НИКname

Я смотрю в потолок. Трещины, шероховатости, пятна, хлопья опавшей побелки. Взгляд сползает к мольберту. Последнее что я написал – «ничего» на холсте. Он устроил нам что-то вроде конкурса «отсос года», выиграл его и уехал. Куда-то. Я не хотел думать, на каких кошках он тренировался. Но все равно думал. Всю ночь мне снилось что-то очень не очень. И горечь этих снов жжет мне глаза и язык. И вот я возвращаюсь к себе, к потолку и к сумеркам. И еще к Пустоте. Которую не может стронуть никакое движение. Она, как лед над рекой, замедляет жизнь. Сковывает меня. Рыбы во мне тонут. Звенит будильник. Я беру телефон. Выключаю противную трель. Открываю сообщения. "1" соскакивает. «Можно простить человеку, который делает нечто полезное, только если он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему искусству». Я гуглю, чьи это слова. Потом текст «Саломеи». «Ты постоянно смотришь на нее. Ты слишком много смотришь на нее. Не надо так смотреть на людей. Может случиться несчастье». Не надо так смотреть на людей. Но все, чего я хочу сейчас, все, чего я хочу в жизни, чтобы он был здесь. Во плоти. С кровью, бегущей по венам, приливающей к самым нежным местам, подступающей так близко к границам, за которыми он кончается, как грунтовые воды весной подступают к земле, размачивают ее, превращая в грязь, питая первые ростки. Я хочу, чтобы весь мир дрожал над ним, как звезда в небе, лелеял его, как винодел тончайший сосуд, чтобы все мироздание существовало все миллионы лет только затем, чтобы он родился однажды, чтобы мог дышать. Все остальное – тлен.