Peccatum

Солнце только-только показалось над пышной кроной деревьев, освещая комнаты домов и заставляя маленькие лужицы блестеть; из-за него ручное зеркало, лежащее на письменном столе, отбрасывало так называемый «солнечный зайчик» на потолок. За этим дрожащим отражением света было интересно наблюдать, управлять — ещё интереснее. Вырисовывать на стенах разные узоры, направлять «зайчик» на лампочку, на дверь, а затем отставлять зеркальце в сторону и снова молча наблюдать. Тишина. Часы с батарейками, севшими ещё давным-давно, не тикали, только деревянный пол тихо скрипел, когда кто-то за дверью спускался на первый этаж. Это случалось не так часто, поэтому всеобщее молчание почти никто не нарушал. Странно, что ни одна птица не пела: утром хочется слышать их песни, а не наслаждаться тишиной. Впрочем, размышлять в такой обстановке намного проще. Конец марта выдался солнечным и неожиданно тёплым, большинство дорог высохло, и горожане перешли на весенние куртки с резиновыми сапогами. Набухли почки, постепенно зеленела трава, природа совсем ожила и вовсю готовилась к следующему сезону, уже готовясь удивлять жителей своей красотой. В школах закончилась третья четверть, наконец-то наступили долгожданные каникулы, школьники разом высыпали на улицу, заполнили кафешки и парк, на улице не осталось уединённых мест — повсюду, куда не пойди, с большой вероятностью можно услышать весёлые крики или одинокие шаги. Пожалуй, прогулки сейчас и правда чудесны: не слишком жарко и не слишком холодно, совсем немного осталось до кучи праздников, что означает приближение целого списка выходных, а там уж и конец учебного года, лето… Экзамены. Пожалуй, только это портит всё весеннее настроение. Парень аккуратно открыл старые пыльные окна в деревянной раме и впустил в комнату свежий воздух, жмурясь с непривычки. Немного холодно, но сойдёт. Всяко лучше, чем умирать от духоты. Гуляли все, кроме, пожалуй, него. Не хотелось как-то, если честно. Да, в шатании по городу есть свой шарм, но ведь гораздо веселее и полезнее сидеть дома и, скажем, играть в настолки — развивает логику, мелкую моторику или другие не менее важные качества; это зависит от выбора игры. Или можно читать книги. Их очень много, они все разные, на любой вкус и цвет: от драмы до романтики, от юмора до ужасов, многие из них поучительные. И это не говоря про пополнение своего личного словарика новыми словами. Если совсем нечем заняться — можно подтянуть знания по какому-то предмету, посмотреть документальный фильм, порисовать, да что угодно, вариантов миллион! Если сравнивать с прогулками, то сидеть дома намного продуктивнее, но, конечно, для крепкого здоровья необходим свежий воздух. Только вот думать об этом надо было раньше. Достоевский отходит от окна и с ногами забирается в кресло, осматривая комнату. Всё здесь пропитано уютом, а обстановка скорее походит на деревенскую, нежели на городскую, что, в общем-то, неудивительно. Пёстрый ковёр на стене, люстра со странным железным узором и с украшениями в виде лепестков из разноцветного стекла, старинный шкаф из какой-то светлой древесины со стеклянными дверцами, за которыми виднеются покрытые пылью книги, одноместная кровать с яркими простынями и большой квадратной подушкой. Конечно, брюнет никогда не видел своих бабушек и дедушек, возможно, их даже нет или живут они очень далеко, и знал, почему такую атмосферу автоматически приравнивают к старшему поколению только из рассказов Ивана, но даже он, человек без прошлого, человек, не имеющий никакого понятия о своих корнях и родословной, человек, который никогда не чувствовал себя уютно в каком-либо месте из-за простого наличия каких-то определённых предметов, прекрасно понимал, почему все обожают так называемую «деревенскую эстетику». Простая психология: место или предметы ассоциируются с близкими людьми, добавим сюда положительные эмоции и воспоминания, полные счастья и радости, ощущение свободы и капельку безопасности. Вуаля, адская смесь готова. Конечно, рассуждать об этом занимательно, если не учитывать, что нечто подобное происходит с тобой. Фиолетовоглазый находился в доме Гончаровых так рано не по случайному стечению обстоятельств: во-первых, его любезно пригласили в гости, пообещали накормить завтраком и угостить фирменным бабушкиным десертом, от чего отказаться нельзя. Во-вторых, длинноволосый звал друга в гости ещё на прошлой неделе, и, так как делать особо нечего, подросток согласился. И, в-третьих, отец настолько обеспокоился тем, что его ребёнок «слишком мало общается с другом детства, это к добру не приведёт», что попросил сына зайти к Ване и провести время с ним. Такая резкая забота со стороны родителя показалась Фёдору как минимум странной: смахивает на попытку всё контролировать, да только поздно пытаться. Подросток обнимает колени, глядя на то, как в комнату сквозь приоткрытую дверь заходит кошка, мяукая. Знал бы он язык животных — состоялся бы интересный разговор, но ни способностей к этому, ни навыков у него не было. Зато Достоевский мог молча наблюдать за четвероногим другом; та села в центре комнаты и уставилась в стену, словно видела что-то, чего не могли видеть люди. Существует мнение, что кошки способны видеть демонов и улавливать отрицательную энергетику. В такие штучки, напоминающие фильмы про ведьм и магов, брюнет не верил, так как предпочитал научную точку зрения, но послушать мистические истории не отказывался — слишком уж интересно. Люди могут верить в нескольких богов, в одного бога, в демонов и ангелов, в инопланетные расы. Они бывают суеверными, но могут и не верить в приметы. Существует так много позиций и мнений, очень интересно узнавать про них, но сам фиолетовоглазый не знал, во что он верит. Официальная религия — православие, но чисто по ощущениям он был скорее агностиком: не верил в Бога, но и не утверждал, что его нет. Все эти рассуждения, анализы и самопознание давались слишком тяжело, кипела голова, но одарённый и не спешил. Скрипнула дверь, и в комнату вошёл Гончаров. Он нёс в руках несколько небольших и ярких коробочек, поэтому закрывал, вернее, толкал дверь исключительно ногой. Эспер попытался рассмотреть названия на этикетках, но не успел; оставив ношу у входа, Иван окинул взглядом комнату, словно запоминая её в мельчайших подробностях. Достоевского такая внимательность к деталям восхищала, ведь он обращал внимание только на что-то важное, требующее изучения, а вот его друг замечал всё вокруг. Эта наблюдательность достойна восхищения. Сначала недавно пришедший парень заметил валяющуюся на полу кошку, которая довольно потягивалась, передними лапками стараясь задеть ногу Феди, затем — самого товарища, который улыбался, глядя на это действие, и только потом, порядком удивившись, открытое настежь окно. — Фёдор, вот скажи мне, ты больной?! — серебряноволосый моментально оказался у противоположной стены и перекрыл источник свежего воздуха. В комнате мгновенно стало теплее, а худощавый лишь поморщился, чувствуя, как по телу пробегает дрожь. Чёрт, он и не заметил, что всё же было холодно. — Объясни, зачем ты сидел на морозе, потому как я не вижу в этом никакого смысла. Если было слишком душно — открыл бы окно и вышел в коридор! А если ты простудишься? — светлоголубоглазый критично осмотрел чужой наряд. Тонкая матроска с чересчур длинными рукавами, в которой гость утопал, чёрные джинсы с подворотами — и до него мода дошла, значит? Или кто-то посоветовал ему одеться именно так? — и низкие чёрные носки. Подросток, стянув с кровати тёплый плед, кинул его в сына священника, наблюдая, как тот недовольно фыркает, словно ребёнок, и пытается выпутаться из внезапной «западни». — Укутывайся. Живо. — Я не хочу. — Живо, — вкрадчиво и совсем чуточку недовольно приказал повелитель земных пород и выжидающе перекрестил руки на груди. Федя понял, что спорить бесполезно: с недавних пор оппонент стал более напорист. Это неплохо, пока речь не доходит до самого Достоевского. Про увеличившуюся наглость брюнет предпочёл не вспоминать. Хотел бы он немного осадить белобрысого, но нельзя: эти перемены… Оно, наверное, к лучшему. Низкорослый, тяжело вздохнув от безысходности, послушно утеплился, грея ноги с неким удовольствием, которое он, конечно же, скрывал. Только после этого собеседник довольно улыбнулся. — Вот, совсем не сложно, верно же? Как тебе? — Уютно, спасибо, — приглушённо отвечает Достоевский, пряча нос под пледом. Визави несильно топает ногой, заставляя пол двигаться и тем самым принести коробки к Ване. Фиолетовоглазый заинтересованно смотрит на названия. — «Морской бой», «Монополия»… О, что это? — подросток аккуратно забирает из чужих рук игру с интересной упаковкой. Большие корабли, звёздное небо, галактики. Парень вертит настолку, детально её рассматривая, а длинноволосый довольно усмехается, наслаждаясь чужим интересом. — «Торговый флот», игра две тысячи третьего года выпуска, — он удобно устраивается на полу перед креслом и прислоняется к подлокотнику, украдкой поглядывая на гостя. — Тебе нравится? Было очень сложно её достать, знаешь ли. Брюнет коротко кивает, выражая своё согласие, и разворачивает игровое поле; его встречает расположившееся на тонком картоне звёздное небо. Здесь есть всё: от «Центральных миров» — группы больших планет в самом центре импровизированной карты — до маленьких и незначительных туманностей. Но больше всего Фёдора привлекал левый нижний угол, где находилась «Система Вечернего Бриза». Россыпь звёзд скрывалась за полупрозрачной вуалью красивого синевато-фиолетового оттенка, состоящей из облаков, а в самом центре разместились три небольшие планеты. То ли цветовая гамма приятная, успокаивающая, то ли чёткость изображения на высоте, то ли композиция занятная, без понятия, но именно эту точку одарённый облюбовал. А вот почему — совсем другой вопрос. Эта система — великолепное зрелище, жаль только, что ненастоящее. Иногда очень хочется путешествовать среди планет, видеть настоящие звёзды, ощутить невесомость, побыть полностью свободным от земных дел. Ведь это так интересно — изучать космос! Сколько всего интересного он в себе таит? Чего стоит одна их родная планета, а ведь их сотни, у каждой есть свой рельеф, своя история, свои особенности. К сожалению, обычные люди не могут вот так просто покинуть орбиту Земли. Нужно пройти специальную подготовку, обладать кучей необходимых качеств… Сплошная морока. Возможно, когда-нибудь всё это станет чуточку доступней. Достоевский обращает внимание на разнообразие фигур, макетов торговых космических кораблей, и на небольшую книжку с правилами. Последнюю он отдаёт оппоненту, молча предлагая прочитать инструкции. Тот откашливается и быстро просматривает самые верхние строчки, затем уже озвучивая. — Если коротко, эта игра про торговлю, галактический бизнес и войну. Количество игроков: от двух до четырёх. Мне, кстати, особенно нравится фраза «Точный расчёт — вот свойство, которым должен обладать будущий победитель игры», — парни одновременно хмыкают. Дальше Иван только цитирует текст.— В игре есть шесть типов кораблей: торговая шхуна, торговый галеон, выглядящий точь-в-точь как торговая шхуна, умноженная на два, полицейский корвет, пиратский бриг, навигационная станция и станция Галактической Астро Инспекции, — собеседник, кажется, не слушает: просто рассматривает модельки со всех сторон. Но это не так. Он слушает и прекрасно понимает каждое слово, но в мыслях он далеко-далеко. Каково это — быть на космической станции? Конечно, жутко неудобно, но, наверное, интересно? Смотришь себе через иллюминатор на Землю, не видишь людей. Только облака, континенты и бескрайний океан. Просыпаешься, а вид просто шикарный, лучше серых панелек с пыльными окнами. — Передвигаться от торговой зоне к другой торговой зоне можно через пути. Они бывают постоянно действующими и сезонной навигации, для последних и нужна станция, тип кораблей номер пять. По краям карты есть Боксы для ввода построенных кораблей, у каждого игрока по одному Боксу. Побеждает тот, кто первым соберёт двадцать очков дохода, их обозначают фишки-маркеры. Ты меня слушаешь? — Да. Звучит интересно, — подаёт голос худощавый, соскальзывает на пол и увлечённо раскладывает атрибуты игры перед собой, подбирая корабли и боксы по цвету. Фишки-маркеры он складывает в отдельную кучку, чтобы не потерять во время игры. Гончаров отмечает, что вкусы по поводу настолок у них сошлись: что может быть интереснее, чем представлять себя капитаном космических кораблей? Привычная, не меняющаяся из раза в раз «Монополия? Старый-добрый «Морской бой»? Знаем, видели. Всё это, конечно, более проработано, но заиграно до дыр. Нет новизны, нет загадки, нет азарта. Не хочется сесть и разобраться в правилах, ведь ход игры давным-давно известен. Другое дело «Торговый флот». Абсолютная новинка! Куча стратегий, масса вариантов игры, короткие, но увлекательные партии! Ну разве не идеально? — А что там с порядком ходов? И ты за каких играть будешь? — За зелёных, — сын священника кивает и, выбрав себе флот синего цвета, выставляет нужные корабли рядом с их планетами, идеально подходящими по цвету, а остальные складывает обратно в коробку, чтобы не мешали. Потребуется время, чтобы запомнить, как выглядит тот или иной тип транспорта, сколько все они стоят, сколько прибыли приносит каждый участок на карте… Да и система распределения дохода интересная, ведь площадь ограничена, а кораблей у игроков целая куча. Высокорослый всё ещё читает, но уже организационные моменты. — В начале игры следует выбрать одну, любую, фишку корабля и три фишки-маркера. Нужно решить, кто ходит первым… На «цу-е-фа»? — Ну давай, — эспер разминает плечи и подставляет кулак. Честно говоря, он ненавидит этот способ жеребьёвки, ведь угадать, какую фигуру выкинет оппонент, толком с ним не играя, очень сложно. Обычно в «камень-ножницы-бумага» Федя всегда проигрывал, ведь находился в полнейшем замешательстве. Парень не привык полагаться на вероятность, действовать по воле случая, он больше доверял фактам и своей наблюдательности, нежели переменчивым факторам. Но вот, смотрите, ему вновь приходится заниматься этим. Да и вообще, кто придумал всякие считалочки? Гораздо проще договориться. Хотя, наверное, кому-то нравится соревноваться за всё подряд. Кому-то, но точно не ему. — Первый кон — камень и бумага? — Ага, — согласно кивает светлоголубоглазый, тоже подставляя кулак. Для него такая процедура не была чем-то удручающим или раздражающим, даже наоборот. Все дворовые ребята давным-давно используют эту игру в самых разных целях, и это, пожалуй, самая обычная и простая вещь. К тому же неплохая разминка для мозгов. — Ну, погнали. Цу, е, фа! — оба одновременно показали знак бумаги. Здесь и нет других вариантов: камень в первом раунде никто и никогда не выбирал, так как с большой, просто огромной, долей вероятности противники выберут бумагу. — Ничья, продолжаем. Цу, е, фа! Выбрать что-то одно сложно. Для Достоевского столько вариантов развития событий — настоящая катастрофа. Что Гончаров выберет? Оставит бумагу, чтобы сбить с толку? Или прочтёт чужие мысли и выберет ножницы в самый последний момент? Или вообще пойдёт камнем? Слишком много вариаций ходов, слишком мало времени на размышления. Подростку ничего не оставалось, кроме как, понадеявшись на лучший для него исход, выбрать камень и помолиться. Ах да, отдельной молитвы для этой игры не было. Белобрысый, к несчастью для оппонента, оказался немного удачливее: в самый последний момент он решил выставить бумагу, поэтому вышел из «сражения» победителем. — Есть! — обыграть местного гения, вот так счастье. Хотя, по правде говоря, обвинять повелителя земли нельзя: если есть такая возможность, то почему бы ей не воспользоваться? Достоевский, наблюдающий за ликующим другом, лишь слабо улыбнулся. Если Ване весело, то проигрыш того стоил. Неприятно, конечно, но одно поражение брюнет уж как-нибудь переживёт. — Тогда я хожу первым. — Да, да, как скажешь, я не против, — пожал плечами Фёдор, переводя взгляд на карту. Это интересовало парня гораздо больше, нежели то, что он ходит вторым. Так даже интереснее: вырвать победу, находясь в невыгодном положении. — Сильно не расслабляйся, ты проиграешь мне каждую партию, — сказал фиолетовоглазый, с вызовом глядя на оппонента. Следующие слова он сказал чётко и громко, почти что угрожающе: — С огромным разрывом в очках. — Хо-хо, — присвистнул высокорослый, с удовольствием принимая вызов. В настольных играх он профи, победу просто так не отдаст, поддаваться не будет. Придётся постараться, чтобы обойти настоящего знатока. — Мечтать не вредно, Фёдор, — тот коротко усмехается, мол, «Вредно не мечтать, ага, знаю. Посмотрим, кто кого», демонстративно подкидывает вверх фишки-маркеры и окончательно втягивается в процесс. Кто бы знал, что ему всё это так понравится? — Ах да, порядок действий такой: движение, выведение новых кораблей, разбой, правосудие, доходы, строительство. Надеюсь, ты понял. Достоевский никогда не предупреждает просто так: как и предсказывалось, он выигрывал в каждой партии. Товарищ разрабатывал всё новые и новые стратегии, придумывал обходные пути, но так и не смог победить, ведь враг был умнее, сообразительнее и находчивее. На каждую хитрую уловку он отвечал неожиданными действиями, предугадывал чужие ходы наперёд и сводил шансы на победу к абсолютному нулю. Стало ясно: тёмноволосый всегда на шаг впереди. Но сдаваться парень не собирался — просто не в его стиле. Да и шансы на успех есть всегда, верно? Шёл последний раунд, игра длилась уже два часа, эспер порядком устал, а вот его худощавый противник лишь улыбался. Кажется, для него все эти тактики были только в радость. Что, усталость не берёт, да? Секрет прост: в играх, где нужен лишь холодный расчёт, Фёдор всегда блистал, ведь здесь не нужно полагаться на удачу или везение: сплошной анализ, выводы и ответные действия. Для кого-то это покажется более сложным, чем все простые игры, но не для него уж точно. Иван раздосадованно окинул взглядом свой немногочисленный флот; одно неверное решение, и оппонент уничтожит его торговый галеон — самый дорогой транспорт в коллекции. Парень медлит, обдумывая свой шаг, а затем переставляет транспорт в одну из туманностей, надеясь на то, что всё пойдёт по плану. Его ход завершён, теперь очередь фиолетовоглазого. Тот лишь секунду сидит неподвижно, обдумывая происходящее, а затем тянется к фигуркам, чтобы их переставить, но останавливается, когда слышит стук в дверь. — Ваня, Федя, — на пороге комнаты появляется бабушка Гончарова. Она добродушно улыбается, глядя на то, как ребята развлекаются, и не очень-то хочет мешать. Брюнет заинтересованно поднимает глаза, рассматривая пришедшую женщину с ног до головы. Простенькое платье светлого жёлтого оттенка, мягкие тапочки, седые волосы, собранные в косу — типичная бабушка, очень добрая и заботливая. — Я накрыла на стол, пойдёмте есть. — Минуточку, сейчас спустимся, — улыбается в ответ серебряноволосый и провожает родственницу взглядом. Как только дверь закрывается, он поворачивается к любителю книг с серьёзным лицом. В голосе есть доля угрозы, но собеседник успешно делает вид, что ему всё равно. — Вернёмся с кухни, и я тебе устрою разгром по всем фронтам. — Очень сомневаюсь, — насмешливо отвечает Достоевский и, поднимаясь с места, передвигает один из своих кораблей в «Центральные Миры», пропуская все вариации ходов, кроме сбора прибыли. Иван, до которого смысл таких движений дошёл слишком поздно, удивлённо ахнул, неосознанно выпрямляясь и снизу вверх глядя на победителя. Его обыграли в последней партии всего одним незначительным движением. — Я обрезал тебе доход и набрал 20 фишек. По правилам игры, я вновь одержал победу. — Чёрт, — подросток вовремя сдерживается, чтобы не заматериться: ох уж это негативное влияние, хорошо хоть за чертыхание средь бела дня не устроили целую лекцию. Гость направляется к лестнице, и высокорослый спешит за ним, ведь все эти завоевания настолько утомили, что хочется поскорее опробовать вкусной пищи. Стряпня бабушки Сони — лучшая вещь, которую вообще можно попробовать. Всё сбалансировано, ингредиенты отборные, всё сочетается. А ещё у неё лучшие борщи. Ммм, пальчики оближешь! — И как тебе удаётся? Врождённая наблюдательность, знаю, знаю… Это очень круто. — У человека настолько развитых навыков, полученных в самом начале жизни, попросту не бывает, — поправляет сын священника, аккуратно спускаясь по ступенькам вниз. В коридорах вкусно пахнет свежей выпечкой с ягодами. Кажется, вишня и земляника. — До такого уровня их можно только развить. Да и к чему эти разговоры? — подросток махнул рукой. Он не верит в талант. Предрасположенность — да, безусловно, бывает такое, но талант? Тяжело поверить, если честно. Да и не играет он никакой роли: усердие может запросто затмить любые врождённые качества, тогда зачем вообще делить людей на «талантливых» и «нет»? — И, раз уж мы об этом заговорили, ты и сам стал более наблюдательным, Ваня. Развивать эту тему дальше они не стали: каждый придерживается своей точки зрения, это нормально. Да и есть более интересные темы, которые можно обсудить. Например, как парни планируют провести апрель. Гончаров говорит, что они с родителями где-то в середине месяца планируют поехать в Москву на неделю-две — навестить родственников по маминой линии, отдохнуть и выполнить целый список дел. Фёдор отвечает, что здорово иметь возможность путешествовать, и что он бы сам с удовольствием отсюда уехал хотя бы на день, но возможности нет. Хотя, наверное, возможности всё же есть, но в ближайшие полгода нужно будет уладить некоторые моменты, от прописки до бытовых мелочей, так что времени на поездки попросту нет. Подростки входят на кухню и садятся за стол. Светлые обои с цветочным узором, кое-где затёртые так, что рисунка не видно, аккуратные короткие шторы розового цвета, светло-коричневые ящики с утварью и белоснежная скатерть — всё это создаёт уютную, располагающую к разговору атмосферу. Стул мягкий, на нём удобно сидеть, и Достоевский по привычке кладёт ноги на нижнюю перекладину. Парень тянется к цветам в вазе, чтобы потрогать, и с удивлением обнаруживает, что они настоящие. Лилии светлого розового оттенка, такие красивые, жаль, что почти не пахнут. — Почему не искусственные? — любопытствует местный гений, едва касаясь нежных лепестков. Иван, подперев щёку рукой, спокойно смотрит на собеседника, явно не видевшего такой роскоши раньше. Оно и понятно, его мать ненавидит цветы в любых их проявлениях — аллергия на пыльцу. Естественно худощавый будет восхищаться садами и простыми букетами. — Ну правда. Настоящие быстро вянут, их нужно выкидывать и тратиться на новые. Искусственные долговечны, купил один раз — и забыл. — А ещё они безопасны, не так ли? — светловолосый усмехается; лицо оппонента резко меняется, выражая полнейшее недоумение, и, боже мой, как же весело доводить его до такого состояния. В этом мире ещё есть вещи, способные впечатлить даже таких людей. — У них нет настоящих тычинок с пыльцой, а значит, они подходят аллергикам. Ты об этом подумал, не так ли? Ты вообще замечал, сколько в говоришь фраз, принадлежащих твоим родителям, а не себе самому? — в чужих глазах — полное смятение, поэтому шпала решает закруглить тему. — Зачем нужны искусственные, если есть настоящие? Да, дороже, но зато какие цвета, какой аромат! Поймут только истинные эстеты. Да, бабуль? — У вас очень странные разговоры, ребята, — женщина, стоящая у плиты, тихо посмеивается. В сковородке всё ещё шипит масло, и фиолетовоглазый, делая глоток молока из чашки с новогодним принтом, старается заглянуть за чужую спину, но у него это не получается. Вскоре еду всё же приносят к столу, и две тарелки оказываются прямо у друзей под носом. Обычная глазунья и куски мяса. — Налетайте. — А это… — Бекон, — сообщил длинноволосый, подцепляя край вилкой и наматывая на столовый прибор. — Жареное сало свинины. Знаю, что вы обычно такое не готовите и питаетесь абсолютно другим, но решил, что будет неплохо угостить тебя. В конце концов, нарушать родительские правила — весело, не так ли? Безусловно. Достоевский даже не пытался отнекиваться: было бы ложью сказать, что ему всё это не нравилось. Старая жизнь была очень скучной, полной морали и незнания мира вокруг себя. Так больше продолжаться не может. Нужно иметь своё мнение, нужно самостоятельно разбираться и делать собственные выводы. Иначе что это за жизнь? Заточение, не иначе. Одарённый ел с удовольствием. Еда и правда была великолепной, очень вкусной и сочной — такой он не пробовал никогда. Постоянно голодать вошло в привычку, объём съедаемой за один приём пищи сильно снизился по сравнению с детством, так что сейчас происходило что-то из ряда вон выходящее. И Гончаров, как самый давний друг, это понимал. Пожалуй, он единственный, кто полностью знал ситуацию и поддерживал все перемены, происходящие в их жизнях. — Есть ещё кое-что, что я хотел бы обсудить, — темноволосый отделил вилкой кусок жареного яйца. Выглядело довольно забавно, но Ваня не решился усмехнуться. Пусть себе спокойно ест. — Даже хорошо, что рядом с нами есть кто-то достаточно взрослый и опытный. Так будет проще проконсультироваться. Разговор получился коротким, но информативным. Нужно было продумать место и декорации, план и время. Понадобится много простой и цветной бумаги, ткань и краски — все расходы Фёдор взял на себя, пообещав, что всё будет в лучшем виде. Белобрысый взял на себя подготовку места и прочую организационную мелочь. Сначала он вообще не хотел соглашаться, мол, зачем всё это нужно, нельзя как-то обойтись без сложностей, если нет, то я пас, но его товарищ, демонстративно вздохнув, заявил, что «нет никакой помощи в этом доме, придётся разбираться самому», поэтому пришлось согласиться принять участие в таком масштабном проекте. Конечно, эспер сказал немного другую фразу, но смысл тот же. Времени на все приготовления оставалось мало, поэтому, по хорошему, приступать нужно было прямо с завтрашнего утра, но шанс на успех, имея всего-то две пары рук, был слишком мал. — Почему бы вам не позвать ещё кого-нибудь? — заметила Софья, поднимаясь с места и отходя к плите. На вопрос, хотят они чай или кофе, парни выбрали чай. А идея, кстати говоря, неплохая. Чем больше помощников — тем быстрее пройдёт подготовка. Только вот желающих не так уж и много. Низкорослый долго думает о том, кого бы втянуть в процесс, но никто на ум не приходит. Да и, будем честными, круг общения у одарённого довольно узкий — всего пара-тройка человек, да и то урывками. Одноклассников своих друзей просить не очень хочется. Знакомиться, объяснять, что да как, уговаривать… Так себе перспектива. — Пушкин, — Фёдор неожиданно щёлкает пальцами; идеальный вариант, как ни посмотри. Правда, знакомы они, пока что, так себе, но помочь он точно согласится — добрый паренёк. Знает толк в физике, наверняка хорош ещё в чём-нибудь, вполне себе решение проблемы. Поможет с декорациями. — Ты же брал его номер телефона, позвоним и попросим подсобить. Он не откажет, тебе уж точно. — А может без этого? — мнётся Гончаров. Сын священника высматривает в чужих глазах какую-то непонятную эмоцию и в который раз за день оказывается в тупике. Что-то знакомое, но всё ещё неизвестное. Где он мог это видеть? — Мы не так уж долго знакомы, чтобы предлагать ему присоединиться к затее… — это чувство чем-то похоже на застенчивость. Достоевский какое-то время молчит, пытаясь понять, на что он наткнулся, но выходит так себе. В чужом поведении он пытается найти ответы на свои вопросы, но неожиданно улавливает другую, очень хорошо знакомую эмоцию. Страх. Страх познакомиться? Сблизиться? Это имело бы смысл. Подросток вспоминает давнюю историю про одинокого мальчика, чьей прекрасной способностью пользовались другие дети из младшей школы. Про мальчика, что вечно ходил с синяками от побоев и был немного странноват. У него не было настоящих друзей, ведь все видели в нём лишь полезную вещь, материал для строительства, безделушку для ведения бизнеса. Строить роскошные замки из песка для девчонок, военные многоуровневые базы для дворовой шпаны, здания для огромной корпорации, когда станешь чуточку старше. Стоит тебе лишь представить строение, махнуть рукой — перед тобой возникнет новый дом или клуб. Останется лишь подредактировать его вид, вставить окна, и можно жить. Удобно, не так ли? Эксплуатировать простого ребёнка, отнять у него детство, лишить друзей из-за тупой выгоды. У мальчика не было друзей. Единственный, кому он смог доверить свои чувства, к кому он смог привязаться — непонятный странный сын служителей божьих, который не мог даже банально выражать свои эмоции. Он никогда не мог подарить столько же заботы и внимания, сколько уделялось ему. Был ли он хорошим другом? Нет. Был ли он достоин этой дружбы? Тоже нет. Но Иван всегда был на его стороне. — Он не такой же, как они, — прошептал любитель книг, серьёзно глядя на оппонента. С самого начала они не должны были общаться, ведь эспер даже не пытался быть понимающим или отзывчивым. Он попросту не мог. — Он не такой, каким был я, — но подросток вовремя опомнился. И слава богу. — Он другой, и мы оба прекрасно это знаем. Что плохого в том, чтобы обзавестись новым другом? Ты же не собираешься всё время торчать около меня, да? Белобрысый шумно выдыхает, утыкаясь лбом в стол. Сидит так где-то минуту, потом выпрямляется и смотрит в окно. Светло, красиво, солнечно. За забором тихо шелестит своей кроною лес, на сирени появляются первые зелёные лепесточки. Трава, до этого примятая слоем снега, выпрямлялась — она слишком высокая, надо бы сказать отцу скосить её. — Хорошо, я позвоню ему, — сдаётся подросток, невысоко поднимая руки в примирительном жесте. То-то же, давно пора. Фёдор улыбается своей очередной маленькой победе и прикрывает глаза, ожидая десерт с чаем. Вода в чайнике как раз закипает, и бабушка спешит снять его с плиты. — Но, просто чтоб ты знал, мне не доставляет неудобств общаться с тобой. Я рад, что мы общаемся, и если ты чувствуешь вину, то это твои проблемы, а не мои. Брюнет согласно кивает в духе «ну ладно, как скажешь», но Иван различает в этом движении ещё и другой смысл. «Я рад, что мы дружим», да? Как мило. Кто бы мог подумать, что некогда нелюдимый мальчик эволюционирует в человека, которому не всё равно на чужие эмоции. Рядом с парнями появляются тарелки с пирогом, а возле них — кружки с зелёным чаем из мелиссы и мяты. Худощавый, быстро рассмотрев начинку, понял, что полностью её угадал: это и правда вишня с земляникой. Только у теста ещё был сладкий ванильный привкус, что, в общем-то, ничуть не ухудшало выпечку, даже наоборот. Женщина вновь села рядом с гостем и внуком, глядя в окно. Кажется, ей тоже не терпится прогуляться по весенним улочкам с какой-нибудь соседкой Галочкой или Верочкой, да только все знакомые бабули сидят по домам и смотрят утренние передачи на Первом канале и России 1. Длинноволосый никогда не понимал, почему пожилые люди так сильно любят все эти программы, но ещё больше его смущали люди, смотрящие каждый эфир новостей от начала до конца. ну правда, что такого может произойти за пару часов? Или это круто — смотреть, что в мире произошла очередная катастрофа, Запад «загнивает», а Россия-матушка, как всегда, впереди планеты всей? Хорошо, что Софья не такая и смотрит исключительно Пятницу, а то жить бы в этом доме стало невозможно. Фиолетовоглазый, мирно сидевший на своём месте и не принимавший участия в разговоре между родственниками, посмотрел на часы. Время близилось к полудню. Вечером его ждал увлекательный урок с учителем по географии, но, если честно, подросток даже подумывал прогулять или симулировать боль в животе, лишь бы не участвовать в этом. Самый бесполезный для него урок и самый раздражающий учитель — адское сочетание. Карту всех материков юный гений выучил ещё давным-давно, звёздное небо тоже освоил, так что эти занятия — сплошная трата времени и скука полнейшая. — Возьмёшь кусочек пирога с собой? — спросила бабушка, поглядывая на гостя. Фёдор моментально вышел из своих размышлений. — Всё равно я собираюсь испечь другой, поэтому будет слишком много для нас, — отказаться не получится; по словам Вани, тут ни одна отговорка не сработает, слишком уж упрямая здесь хозяйка. Да и сам он угрожающе смотрит. Думает, наверное, что Достоевскому надо лучше питаться. — Да, конечно.

***

Серебряноволосый, накинув старую папину куртку на плечи, проводил оппонента до калитки. После завтрака-обеда они ещё некоторое время болтали в комнате Гончарова о всяких мелочах, о том, как им хочется встретить лето, сколько всего можно сделать в этом маленьком городе, о походах в лес и на озеро. Нужно будет спросить у здешней молодёжи, где они любят проводить свободное время, куда уезжают на летний отдых, какие места скрыты от глаз новых жителей, но невероятно красивы. Но для этого всего надо в первую очередь успешно сдать экзамены. У темноволосого в этом плане возникали некоторые проблемы: нужно согласовать с местной школой его участие в итоговой аттестации за девять лет обучения, побыстрее обновить паспорт и сделать ещё кучу других дел. Та ещё нервотрёпка, но всё пройдёт отлично, в этом никто не сомневался. — Куда собираешься после этого года? — напоследок задал вопрос повелитель твёрдых пород, валяясь на кровати. — Планирую подать документы в десятый класс вашей школы, — спокойно ответил брюнет, задумчиво глядя на потолок. Вряд ли это решение одобрят, но это не так уж и важно, ведь для себя он уже всё решил. Конечно, получить адекватное образование, сидя в четырёх стенах у себя дома, можно, ещё как, но важной составляющей жизни взрослого человека является и социализация, а у Фёдора она почти что нулевая. Нужно привыкать взаимодействовать с людьми, а не избегать их. — Уговорю родителей. Надеюсь, они не будут категорически против. Что плохого в школах? — Дурное влияние? — риторический вопрос. — Ах да, ещё наши знакомые могут оказаться с нами в одном классе, так как большинство подростков переезжают учиться в более крупные города, и параллель, соответственно, становится меньше. Будет забавно, если твой отец об этом узнает. Мы оба в курсе, чем это может закончиться. — Это не его ума дело, — вставляет любитель книг. — И то верно. И сейчас, стоя у калитки, Достоевский вновь прокручивал в голове этот разговор. Конечно, не от него зависят все решения, но он постарается склонить родителей на свою сторону. Да, возможно, будет тяжело, даже очень, но не пытаться вообще — не вариант. Иначе ему остаётся всю жизнь прожить в подобии рабства, прислушиваться к чужим желаниям, а не к своим собственным, исполнять чужие мечты и оправдывать чужие ожидания. А когда же начнётся его личный путь? Когда он сможет принимать решения самостоятельно, не опираясь на постороннее мнение, но прислушиваясь к нему? Когда он действительно станет свободным? Никогда? Об этом эспер думал очень часто: перед сном, утром, когда просыпался, иногда днём, в перерывах между делами, но ответа найти не мог. Он всё ещё многого не знает и не понимает. И собственная глупость поражает. Солнце палило только так. Улицы наконец-то ожили, люди вышли из уютных домов и квартир, чтобы насладиться тёплой весенней погодой. Каникулы, самое время для сумасшедших идей и отдыха, походов в пиццерии и нового сезона для велосипедистов. Нервы у школьников на пределе, хочется уже забыть про учёбу, но нет, нужно продержаться ещё чуть-чуть. Так забавно, что этих ощущений фиолетовоглазый тоже не понимает, а ведь это так обыденно для других. — Тебя точно не нужно провожать? — Нет, спасибо, — улыбаясь, отказывается Федя. Всё нормально, идти не так уж и далеко, только вот в гору, а значит трудно, но подросток уже привык. — Передавай тёте Авдотье и дяде Саше «привет» и мои наилучшие пожелания. — Мог бы подождать до вечера и самостоятельно им сказать, — усмехается Иван. — Ладно, в следующий раз. Заодно покажу тебе коллекцию кассет, — и, попрощавшись, закрывает калитку. Небо, что удивительно, ясное. Одарённый отмечает, что сегодня можно будет увидеть великолепный закат, да и звёздное небо точно не разочарует. Жалко, что нет телескопа, ведь последний, который был у худощавого, сломался, а новый нет возможности купить. Достоевский шёл вверх по улице, наблюдая за сидящими на скамейках бабушками и ребятнёй, играющей на детских площадках. Жизнь в маленьких, подобных этому, городах течёт неспешно, размеренно, и нужно много времени, чтобы привыкнуть к новой обстановке, но здесь настолько хорошо, что парень сразу ощущал себя «в своей тарелке». Возможно, это немного странно, но он будто бы чувствовал, что именно в этот момент должен быть здесь, иначе вся его последующая жизнь будет не такой, какой должна быть. Размышления Фёдор оставил на потом. Сейчас у него есть вполне ясная и чёткая цель, и он приложит все усилия, чтобы её достичь. Осталось только подключить Пушкина и начать продумывать детали, но для этого нужно поскорее вернуться домой, достать тетрадку на кольцах и записать все идеи. Всё должно быть идеально.