НИКname

«белый волк ведёт его сквозь лес»

Олег крепит последний трос в замок под потолком, слезает со стремянки и спрашивает у Макса: – Ещё есть? Макс, быстро поворачиваясь от триптиха, который только что составил и теперь рассматривает, как всё большое, на расстоянии: – Ага, у Тоси спроси, прямо по коридору, потом налево. Когда он возвращается с торжественно врученным ему венком перекрученных стальных водорослей, Макс смотрит на портрет, который Олег повесил последним. – Ты пишешь его – таким, даже, зная, какой он. «Он – такой», – думает Олег. – Дай-ка мне попробовать, приложить, так сказать, руку к прекрасному, а то сижу, как дурак, жопа занемела. Олег отдает Нику кисточку, тот делает несколько очень нежных мазков на своём же рукаве в картине, которые в ней навсегда остаются. – Я бы тоже так хотел. Наверное, хотел бы. Но не могу. Смотреть на него не могу. Кем я стал? Раздается звонок. Заводская трель тревожно пронзает воздух. Макс достает из кармана плоскую трубку – экран горит Васечкой. Он нажимает кнопку сбоку – не сбрасывая вызов, но отключая звук – и роняет телефон обратно в карман подхваченного со стула пиджака. – Мне пора. Ты сам дальше справишься? Может, тебе Гошу с Таней прислать, они быстро всё раскидают. – Не надо. Я сам. У двери Макс поворачивается: – Как он? – Нормально. Макс усмехается и добавляет: – И зачем мы только выросли пидорами? Сейчас бы вели кого-нибудь в первый класс за ручку. Покупали развивающие игры. Приходили домой на всё готовое. Читали сказки на ночь. Какой-то смысл во всём этом был бы. Может быть. «Ах, зачем я голубой?». Напевает он, не попадая в ноты, и выходит, смеясь. * Олег собирается на открытие, надевая то, что они вчера вечером выбирали с Ником. То есть не выбирали, а так: – Я тебе рубашку купил. – Не надо мне никаких рубашек. – Это ты так считаешь. – Её гладить придётся. – Представь себе и не развались. Снимай это к чёрту. И сейчас, застегивая последнюю пуговицу нашпаренной сорочки, Олег улыбается мелькнувшим воспоминания. Ник не придёт. Он и так не пришел бы, но у него ещё и конкурс этот дурацкий. Убежал сегодня ни свет, ни заря. Вернулся в студию. Алла была счастлива, Ник не сразу. Сначала приходил вечером грустный, ворчал: – Ну и дети нынче пошли. А сколько это стоит? А где вы это купили? Какие-то жуткие малолетние кассовые аппараты. Лучше бы они морды друг другу били. Потом веселее: – Бля, Светлаев сёдня чё отжёг, ты бы видел? Дурила мелкая. Представляешь, он… – дальше Олег не слушал, а только смотрел на него и радовался, странной спокойной радостью, не несмелой, а тихой. Потом были звонки, вроде: – Чего-о? Ты опух, Синицын? Как это вышло? Меньше надо мороженого было жрать, я тебе говорил. Ну ты давай там, прочихивайся. На тебя вся надежда. Да ладно, хватит уже. Без соплей. Со всеми бывает. Или: – Так Гали… Посл… Да, ёб… Слушайте! Галина Сергеевна, давайте я сам ему костюм куплю. Да не надо ничего. Фигня вопрос. Ну отдадите, когда сможете. Интересное кино: все пойдут, а он останется? Он так старался, только всё начало складываться. У него отлично получается, да вы приходите – сами увидите. Галина Сергеевна всё-таки трубку положила, а в воздух полетело: – Дура! Корова! Ну что за люди, я не понимаю? Нарожают детей, а потом: денег нет, и так сидишь. Стерва. А он ползанятия у меня ничего не делал, сидел злой в углу, потом вообще смылся, еле догнал. Ревел. А она денег не берёт, гордая, блядь. Ненавижу людей. Идиоты. Тупые, как пробки. Господи, самому мне теперь, что ли, костюм этот сраный шить? Повернулся к Олегу, который вытирал кисточку, потому что сегодня уже ничего не закончить. – Есть что пожрать? Олег кивнул. Ник подошел к нему, вцепившись со спины: – Почему ты не обращаешь на меня внимания? – Это невозможно. Ник посмотрел через его плечо на почти законченный свой портрет: – Красиво. – Думаешь? – Это ты – только и делаешь, что думаешь, а я – говорю.