Peccatum

Коля почти не покидал просторы своей комнаты и уж тем более не выходил из дома, исключая лишь те моменты, когда хотелось есть пыль на кухне или утопиться в холодной ванне. Отца всё это время не было; вероятнее всего он просто запойничал со своими такими же спившимися друзьями-вдовцами в каком-нибудь пабе. Такое происходило постоянно, так что ничего нового в этом не было бы. Гоголь, закупорив местами треснутую раковину пробкой, открыл кран и сел на бортик ванны, ожидая, когда наберётся нужное количество воды. Её, взятую из озера с помощью ржавого ведра, предварительно приходилось вылить в большой бак в кладовой, а уже из него по трубам вода поступала в другие комнаты. Эту технологию парень придумал самостоятельно и, честно говоря, от балды. Всё же после такого изобретения было немножко, но удобнее жить, нежели когда приходилось таскать воду каждое утро. Когда жидкость поднялась до нужного уровня, светловолосый поднялся с места, закрыл кран и просто окунул лицо в безграничную прохладу, мысленно вздыхая. Влага затекала в нос, создавая ощущение удушья, но голубоглазый даже получал какое-то извращённое удовольствие от происходящего. Пока в окно его открытой комнаты не залетело… что-то. Парень удивлённо выпрямился. По лицу, по глазам, по подбородку с волос, из носа и изо рта стекала вода, но это не главное. Какой кретин нашёл его адрес и забросил какую-то штуку на второй этаж? А вдруг это бомба? Да нет, вроде не тикает и не взрывается. Но грохот стоял. Тогда что это такое сейчас было? Подросток осторожно выглянул из комнаты в коридор и внимательно осмотрел обстановку. Ничего подозрительного: окна целы, точнее в том же виде, что и всегда, двери не выбиты, подозрительных личностей не наблюдалось. Тогда Коля осторожно пробрался в спальню, решив не медлить с проверкой. Он, конечно, в каком-то смысле искал смерти, но не от рандомного подрывника и не так глупо. Ещё столько незавершённых дел! Нужно послать учителей далеко и надолго и… Ан, нет, на этом список дел заканчивается. Но смерти, как и ожидалось, не произошло. На полу валялась какая-то вещь, хорошенько обмотанная плёнкой с пузыриками. Ну, той штукой, которую всегда лопают. Даже самого предмета не разглядеть: ни одна из его частей не выглядывала из «обёртки». Презент неожиданно заскрипел, зашипел, заскворчал; Гоголь от неожиданности и шока отпрянул, чудом не втыкаясь боком в угол стола или ручку от двери, и схватился за сердце, судорожно дыша. Что это за чертовщина?! — Коля, как слышно? Как слышно? Приём, — голос звучал знакомо, но приглушенно из-за помех и упаковки. — Как слышно? Как слышно? Вытащи антенну. Приём. Светловолосый подскочил к комочку полиэтилена и, вооружившись ножницами, ловко разрезал слои и достал её — не самую лучшую на вид, но действующую, мать его, рацию. К ней прилагалась инструкция, которую почитатель книг шустренько просмотрел. Затем он выдвинул антенну, как и говорил «загадочный голос», нажал на одну из кнопок и, не жалея сил, заорал: — Пушкин, мать твою за ногу! Ты вообще больной?! С катушек там съехал?! — не нужно говорить, что голубоглазый сильно, очень сильно испугался. Да его до сих пор мелко трясло, а сердце, судя по ощущениям, встало прям как мёртвое. Ясное дело — нужно выпустить пар. — Я чуть не откинулся, чёрт возьми! Не знаю, как ты это провернул, но не смей делать снова! — школьник медленно сделал глубокий вдох, затем — шумный выдох и максимально непринуждённым голосом закончил свою гневную тираду. — Приём. С другой стороны послышался смех. Почему-то он получился хлюпающим, — из-за помех, наверное — но Гоголю было не до этого. Ему больше хотелось узнать, какого чёрта произошло и как это гениальное сооружение оказалось у него в комнате. С каких пор Саша может докинуть такую тяжёлую штуку на расстояние более чем два метра, а? Это уже какая-то магия, что-то на грани паранормального, правда. — Узнал твой адрес у учителя, — парень тут же понял, что звучит это как минимум логично, — Потом папа подбросил тебе в окно мой подарок. Мы сейчас на пикнике у озера, так что смогли легко провернуть задуманное, — светловолосый поднялся с колен и сел на кровать, глядя в потолок и болтая ногами. — В общем, хотел узнать, как ты там. Не ходишь в школу, вестей нет, а ведь следующая неделя — последняя в четверти. У нас итоговые тесты, ты помнишь? Приём. Глаза на автомате округлились, а Коля, приложив ладонь к собственному рту, безмолвно чертыхнулся. Его оценки и так оставляли желать лучшего, учитывая постоянные прогулы, а если он ещё и не заявится на последние уроки — пиши пропало. И ведь совершенно точно учителя устроят устный опрос. Биологичка так точно. А это значит, что Гоголь обязательно его завалит, тогда отец всё узнает и… Думать об этом «и» не хотелось. По коже пробежали мурашки от одного упоминания об этом злосчастном «и», лучше бы его не случалось. Но в то же время подросток абсолютно не готов. Да, он подтянул физику, но только в некоторых аспектах, к прочим предметам он даже не прикасался. А, что самое главное, до понедельника оставалось два дня. Можно было бы решить проблему зубрёжкой и всё, ты свободен, но как бы не так! Голубоглазый просто не сможет запомнить такое количество информации, а делать шпаргалки — не вариант, некогда будет их использовать. На письменном тесте они точно не понадобятся. — Вот чёрт, — он чётко, но тихо шипит прямо в рацию, снова и снова судорожно окидывая взглядом полупустую маленькую комнату и пытаясь выдать гениальные отговорки. Не получалось. — Скажи, насколько всё плохо? Приём. С той стороны сначала слышны только лишь помехи, затем бульканье воды и женские крики. Блондин в этот промежуток времени выглядит как минимум озадаченным, максимум — шокированным. Так сказать, хотите узнать происходящее — пораскиньте мозгами и подключите фантазию. — Поговаривают, что материал для сдачи будет адски сложным, — школьник выдохнул, когда услышал знакомый голос. Как минимум всё нормально, никто не утонул. Отлично. — Ты как, справишься с этим? Приём. — Не знаю даже, — одарённый откинулся на подушку, прикрывая глаза и вздыхая. Он вытянул ноги до упора и вдруг почувствовал себя невероятно уставшим. — Я разберусь как-нибудь. Отдыхай. Конец связи. Гоголь задвинул антенну и запихнул технику под кровать. Будет лучше, если родитель не узнает о случайной дружбе с Пушкиным и о рации, которую тот сделал. Так будет безопаснее. Но в голове всё ещё крутилась проблема. Целых три проблемы, если быть точным. Первая — чёртовы экзамены, вторая — заноза в заднице, именующая себя Иваном Гончаровым, и третья — его пособник, Фёдор. Последняя, пожалуй, была самой болючей из всех. Коля безусловно хотел враждовать с белобрысым «приятелем» — он позволил себе кое-что серьёзное, непростительное, тем самым самостоятельно нарвавшись на неприятности. Этого можно было бы избежать, но, кажется, у этого парня «мудак» — неизлечимый диагноз. С другой же стороны вступать в конфликт с Достоевским не хотелось от слова «вообще». Брюнет, конечно, не выглядел чертовски сильным, будто бы среднестатистический задира в средней школе, но было в нём и что-то зловещее, слишком умное и хитрое. Что-то подсказывает, что от войны с этим пареньком будут сплошные проблемы. И всё же он хорош. Не как противник, а как личность. Прост и приятен в общении, да и с Гоголем у них, кажется, много общего. Стоп. «Много общего»? Серьёзно? Да не в жизнь. Коле далеко до этого сказочного, таинственного мальчика. Только вспомни эти его сине-лиловые умные глаза и лёгкую улыбку, которую можно разве что мельком увидеть. Да они будто из разных миров! Коля резко принял сидячее положение и отвесил себе звонкую пощёчину. Нет, что это за мысли такие? Фёдор — неприятель, он просто не может быть хорошим человеком. Не понимает чужих чувств, почти не испытывает эмоций и чёрт его знает, что у этого человека на уме. Он же, блин, недосягаем. Парень поднялся с места и встал на месте, глядя в стену стеклянными глазами. На улице бушевал ветер и было темно от грозовых туч, но дождь всё ещё не шёл. В комнате же, к удивлению блондина, было достаточно тепло даже при отсутствии отопления. Камин Коля принципиально не разжигал. Школьник стянул с себя местами промокшую кофту и энергично помотал головой, взъерошив себе волосы. Свитер, теперь смиренно валяющийся на полу, был не обделён страданиями за своё существование. Тут тебе и заплатки, и дырки, и распускающиеся потихоньку рукава. Просто джекпот какой-то. На улицу в таком не выйдешь, так что Гоголь заглянул в шкаф и достал плотную серую водолазку. Она больше, чем нужно. Примерно на два-три размера. И при этом ещё и принадлежала отцу, у которого её и спёрли одолжили. Да уж, он бы разозлился. Светловолосый, прихватив с собой пустой рюкзак, прошёл мимо безлюдных, пыльных комнат, обошёл гостиную и кухню, отмечая, что нужно будет хорошенько прибраться, вышел на улицу и сделал глубокий вдох. Наконец-то дышать свежим воздухом было приятно, ветер обдувал лицо и было немного холодно. Конечно, уже не лето, спокойно ходить в футболках не получится. Коля думал, куда бы ему податься. Он мог пойти буквально куда угодно, хоть пешком до Москвы, но делать этого, конечно же, не станет — далеко, еды нет, воды нет, одежды тоже. Можно было бы сходить на озеро, к Пушкину, но портить ему семейный выходной не хотелось от слова «вообще», навязываться — ещё больше, так что данный вариант отпадает. Если вспомнить, то во время их разговора по рации можно было услышать женские крики и смех. Боже, Гоголь так давно не видел искреннюю улыбку в своём собственном доме. Да даже просто самую обычную улыбку. И вообще всё вокруг такое серое, скучное и унылое, ничего радостного особо и не происходит. Последняя «радость», которая чётко отпечаталась у голубоглазого в памяти, как ни странно, была у матери. В тот день было солнечно, слабый ветерок развевал лиловые занавески. Мама лежала в кровати, мелко трясясь и недвижимо глядя в окно, дёргала руками и улыбалась. Подростка словно током прошибло. Ноги сами по себе шли в сторону города, к магазину, а сам блондин мог только смотреть под ноги и пытаться не заплакать. Почему он? За что Бог, в которого так сильно верят окружающие, послал на него, простого мальчика, такие мучения? Ещё два года назад всё было так хорошо, радостно, да даже необъяснимо-сказочно, чёрт возьми, а сейчас… Сейчас от этой идиллии остался только пепел. Гоголь, опустив голову, зашёл в магазин. За прилавком стоял Сергей и протирал пивные стаканы полотенцем, к нему парнишка и подошёл, всё ещё не поднимая взгляда. При виде молодого знакомого продавец нахмурился, отложив предметы, связанные с его нынешним досугом, на столешницу и не сводя глаз с клиента. — Коля? Всё в порядке? — тихо и абсолютно спокойно осведомился шатен, но по его лицу было видно — беспокоится. И это было бы приятно в любой другой ситуации, но не сейчас. Потому как сейчас «Клоун» подавлен. — Выглядишь неважно. — Отца нет дома довольно давно. Хотел проверить, нет ли его здесь, — начал светловолосый и сделал слишком уж длинную паузу, собираясь с мыслями. — У меня нет денег и… — школьнику сложно переступить через свои моральные принципы, даже если от этого зависит его существование. Гордость и желание ни в ком на этом белом свете не нуждаться просто не позволяют попросить об одолжении, услуге. Да и доставлять проблем или казаться посмешищем или нищим не хотелось. Не до этого сейчас. — В общем, у меня нет еды. Уже который день. Я очень сильно хочу есть, — блондин наконец посмотрел на знакомого и, без преувеличений, в его взгляде можно было прочитать немую мольбу. Пятнадцатилетка выглядел беспомощно, почти что жалко, словно брошенный на обочине дороги щенок. Но эта феноменальная выдержка впечатляла до глубины души. — О боже, бедный ребёнок, — Серёга мягко улыбнулся и погладил своей широкой ладонью мальчика по голове. — Поднимайся наверх, я приготовлю тебе поздний завтрак. Книголюб обогнул прилавок, пока взрослый товарищ переворачивал табличку с «Открыто» на «Закрыто», и взобрался по лестнице на второй этаж. В этой просторной двухкомнатной квартире Коля был от силы пару раз. По коридору вперед и прямо — ванная и туалет, там же, но вправо — миниатюрная спальня с простой одноместной кроватью, письменным столом и дубовым шкафом. Чуть ближе к входу находилась самая просторная комната — гостиная. Она была выполнена в приятном кофейном оттенке и имела при себе кучу вещей и мебели. Всего содержимого сам хозяин, кажется, не знает. А ещё была довольно непримечательная кухня с огромным количеством утвари. Да тут даже тостер есть! Его, наверное, больше ни у кого в этом городишке нет. Гоголь сел на мягкий диванчик и сложил руки на столе, выжидающе глядя на Сергея, который в это время доставал продукты из двух холодильников. Из музыкального центра приглушённо звучала музыка, а блондин балдел. — Что готовишь? — задал он вопрос, положив голову на сложенные руки и слабо улыбаясь. — Все эти продукты выглядят многообещающе. — Приготовлю тебе оладья, — отозвался парень, разбивая в миску два яйца и смешивая их с сахаром венчиком. Рядом стояли бутылка молока, пищевая сода, мука и растительное масло. — Варенье или сметана? Если варенье, то какое? — Мммм, — протянул голубоглазый, мечтательно глянув в окно. Ох, скоро нужно будет слюнки с пола вытирать. — Варенье. Клубничное, красное, вкусное. Жилец посмеивается, перемешивая оставшиеся продукты в ёмкости. Когда тесто было готово, он нацепил на себя голубой фартук и, достав откуда-то сковородку, поставил оную на плиту греться и зажёг огонь. Теперь оставалось подождать пару минут и начать печь. — Ну, рассказывай. Что такое произошло? — Коля ждал этого. Приятель всегда интересовался положением дел у его маленького покупателя, а у последнего слишком много неприятных сюрпризов прямиком от жизни, чтобы отказываться от замечательного шанса поговорить по душам. И после таких бесед всегда становилось как-то легче и свободнее. Будто бы оковы, сдавливающие тебе руки, ноги и горло, испарялись. — Еды нет, — последовал тяжёлый вздох. Говорить о таком всё же тяжело. — Отец игнорирует все мои слёзные просьбы встать на ноги и найти приличную работу, мы погрязли в долгах и кредитах, — масло на сковороде шипит, по кухне разносится приятный запах свежих оладушек. — Денег с трудом хватает на электричество. Про отопление вообще молчу: скоро зима, не думаю, что протяну в этих условиях. Податься никуда не могу, ты же знаешь. — Почему бы не подыскать работу? — шатен ловко переворачивает тесто на другую сторону, и наконец поворачивается к гостю лицом, а не спиной. — Небольшую подработку на неполный день ты точно потянешь. — Так-то оно так, — нервно улыбается Коля, — Только вот на подработку в нашем «посёлке городского типа» принимают минимум с шестнадцати, а мне ещё пятнадцать. Будто бы я не пытался их упросить! Бесполезно, неофициально меня не берут. Даже при моих обстоятельствах. Шеф-повар пожимает плечами, мол, всё понятно, плохи у тебя дела, и продолжает готовку уже молча. Его «клиент», тем временем, вслушивается в мелодию, а когда слышит уже отчетливо — ловит флэшбеки. По радио играли композицию «Sing Sing Sing», её Гоголь узнал быстро. И узнал бы с первых нот; было б громче. Раньше мама всегда слушала её, пока готовила. Вот так и представляешь: просыпаешься под звуки музыки тридцатых-сороковых годов двадцатого века и наслаждаешься великолепным завтраком в компании любимых родителей. — Джазовый стандарт, — внезапно произнёс Сергей, довольно двигаясь в такт мелодии и параллельно укладывая готовые оладья на тарелку. — Эпоха свинга, просто шедевральная мелодия. Под неё ещё часто танцуют квикстеп. От удивления Коля даже не заметил, как начал плакать. Он просто удивлённо смотрел на продавца, внимание, пивного магазина и поражался его знаниям, а по щекам сами собой текли слёзы. Парень их, конечно же, вытер, но позже, чем надо бы. Ну вот, он опять подумал о родительнице. А ведь как странно: светловолосый вспоминает то что-то невероятно неприятное, то что-то слишком доброе и невинное. После такого невозможно однозначно относиться к женщине, которая тебя родила. Да и в жизни всё двойственно. Наверное. — Ты так много знаешь о музыке, — в голосе читалась добрая усмешка. Слушать об интересах собеседника всегда весело и познавательно; у человека загораются глаза, он говорит с удовольствием и так долго, сколько ему нужно. — Ты что, музыкант? — Ха, что ты, — Сергей ставит перед мальчишкой тарелку с лакомством, а рядом — варенье прямиком из холодильника. Затем он отходит обратно к столешнице и возвращается с чашкой кофе. В него добавлены молоко и корица. Светловолосый сразу начинает есть. — Приятного аппетита! — хозяин квартиры подходит к плите и продолжает творить кулинарные — по скромному мнению Коли — шедевры. — Раньше, когда я учился в школе, а затем и колледже, я занимался танцами. Стандартное дело, но для меня это было не просто хобби. Меня так уносило в отрыв… — Наверное просто на девушек любил пялиться, извращуга, — негромко усмехнулся голубоглазый, запихивая в рот очередную оладушку и запивая её. — Странно, что ты так долго продержался, — по голове ударили скрученной газетой. — Ауч! — Не разговаривай с набитым ртом, — повар осмотрительно обошёл тему «Тебя что, мама не учила манерам?» Не учила. — Конечно, я любил девушек. Они меня — нет, — шатен посмеялся сам над собой; то ли иронично, то ли обидно. — Но мне и двигаться нравилось, и вести пару, и азарт соперничества бил в голову, — Гоголь мысленно усмехнулся. У него такого нет, всякие гады с объявлениями войны лезут, а азарта как не было, так и не появилось. — Вроде как у мальчишек это позорно, — школьник отодвигает пустую тарелку, а сероглазый сразу же меняет её на другую. «Клоун» продолжает есть и ему впервые за неделю хорошо. На своё утверждение получает кивок. По итогам Коля наелся до отвала. Конечно, это не комплексный обед, но хоть что-то. Так же в подарок он получил упаковку чёрного чая «Tess» и коробку печенья, что благополучно запихал в рюкзак. В благодарность парнишка мог только выдать тихое и смущённое «Спасибо» да помыть посуду. К сожалению, отплатить деньгами он не мог, но про щедрость знакомого не забудет никогда. — Я опять доставил тебе неприятностей, — Гоголь неловко почесал затылок, потупив взгляд. Ему хотелось отплатить той же монетой, но средств или сил не было. Он юн, необеспечен и неопытен. Да и готовить не умеет. — Прости уж, потом как-нибудь отработаю. — Да ты смеёшься? — двадцатишестилетний добродушно улыбается. — Нет, мысли у тебя добрые, не спорю, но я же от чистого сердца. Почитатель книг вышел на лестничную площадку, следом вышел Серёга и закрыл квартиру на ключ. Они вместе спустились обратно в магазин, его хозяин вновь перевернул табличку с «Закрыто» на «Открыто». К сожалению, Коле надо было идти дальше. Он же всё-таки вышел на прогулку, а не на попрошайничество, что за дела. — Спасибо за гостеприимство, — блондин кивнул в знак благодарности, и ему стало немного легче. На душе было такое радостное чувство, даже появилась надежда. Всё не так плохо, ещё не всё потеряно. — Кстати, ты ведь не назвал свою фамилию! — вдруг вспомнил голубоглазый, в удивлении открыв рот. — А ведь мы знакомы уже несколько месяцев! — Я думал, что это не так важно, — парень негромко рассмеялся. Ну да, не важно, как же. Нужно же знать человека в лицо. — Есенин — вот моя фамилия. — Сено! — недолго думая, выпалил пацан и ухмыльнулся. Ну конечно, что ещё можно ожидать от этого странного мальца. — Так бы сразу и сказал! — Эй, что это за ребячество такое?! — крикнул вслед широкоплечий парень, но его собеседник уже вышел из магазина, помахав рукой на прощание. Внутрь зашли мужчины в спецовке. — Добро пожаловать, господа. Выйти на улицу после вкусного позднего завтрака — Рай. Лёгкий ветерок ласкает лицо, после помещения открываемый простор дурманит голову, жаждущую свободы и приключений. Гоголь направляется вверх по проспекту, никуда не сворачивая, и любуется зеленью. Чем хороши маленькие города? Тем, что природа буквально повсюду. Много деревьев, мало многоэтажек, да и они все не превышают пять этажей. Зелёные балконы имеются в большинстве домов; иногда могло показаться, что все жители повёрнуты на озеленении своих участков. Оно и к лучшему. Множество потайных ходов спрятано за пышными кустами. Подросток свернул в маленький переулок и подошёл к огромной зелёной ограде. Он пробрался мимо веток и пролез в давно знакомый двор; довольно известный короткий путь до леса — именно в этом месте срезали несколько железных прутьев с забора, поэтому ходить здесь было очень удобно. Светловолосый обогнул большой белокаменный дом в два этажа. Здесь жила одна добрая пожилая леди и её непутёвый сын-наркоман. Этого придурка Коля видел угашеным в хлам уже не один раз, и в каждую встречу приходилось резко менять маршрут — мало ли что. Вдруг драку задумает, кто его знает. А проблемы в виде фингалов голубоглазому как-то не особо нужны, да и отбиваться — такая себе перспективка. Школьник почти достиг заветной цели, параллельной стороны ограды, но резко остановился и повернул голову влево. Глаза округлились, Коля, находясь в шоке, изумлённо открыл рот. Стоя на коленях посреди газона, знакомая темноволосая макушка гладила кошку. Гоголь чисто инстинктивно подошёл ближе, глядя на довольное животное и не смея посмотреть на самого человека. Да быть того не может, вы шутите. — Т… Ты…! — парень пытался оправиться от удивления и заговорить нормально. Получилось только спустя некоторое время. Зато собеседник не растерялся и сразу же поднял взгляд на новоприбывшего с едва различимым удивлением в глазах. — Ты что тут делаешь?! — Коля, — спокойно озвучил Достоевский, даже не улыбнувшись. Этот чудак вообще показывает эмоции, не? — Вообще, это я должен задавать вопросы, — чёрно-белый комок шерсти и пушистости мяукнул, требуя к своей персоне внимания, и Фёдор послушно переключился на кошку, поглаживая мягкое белое пузо. Животное тяпнуло сына священнослужителя за руку, но не выпуская когтей. Книголюба это зрелище бы умиляло, если б не вспоминать, что действие происходит с парнем, на которого Коля затаил обиду. Детскую и, возможно, нелепую, но обиду. — Не ускользай от ответа! — гневно выпалил блондин, вспоминая историю со своими волосами. Дай волю — начнёт разборки прямо на месте, но он же может здраво мыслить, так что держится. Фиолетовоглазый невозмутимо поднял кошку с земли и, управляя её маленьким тельцем, заставил тяпнуть оппонента за нос. Гоголю уже тогда показалось, что из лёгких выбили воздух, а потом Федя до кучи заставил мокрый нос коснуться губ голубоглазого. В тот момент подросток уже хотел сдаваться. — Что ты делаешь?! — он невольно отпрянул, слегка покраснев. Вот странный! — Прости нас, — шепотом произнёс Достоевский, едва открывая рот. Он поднялся с колен и отряхнул с них кусочки земли, после этого выпрямляясь. Всего на секунду его визави показалось, что брюнет выглядит виноватым; в следующее мгновение лицо вновь стало безэмоционально-спокойным. — В этом доме живёт бабушка Ивана, поэтому я здесь, — кошка, отпущенная с рук, убежала в дом через лаз. При упоминании Гончарова Коля сначала скривил лицо, а затем крайне удивился. Погодите-ка, бабушка? Та старая милая мадам? Да вы шутите, у этого белобрысого нахала просто невыносимый характер, в то время как пожилая женщина постоянно угощала конфетами ребят, срезающими путь через её сад. Они как небо и земля, ей Богу. И тогда выходит, что отец светлоголубоглазого — тот неадекватный псих? Было бы вообще точь-в-точь. Шизанутая семейка. — Его отец — брат живущего здесь мужчины, — худощавый вновь прочитал чужие мысли, глядя на собеседника снизу вверх и всё ещё не улыбаясь. — Грубо думать так о незнакомых людях. — Кто бы говорил, — Гоголь вновь начал закипать, сжав правую руку в кулак. А кто это делает поспешные выводы, даже толком не зная человека? Верно, Фёдор, тогда чего он сейчас строит из себя святошу? — Почему ты вообще так печёшься об этом придурке? — мысли в духе «Я готов сдаться и прекратить злиться» моментально улетучились, оставляя место лишь разъедающей обиде. В этот раз от ответа не уйдёт. Так можно было подумать. Но всё пошло прахом, потому как из-за угла, с какой-то большой коробкой в руках, вышел Гончаров. Коля сразу же нырнул в кусты и, когда в голову резко ударил адреналин, разом перемахнул через забор и скрылся в лесу. — Господин Фёдор! — названный господином открыл калитку, полностью покрытую вьюнами, и вышел за пределы дворика вслед за Гоголем. — Ох, ладно, отнесу это обратно в дом… — Иван тяжело вздохнул, пожал плечами и невозмутимо потащил тяжёлые вещи внутрь. Голубоглазый бежал через лес, не останавливаясь, огибая город и не выходя на нормальную улицу. У него не было особых причин это делать, только неясное чувство тревоги. Почему так всегда и получается? Приятные мальчики общаются с мудаками, ну просто смех какой-то. Клише века. Нарываться на конфликт школьник осознанно не стал; хватит того, что Достоевский попросил прощения. Фиг его знает, за свои слова недельной давности или за сегодняшнее, но попросил, так что идти по тропинке войны сейчас как минимум неразумно. Блондин остановился только у своего забора. Он упёрся руками в колени, тяжело дыша и стараясь восстановить дыхание. Коля — не спортсмен, такие неожиданные забеги для него тяжелы, но посильны. Слава кому-нибудь, что тело ещё способно выдержать такие нагрузки вопреки вечной голодовке. А вот как так получается — вопрос уже интересный. Пятнадцатилетний зашёл в свой двор и сразу же ощутил контраст в полной мере. Сад Гончаровых — ухоженный, вечнозелёный, в чём надо благодарить ели и прочих хвойных, на него приятно смотреть. Даже если просто идёшь мимо. С другой стороны — это подобие на сад. Заросший, с пожелтевшей землёй и без цветов, он выглядел пустынно. Этот вид нагонял даже большую тоску, чем местами покосившийся дом. — Коля, подожди, — светловолосый уже хотел пойти к дому, но его окликнули. Подросток удивлённо повернулся к визави, понимая, что тот всё время бежал следом. У фиолетовоглазого растрепались волосы, а лицо блестело от пота; он явно устал ещё сильнее, чем сам Гоголь. Но Фёдор быстро выпрямился, серьёзно оглядывая обиталище знакомого. Эта невозмутимость то ли поражает, то ли пугает. — Значит, вот здесь ты живёшь. — Чего это ты за мной увязался? — незаинтересованно спросил «хозяин дома» с целью просто осведомиться. — Не помню, чтобы приглашал тебя в гости. — Прости. То, что я сказал в нашу первую встречу было очень оскорбительно, — внезапно сказал Достоевский, абсолютно точно выглядя виноватым. От такого заявления «Клоун» выпал из реальности. — У тебя есть свои причины недолюбливать Ивана, и я это понимаю. Но я должен был так поступить. — Почему? — высокорослому такого ответа было мало. Либо он знает всё, либо они прощаются прямо на месте и больше никогда не заводят светские беседы. Потому что терпение уже заканчивалось. — Почему ты так заботишься о Гончарове? Он же невыносим. Из того, что я уже успел увидеть, могу с уверенностью заявить: он как собачка следует за тобой. Чудик. Брюнет не спешил отвечать на вопрос. Ветер развевал его волосы, закрывая лицо, мешаясь перед глазами. У Коли таких проблем не было; светлые патлы, заплетенные в тугую косу, если и разлетались, то за спиной и только отдельные пряди. — Потому что Иван — мой единственный друг, — худощавый тяжело вздохнул. Было видно, что эта тема даётся ему с трудом. Можно было подумать, что Достоевский заплачет, но, как можно было заметить, он вовсе не похож на эмоционального человека. Блондин будто бы впервые за месяц что-то понял. Это признание говорило о многом, первые кусочки пазла встали на свои места. Если Фёдор говорит правду, то у него не было выбора; обитатель церкви просто обязан был принять сторону своего друга, иначе существовал риск потерять сразу всё. Именно поэтому подросток не интересовался обстоятельствами инцидента и даже не пытался послушать Гоголя — он дорожил чёртовой дружбой. И всё же. И всё же голубоглазый идёт к входу в дом. Надежда на понимание в сердце брюнета постепенно тает, он опускает голову, несколько ошарашенно глядя на заросшую тропинку и сжимая руки в кулаки. Он впервые ошибся, анализируя человека? Он доверился не тому? Как так вышло? Его оппонент открывает дверь и переводит взгляд на фиолетовоглазого. Тот, кажется, отключился от реальности и не воспринимал решительно никаких знаков. Подросток вздыхает. — Федя, — окликает он визави, но от последнего нет ответа. Тогда он плюёт на это дело, быстро сокращает расстояние и берёт парня за худую руку. — Федя, аллё, Земля вызывает Юпитер, — снова зовёт «Клоун», но на сей раз заметно громче. Достоевский удивлённо поднимает глаза и, о боже, наконец-то демонстрирует эмоции. — Слава Богу, я уж думал, что ты откинуться решил. Давай, пошли, — книголюб, в очередной раз вздыхая, мягко ведёт собеседника ко входу. — Что? Куда? — Фёдор всё ещё не соображает, что само по себе странно. Он же вроде бы дофига умный, так чего загружается так медленно? — Куда, куда, — передразнивает хозяин участка; беззлобно и тихо. — Внутрь, гениальный мальчик, куда ж ещё. Ты же в гости пришёл, вернее прибежал, да? Оказавшись непосредственно на пороге двухэтажного строения, брюнет в полной мере ощутил социальное неравенство. Он никогда не был нигде, кроме церкви и дома Гончаровых, так что такая бедность, граничащая с нищетой, невероятно сильно шокировала. Да, в его доме тоже мало изысканных изделий и мебели, но еды всегда было предостаточно, все условия для существования присутствовали. Здесь же жизнь казалась невыносимой. Светловолосый закрыл за собой дверь и, остановившись чуть впереди оппонента, наблюдал за его реакцией. Здесь даже Пушкинская нога не ступала, а этот странный мальчик всего за второй день знакомства умудрился войти в такой вот домишко. Хотя его реакцию и сложно было предугадать, но ступор был ожидаемым. Одно плохо — Гоголь не успел убрать пивные бутылки. Холодные руки забрались под водолазку, остановившись ниже груди, а Коля от неожиданности вздрогнул. Он, смутившись, посмотрел на Фёдора, который, кажется, вообще не волновался по поводу происходящего. Будто бы всё это в порядке вещей, чёрт возьми. — Что. Ты. Делаешь? — обрывчато задал вопрос голубоглазый, отводя взгляд и поднимая руки в жесте а-ля «Сдаюсь». Достоевский в это время выглядел максимально невинно. Он реально не понимает, что вытворять такое как минимум странно? — Холодно же, чёрт тебя дери! — А, вот как. Прости, — обитатель церкви невозмутимо опускает руки и, не дав визави право говорить, продолжает рассказывать о своих наблюдениях. — Бутылки повсюду. Матери у тебя нет, — Гоголь хотел возмутиться, но ему вежливо заткнули рот рукой, — Что является не более чем чистым наблюдением, так что в запое отец. Свет, — брюнет щёлкнул переключателем туда-сюда, — Есть, но тусклый и, вероятнее всего, не во всех комнатах с целью сэкономить. Дом дряблый, грязный, окна в мелких трещинах, плюс состояние твоего тела, — только сейчас Коля понял, что его не просто облапали — изучили по выпирающим рёбрам, — И мы имеем отсутствие денег на еду. Какой напрашивается вывод? Долги. Что из этого я указал неверно? — Ничего, — парень удивлённо похлопал глазами, а затем помотал головой. Невероятно, этот смышлёный необычный мальчик узнал всю информацию про собеседника, находясь в его доме от силы пару минут. Насколько нужно быть внимательным и придирчивым к деталям, чтобы моментально сделать такие выводы? Да он даже Шерлока переиграл бы, если б дали шанс. Наверное.— Э… Ну так… Чай? Кофе? — У тебя нет кофе, к чему ты это спрашиваешь? — гость вздыхает, шагая за подростком на кухню. Он спокойно садится на обшарпанный диванчик, пока его спутник ставит на табуретку рюкзак и достаёт упаковку чёрного чая. Он вытаскивает один пакетик и кладёт его в чашку, параллельно зажигая огонь в печи и тем самым разогревая воду в чайнике. — Тебя бьёт отец? Слова звучат громким приговором. Гоголь замирает на месте и не двигается, округлившимися глазами глядя в столешницу и ошарашенно перебирая отговорки. Сейчас он готов проклинать догадливость Фёдора на чём свет стоит, но с другой стороны в этой ситуации есть непосредственно вина самого блондина. И сия факт печалит ещё больше. Но как Достоевский сделал такой вывод? Синяки и вообще все следы рукоприкладства он прячет под длинными рукавами, следов борьбы в доме не найти. Разве что под микроскопом. — С чего ты взял? — почитатель книг «ожил», начав наливать закипающую воду по кружкам. Заварку он переложил из одного сосуда в другой. Экономия. Подросток уже не пытался оправдываться, ему просто было интересно. — Факт того, что ты пытался жмуриться, когда я касался твоего тела руками, — фиолетовоглазый подпирает щеку рукой, просто констатируя факты, которые вскрывались в ходе его наблюдений. Невозмутимо, холодно и чётко. — Будто бы током пробивает, да? А ещё около твоей ноги протёрта дыра в ковре, — Коля сразу же посмотрел в заданном направлении. — Вот, что и требовалось доказать: никто о таком знать не должен. А ведь я соврал — там ничего нет, — голубоглазый возмущенно посмотрел на собеседника; тот слегка улыбнулся на это недовольное выражение лица. — А ещё разглядел синяк на твоей шее, когда ты бежал. Думал ты, наверное, что за волосами такое скроешь, да только не вышло. — Для простого святоши ты непростительно наблюдателен, — резко перебил школьник, пододвигая к своему гостю чай. Последний кивнул, мол, спасибо большое, и сделал большой глоток. Обезвоживание после забега, что ли. — Потому что я такой же, — только через минуту выдал брюнет. Он выглядел крайне серьёзным и, наверное, обсуждал эту тему впервые. Сейчас Фёдор казался загнанным в угол котёнком; печальным, но смирившимся со своей участью. В глазах, опущенных в стол, ясно отражалась грусть. — Мой отец с самого детства не давал мне права общаться с кем-то подозрительным. Единственная моя компания — Иван. Почему-то он так сильно привязан ко мне, что вечно называет господином. Это странно, но хоть что-то, — высокорослый кивнул, мол, реально странный тип. — За малейший промах следовало наказание, и, словно смеясь, мою способность — смерть от касания — он прозвал «Преступление и Наказание». Не знаю, что и почему, но есть в этом что-то ироничное. — Способность… — Коля устал стоять, поэтому сел на табуретку, предварительно скинув с неё рюкзак. Ну вот опять, сплошные одарённые. Кто бы мог подумать, что у сына священника будет такой кровавый дар. — А как она, собственно, работает? — Ты думаешь, что я экспериментировал? — на этот раз разозлился Достоевский. — Предположительно чем тяжелее грехи, тем мучительнее смерть. Но даже я не знаю истинную природу своего дарования. Представь, чего я натерпелся от отца, — говорящий прикрыл лицо руками. Было видно, что он впервые так откровенничает. Наверное здорово иметь слушающего собеседника. — Он просто покоя мне не даёт. И ты… — он убрал руки от лица. — Первый, с кем я смог познакомиться. Ты же помнишь ту отговорку, когда мы встретили моего папашу в церкви? Он был в бешенстве. Мне серьёзно попадёт, если он узнает. Воцарилось тягучее молчание. Гоголь, прокручивая в памяти первую встречу с темноволосым, вспоминал, что его родитель и правда вёл себя неправдоподобно. Странно, почему Коля раньше об этом не подумал? Всё ведь было настолько очевидно, что даже смешно. Теперь можно понять замкнутость фиолетовоглазого и эмоциональную отвлечённость. От воспоминаний о церкви стало дурно. — Кстати, я сказал, что у тебя нет матери, — вдруг сказал гость. Блондина прошибло током. Он посмотрел на визави с немой просьбой прекратить этот разговор, но тот заканчивать не желал. Напролом, да? — Вот опять. Когда я стал произносить молитву перед кануном ты тоже остановил меня. Твоя мама ушла из семьи, что тут такого? Просто смирись. Голубоглазый моментально подскочил с места, не сводя глаз с оппонента. Лицо горело от ярости, обиды и беспомощности. И снова Достоевский ляпнул, не подумав, и задел больную тему. Коля прикусил губу, сжимая руки в кулаки и упираясь в стол, теперь проклиная своё рождение всеми возможными и невозможными проклятиями. Затем делает глубокий вдох и, ощущая слёзы, стекающие по щекам, тихо произносит: — Моя мама не уходила из семьи.