***
Когда Филип и Саливэл примчались в больницу и вошли в палату, в которой мы с малышом временно проживали, я не раздумывая оставил Аллена в колыбели, и бросился в объятия поистине дорогих мне людей. Захлебываясь слезами радости, Саливэл рассказывала, как Филип переживал за меня, и все неугомонно спрашивал: Как в тот вечер он попал домой? Сам же Силински при нашей встрече молчал, лишь крепко меня обнимая и проводя носом по моему виску, даря неописуемое ощущение защищённости и нежности. Когда я сообщил, что Кэтрин Като больна и лежит в этой же больнице, то Филип изъявил желание увидеть её, но когда я выловил Меридит, женщина ответила четким и категоричным отказом. — Пациентка Като не желает никого видеть. Вот, единственное, что нам удалось услышать от монашки. Ни о состоянии её здоровья, ни о каких-нибудь других вещах связанных с Кэтрин и ребенком, только одно единственное: «Не желает никого видеть». Филип согласился с этим. Наверно, в действительности, так будет лучше всего для нас всех. Благо я успел обо всем договориться с Като до этого, ведь это напрямик касалось только меня и сына. Сына. На самом деле, я до сих пор не знаю, что по этому поводу думает сам Филип. Мы ещё не успели поговорить обо всём, но пока что все вроде было нормально. Вроде бы Силински принял ребенка, ведь неприняв Аллена тот бы просто молча уехал назад домой и выгнал бы меня из дому, ведь так? А Филип выписал чек, на большую сумму денег, и вручил монашкам на поддержание больницы. Всё-таки больница и персонал существовали только благодоря пожертвованиям, и, к сожалению, поэтому больница находилась в таком ущербном состоянии. По приезду на родину было решено открыть фонд и жертвовать деньги для таких вот не коммерческих организаций и плюсом создать проекты для волонтеров. Но всё это ещё в близжайшем будущем, сейчас же мы собираем вещи и перевозим Аллена в гостиницу.***
Даже Силински оказался не всесилен переть против системы и документы на Аллена нам пришлось ждать почти две недели. Филипом было решено оформить Аллена на фамилию Рук, а после, на родине, уже зарегистрировать на моё настоящее имя. Благо там отец может хоть как-то повлиять на ситуацию, уж он то будет очень рад. Если вспомнить наш разговор и на каких условиях мне было дозволено жить с Филипом, то Аллен ван Изан не только маленький принц, но и будущий король. Как бы хорошо это не звучало, но я не хочу отдавать его в то окружение, где во дворце всё ещё всем заведомо командует — Саманта ван Изан. У нас оставалось ровно восемь часов до отлёта на родину. Силински с самого утра куда-то уехал оставив меня одного с детьми, благо Саливэл переняла половину моих обязанностей и все время уделяла Аллену. Я показал, как кормить мальчика, как переодеть и держать его так, чтобы он не капризничал. Этому секрету научила меня монашка, всего лишь стоит взять малыша на руки и согнуть его ножки, как у «лягушки», тогда малыш успокаивается и засыпает. Саливэл смотрела на Аллена с такой любовью, что я даже в какой-то мере начал ревновать. Глупо, знаю, и если вспомнить, то также я ревновал Саливэл к Филипу. Но этот малыш — мой! Нет, наш! Наш — мой, Филипа и Саливэл.***
Филип вернулся в отель через два часа и сказал, чтобы мы собирались. На мой недоумевающий взгляд, он ответил лишь одним словом: «Сюрприз». Ну ладно, подумал я. Наверняка покажет мне Эйфелеву башню. А что, романтика всё-таки, да и мы ни где-то там, а в Париже. Вообще давно между нами не было тепла и нормального интима, пора это исправлять, но только дома, когда Аллен будет под пристальным присмотром служанок. Мы собрались, как было велено часом ранее, в коридоре уже стояла купленная для Аллена синего цвета коляска, так что не пришлось бы по городу носить его на руках. Саливэл обрадовалась, что сможет возить Аллена на улице, ей на всякие там башни было.. наплевать с высокой колокольни. Она нашла себе игрушку, все время щебетала, что-то увлеченно ему рассказывала. В общем, всё вернулось на круги своя, ещё пару недель и темперамент Саливэл победит робость, так снова ругаться и капризничать начнет. Наверное, пора ей возвращаться в школу. Определённо!***
Как я уже говорил, Силински повез нас к Эйфелевой башне, но это было не просто прогулка и фотографии на её фоне. Там, на площади, стояли фотографы и музыканты, а Силински завязал мне глаза какой-то тёмной тканью, и повел с собой. Я предвкушал сюрприз. Готовился, но совершенно не знал к чему, что такого придумал для меня Силински? Может подарок какой, а может будет петь мне серенады. Хотя, я очень в этом сомневаюсь — это было бы очень странно, если бы Филип даже о чем то таком просто подумал. Нет, это определенно должно быть что-то другое, что-то достойное Филипа Лорена Дж. Силински. Через плотную повязку я, конечно же, ничего не видел, только слышал гул людей, кряхтение Аллена и восторженные крики Саливэл. Мое сердце бросалось вскачь, я даже в какой-то момент остановился на месте, потому что не мог совладать со своими эмоциями. Было страшно и очень волнительно. Меня посадили, по ощущениям, на стул. Так, а вот и стол. Оба предмета мебели я определил на ощупь. Кто-то, зайдя мне за спину, подал мне холодный бокал шампанского, а чуть позже снял повязку. Теплая ткань медленно скользила по моему лицу, сначала я прикрыл ладонь глаза, так как солнце казалось слишком ярким. А когда привык, то первым кого я увидел был стоящий на коленях Филип. Мне стало смешно. Ради меня, Мэрила, этот мужчина встал на колени при всём честном народе, а на раскрытой ладони сверкало обручальное кольцо. Из-за переполняющих меня эмоций, я просто не знал, что говорить. — Мэрил, — достаточно тихо, будто собираясь силами, заговорил Силински, но так, что я его отчетливо слышал, — ты будешь моим навсегда? От этих слов я подпрыгнул на месте и бросился к нему на шею. Из-за моего счастливого визга Аллен проснулся в своей коляске, и начал громко плакать. Филип только рассмеялся на мою реакцию, и меня как будто отпустило. Все тревоги и мысли — они испарились и канули в лету. — Да, Филип Лорен Дж. Силински, я буду твоим. — Таким был мой окончательный ответ. Я бы мог его помучить, но не тогда, когда Филип так нежно прислонился к моим губам своими. Это был радостный момент. Мы целовались так долго, пока мой вновь возвратившийся слух не потревожили множественные щелчки камер, а нанятые Филипом музыканты заиграли какую-то торжественную музыку. Мой задурманеный от счастья мозг не сразу понял, что это был свадебный марш Мендельсона. И в такт музыке, на Эйфелевой башне, разом замигало тысячи разноцветных огоньков. Если бы на улице в этот миг было бы темно, то выглядело бы ещё более впечатляюще чем есть, но даже днём всё выглядело просто великолепно. И все это Филип устроил только для меня одного. Наконец-то, пройдя вместо столько разных ситуаций, все закончилось, и теперь мы будем жить спокойно: без лишних проблем, хотя куда же без них. И, что самое главное, без секретов — одной дружной, большой и счастливой семьёй.— Конец -