sic itur ad astra

      Это происходит в субботу, в полпятого вечера. Не то чтобы Чуя следит за временем каждую минуту, но... да, он следит. «Счастливые часов не наблюдают», — говорил когда-то русский классик, но в этом-то всё и дело — Чуя не счастлив.       Они ещё с полудня сидят за книгами и разговорами о космосе в квартире у Осаму, — несмотря на местами жуткий бардак, который Дазай ласково называл «техническим беспорядком», в ней было весьма уютно и очень тепло, — и Чуя, хоть и оглядывался на часы каждые тридцать минут, пропустил, как быстро стрелка часов опустилась с двенадцати дня до полпятого вечера. За их занятиями время всегда летит слишком быстро, это Чуя уже успел заметить. Признаться честно, Чуя об этом жалел, ему хотелось застыть с Дазаем высеченными скульптурами вот так, в полудне. — Жарко же, — говорит Дазай, замечая, как тот сдувает со лба влажные от пота пряди волос. — Сними кофту. И не забудь про закон Ома.       Задача по физике была тем ещё дерьмом, но как решать подобные задачи Дазай объяснил ему только вчера и сделал это более чем понятно даже для Чуи, поэтому сейчас Накахара решает задачу самостоятельно, и он не хочет его разочаровать и выглядеть полной бездарностью в его глазах. Чувство гордости трепыхает в груди. Из-за этого он слишком увлечён, но Дазай прав: в комнате действительно жарко. Чуя отвык от такого тепла. Он очнулся только тогда, когда уже скинул свою тёплую толстовку с плеч.       А потом до него доходит. Дазай замирает на месте с блестящим взглядом, и Чуя моментально натягивает кофту обратно на плечи. Он понимает, как это выглядит, и что можно подумать. Чёрные синяки на сгибах локтей могут остаться только от регулярной иглы. В бесконечной тишине Чуя слышит, как безумно стучит его сердце. — Не хочешь об этом поговорить?       Чуя сжимает пальцы в кулак. Поговорить, да? Ему хочется побиться головой об стол и начать злиться. Какого чёрта? Они не друзья. Осаму частично забудет о нём, когда Чуя хотя бы немного начнёт разбираться в точных науках и наловчится решать тесты и задачи. На кой чёрт им говорить? Зачем? И что? — Не о чем здесь говорить, — цедит Чуя сквозь зубы, не отрывая взгляда от исписанной тетрадной страницы. — Колешься?       Чуя вскидывает голову, и его взгляд насквозь пропитан обидой и яростью. — Ты идиот? Я, конечно, понимаю, что можно подумать, но спрашивать такое!.. Я болен, и мне всё равно, как это выглядит!       Взгляд Дазая звенит, он пустой; он не скалится и не хмурит брови, он не обвиняет и не винит. Он переживает. А Чуя чувствует, как сердце бешено стучит в груди и в голове, виски готовы лопнуть, а кровь — хлынуть сквозь отверстия. Ему нельзя много нервничать, нельзя, чтобы подскакивало давление. Кровь нашёптывает, что пора в могилу, в гнилую землю рядом с прогнившими костями матери. Первые алые капли падают на исписанный синими чернилами лист, и Чуя в панике зажимает нос ладонью и запрокидывает голову назад, пусть и знает, что так делать нельзя. — Блять... нет, — вырывается у него жалобным стоном, и Дазай подскакивает с кресла. — Эй-эй, Чуя, нет, — Осаму придерживает Чую за спину и голову. — Опусти голову, не глотай свою кровь. Это же ужасно.       Дазай неестественно усмехается, пытаясь пошутить и расслабиться, но всё, что занимает его голову — это истекающий кровью Чуя и его «я болен». Дазай не представляет, где у него в доме можно отыскать бинты или какую-нибудь ненужную тряпку, его голова распухает от перемешанных мыслей и волнения, и поэтому он просто стягивает свою футболку и аккуратно прижимает её к носу парня. — Что ты делаешь, идиот, ты не отстираешь её потом, — хнычет Чуя, пытаясь отодвинуть руку Дазая, держащего под его носом футболку, но Дазай полностью игнорирует его слова и, кажется, теряет терпение. — Сначала я подумал: «У него что, анорексия или, может, просто не хватает денег на еду, забывает поесть?», потому что ты вышел меня встречать таким голодным и больным. И сегодня, только, блять, сегодня ты говоришь мне, что болен. И раньше я не замечал такого, ты, конечно, и тогда был как заморыш, но сейчас ты весь синий и одни кости торчат. И сейчас ты беспокоишься о том, что я не отстираю свою футболку от крови? Какого чёрта, Чуя? Ты совсем придурок, что ли?       А Чуя молчит. Ему нечего сказать. Он злится, смущается, он почти плачет, у него кружится голова. Кровь тёплыми жидкими каплями часто-часто падает с кончика носа на подставленную футболку и впитывается в ткань. — Чем ты болеешь? И почему кровь не останавливается? — Дазай, судя по голосу, начинает паниковать. — Гемофилией, — едва слышно и разборчиво отвечает Чуя, зажимая нос пальцами. — У меня гемофилия. Кровь очень жидкая. Мне нужен лёд и перекись или, я не знаю, что-нибудь... — Да, да, я сейчас, держи это, — Чуя держит футболку, а Дазай уходит, но возвращается почти сразу же со льдом и бинтом в руках. — Я достал его из холодильника, и это просто пиздец, Чуя. — Я знаю, но всё нормально. Пойдёт.       Чуя заматывает лёд в футболку и прикладывает к переносице. Кусочком бинта, смоченным в перекиси, затыкает ноздрю. Голова болит, а на глаза давит. Чуя чувствует металлический привкус на языке и дёснах, и это плохо, это очень плохо. Но такое случается часто, если не сказать постоянно, и Чуя почти не паникует в отличие от Дазая, который в данный момент мерит комнату быстрыми, резкими шагами. Накахара видит такого Дазая впервые, и ему хочется улыбнуться, потому что, боже, он что, действительно так сильно беспокоится сейчас? Беспокоится о Чуе и его болезни? Он знает, что сейчас совсем неподходящий момент для радости, пусть и самой маленькой, потому что кровь утекает из его носа, утекает из его десен, и он не хочет, чтобы Дазай вызывал скорую.       Кровь вытекает совсем медленно, пусть и мучительно, словно наслаждаясь страхом Чуи. — Мне что-нибудь сделать? — спрашивает Дазай и нервно грызёт кольцо в губе.       Чуя только тихо говорит «нет», медленно и опасливо поднимает слезящиеся глаза на Дазая и шепчет совсем тихо, до слёз болезненно: — У тебя ещё и тату есть?       Дазай молчит обескураженно, опускает взгляд на свою голую грудь, а потом запрокидывает голову и смеётся.

***

      Дазай так любит указывать. «Перерешай здесь». «Не забудь про закон Ома». «Уходи с пар сейчас». «Читай Хокинга». «Опусти голову». «Оставайся сегодня у меня».       Чуя не из тех людей, которые будут действовать по чьему-то указанию, но Дазай и его голос — твёрдый, но спокойный — действуют как наркотик, обездвиживающий тело и весь организм Чуи (в том числе и кровь: она затыкается, стоит только Дазаю прийти и начать болтать про Эйнштейна, Хаббла или Хокинга). И все возражения Чуи превращаются в «где я буду спать?».       Чуя лежит на кровати — невероятно мягкой, он словно тонет в ней, — а Дазай лежит рядом на полу, на футоне. Не то чтобы Чуя был против — вообще нет. Дазай сам предложил, а Чуя не помнит, когда в последний раз спал на большой, мягкой кровати, а не на старом продавленном футоне. А ещё ему тепло. Чуя сегодня окончательно понял, что скрывать что-то от Дазая, в том числе холод и голод, просто бесполезно. Чуя ничего не говорил и даже не дрожал, но Осаму без слов накинул на него поверх одеяла ещё и плед. Кровь сегодня больше ни разу не потревожила, не закричала и не засмеялась, оставила только свой гнилой привкус во рту. — M83? — Спиральная галактика в Гидре. — А M45? — Плеяды.       Это удивительно.       На самом деле, Чуя любит читать как в спонтанное, абсолютно любое время, так и перед сном. От Дазая он этого никогда не скрывал. Дазай, любящий остро пошутить, мог бы подкинуть Чуе перед сном сборник сказок братьев Гримм, который Чуя однажды увидел у него на полке, но вместо этого он дал ему каталог Мессье.¹ И сейчас, замученный бессоницей и головной болью, Накахара решил поиграть с Осаму в «угадайку». Большинство всех объектов из каталога Дазай, как оказалось, знает наизусть. — M29? — Звёздное скопление в Лебеде. — M8? — Туманность Лагуна. — Точно! — говорит Чуя поражённо. Дазай тепло улыбается. — Как так-то? — Чуя, мне эту книжку в восьмом классе подарили. Естественно, за это время я проштудировал её от А до Я, а точнее, от m1 до m110. — M110? — Галактика в Андромеде. Моя любимая. — Офигеть!       Дазай приглушённо смеётся и говорит, улыбаясь: — Объектов во Вселенной гораздо больше, чем сто десять, и их я, конечно же, не знаю. — Но всё равно... Я бы запутался даже в ста десяти. — Конечно запутался бы, ты уже месяц учишь порядок планет в СС.²       Дазай опять издевается, это неправда, но Чуе нечем возразить. Он плохо разбирается в космосе. Есть только две вещи, которые находятся за пределами его воображения: космос и Дазай.       Чуя глубоко вздыхает и откладывает книгу на прикроватную тумбочку, но ночник не выключает — значит, спать ещё не собирается. Вздыхает снова. — Что такое? — осторожно спрашивает Дазай, следя за каждой реакцией Чуи. Ему на сегодня уже хватило потрясений. — Просто... — Чуя перебирает между пальцев одеяло, мнётся и тихо продолжает: — Как там гуппи? Я покормил её перед уходом, она немного ест, но она ещё никогда не оставалась одна надолго. И фиалки. Я забыл их полить сегодня. И там так холодно.       Чуя замолкает, и недолгая тишина разбивается от весёлого смеха Дазая. — Господи, а я-то думал!.. Какой ты чувствительный и добрый, Чуя. Никогда бы не подумал раньше, что ты вот такой!       И вот оно. Чуя недовольно сопит. «Раньше ты меня игнорил, поэтому ничего не замечал», — крутится у Чуи в голове, но он не скажет этого вслух. — Ну, чего ты? Обиделся, что ли? — Чуя хмыкает. — О, боже, ну, хочешь я отвезу тебя к твоей гуппи и фиалкам? Только потом приедем обратно. Дома у тебя пиздец как холодно. Отвезти?       «Но сейчас ты смотришь на меня и помогаешь не только с физикой». — Да.