, и смотрела на Накахару так, словно безумно рада и встревожена одновременно. Словно не одобряет, но надеется, что всё получится. Она давно на него так не смотрела, и прежде, чем ситуация стала бы совсем неловкой, как будто смирившись, произнесла: — Повезло ему с тобой. Чуя вспомнил, с каким вниманием Дазай слушал каждый раз его полубезумный рассказ. С какой готовностью принимал на веру брошенные почти в истерике слова. С каким ядовитым отчаянием склонялся над ним, истекающим кровью, и как жадно целовал вчера. Он подумал, что и ему с ним тогда, восемь лет назад, повезло. Вслух сказал: — Увидишь его, так и скажи. Я приготовлю фотоаппарат. На безлюдное шоссе в нескольких сотнях метров от проклятой опушки Накахара приехал на двадцать минут раньше. Пора было сходить с этой безумной карусели, и хотя в мире по-прежнему была масса умных людей, первым на ум как всегда приходил Дазай. Старая тойота, которой почему-то так гордился Осаму, показалась на дороге пятнадцать минут спустя. — Чуя! Сколько лет, сколько зим!.. Боги. Как же крупно он влип.

* * *

— …«Демон вылез из бутылки». Так ты сказал. Паук вспомнил ещё какого-то американца, но никто из портовых шавок его не узнал. Они проехали чуть дальше по шоссе, к зоне отдыха, и остановились за придорожными туалетами и курилкой. В тусклом свете уличных фонарей чёрный автомобиль был практически не виден, и хотя Осаму предсказуемо закатил глаза и не забыл в очередной раз посмеяться над отточенной годами паранойей, Чуя всё равно отгородился от окружающего мира гравитационным щитом. В кажущуюся безопасность с каждой последующей петлёй верилось всё меньше, но под защитой гравитонов было всё же спокойней. — Не джин из лампы, не чёрт из табакерки, а именно демон и из бутылки? — Издеваешься? — Чуя уставился на ухмыляющегося Дазая и раздражённо отмахнулся. — Ты знаешь, о ком говорил? — Знаю, — кивнул Осаму и вытащил из внутреннего кармана плаща упаковку сигарет. Вытряхнул одну и предложил Чуе. Тот мотнул головой, но дым после первой затяжки втянул к своему стыду почти жадно. Курящий Дазай был тем, кого Накахара, как он надеялся, оставил в своих далёких воспоминаниях о первых двух годах в Мафии. На месте были и как будто бы вечно переломанные руки, и холодный взгляд почти багровых в черноте ночи глаз, и заряженный магнум на поясе. Не будь так свежа его память о предыдущей ночи, Чуя бы растерялся. Теперь же Дазай на водительском сиденье ощущался правильным, и будь Накахара чуть более предусмотрительным, сразу бы понял, что именно это его и выдаст. — Петель было шесть, — повторил Осаму. — Да. — Ты рассказал о пяти. — Ничего нового и интересного, — отрезал Накахара. — Нас обоих убили. Пытливый взгляд Дазая скользнул по его шее, и Чуя с досадой поморщился. Нужно было хотя бы в зеркало посмотреть. Чёрт. — Засос на твоей шее — это «ничего нового» или «ничего интересного»? Накахара скрипнул зубами и отвернулся к приоткрытому боковому стеклу. — Ну и кого же ты так самоотверженно допрашивал? — не сдавался Дазай. А?.. — Ты знаешь, это ведь почти клише… — Ты рехнулся? — едва не сплющивая от клокочущей ярости металл кузова, спросил Чуя, стоило ему догадаться, что Дазай действительно… Действительно ни черта не понял. — Я? Я восхищён… — Ты на самом деле думаешь, что, похоронив тебя и умерев, я пошёл… —Накахара задохнулся и гневно всплеснул руками. — Топить горе в алкоголе и трахаться, — любезно подсказал Осаму, и вот тут Чуя ему врезал. Кулак пришёлся точно по левой скуле, и Дазай наверняка успел бы отклониться, но почему-то не стал. Костяшки прошило жгучей болью, и в следующее мгновение Накахара обнаружил себя в каких-то жалких сантиметрах от покрасневшего лица Осаму. Сжимал ворот проклятого плаща, смотрел то в расфокусированные глаза, то на прикушенную губу и мысленно радовался тому, что Осаму всё-таки успел схватить его за обнажённое запястье. Их наверняка похоронило бы в этой несчастной тойоте, дай Чуя волю Порче. Просрать всё, когда он наконец-то был близок к следующему дню, было бы величайшей глупостью, перегореть к старту новой петли он бы не успел и начал бы её с блестящего хука. На сей раз справа. Не просто так, за дело, но ради всего святого!.. Чего ещё он от Дазая ожидал? — Я к тебе пришёл, — выдохнул он ему в лицо. — И это было самое правильное решение за все четыре года. Так что завязывай с этой хернёй и не смей даже мысленно упрекать меня за свою роль в моей жизни. Взгляд Дазая неумолимо изменился, и Чуя, потянув свою руку из чужой крепкой хватки, отпрянул в сторону. — Смирись. Мне с этим жить. Осаму легко коснулся ушибленной скулы и, к ужасу Накахары, всё ещё выглядел так, будто намерен продолжить разговор. — Мы можем закрыть эту тему? — попросил Чуя. — Поговорим после, если ты перестанешь строить из себя паршивое трухло, а пока тебе нужно разобраться с этим грёбаным ублюдком. Губы Дазая дёрнулись в несмелой, но каким-то чудом всё равно снисходительной улыбке, и он снова ровно уселся за рулём. — Твоя вера в меня весьма лестна, но разобраться с ним так просто не выйдет, — с подспудным раздражением в голосе проговорил он. — Однако петлю я порвать могу. — Вот так бы сразу, — проворчал Накахара. — Но тебе придётся… — Осаму скосил на него не подбитый глаз, и поскольку продолжения так и не последовало, Чуя выразительно скривился и повернулся. — Ну? Это не может быть хуже халтурной временной петли, — протянул он и тут же заткнулся, потому что во взгляде Осаму не было ни капли привычной насмешки. Он вообще вдруг перестал походить на обыкновенного себя. Сценариев, которые сам Дазай готов был признать нежелательными, было как правило немного, Чуя мог довольно быстро пересчитать их по пальцам одной руки, так что в этих обстоятельствах наиболее вероятная причина неуверенности Осаму нашлась быстро. И, ладно, она была как минимум так же плоха, как халтурная временная петля, но с этим Накахара справиться мог. — Что, идти туда и всех порешить? — с неубедительной бравадой спросил он. — Нужно их отвлечь, — кивнул Осаму. Посему выходило, что вариантов у них было всего три: у Дазая ничего не получается, Чую сжирает Порча, и всё начинается с начала; у Дазая всё получается, но Чую всё равно сжирает Порча, потому что даже Дазай может не успеть; и, наконец, у Дазая всё получается, и Чуя каким-то образом не подыхает до возвращения Дазая. Проклятая русская рулетка, они давно в неё играли. Липкий страх, вопреки, в общем-то, рутинной катастрофе, стиснул внутренности, и Накахаре потребовалась вся сила воли, чтобы заносчиво усмехнуться. — Если вернёшься к моему хладному трупу, сильно не расстраивайся. Погорюй, конечно, но не долго — без меня, разумеется, дерьмовее, чем со мной, но… — Я успею. Чуя пропихнул руки поглубже в карманы плаща и, отрывисто кивнув, вышел из машины. Потоптался на месте и с неуместным весельем подумал, что поцелуй на прощанье — вот это натуральное клише. — Уж постарайся. Перестаравшись с усилием, взлетел он чуть выше крон деревьев и едва не столкнулся с придурочным голубем. Кем бы ни был выбравшийся из бутылки демон, об одном он, очевидно, не знал. Дазай терпеть не мог, когда в дорогих ему людей палкой тыкал не он.