НИКname

Я натягиваю футболку, спуская ее по животу – она падает ниже резинки штанов. Иду в зал. Марины нет. Смотрю на часы – наша тренировка уже десять минут, как длится. Все мы немного призраки. Но как только я это обнаруживаю – в зал вносится Марина. Ее энергии хватило бы на четырех тренеров и двух лабрадоров. – Извини, забегалась. – Забей. – Как плечо? – Да вроде. – Ну что, начнем? Она включает какую-то тантрическую музыку и мы начинаем. Правда, я никак не могу сосредоточиться, каким бы раком она не нагибала меня. В голове попеременно сменяются то он – реальный, то Филиппов – абстрактный. И если первого я бы совершенно определенно и сам не прочь раком нагнуть, то вот с Филипповым и его странным поиском – совершенно не знаю, что делать. Мелькают какие-то абрисы, ни во что толком не складываясь. – Сосредоточься! Требует от меня невозможного Марина, когда я пропускаю мимо ушей и чресел очередной нюанс. – Да что с тобой? Ты собираешься сегодня восстанавливаться? – Да, если за сегодня, – говорю я, и мой голос меня подводит, потому что плечо вдруг выпиливает. – Блядь. – То есть – черт. Добавляю я, когда сажусь на колени, оттягивая руку. Она: – Вставай. Я повинуюсь, и Марина принимается двигать мою страдающую конечность, как какой-то деревянный рычаг – вперед, назад, вправо, влево. Говорит мне что-то, типа, плечо у тебя не работает. Спазмируется, обходит боль, а мышцы в это время атрофируются. Если так и дальше пойдет, будет отстой. Звучит, как отстой. Она хмурится. Я для нее – Филиппов. Задача. Меня нужно решить. Чувствую себя тетрадью, над которой склонилось ее сосредоточенное лицо. Кожа у нее ровная, как обрез шелка, и совершенно белая, как у знатной дамы. Правда, она намного полнее, чем полагается тренеру - вторая дочка далась ей совсем нелегко. Да и макароны после девяти и мы с ней пару раз жрали. – Ну чего ты на меня так смотришь? – строго спрашивает Марина, – работать надо. Ра. Бо. Тать. Ну надо так надо. После работы к ней приходит муж, и она тут же закруживает его в своем деловитом вьюне, а он так же послушен ей, как щепа – волне. У него удивительно безопасное лицо, несмотря на то, что он качок, бледные голубые глаза, которые ищут ее повсюду, повсюду за ней следуют, груды мышц, животик – это у них семейное. Я подумываю две мысли сразу: какие они милые, и – не пойти ли мне домой в своих кимоношных портках, потому что не встречал я в жизни ничего удобнее и надежнее. Все остальное – блажь. Вечно лишь кимоно.