НИКname

Я смотрю на лицо моего учителя. Чьи глаза закрыты и никогда не откроются. Кто сказал: смерть, как сон. Никакого сходства. Я едва узнаю его. Пока пленка внутри меня отматывает назад, и в слабом свете тускнеющей лампочки я вижу его молодым, сильным, полным надежд, идей, огня. Его руки, жилистые и крепкие, как только что расколотые чурбаки, обещали свернуть горы, снять луну с неба, повесить ее на грудь. Его грудь, узкая и непробиваемая, как заслонка, обещала, что выдержит вес этой луны. И я обещал ему. Много чего обещал. Если бы мы держали землю, как свои обещания. Где бы мы были теперь? На первом уроке он велел нам рисовать каплю. И так, пока эта капля не получилась. Потом была сирень, рыжая драпировка. Пишите цветы серым, и увидите, как этот оранжевый заставит их быть сиреневыми. Тогда я впервые почувствовал свою причастность к величайшей иллюзии, к чистейшей лжи, что прекраснее и величественнее любой правды. Настоящая правда так неприглядна. Так уныла. Так сера. Поп с редкой бородой поет сквозь нее псалмы, и поет так тихо, что я не понимаю в них слов, в руках у него покачивается и поблескивает в тусклом свете веер – канцелярская папка с файлами, куда вложены священные тексты. Жена моего учителя страшно плачет над ним, за эти три дня она узнала о таком одиночестве, с которым ей невыносимо жить. Люди плачут, свечи плачут, небо плачет. * Я встаю напротив холста. Мои руки пусты. Я не слышу в них зов. Только тоску. Только бессилие. Пожалуйста, ответь мне. Ответь мне. Я тебя умоляю. Дверь открывается. Кто-то входит в квартиру. Я, наверное, забыл запереть ее. Иду в коридор. Он смотрит на меня с каким-то странным выражением. – Я, блядь, подумал, что тебя тут обчистили. Или что похуже. Он сует мне в руки негативный портрет себя. То есть – части себя. Рентгеновский снимок челюсти. Панорамный. Я смотрю на его зубы. Они такая же тайна, как и его сердце. Но вот же он вручил их мне. – Это, типа, когда оказывается, что Йорик – ты сам. Он уходит на кухню. Пьет из банки. – Блин, ну купи ты себе стакан-то, честное слово. Потом вытирает губы. – Неужели ты все еще хочешь такое? Я смотрю на его губы, которые скрывают от меня его сердце. Неужели я могу не хотеть отворить их?