НИКname

«я слышал время стирает всё» «кто-то должен встречать рассвет ты представь он придёт а никого нет»

В дверь стучат. Звонок безвременно пример. Олег в наушниках, пытается работать, что трудно. Потому что. Очень трудно. Блядь. Сосредоточиться. Ник отрывается от созерцания своих ногтей на ногах и бездумного растирания между пальцами и идет открывать. На пороге какая-то сопля курчавая с яхонтовыми глазами. – Я тут. К Олегу Владимировичу. Мальчик осматривает Ника с головы до ног, весьма невежливо, и мотает что-то на ус, который у него даже не пробился. Ник подходит к Олегу. Тот, отдернув наушник, сначала смотрит, потом – видит. Открытую дверь. В ней – цветочек. – Олег Владимирович, – сообщает Ник, зловеще растягивая губы, – к вам. Тут. – А, Саша. Заходи. Олег встает из-за стола и идет в направлении вазы проёма. Ник провожает его взглядом, и когда Олег перехватывает этот взгляд – то мгновенно вспоминает о времени их «тайного языка» с Максом. Тут же врывается недавняя сцена: Олег мягко, как на ожог – масло: – Ты должен поговорить с ним. Ник злобно, как на кожу – огонь: – Я никому ничего не должен. – Ну как знаешь. – Знаю. И вздохнув: – Там всё в полном порядке. – Уверен? – С таким мальчиком, как у него, у кого угодно всё будет в полном порядке. Олег ловит себя на мысли: когда он узнал? Про мальчика. И тогда ли – выбрал? Или всё-таки – до. – Впрочем, ему давно пора завести себе бабу и нарожать собственных зайчиков. Смысл так вкладываться. Ник забирается на свой диван, за цветастую тряпочку с кисточками, и, типа, его тут нет. Сашу к мольберту приглашать не надо, он всё сам знает, и уже крепит эскиз на кнопки. – Неплохо. В целом. Хоть Олегу посрать, он опять не может сосредоточиться. Саша что-то бормочет, объясняя, чего он хотел и как это недополучилось. Олег кивает, косясь на занавеску. В парящей солнечной и какой-то почти тропической, из-за оживших кактусов, дали квартиры – диван, как парусник. «В тумане моря голубом». И что вообще в башке у этого поливальщика? Пока Олег расписывает, где нарушены пропорции, а где неверно построены тени, Ник одевается. То есть – раздевается. Снимает домашний дубовый свитер, и вдевается в курточку, ежась от того, какая она холодная. – Я сейчас, – говорит Олег, отступая от мольберта, и идет к двери. Которую резко хочется заколотить намертво изнутри. Сашу, конечно, выставить. До. – Пройдусь, – рассеянно бросает Ник, завязывая шнурки на кроссовках. Он – который целую неделю не выходил из дома, дышал свежим воздухом исключительно на балконе, заказывал еду и продукты у чужих людей и за деньги, и ни разу не попросил Олега ничего купить, – теперь собирается пройтись. Саша капризно: – Олег Владимирович, посмотрите. Чтобы он успел там исправить? Ник не комментирует и выходит. Что как-то тоже – ненормально. Никакой злой веселости, никакого ядовитого озорства, обыкновенной вредности, вообще ничего. Как от знакомого – вышел и всё. Олег возвращается к Саше. Который, конечно, ни в чем не виноват. Но ни этот Саша, ни его кубы с конусами, сделанные кое-как с особым старанием, совершенно не могут отогнать волны какого-то нового непонимания. Ник живет здесь, а не с Олегом. Как будто ему просто – негде здесь жить. В этом городе. И они не то, что не спят вместе, они даже не касались друг друга. Любая попытка, как гремучую змею погладить. Напуганную. Ник существует сам по себе, точно на острове. Одиссей. На диване. Который намертво облюбовал. Но на котором ни хера не удобно спать. Олег знает. И у Ника спина по утрам болит. Сегодня вот сидел, пил воду с кривой рожей, проклиная чужие кривые руки, старость как таковую и старость отдельно взятой вещи. Олег: – В чем проблема? Имея ввиду, что есть кровать. На которую, если так надо – он не претендует. Хоть терпение кончается. Вообще почти не осталось. Ник посмотрел на него хмуро. И стал расковыривать банан. Олег отвернулся. Он курит четвертую подряд сигарету, когда Ник возвращается. Через шесть часов, двенадцать минут. Дверь открывается, он заходит плоской коробкой вперед, в руке болтается целлофановый куб из четырех банок пива. Олег, предварительно затушив только початую сигарету, перехватывает пиво, ставит на стол, Ник кладет на него же пиццу. – Ты на мне женишься? Олег молчит. – Тогда я ужинаю один, – бросает Ник и идет в ванную. Возвращается умывшийся, посвежевший. Вроде бы. Растряхивает воду с пальцев. Открывает коробку. Олег берет кусок. Ник вперед открывает пиво. – Как Александр, перенял опыт? Олег не отвечает, Ник хмыкает: – Я купил радиатор. Привезут вечером. – Уже – вечер. – Да? Не заметил. – И что ты ещё делал? – Болтался. Как мне и полагается. В проруби. Сообщает Ник неоправданно зло. Потом растекается, подпирая рукой щеку, локоть втыкается в стол, смотрит куда-то за Олега. – Центр такой маленький. Смешной. Грязища. Наелся с ветром. На зубах хрустит. И в кросах камни. Ник наклоняет свою банку на весу в легком поклоне к Олегу. – За что выпьем? Нужен какой-то тост. Хоть один. А то – перевод продуктов. – За тебя? – А чего это, интонация вопросительная? Олег пожимает плечом. – Значит, не заслужил. Погодя, добавляет: – Скажи, что любишь меня, и я тебе отсосу. Олег не отвечает, но что-то в нем обрывается. Тонкие лески. Жалкий звук. – Сегодня как-то не прикусывается, – говорит Ник, встает и идет в свой угол. Забирается на диван с ногами и пивом, пицца так и лежит нетронутая. Олег закрывает коробку. Отставляет банку. Берет затушенную зловонную сигарету. Ник всё-таки снисходит и при-ходит. Садится напротив, пододвинув стул рукой. Проводит по лицу Олега ладонью. Жилистая, твердая. Сам пахнет хмелем и солодом, пузыри клокочут у него в горле, и Ник, смеясь, хватает себя за нос, который, наверное, щекочет. Олег тоже улыбается, глядя на него. – Боже, мы как два девственника. Портит всё Ник, ничего не портя. – Как один, – отвечает Олег и смотрит на него. Ник сглатывает, его лицо становится серьезным и открытым, совсем юным, и он прячет это своё лицо, утыкаясь лбом в чужую грудь. Олег медленно и сначала неловко поднимает руку и гладит его по голове, спокойно и хорошо. Ник замирает. Потом тянет футболку, оголяя живот Олега, сгибается и целует его пупок.