Спаси меня

      Когда Бомгю впервые узнал, что такое всепоглощающая ненависть, на улице стоял промозглый ноябрь. Он учился на втором году средней школы и как все подростки искал новых ощущений и море будущих воспоминаний. Его семья была из тех, про которые говорят как быстро поднимающиеся по социальной лестнице.       Отец занимался автосалонами и на собираемые деньги потихоньку вливался в малый бизнес, надеясь на будущее расширение и двойное покрытие убытков. К удивлению многих, дела у него шли с каждым месяцем всё лучше и, то ли дело было в том, что он оказался отличным бизнесменом, то ли в том, что он был ужасно удачлив. Бомгю больше считал, что дело было в том, что его отец в молодости умел общаться и заводить знакомства с нужными людьми. Нужные люди в будущем приобрели власть и деньги и совсем не были против создавать совместные проекты с отцом, зная его твёрдость и ум. Его можно было охарактеризовать как человека с железной хваткой и стальными нервами.       Мать же была телеведущей и обожала свою работу. Её семья состояла в основном из медиков. Это было семейное дело с учётом того, что его поднимали ещё прапрадеды и теперь у семьи Чон была собственная больница в центре города, что через пару лет стала самой знаменитой. От матери Бомгю хотели послушания и усердия для того, чтобы не опозорить семью и пойти по стопам многих. Она же мечтала стать журналистом и в будущем пробираться по карьерной лестнице. ''Журналисты - стая падальщиков, им только подавай грязь на публику разносить '' - кричал её отец пока всё семейство смиренно держали головы опущенными.       Дед Бомгю был упрямым консерватором и не терпел бунтов в собственном доме, где он создал череду нерушимым правил. Сложность характера была вызвана служением в армии и тяжёлым детством, в котором тоже была жестокая дисциплина и вырывание инородных идей с корнём. Женился он по расчёту в то время и не был примерным мужем или отцом. Семейная привязанность осталась на уровне ''Пока вы живёте в моём доме будете делать то что я говорю!''. Имея трёх сыновей и одну дочь, господин Чон никогда не спускал поводков. Сыновья в подростковом возрасте побунтовали, но в конечном итоге сдались и пошли на поводу старого маразматика.       Мать же Чхве, Чон Ёсина , была упряма как и её отец, что сначала радовало оного, пока упрямство не было направлено против него. Крики и ссоры не утихали целый год после того, как Ёсина выпустилась из школы и семья решала куда ей стоит поступать. Господин Чон твёрдо решил в медицинское училище, на что Ёсина не была согласна, требуя свободы и возможности самой решать, как ей стоит проживать свою жизнь.       По натуре она была хоть и упряма, но жизнерадостна и добра. За друзей стояла горой и была душой компании, всегда открыта и никогда неунывающая. Прилежная ученица, не потому что надо, а потому что ответственная и усердная, не допускающая бросание работы на пол пути. Не удивительно, что в конечном итоге она сбегает с дома, наплевав на все принципы. Взрослая жизнь без опеки родителей сложная и изматывающая. Но она её и только её.        Ёсина поступает на журналистику, снимает квартиру - однушку с подругой, которая поступила в тот же университет, и с обеда до поздней ночи работает на двух подработках. И где-то между метаниями из огня да в полымя она встречает отца Бомгю. Высокого, статного с густым ворохом русых кудрей и ослепительной улыбкой, от которой невозможно оторваться. Они влюбляются с первого взгляда. В их разворачивающихся отношениях нет робости. Они правильные, медленно текущие в планы, где теперь не я, а мы. Оба решительные, идеально дополняющие друг друга, но в тоже время с горячими головами и легко спорящими, но не до болючих слов, что пронзают сердце.       Женятся они лишь после окончания университетов и обоих это устраивает. После женитьбы обычно говорят, что узнаешь человека с новой стороны и тут уже пятьдесят на пятьдесят, сохранится семья или нет. Но у новоявленной семьи Чхве таких проблем точно не было. Никаких ссор или скандалов, недоверия или жгучей ревности, и всё не потому что плевать, а потому что безграничное доверие и преданная любовь.       Сначала появился старший брат Чондэ, через четыре года средняя сестра Ёбон, а потом самый младший Бомгю. Они всегда были не разлей вода и великие, по их мнению, защитники друг друга и малышей в песочнице, которых часто донимали ребята постарше. Конечно, с возрастом начали появляться моменты, когда общение прекращалось, но лишь из-за нахождения других интересов, и у каждого они были свои. Но привычка защищать друг друга в тяжёлые времена так и не ушла. Чондэ пошёл на программирование, потому что жить без него не мог. Сестра ушла в музыкальный, желая покорять сцены и стать айдолом. Самому Бомгю ещё было далеко до определения себя.       Семья была сплочённой и счастливой. Совместные завтраки и ужины, походы на выходных в развлекательные центры, празднования дней рождений в кругу семьи и с лучшими друзьями, ничего не стыдясь, шутки и подколы и поездки во время отпусков. Мамины слова поддержки во всех начинаниях, ласковые руки и песни перед сном, даже если тебе уже пятнадцать. Никакого давление от отца по поводу семейного бизнеса автосалонами. Никаких стереотипов насчёт того, что сестре нравится волейбол или бокс. Игры в баскетбол на спортивной площадке вчетвером. Не жизнь, а сон. Бомгю любил свою семью и их жизнь - размеренную и счастливую.       Тогда пятнадцатилетнему Бомгю, любящему школьную жизнь и компанию, состоящую из своих самых лучших друзей, не хватало наблюдательности, о чём он жалеет до сих пор. Оказывается, ничего не идеально, а всё, что идеально, всего лишь видимость. Фальшивая шелуха. И любви вечной до гроба не существует. Ложь, ложь, ложь.       В тот ноябрьский день он приходит домой раньше, так как из-за непогоды отменили занятия. В приподнятом настроение он идёт домой, предчувствуя, что неплохо отдохнет, будучи в нём один. Разувается в прихожей и проходит на кухню, связанной с гостиной, чтобы включить электрический чайник, пока будет переодеваться. Поднимается на второй этаж, не в силах убрать радостную улыбку с лица. Но почти подходя к собственной комнате слышит странный шум в конце коридора из спальни родителей. И вроде бы ничего такого, но ведь никого не должно быть дома в такое время. Бомгю напрягается и, затаив дыхание, медленно начинает подходить к двери.        До неё остаётся пара шагов когда он замечает, что она приоткрыта. Сердце стучит в висках и кажется, что его давно заметили. Пол под ногами будто скрипит до ужаса громко, и даже проглотить скопившуюся слюну во рту кажется слишком заметным. Он всё же делает медленные вдохи, чтобы не задохнуться окончательно и становится в проёме так, чтобы видеть, но не быть увиденным. И то, что он видит, рушит внутри все песочные замки, сбивая с ног, от чего кажется, будто колени разбиты в кровь от падения на розовые очки, что слетели в туже минуту. Он видит его со спины, но не узнать собственного отца слишком глупо.Лучше бы не узнал.        Под ним лежит крашенная блондинка, томно вздыхая и царапая наманикюренными ноготками лопатки любовника. Он привёл её в их дом и разложил в собственной спальне, даже не убирая фоторамку с тумбочки, где все они впятером счастливо улыбаются на камеру. Бомгю, кажется, больше не дышит. Звуки как под толщей воды и, чем дольше смотришь, тем глубже падаешь. В какой-то момент он замечает на себе взгляд девушки, совсем мимолётный, но переполненный насмешкой и интригой, что у него всё скручивает в тугой узел страха и отвращения, отчего он начинает медленно отходить, молясь, чтобы она ничего не сказала. Молясь, чтобы его не заметили. На лестнице срывается вниз, быстро надевая ботинки и вылетая из дома не разбирая дороги.       В голове набатом бьёт мысль, что он всё узнает, она точно скажет. И ещё тысяча вопросов и проклятий, но самый главный - как вернуться назад? Как смотреть ему в глаза? А самое главное - как смотреть в глаза матери? Она знает? А если нет, то стоит ли говорить? Стоит ли вообще кому-либо говорить, или всё на самом деле страшный сон и он сейчас проснётся? Бомгю не знает что делать, не знает, что нужно делать и что нет. Спотыкается об неровности тротуара и валится на асфальт лицом вниз. И только сейчас, остановившись, слышит, как мысли в голове исчезают с тихим хлопком и чувствует влагу на щеках. Он плачет навзрыд, тихо скуля в закушенный кулак, мелко подрагивая плечами. В парке ни души. На землю падают снежинки, быстро растворяясь, как и горькие слёзы, скользя за шиворот. Жизнь слишком резко поделилась на "до" и "после".       Он возвращается поздно вечером, устав сидеть в холод на скамейке в парке. Телефон он предусмотрительно до этого выключил. У порога его встречает обеспокоенное лицо матери. На все вопросы он отмахивается, а когда смотрит на пустую кухню, получает ответ, что она и отец сегодня в ночь. Брат и сестра давно съехали в общежития. Быстро поцеловав его в щеку и сообщив, что ужин в холодильнике, мама грозит, чтобы он обязательно всё завтра рассказал. Дверь с хлопком закрывается за спиной, а на лице горькая усмешка. Действительно ли она хочет всех подробностей?        Он медленно плетётся наверх, застывая посередине коридора, и борется с желанием повернуть голову в ту сторону, но сильно зажмуривает глаза, а когда открывает, то не разбирая ни черта от черных точек, влетает в комнату. Сердце четырхается подбитой птицей в груди и хочется снова расплакаться, но все слёзы уже выплаканы и на их смену осталась лишь истерика и желание кричать в голос. Падая на кровать не раздевшись, Бомгю долго душит её в себе, пока не чувствует всепоглощающую апатию и головную боль, после чего проваливается в сон, не видя сновидений, но сегодня они и не нужны.       Конечно же, на следующий день на расспросы матери Бомгю придумал душещипательную историю про друга, у которого умер хомяк. В такой ситуации нужна поддержка, что он и предоставил, а мама поверила с сомнением во взгляде, но не стала докапываться дальше, осознавая, что её дети уже давно выросли и имеют право на личное. Сидя за столом втроём, он уж точно не хотел смотреть в сторону отца, но и игнорирование было бы слишком подозрительным. Бомгю не знал, узнал ли отец о том, что он видел, или знает ли об этом мама; рисковать напрасно он не хотел и ещё вчера решил промолчать, пока не поймёт больше. Сможет и, главное, захочет ли он знать больше - трудный вопрос. Знать на него ответа не хочется до сих пор.       Наверное, стоило тогда сказать всё брату и сестре, возможно вместе они бы что-то придумали. Но он этого не сделал. Запер себя в этом доме с этим грузом, будто по собственному желанию прыгнул на дно без возможности всплыть. Дни летели чередой скомканных воспоминаний. В школе он был ужасно рассеян, дома запирался в комнате и почти не выходил, на выходных не спал всю ночь, смотря в потолок, а за столом не поднимал взгляда выше уровня тарелки. В груди разрасталась пустота, а вопросы в голове не получали ответов. Он взвешивал все "за" и "против" лезть туда или нет, в пасть к тигру за большей правдой. Страшно было до дрожи в коленях, но недели летели и ничего не происходило, что заставило усыпить его бдительность и поверить, что всё было сном. Сон имеет свойство заканчиваться.       На улице стоял солнечный март, наполненный запахом цветов. Была суббота, в которую Бомгю решил оторваться на полную со своими друзьями. Они заходили в кафе и дурачились, смеясь на весь зал. Катались на скейтах, бегали по набережной и встречали закат. Потом тепло разошлись. Бомгю шёл домой через ярко освещенный парк в приподнятом настроении и был немного уставшим. Вприпрыжку поднимаясь на крыльцо, открывает дверь, замечая свет в окнах. Значит все уже дома.        Снимает кроссовки и застывает с ними в руках, когда слышит грохот на кухне. Сердце медленно, но верно наращивает темп. Потом он слышит последующую ругань. Он медленно проходит к проёму и, выглядывая из него, видит разгневанную маму с растрёпанными волосами и пылающей щекой и отца, в глазах которого точно полыхает праведный гнев. Они кричат друг на друга и это настолько не вяжущаяся с реальностью картина, что Бомгю на секунду думает, что точно ошибся домом. Они бурно жестикулируют и мать кричит что-то про неправильность действий отца, пока тот кричит в ответ, что всё, что он делает только ради семьи. Бомгю стоит и не может ничего понять, пока после ещё одного обвинения от Ёсины его отец не оглушает помещение новой пощёчиной. От этого он сам дёргается, но в глазах нет решение на отступления. В глазах же Ёсины обида и горечь от осознания разрушающегося счастья и недоверия.       Дёрнувшись назад, Бом смотрит во все глаза на своих родителей и ощущает рвущийся наружу истерический смех. Наивно было предполагать, что всё вернётся на круги своя, если этому дать время. Посмотрев в сторону, Ёсина случайно замечает его, и её глаза наполняются удивлением и страхом. Она вздрагивает и неуверенно начинает идти в его сторону, пока отец не менее пораженно стоит на месте. Чхве срывается наверх подальше от грядущих объяснений и лжи, что последуют дальше, прикрытые словами "Всё ради твоего блага", и запирает дверь, отходя от неё на пару шагов. За ней Ёсина зовёт его и стучит в дверь, прося возможность объяснить. Но ему не нужны её оправдания, он и сам отчасти виноват. За своё молчание. Когда ответа не следует, она разочаровано опускает руки и спускается вниз. В ту ночь Бомгю снова не спит.       Он избегает их, как огня, рано вставая утром и приходя почти под вечер, будучи уверенным, что родители заняты и даже при всём желании не смогут выкроить время на ''поговорить''. Бегать удаётся целую неделю, пока он снова не уходит в выходные отвлечься и приходит поздно ночью. Света в доме почти нет, и Бомгю уже думает, что и в этот раз пронесёт, но ужасно ошибается, когда, проходя в глубь коридора, видит тусклый свет на кухне от настенных бра.       За столом с опущенной головой сидит Ёсина. На ней тонкий свитер с v-образным вырезом, открывающий картину на тонкие переплетения сухожилий шеи, выпирающие ключицы и хрупкие плечи. За неделю она заметно исхудала и посерела, с тоской во взгляде и растрепанными волосами, что ей - женщине, всегда одевающейся с иголочки, было совершенно не свойственно. От такой матери в груди Чхве разрастается ком стыда и ненависти на себя, что позволил себе закрыть на всё это глаза и снова прикрыться тем, что это взрослые дела, а не его. Было бы правильнее подойти и обнять её за хрупкие плечи, бормотать извинения и слова любви, чтобы снова почувствовать ласковые руки в волосах, но теперь Бомгю не уверен, что заслуживает даже прощения.       Он хочет снова позорно скрыться с места, никому не желая смотреть в глаза, как мама резко поднимает голову и расплывается в тёплой улыбке, расцепляя руки из замка.       - Сынок... Ты поздно. Хорошо погулял с друзьями? - в голосе ни капли укора, в глазах полыхает маленький огонёк беспокойства и радости с присущей нежностью.       В горле у Бомгю ком с размером айсберга, что погубил Титаник, рука, вцепившаяся в косяк двери, мелко подрагивает, а колени непроизвольно сгибаются, требуя припасть к паркету.       - Ох, что это я. Может ты голоден? Я купила твои любимые пирожные. - Ёсина хлопает себя легонько по лбу, тихо смеясь и тут же подрываясь со стула, копошась в ящиках, что-то проговаривая то ли по поводу работы, то ли про соседку, что встретила в кондитерской и та передавала привет, Бомгю плохо расслышал, если вообще прислушивался.       - Ма... - Тихо зовёт ту, медленно подходя к столу, но кажется его не слышат. - Мам! - Прикрикивает, тут же испуганно замирая, как и мать с кружкой в руках. - Прости, я не хотел кричать. Просто... нам стоит поговорить.       Ёсина тяжело вздыхает, кладя посуду обратно, и облокачивается об тумбу. Они стоят в тишине пару минут, пока она не поворачивается с измученной улыбкой.       - Ты прав. Нам стоит поговорить. Я сама собиралась это предложить, но... не решилась. - Она проводит рукой по упавшим прядям на лоб и снова садится за стол, указывая на соседний стул Бомгю. Её руки снова возвращаются в крепкий замок до побелевших пальцев и, снисходительная улыбка на лице, будто Бомгю снова несмышленый малыш, что будет спрашивать про всё на свете, а мама терпеливо на всё отвечать.       Он не знает с чего начать, говорить о таком так... омерзительно, что сил не хватает даже открыть рот.       - Малыш, то, что я сейчас скажу, не касается тебя. - Бомгю вскидывает голову, вопросительно смотря в решительное лицо матери; и когда она только успела взять себя в руки? - То есть... я хочу, чтобы ты понимал, что это не твоя вина и не вина твоих брата и сестры. Я любила и буду любить вас больше всего на свете. - Счастливая улыбка на потрескавшихся губах вводит Бомгю в ступор. О чём она? Почему разговор начался с этого?       - Ма, что ты имеешь ввиду? Что-то случилось?       - Мы с твоим отцом приняли решение... развестись.       - Что?! - Конечно, после той картины, за которой он застал собственного отца, Бомгю в раз потерял половину доверия к нему, но надежда, что всё исправится , он исправится и они снова будут счастливой семьёй, наивно теплилась в груди. И такое кардинальное решение выбило из-под ног землю. Она всё знает? Он ей рассказал? Или это из-за ссоры на кухне? О чём они спорили?       - Я понимаю, для тебя это всё неожиданно, но и не говорить я не могла, хотя твой отец настаивал не впутывать вас. - Лицо сменяется сомнениями, и взгляд приковывается в гладкую поверхность стола. - Какая я мать, если буду врать и прятаться от собственных детей?       - Почему вы... приняли такое решение?       Ёсина поднимает голову, виновато тянет уголки губ и качает головой, поворачиваясь к окну, за которым непроглядная тьма и серебро лунного диска.       - Просто... иногда люди могут разлюбить друг друга, сынок. Иногда любовь бывает до гроба, а иногда... Из-за лжи и недоверия рушатся все устои о человеке, которому доверял даже собственную жизнь. - Во взгляде столько печали, что Бомгю даже не может понять, действительно ли мама могла разлюбить отца? На дне её зрачков плещется боль от предательства, но вовсе не ненависть или безразличие.       - Вы разлюбили друг друга, прожив вместе двадцать лет?       - Время летит так быстро... Даже такое случается. - Снова тяжёлый вздох и взгляд глаза в глаза. Бом почему-то не верит такому оправданию и чувствует подвох. - Развод - процесс затяжной и, чтобы не нагнетать обстановку, отец решил сразу съехать. У него как раз появились дела в Японии. - Мама говорит через чур монотонно и будто и не ему вовсе.       - Тогда почему вы ругались тогда на кухне и сразу же решили развестись? Что ты мне не договариваешь?       - Бомгю!       - Что он тебе сказал?! - Чхве вспыльчиво подскакивает со стула, от чего тот падает с громким грохотом на пол. - Ты продолжаешь держать меня за ребёнка?! Думаешь, такая причина будет достаточным аргументом для вашего решения? Или он сказал, бросив тебя саму придумывать всю эту ложь?!       - Бомгю, хватит! - Мать неверяще смотрит на раздражённого сына, приподнимаясь со стула, но тут же садясь обратно под тяжёлый взгляд.       - Что, хватит? Мне просто смириться с тем, что происходит вокруг? Почему ты кричала на него, в чём обвиняла? Где он пропадал столько недель? Сколько он тебе рассказывает? М? - Бом отталкивается от стола, не обращая внимания на валяющийся стул и умоляющий взгляд матери прекратить. Он подходит ближе, скрещивая руки на груди.       - Бомгю, это...       - Что? Меня не касается? Я слишком мал для этого? Вырастешь - поймёшь? А он сказал о том, что изменял тебе? - Злость такой же двигатель, как и алкоголь. Под этим чувством волей неволей становишься смелее и в разуме только полыхает, как бы сделать побольнее то ли себе, то ли всем вокруг. При такой давке и не вымещеных эмоциях, Бомгю так переполняется этой злостью и ненавистью на отца, что больше не собирается молчать и прикрывать его и не позволит делать тоже самое матери, унижая себя и свои чувства.       - Что... что ты такое говоришь..? - Испуг и неверие отражаются на родном лице, и это сигнал к действиям Бомгю - нельзя отступить.       - Значит, не говорил... Ха, конечно, наш правильный папочка такое не расскажет, он напичкает нас своими лживыми словами, - смех вырывается непроизвольно до слёз в уголках глаз, а потом пустота и ветер в голове. - Четыре месяца назад... Я помню это так отчётливо, а ты? Когда я пришёл поздно ночью, а на следующий день загонял про хомяка, - руки падают вдоль тела и нет сил даже дышать; на материнском лице доля понимания и застывшая маска испуга. - Я пришёл, думая, что никого нет дома, а там... в вашей спальне он кувыркался с разукрашенной шлюхой. И как хорошо замёл следы, что ты даже не узнала. - Горькая усмешка.       - Это... какое-то недопонимание. Как ты можешь говорить такое об отце?! - Ёсина резко повышает голос, хлопая ладонью по столу.       - О том, кто врал нам столько лет? Врал тебе, врал мне? Что ещё он недоговаривал? Где постоянно пропадал, с кем ещё кувыркался? Ты знаешь? Ты хоть что-нибудь знаешь?! - В горле уже истерика и жгучая обида, что ему не верят. Как она может не верить ему? Его слова ничего не значат?       - Прекрати, сейчас же! - Крик на всю кухню пугает Бомгю, как нашкодившего щенка, он глупо хлопает глазами, пока мама тяжело дышит, сведя брови, и на долю секунды прикрывает веки, чтобы потом грозно посмотреть на сына. - Это наше решение и тебе незачем знать причины. Ты не имеешь права говорить такое о собственном отце, что растил, воспитывал и содержал тебя. Имей хоть каплю совести!       - Ха... Вот как. - Внутри все струны рвутся на лоскуты. Самый родной человек оказался в плену чужой лжи и теперь предатель лишь Бомгю. Ему никто не верит. Просто отлично. Он опускает голову, сжимая челюсть до боли в зубах, и резко разворачивается, собираясь уйти.       - Стой! Куда ты так поздно? Мы ещё не договорили!       - А есть ли смысл продолжать этот разговор? - И целенаправленно уходит, быстро надевая кеды и ветровку.       - Бомгю!       Крик затихает за захлопнувшейся дверью. Бомгю бежит, не различая дороги, по венам текут лишь злость и обида. Он так сильно ненавидит отца, себя, слабость матери. Ненавидит каждого прохожего, каждую секунду жизнь. Вертит воспоминания и слова разговора и так и этак, всё больше распаляя в себе ярость. На улице начинает моросить дождь.       Бег сменяется тяжёлым влачением ног, руки греются в карманах, а вокруг всего пара людей, что спешат побыстрее скрыться от дождя, пока у самого Чхве вода уже хлюпает в кедах. Тут его кто-то толкает в плечо, на что он сам не обращает внимания, продолжая идти, пока сзади не раздаётся окрик и тяжёлая рука не падает на плечи.       - Слышь, мелкий. Тебя не учили извиняться перед старшими? А? Ты мне плечо отбил. - В лицо прилетает отвратное дыхание и ленивая мысль, что хулиганам плевать на погоду, дай только набить кому морду.- Ты чё, глухой? Пацаны, вы только гляньте!       Впереди возникают ещё два лица. Все в рваных шмотках, с кучей пирсинга на лице и дохуя тупыми физиономиями. От такого зрелища хочется уснуть, Бомгю плевать с большой колокольни кто это, поэтому он скидывает чужую руку и хочет пройти дальше, как его снова тормозят.       - Э, я чёт не понял, - ''оно и видно'' - проносится в голове у Бомгю. - Ты чё, дохрена бесстрашный или бессмертный? Тебе сказали извиниться, оглох?       - Мне казалось, я тоже сказал пойти нахрен, но если вы не расслышали, то вот идите нахрен, - и ухмыляется, смотря прямо в крысиные глаза.       - Сопляк охренел, кажется. Браток, стоит его проучить. - И смотрит назад за спину Бомгю на, как оказывается, главаря их долбоёбского трио. Главарь тянет губы в противной улыбке, пытаясь показать своё охрененное актёрское мастерство, изображая задумчивость. На лице Бомгю ''верните деньги''.       - Ты прав, таких стоит сразу ставить на место.       Они хватают его под локти, пихая в первый попавшийся тупиковый поворот с традиционными мусорными баками и мокрой кирпичной стеной. Бомгю ударяется спиной, и воздух резко перекрывается, над головой гаденькие смешки и комментарии. Утихшая ярость поднимается новой лавиной по венам, отталкивая от стены и сразу прилетая кулаком в лицо главаря до режущего уши визга. Остальные двое стоят в шоке и ступоре, пока главарь не кричит: ''Хули встали?! Мочите его!''. Они налетают сразу двое. Одному Бомгю успевает дать поддых, но второй со спины хватает его под руки, и в живот впечатывается кулак.       Драка сразу проигрышная, но Чхве всё равно пару раз вырывается, давая то одному, то второму по мерзкой роже, один раз разбивая нос головой тому, кто держал его сзади. В конечном счёте число побеждает, валя его на грязную землю от луж, и они бьют везде, где увидят ногами и руками. Больно до искр перед глазами, но в тоже время чувство, что это то, что надо после всего, что случилось.       Бомгю не знает, когда они прекращают и уходят, он кажется целую вечность лежит на земле, пока с крыши льёт прямо на голову. Одежда давно прилипла к телу, не оторвать. Сил подняться совсем нет, но он пересиливает себя, хватаясь за выпирающие на стене кирпичи. Каждый шаг - острая боль во всём теле. Ноет и трещит абсолютно всё. Рядом парк, и как он добирается до лавки, грузно на неё падая, не отпечатывается в памяти.       Проходит не пойми сколько времени, дождь не утихает ни на минуту, всё тело дрожит от холода, и температура начинает подниматься, разгоняя ненормальный жар. Резко капать перестаёт, и Бомгю медленно поднимает голову, видя перед собой смутный силуэт.       - Эй, всё в порядке? Ты чего так поздно здесь делаешь?       Привыкая к смене контрастов света и тьмы, Бомгю видит улыбающегося шатена в длинной кофте с до смешного жёлтым зонтом, будто светящимся в пустом парке.       - Ты... кто? - Губы еле шевелятся, а корочка крови неприятно рвётся.       - Это я должен спрашивать! - И звонко смеётся. - Кажется, у тебя проблемы? Пошли со мной. В тот день Бомгю теряет всё, но приобретает что-то новое.